Loe raamatut: «Амур де труа. Сборник эротических рассказов»
Дизайнер обложки Марк Довлатов
© Марк Довлатов, 2020
© Марк Довлатов, дизайн обложки, 2020
ISBN 978-5-4483-3223-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Берегитесь своих желаний, они могут исполниться.
«Ну и что же тебе с этим делать? Ты ее хочешь до боли и никак не можешь убить в себе это желание. Ты продаешь желания другим, а со своим не можешь совладать. Ну куда же от этого деться! Помоги мне, Господи!» И Господь помог
Подвески королевы
Михаил в десятый раз проверил телефон – сообщений не было. На душе было смутно, какой-то червяк елозил внутри. Вчера они с Белкой были на дне рождения Тимки Лиходелова. И выпили немного, и вернулись не поздно. Че ж так паскудно, а. После застолья устроили, как водится, скачки – скакали долго и буйно, от души, потом подустали и завели старую рок-балладу – «Still Loving You» Scorpions. Его пригласила танцевать Дашка, Тимкина подружка, обняла за шею и прижалась к нему всем телом. Через ее плечо Михаил поймал взгляд Белки. Но я же не виноват, она сама. Да и не было ничего. Или было. В штанах-то у тебя точно было. Ну, в здоровом теле… что ж поделаешь. Возвращались они молча, и дома он сразу ушел на кухню, долго курил и сёрфил по инету в своем ноутбуке. Через час он улегся на диван, Белка лежала на правом боку, спиной к нему, и усиленно делала вид, что спит. Ночью он часто просыпался и искал ее рукой – она была рядом, это его успокаивало, и он опять проваливался в тревожный сон. Утром проснулся он поздно, Белка уже ушла на работу. Больше всего хотелось помыться, и он долго тер себя мочалкой под душем, менял горячую воду на холодную и обратно, но ощущение какой-то липкости не покинуло его. Кофе и сигарета не улучшили его состояние духа, и он отправил Белке смску. Придумать ничего не смог и написал просто «Как дела». Ответа не было до сих пор, вот уже час. Звонить не хотелось, она могла быть занята с больными, а неотвеченный вызов добавил бы ему дискомфорта в груди. Он пробовал смотреть телевизор: новости его только разозлили, юмор весь был дубово-дебильным, и даже музыкальные каналы совсем не радовали. Он выключил телевизор, пошел на кухню и опять закурил. В кармане джинсов завибрировала мобилка, он судорожно ее достал, чуть не выронил и с радостью увидел портрет улыбающейся Белки с анимацией вызова.
– Алло! Привет, Бельчонок! Как дела, – все еще с опаской спросил он трубку.
– Привет, Мишка! У нас тут такие дела!
Слава богу! У них – значит, не у нас. Может, пронесло.
– А что за дела? Умер кто?
– Да типун тебе на язык!
– А че тогда? Проверка Минздрава напала?
– Да нет! Не перебивай, дай сказать!
– Ну говори уже.
– У меня завотделением есть, Анна Сергевна, помнишь?
– Не помню. И что с ней. Хвост тебе накрутила?
– Да наоборот все! Представляешь, утром меня вызывает, и вижу, она вся какая-то… вздрюченная… нервная то есть, места себе не находит и все так на меня поглядывает, но не говорит ничего.
– А ты что.
– А я тогда ее и спрашиваю: Анна Сергевна, у Вас случилось что, на Вас лица нет.
– А она.
– А она так мнется, видно, что сомневается – говорить или нет.
– И долго она сомневалась?
– Ну не знаю, Мишка, я на часы не смотрела. Короче, потынялась она по кабинету из угла в угол и говорит: я думаю, Вы, Бэла, скромная, порядочная девушка…
– Это она про тебя?
– Ну конечно, про меня, Дуридом ты стоеросовый, там больше никого и не было!
– Ну а ты книксен сделала?
– Это еще что такое?
– Ну, реверанс.
– Мишка! Нет у меня времени совсем! А ты не даешь сказать!
– Да говори уже. Молчу.
– Ну вот она и рассказывает, что спешила сегодня на работу и забыла дома на столе телефон.
– Ну бывает – большое дело. И что с того?
– А то, что ей муж дозвонился на рабочий – он сегодня домой возвращается, из командировки, на день раньше.
– Ну и отлично – закинет ей телефон в больницу.
– Да ты не понимаешь ничего! У нее там – смски!
– У всех смски. Я тебе тоже сегодня писал.
– У всех – да не у всех! Ей вчера один… знакомый… такого понаписывал! А потом они вечером встречались. У нее. И он сегодня, наверно, опять понаписывал. А телефон на столе! А муж приходит…
– Понял. И случайно так глянул. Внутрь.
