Loe raamatut: «В объятьях с тенью»

«В этом городе воздуха столько – вобрать бы весь…»

 
В этом городе воздуха столько – вобрать бы весь,
Надышаться с лихвой, распахнуть грудь.
Ведь есть же ещё это утро, и день есть,
Значит есть свобода успеть что-нибудь.
 
 
Этот город дыханьем мостов предваряет ночь,
Мне б научиться так обнимать Небеса.
Боже, Ты дал всё, чтобы мне помочь,
А за что ропщу, то не взяла сама.
 
 
Этот город даже колодцы не роет вглубь,
Все они столпами окон уходят ввысь.
Мне назначена встреча в аллее печных труб
С самым важным на свете, имя ему Жизнь.
 

Добрые руки

 
Свет на конце иглы
В добрых руках поник.
В утку – шампур стрелы,
Зайца на воротник.
 
 
Если умчусь в печаль,
Следом за мной не мчись.
Дальнею будет даль,
Недостижимой – высь.
 
 
Следствием этих строк
Может быть, будет боль.
Добрые руки – рок,
Вздёрнутый надо мной.
 
 
Добрые руки – меч.
Добрые руки – взрыв.
В мрамор меня облечь
Будете так добры?
 

И. Б.

 
Сегодня я была у Вас в гостях, бродила
По вашим десяти, хотела Вам сказать:
Простите мне, моя нога ступила,
Где Ваша не могла ступать.
Там пустота (не Вы ли её пели),
Я побывала всеми из вещей:
Столом, шкафами, вырезанной дверью
(Пожалуй, самой странной из дверей),
Кроватью, что неловко будто…
И полками, вколоченными в след —
Печать от молодого Петербурга,
Не резавшего коммунальных клет.
Там тишина, какая есть не в каждом храме,
Кресты из облаков на потолке,
Там пустота. И полукруг оконной рамы,
Напоминающий о гробовом венке.
Там всё прозрачно, хорошо и настояще,
Там сокровенно, несмотря на сотни глаз.
И стол, и шкаф, давно там не стоящий, —
Там всё навечно отпевает Вас.
Джон Донн уснул, Иосиф Бродский тоже.
А мухи между рам, пока Вас нет,
Всё так же мрут, и у Земли всё то же:
Всё так же третья в очередь на свет.
Вы знаете, мне было так обидно,
Что стены невозможно взять в карман
И унести с собой, да, видно,
Память – это лучший чемодан.
Поклон за честность – краскам не сошедшим,
И хрусту половиц, и неглижу.
Где ищущий встречается с нашедшим,
Немного загостилась, ухожу.
Пойду в свинцовый город вхолостую
Бродить, искать каких-то новых слов.
Увы, но мёртвые поэты не диктуют
Собою не дописанных стихов…
 

Рождественское

 
Вечер волной накрывает день.
Белый снег золотят фонари.
Волосы серо-седых ветвей
Путаны, как мои.
 
 
Путаны лица моих тревог
И любовей, ушедших ко дну.
Слава Тебе, что во мне сберёг,
Господи, хоть одну.
 
 
Если бы город по небесам
Не лупил световым столбом,
Может, видна бы была звезда,
Та, что блестит о Нём.
 
 
В ретуши лет я гадаю вязь
Серебра на моём окне.
Может, проснётся душа, крестясь
В стуженом серебре.
 
 
Вечер волной накрывает день.
Снег золотят фонари.
В ёлке размашистой мчит олень
И возятся снегири.
 

Мало

 
Дышу от ноты до ноты
В придуманном мире.
Надо мной точно плачет Кто-то
Самый верный и самый сильный.
 
 
Дышу от слова до слова,
Мне истины мало,
Чтоб оплакивать тех, которых
Не существовало.
Мне мало быть просто частью,
Но и целым – мало.
Мне нужно выстрадать счастье,
Которого не бывало.
И боли мне мало тоже:
Из конца в начало!..
Бесконечности круга, Боже! —
Мне мало! Мне мало! Мало!
 
 
Дышу от звука до звука
В мире, где нету меры,
До последнего стука
Его сил и Его веры.