– Ну да!
– Так пусть съездит – заберет, и все дела. Муж же еще не приехал?
– Так в том-то и вся петрушка! Она ключи не может найти! А муж уже в обед дома будет!
– Не повезло твоей Манне Сигизмундовне.
– Да она Анна! Сергевна!
– Ну и ладно. Ты-то чего такая… взъерошенная.
– Да она ж моя начальница, Мишка! И женщина она хорошая. Надо ей помочь!
– Это как?
– Ну придумай что-нибудь! Срочно!
– Придумать? А где она живет?
– На площади Согласия, 17. Третий подъезд. Пятый этаж. 30-я квартира. Окна прямо на обелиск смотрят.
– Ого. Это на маршрутке почти час валандаться.
– Ну Мишутка! Ну сделай что-нибудь! Ну я прошу! Ты же все можешь! Когда захочешь.
– Дверь выломать?
– Не, ну это нельзя. Надо как-нибудь по-другому. Но времени совсем нет!
– Ладно, я попробую.
– Ну постарайся! Она ж моя начальница! Да и жалко ее.
– Ну хорошо, хорошо. Я позвоню.
– Я буду ждать! Но у тебя полчаса всего!
– А ты меня любишь?
– Ну конечно!
– Тогда все.
Тогда все хорошо. Но что же делать. Времени в обрез. Надо Тимке звонить. Он набрал номер Тимура.
– Привет, Тимка. Ты как? Встал уже?
– Привет, брат. Нормально. А ты?
– Да и я.
– А ты не хочешь пивчиком полирнуться?
– Погоди, Тимка. Мне нужно, чтоб ты мне помог. Срочно.
– А че там? Сам банку не можешь открыть?
– Да нет. Мне до площади Согласия надо минут за десять добраться.
– Нууу… это… сложновато будет.
– Да сам знаю! Надо очень!
– А зачем это?
– Да долго рассказывать! Заодно бы твоему коню копыта обновили. Поможешь?
– Да не вопрос. Надо, так надо. Выходи.
– Вот молоток! Бегу!
Михаил похлопал себя по карманам, почесал затылок, взял с собой швейцарский раскладной нож и побежал вниз. У подъезда он посмотрел на часы – было тридцать пять минут первого, он закурил и услышал мерный знакомый рокот – Тимур неделю назад купил «Harley-Davidson Low Rider». Он бросил сигарету, запрыгнул на заднее сиденье и ухватился за ремень на джинсах Тимки.
– Дуй!
Харлей рванул вперед так, будто кто-то нажал спусковой крючок, ветер засвистел в ушах Михаила, он ухватился за талию Тимура обеими руками. Слава богу, что еще не обед. Машин было мало, и Тимур умудрялся оставить красный свет у себя за спиной, проскакивая на желтый. Они минут за пять доехали до проспекта Мира – в конце его уже был виден обелиск Неизвестному солдату, установленный в центре площади Согласия. Еще и раньше доедем.
– Куда едем?
– Вот он, крайний дом. Заезжай во двор! Третий подъезд!
Тимур резко затормозил у третьего парадного, Михаила бросило вперед, он отстранился и спрыгнул с мотоцикла.
– Ну, ты, блин, ковбой, Тимка!
– Так зачем зверя брал! Зря, что ли.
Дом был пятиэтажный. Михаил заскочил в подъезд, ухватился за перила, придал себе ускорение и бросился наверх. На пятом этаже было две квартиры, 30-я была справа – металлическая дверь, отделанная под дерево, сверкнула блестящим дверным молотком. Позвонить надо на всяк случ. Никто не открыл, тогда он достал нож, раскрыл тонкое лезвие и вставил в замок – тот немного провернулся, но не поддался. Не поддался он напору и других лезвий. Черт, ну ясно же было, что не откроется, это ж тебе не хрущоба старая. Что ж его делать, блин. Надо с улицы посмотреть.
На улице он запрыгнул в седло.
– Давай вокруг дома.
– А че ты хочешь-то?
– Да в хату надо попасть, к телке одной. А дверь не открывается.
– Так пусть она тебе изнутри и откроет. А че за телка-то? Клёвая?
– Да это Белкина начальница. На работе она.
– А тебе какого хера там надо? Если ее там нет?
– Да мобилку она забыла. Муж щас вернется.
– И че? Звонить будет?
– Прочитает!
– А есть что?
– Да уж наверно есть, если мы с тобой сюда прискакали, как… два, блин, гребаных мушкетера на Росинанте! Стой уже!
Так, вот он, торец. Балкон. Ага, пожарная лестница. Далеко, сука. Да что ж делать. Надо лезть.
– Я полез.
– Мишка! Ты еба… лся, или только собираешься?!
– Только собираюсь. Поймаешь меня, если что.
– Да я тебе, в жопу, что – голкипер – ловить тебя!
– Надо, Тимка. Белка просила. Очень.
– Ну, так бы и сказал. Ты, это… береги там себя, брат. Ни пуха.
– Ладно. К черту.
Михаил подпрыгнул, ухватился за нижнюю перекладину лестницы, подтянулся и полез наверх. У пятого балкона он посмотрел на площадь, на обелиск, – до края балкона был примерно метр. Не дотянуться. Надо прыгать. Могила, если что, рядом. Он выдохнул, оттолкнулся и прыгнул, вытянув вперед руки, ухватился ладонями за перила балкона, ноги по инерции ушли дальше, в живот врезался выступающий ящик с цветами. Ух, ёпт! Давай, Майкл! Ррраз! Уф, все. Лежим пять секунд. Все, встаем. Ну твою ж маму! Ну конечно, дверь закрыта! Стекло бить нельзя. И назад теперь как?! Он поднял голову – балконная форточка была слегка приоткрыта. Ага, щас мы вас хакнем! Плечи пролезут? Пролезут. Поехали.
Михаил с трудом протиснулся в узкую форточку головой вперед, опустился, отпустил руки и нырнул, сделав кульбит. Он оказался на полу, на спине, в голове пульсировала боль. Он открыл глаза: над ним нависал край круглого стола, на котором стояла бутылка из-под шампанского и два пузатых хрустальных фужера по бокам. На что-то это мне похоже. Хрусталь фиолетовый. Чешский. Нехило. Он повертел головой: елочка дубового паркета была покрыта пушистым ковром, у стены стоял дубовый же буфет с немецкими сервизами «мадонна». И столовый, и чайно-кофейный. У другой стены – тумба с часами и хрустальной вазой: ярко-красные розы были еще свежи. Он с трудом встал, согнулся вперед до пола, подвигал руками, все цело, и посмотрел на стол: бронзовый канделябр с тремя оплывшими свечами, большая коробка конфет «ассорти», ваза с апельсинами и рядом – Samsung G925F Galaxy S6 Edge в чехле под черепаху с золотыми арабесками и двумя висюльками со стразами внизу. Вот она, королевская цяцька. 128 гигов. Кино можно записывать. Профессиональная оценка гаджета появилась в голове сама собой. Не у нас купила, я бы запомнил. Он взял смартфон – пароля на скринсейвере не было. Ого – 12 сообщений, 8 пропущенных вызовов. Есть там что-то наверно, чтобы понервничать. Он сунул телефон в карман и посмотрел на часы – 12:50. Обед скоро. Боже, это ж щас муж припрется! Без всякой мысли он схватил пустую бутылку и фужеры, вынес их на кухню и спрятал в шкафчик, вернулся в холл и повертел замок входной двери – тот пружинисто открылся. Слева от двери висело зеркало в золоченой раме, под ним на тумбочке лежала связка ключей. Да, чем-то была занята голова у нашей докторши сегодня. Или не головой она думала совсем. Он схватил ключи, спрятал в карман джинсов, вышел, захлопнул дверь – английский замок исправно щелкнул. Ну, все. Еще и покурить время есть. Он неспешно закурил, глубоко затянулся, замер, выдал в потолок череду колец из дыма и двинулся вниз. Голова была абсолютно пуста, левая рука достала Galaxy в черепаховом чехле, большой палец заходил по экрану. Так, video03—08-15—01, video03—08-15—02, video03—08-15—03. Вчерашние. Кино, значит. Про брудершафт. Ну-ну. Правая рука достала его собственный Samsung. Клик-клак, найти блютуз-устройства, соединить, передать. Хорошие машинки. Столько всего туда напихать можно.
Михаил вышел из подъезда и подошел к харлею.
– Ну че там, брат?
– Все путем. Поехали.
– Ну ты циркач! Садись. Куда теперь?
– Подкинь меня к больнице – отдать надо.
– А че там пишут? Читал?
– Да на хрен оно мне. Пусть себе тешатся, Бэкингемы. Я свое дело сделал. Поехали.
– Ладно. Держись.
Харлей рыкнул как голодный лев и рванул вперед. На повороте от дома они разминулись с подъезжающим такси. Михаил достал свой телефон и набрал номер Белки.
– Ну что?! Где ты? Уже час!
– Уже еду к тебе.
– Достал?!
– Для тебя – хоть луну с неба, Бельчонок. Но шею чуть не свернул.
– Ну ты у меня прям герой, Мишка! Спасибо! С меня бонус!
– Какой?
– Какой хочешь! Массаж тебе сделаю! Шеи.
– Не, Белка, этого мало.
– А что ты хочешь?
– Не меньше, чем ночь африканской страсти. С танцем живота. На балконе.
– Ладно! Будет тебе ночь живота! Побежала к Анне Сергевне! Целую!
– Куда?
– Туда!
Михаил выставил голову из-за плеча Тимура, подставил лицо ветру, не хотелось ни о чем думать, утренняя мряка в душе рассеялась, было легко и радостно. Хорошая она у тебя, а, Майкл. Хорошая. Не то слово. Самая лучшая. А готовит как! Котлеты с вермишелью. Горчицей так намажешь… А есть же как охота!
Мотоцикл заехал на стоянку перед райбольницей, Тимур заглушил мотор.
– Я твой должник, Тимка.
– Да уж – упаковка с тебя.
– Carlsberg?
– Пойдет.
Они хлопнули в воздухе ладонью об ладонь, Тимур подмигнул и уехал. Михаил поднялся по ступеням, миновал холл с регистратурой и на втором этаже зашел в сестринскую – Белка была одна. Она бросилась к нему, обняла за шею, поцеловала в губы и отстранилась.
– Привез?!
– Ну я же сказал. Даже ключи привез.
– Правда?! Ну пошли скорей! Анна Сергевна извелась вся!
– Да отдай сама. Я-то тебе зачем.
– Ну ты что! Пойдем! Ты ж ее спас! Пошли.
– Ну пошли. А то лучше бы мы с тобой тут…
– Ну Мииишка! Ну потом! Идем.
– Ладно. Идем.
Они вышли в коридор, дошли до кабинета с надписью «Заведующая терапевтическим отделением», Белка постучала, взяла Михаила под руку, и они вошли.
– Вот, Анна Сергевна. Миша мой. Он привез! И ключи нашел! Ваши.
Михаил почему-то ожидал увидеть круглолицую растрепанную тетку. Из-за стола поднялась плотная женщина лет сорока: длинные волосы цвета воронова крыла чуть вились, окаймляя овал лица, и густыми волнами спадали на белый халат, солнце из окна слегка просвечивало его, и было видно, что под ним ничего нет, кроме кружевного белья; вырез на груди был не треугольный, а полукруглый и почти наполовину открывал внушительный бюст – в ложбинку его опускался золотой крестик с темными, почти черными гранатами. Анна Сергеевна двинулась им навстречу, лицо ее было совершенно спокойно, ни следа тревоги не осталось на нем, в ушах мерно покачивались длинные серьги; темно-синими глазами она смотрела прямо на Михаила.
– Здравствуйте, Мишель. Вы мой спаситель сегодня. Но как Вам это удалось? Так быстро. Рассказывайте.
– Здравствуйте, Анна Сергеевна. Тимка на харлее подбросил. За десять минут всего. Потом лестница. Форточка на балконе была открыта. Ничего сложного. А ключи Вы на тумбочке забыли, у двери. А телефон – на столе. Держите. Вот и все кино.
Михаил оторвался от Белки, двинулся вперед, вынул из карманов телефон и ключи и протянул их Анне Сергеевне; она подняла вверх руки и обняла снизу своими ладонями его ладони и слегка сжала их, глядя ему в глаза.
– Я Вам так благодарна! Не всякий бы на такое пошел.
– Не стоит благодарности, мадам, – последнее слово взялось неизвестно откуда и само слетело с языка; он слегка наклонился вперед в подобии поклона, как будто хотел поцеловать женщине руку. Пряный шанельный запах от ее груди ударил ему в нос, крестик призывно поблескивал и указывал на расщелину, он не мог оторвать взгляд от роскошной плоти – она бесстыдно звала его и обещала райское наслаждение, притягивала к себе как магнит, размер пятый, что ли, или даже больше, – меня же Белка попросила. Я бы для нее и не такое сделал.
Женщина отпустила, наконец, ладони Михаила, оставив в своих телефон и ключи, двинула быстро большим пальцем по экрану, глянула и спрятала Galaxy в карман халата.
– Так Вы Бэлу Белкой называете?
– Ну да.
– Как мило. А меня бы Вы как назвали?
– Пантерой. Царя Соломона. Извините. Вырвалось. Нечаянно.
– Да ничего. А у Соломона была пантера?
– У Соломона была царица Савская.
– Интересный у Вас ход мыслей, юноша. Повезло Вам, Бэла, – хороший у Вас… друг.
– Дааа, он у меня такой хороший! Только ему нельзя это часто говорить!
– Вы говорите, Бэла, говорите. А то другие скажут.
– Хорошо, Анна Сергеевна! Так мы пойдем уже?
– Конечно, конечно. Спасибо Вам огромное еще раз, Михаил! Заходите, если что. Я у Вас в долгу. Может хворь какая приключится, не дай бог. У Вас ничего не болит, надеюсь?
– Нет, я здоров как конь. Шею вот только о подоконник ударил. Когда в форточку нырял.
– Да что Вы говорите! У меня дома? Это моя вина!
– Да пустяки, пройдет.
– Нет, я не могу этого допустить. Дайте, я посмотрю. Руками. Говорят, они у меня волшебные, – Анна Сергеевна улыбнулась и опять приблизилась к Михаилу, подняла руки и завела их ему за уши, прошлась пальцами по затылку, позвонкам и основанию шеи; грудь ее уперлась в его футболку как таран в ворота осажденного города, бедра коснулись джинсов, пуговица халата ткнулась в ширинку, ноздри его наполнились ее запахом, уши Михаила покраснели. Ну, блин, сиськи у тебя точно волшебные, MILFушечка ты Савская.
– Ничего страшного нет. Все на месте. Можно ему на ночь компресс поставить. Сможете, Бэла?
– Да уж я ему поставлю! Компресс! Куда надо! Не сомневайтесь! Я это умею!
– Ну и отлично. Заходите к нам, Миша. Буду рада Вас видеть.
– Ладно. До свиданья тогда. Пошли, Белка.
Они вернулись в сестринскую, Белка закрыла дверь и всем телом прижала к ней Михаила, правая рука ее скользнула вниз, нащупала ширинку и сжала изо всех сил.
– Ну ты что, Белка! Раздавишь к черту! Пусти!
– Я тебе щас пущу! Ты на какое это свиданье ее уже пригласил, подлец?!
– Ты что, сдурела?! Просто до свиданья сказал.
– Просто, говоришь?!
– Ну да.
– Да я видела, как она тебя щупала!
– Так она ж врач! Это ее работа! Пусти, больно!
– Работа?! А чего он у тебя торчит до сих пор?!
– Ну ты ж его… приласкала. Вот он и…
– Не ври мне! И вчера на Дашку торчал! Нет?!
– Белка, ну это у него работа такая! Я тут при чем?
– Ах ты, сукин кот! Работа у него! А мозги включить?
– Ну какие у него мозги, Белка? Нету.
– Так а я о чем?! Кобелино ты мухосранский!
– Ну Бельчонок, ну ты что, я ж только тебя люблю! Правда!
– Правда?!
– Ну что б я сдох!
– Ладно уж. Поживите еще пока. До следующего раза, – девушка отодвинулась, развернулась, дошла до диванчика, упала на него, подняла ногу на ногу и сложила руки на груди.
– Ну вот, наградила, называется. За подвиг.
– Я уже вас наградю! Вот приду домой, доберусь до сковородки – и награждю! По полной программе! Обоих!
– Ну Белка! Ну перестань.
– А мадам ты ее зачем назвал?!
– Не знаю. Вырвалось случайно. И ты так хочешь? Так ты ж не мадам – ты ма-де-му-а-зель. Буду так тебя звать.
– Ма? Му? Не, не хочу!
– Ну Бельчонок, ну не злись.
– Как это мне не злиться, если злость из меня так и бьет!
– Да я заметил, что бьет! А разобьет их, что ты потом будешь делать? Яичницу-болтанку? Омлет?
– Ну ты болтун такой у меня, Мишка!
– Какой такой.
– Любимый. Иди сюда. Посидим. Да не трогай меня! Просто обними. Нууу… не подлизывайся!
– Ладно. Не буду.
– Нет уж! Давай подлизывайся дальше! Я еще не совсем добрая.
Михаил обнял девушку за плечи, погладил носом по шее, куснул за мочку уха и двинул руку по ее бедру вверх, под халат.
– Ну Мишка! Хватит уже! А то Анна Сергевна заглянет, а мы тут…
– Да она поймет.
– Да уж, поймет. Кто бы сомневался! Стыдно же!
– Давай дверь закроем.
– Не, Мишка, ну нельзя. Я ж на работе.
– Ладно. Пойду тогда. До свиданья.
– Ну я тебе дам щас свиданье! Палучишь!
– Ну не злись, маленькая.
– Да я и не злюсь уже.
– Ты же знаешь, что мы только тебя любим.
– И он?
– И он. Точно тебе говорю.
– Точно?
– Стопудово.
– Ну идите тогда сюда, к двери. Быстренько. Пока нет никого.
Михаил встал, подошел к двери и прислонился к ней спиной.
– А ключ?
– Да я не буду ничего делать, губу не раскатывай. Поцелую его просто. Разочек. Хочешь?
– Ну я так хочу, Белка, что лопну сейчас! Ну давай. Ох и классно ты это делаешь! Еще. Еще немножко…
– Неет уж! Хватит с вас!
– Ну Белка!
– Сказала – нет! Идите домой, вы наказаны. И еды купите. Я вечером буду голодная.
– Да я и сейчас уже… съел бы тебя всю!
– А ты помучайся! От голода. До вечера.
– Ну вот, так всегда. Придешь домой и найдешь наш хладный труп. Два.
– Ничего! Я вас быстренько реанимирую! У меня это в прошлом семестре было! Я на пятерку сдала!
– Ну ладно. Дай губы. Мы ушли.
– Мишка! Это попа, а не губы! Пусти! Идите уже!
– Пока, Бельчонок.
– Пока.
Михаил спустился по ступенькам больницы, на ходу закурил и со вздохом выдохнул дым. Ну все. Пронесло. Почти. Отделался легким испугом. С угрозой членовредительства.
В маршрутке он достал телефон, воткнул в уши наушники и нашел старый французский сборник «Paris, Mon Amour». Вышел он на одну остановку раньше, зашел в универсам, нагреб в тележку разных фруктов, какие попались под руку, водрузил сверху ананас, взял самую большую коробку «ассорти» Липецкой кондитерской фабрики и торт с толстым слоем белого крема сверху. Гадко во рту как. Сладкого чего-то хочется. Дольче вита. Дома на кухне он разложил все по полочкам в холодильнике, покурил и решил сходить в душ. Устали мы что-то с тобой, Майкл, от этих приключений. Надо отдохнуть.
К пяти часам Михаил нагрел чайник, разложил фрукты на блюде, достал конфеты и поставил торт в центр стола. Белка пришла в полшестого.
– Прости меня, Бельчонок.
– За что опять?!
– Такая я скотина.
– Да я сама знаю! Говори уже!
– Лень напала ужасная и усталость. Будто я три дня на лошади скакал без остановок. Провалялся на диване – ничего на ужин не приготовил. Может, чаю попьем?
– А батон есть?
– Был, кажется. И масло есть.
– Ну и ладно. Я-то думала. Попьем чаю. С вареньем. Потом кино посмотрим. Наливай пока – я руки вымою.
– Ну давай. Я на кухне.
Михаил разлил чай по кружкам.
– Мииишка!
– Что, Бельчонок?
– Ну какой ты у меня хороший! Подлец, правда. Но хороший.
– Хочешь сладкого?
– Конечно! Как ты догадался? Наедимся щас!
– Ну садись, маленькая. Я тебя буду кормить.
Они валялись на диване и смотрели телевизор. Белка матляла туда-сюда ногами, согнутыми в коленях, и сквозь этот маятник Михаил смотрел древний французский фильм, который видел уже сто раз. Жерар Баррэ прыгал в повозку с сеном с высоченной стены, дрался на шпагах с гвардейцами кардинала, а Милен Демонжо пыталась его то соблазнить, то убить. Анна Австрийская была высокомерно хороша, Ришелье – умен и коварен, а четверо друзей дружно пили в трактире анжуйское, бургундское, шампанское и ели мясо, разрезая его кинжалами, потом опять скакали на лошадях, отстреливались от погони – впереди у них был Париж, Лувр и их королева.
– Красиво они там жили, а, Мишка, скажи.
– Красиво.
– А она красивая?
– Милен Демонжо? Конечно. Роскошная женщина. Глаза какие.
– Не морочь голову, Мишка. Я не про нее говорю.
– А про кого?
– Про Анну Сергевну.
– Та ты что – тетка толстая. Я думал, ты про Миледи.
– Ну не ври мне, Мишка. Я же видела, как ты на нее смотрел. В вырез халата.
– Нууу… сочная женщина.
– А ты бы ее… ты бы с ней… хотел бы? Признайся.
– Да ты что! Никада!
– Вот брихун ты, Мишка! А ну говори правду, а то откручу сейчас! К чертовой матери!
– Ну Белка! Ну сильно очень! Больно!
– Говори! Правду! Я всегда чувствую, когда ты врешь!
– Да когда это я тебе врал?!
– Вот и говори! Быстро!
– Нууу…
– Ну давай!
– Не буду.
– Ну Мишка, ну давай. Не буду откручивать, говори. Мне интересно просто.
– Нууу… я бы ей руку под халат засунул. Ради интереса просто.
Белка вскочила, оседлала Михаила, вцепилась ему в горло и сжала пальцы – он выпучил глаза.
– Ах ты подлец дуридомский! Я так и знала!
– Пееелка! Атпусти! Сатушишь!
– И задушу тебя! Скотина кобелинская!
– Белка… умираю… Все… умер… прощай.
– Да тебя не добьешь еще!
– Ну чего ты, в самом деле! Сама же спросила. Правду.
– Дурак ты какой, Мишка!
– Ну я пошутил, Бельчонок! Пусти.
– Ей же лет сорок уже! Она же меня вдвое старше!
– Ну и что. И тебе будет когда-нибудь. Лет сорок.
– Точно. И ты думаешь, мы еще будем этим заниматься?
– А почему нет.
– Я как-то не подумала. А она этим занимается, как ты думаешь.
– Думаю, да.
– Как мы?
– В смысле?
– Нууу… со всякими такими штучками-дрючками. Или просто под одеялом.
– Не знаю. У каждого свое кино. Кино они, кстати, вчера записывали.
– Какое кино?! Откуда ты знаешь?! А ну говори!
Вот, блин, опять попал. Ну что за день.
– Ну понимаешь… я когда выходил… от нее… с телефоном…
– Так ты смотрел!!!
– Ну что ты, Бельчонок! Как можно! Это же неприлично!
– А откуда же ты знаешь – про кино?! Если не смотрел? Быстро говори! А то я из тебя всю душу вытрясу!
– Да я просто хотел попробовать, как ее шестерка с моей пятеркой законтачит. По блютузу.
– Ах, ее шестерка!!! И как – законтачила?! С пятеркой?
– На раз. Чик – и готово.
– И что?!
– Ну и ничего. Просто видел, что у нее три видеофайла со вчерашними датами.
– И не смотрел?! Не ври мне!
– Да клянусь! Щас удалю, и все.
– Как это – удалишь? Откуда?
– Из своей пятерки.
– Так ты скачал?! Ее видео?! И молчишь?!
– Да я и забыл совсем.
– Вот брихун! Ночью на кухне смотреть собрался!
– Да никуда я не собрался! Вот при тебе и удалю.
– Давай! Чтоб я видела.
– Да пожалуйста. Вот они. Помечаем. «Удалить».
– Стой!
– Ну что еще?
– Мишка.
– Что.
– Ты точно не смотрел?
– Ну сказал же. Клянусь. Здоровьем. Твоим. Если вру – можешь его… никогда больше не… Можешь даже открутить. Все.
– Ладно. Верю.
– Ну, слава богу!
– А признайся.
– Ну что еще?
– А хотел посмотреть?
– Бельчонок, да я и забыл про них. Думал, чего бы тебе сладкого купить.
– Ну ты и подлиза, Мишка!
– Ну тебе ж понравилось?
– Вкуснотища!
– Так что – стираем?
– Ну погоди.
– Чего годить-то? Если не смотреть?
– Мне… посмотреть хочется. Одним глазком только. Что там в сорок лет еще бывает. Надо ж силы рассчитать. На двадцать лет вперед. Вдруг не хватит.
– Ну так давай посмотрим.
– Ты что! Стыдно! Нельзя так. Как я потом на нее смотреть на работе буду!
– Да ерунда. Может, там и нет ничего такого.
– А если есть? Если они это самое делают.
– Ну, представишь, что это просто порноролик. Из инета.
– Ты думаешь?
– Ну да.
– Так что делать?
– Да давай глянем да и сотрем. По-быстрому.
– Глянем?! Это ты будешь смотреть, как мою начальницу… голую… тарабанят… а она своими сиськами трясет… которыми к тебе прижималась?! Да я тебя лучше сразу убью!
– Ну что ты, Бельчонок! Ты же сама меня попросила. Ей помочь. А потом сама меня к ней привела. Кто она мне. Так, Моника Беллуччи районного масштаба.
– Правда?!
– Ну конечно! Так что? Глянем да и забудем.
– А если совесть потом заест?
– Так мы ее накормим. Тортиком.
– Вот за что я тебя люблю – никогда за словом в карман не лезешь.
– Не, Белка. В карман – это ты лучше залезь. Двумя руками.
– Палучите вы у меня! Оба! Ладно. Давай по-быстрому. Включай.
Михаил взял свой телефон и хотел включить воспроизведение, но передумал – открыл проводник и по сети бросил файлы на жесткий диск медиаплеера, взял пульт и нажал «Play». На сорока двух дюймах возникла комната, в которой он сегодня был – верхний свет не горел, свечи на столе извивались пламенем язычков, будто хотели получше рассмотреть, что делается у стола. У стола стояла на коленях женщина, одетая только в ожерелье из стразов: пламя свечей преломлялось в них и превращалось в яркие блики на ее смуглой коже; она легонько улыбалась и поддерживала ладонями роскошные груди, слегка покачивая ими и подбрасывая вверх.
– Мишка! Да это же Анна Сергевна! Голая вся! Ужас какой!
– А ты кого хотела увидеть – Анну Австрийскую? В горностаевой мантии и короне?
– Ну как же она так может?! На весь экран! Свои сиськи!
– Да их можно и еще увеличить. Вот. Подвески у нее – что надо! В 3D бы снять – сюда бы достали.
– Вот дурак! Выключи!
– Ладно. Стираем уже?
– Погоди. А чего это она на коленях стоит?
– Молится, может, а? Свечи. Часовня. Щас кардинал придет. Давай посмотрим?
– Ну давай. Только ты не увеличивай!
Слева в кадре появилось мужское достоинство оператора, женщина придвинулась, взяла его правой рукой и похлопала им по своей щеке, потом высунула язык и подняла глаза вверх; язык змеиным жалом походил вокруг головки, ужалил ее и спрятался; за дело взялись губы, потом зубы и опять губы.
– Боже, Мишка! Что она делает!!!
– А что? Ты разве так не делала?
– Так она ж солидная женщина! Завотделением! Райбольницы!
– И что?
– Так ее ж в кино снимают! А она сосет как…
– Белка. Их же только двое. И они делают, что хотят. Что им приятно. Что нравится. Это нормально. Разве нет?
– Ну да, наверно. Я прям не знаю, Мишка, что и думать.
– А ты и не думай. Ты вон мокрая уже. От мыслей.
– Ну не трогай! А то не досмотрю! Как ты думаешь – они в лошадки тоже там играют, как мы?
– Во втором файле, может.
Камера смартфона дрожала в отставленной вбок руке: груди женщины колыхались, спина блестела и опускалась вниз, соски терлись о ворс ковра, пальцы левой руки раскрывали губы; камера перемещалась по спине вниз, открывая взору две круглые упругие подушки гарема, на которые хотелось прилечь и забыться сладким сном. Ну давай, Люмьер, влупи ей ладошкой хорошенько!
– Мишка! Да у нее же видно все! Вот бесстыдница! Ну никогда б не подумала!
– Ну Белка, она же доктор. Просто анатомия. Женская.
– Да это не анатомия, а голая задница! Я хоть медсестра, а ты и не доктор даже! Не смотри! Закрой глаза!
– Так я же сегодня в больнице был – я пациент, она доктор, ты – медсестра: амур де труа, да и только!
– Это еще что такое?!
Господи, Майкл, ну когда ты уже засунешь свой язык в…
– Это такой технический термин, Бельчонок.
– А что он означает?
– Он означается, что я соскучился по твоей попке.
– Ну не ври, брихун ты такой! И убери руку оттуда! Еще третий файл!
В третьем файле телефон держала женщина, камера была направлена сквозь расщелину в холмах грудей вниз: бедра ее были широко расставлены, между ними двигалась макушка партнера.
– Мишка! Да она не стриженная даже! И сама себя снимает!
– И зачем это красоту стричь? Ты вот тоже пушистая. Белка.
– Ну не говори так! Развратники вы оба!
На экране телевизора прямо в камеру поднялся мужской корпус, пристроил свою главную часть меж грудей, сжал их по бокам и задвигал ею; это плавное движение перешло в резкие толчки и закончилось в опаловой лужице на смуглой коже – экран потух.
– Боже… я думала… это только мы с тобой… такие…
– Ты разочарована?
– Я обалдела совсем, Мишка. От такого.
– Ты разве раньше такого не видела? В кино?
– Так то ж актеры! В Америке! А это Анна Сергевна! Тут!
– Так и ты тоже тут, Бельчонок. Расслабься. Все нормально.
– Да как я могу расслабиться, Дуридом ты совсем!
– Ну давай я.
– Так же?
– Если хочешь.
– Не, ну конечно хочу. Будто ты не знаешь. Теперь даже и не так стыдно будет.
– Ну вот, хоть какая польза.
– Ну конечно, хоть какая! А чего это он у тебя опять торчит, как водонапорная башня?
– Первого файла хочет, Бельчонок.
– С ней?!
– Вот ты дурында какая у меня! Давай уже поработай – с обеда ждем!
Tasuta katkend on lõppenud.
