Loe raamatut: «Он принадлежит моей мертвой дочери»
***
Вынырнув из метро, Настя сразу увидела арку во двор, про которую писала помощник главного редактора в длинном, явно не по шаблону, а лично для неё составленном письме, где приглашала на собеседование, особо напирая на необходимость прийти вовремя – то есть не раньше и не позже назначенного срока.
Однако Настя так нервничала, что вышла заранее, поэтому обнаружив нужную дверь в полуподвальное помещение, на которой висела табличка с названием редакции журнала «Редакция», ещё полчаса простояла на улице под мелким, но колючем, злым мартовским снегом.
И лишь за тридцать секунд до назначенного времени она робко нажала на кнопку звонка.
Дверь ей открыла женщина средних лет в черном спортивном костюме с капюшоном. Достаточно полная для чересчур короткой стрижки, делавшей её похожей на мужика-борца.
– На собеседование? – смерила она Настю недружелюбным взглядом и, не дожидаясь ответа, кивнула. – Проходи, – с ходу перейдя на «ты».
Спускаясь в полутьме, Настя насчитала семь ступенек, которые привели её в начало длинного коридора, куда свет падал через открытые настежь двери просторного кабинета с длинным деревянным столом, по обе стороны которого стояли стулья, а во главе – большое коричневое кожаное кресло с высокой спинкой. Нечто в средневековом стиле.
Больше ничего Настя углядеть не успела – её увлекла за собой спортивная женщина, которая недовольно на неё зыркнула, обнаружив, что Настя замешкалась, чтобы осмотреть кабинет.
Вторая дверь по левую сторону коридора была закрыта. На стенах в рамках висели дипломы, грамоты и благодарности, но Настя не успела прочитать, что на них написано, предположив, что это стена почёта журнала и его главного редактора, с которым Настин мастер посоветовал быть поделикатнее.
– Маргарита – женщина старой закалки: суровая, властная, настоящий профессионал. Только не болтай лишнего. Она этого не любит.
Настя, понимая, как сложно без связей устроиться на работу в настоящее печатное издание, клятвенно заверила, что будет держать рот на замке. И ничего, что в штате по специальности для неё пока нет места, и собеседоваться она идёт на должность «хозяйки офиса». Или попросту кухарки.
– Тут же главное что? – спросил её мастер и сам тут же ответил. – Тут главное зацепиться. Я сказал Маргарите, что ты неплохо пишешь. Однажды тебе представится возможность показать свои работы. А дальше все только от тебя будет зависеть.
И Настя, не раздумывая, согласилась. Она не сомневалась, что как только главная увидит её публикации, сразу же решит использовать на более квалифицированной работе. А кухня, это временно.
Кухня, которой закончился коридор, оказалась просторной и светлой, но запахами и обстановкой напоминала столовую. Стоял дух щей и сосисок. Её не украшали цветы, весёлые шторы или игривые передники на крючках. Недорогой кухонный гарнитур, чистая, но далеко не новая посуда и утварь. Ничего лишнего. Странно, для богатой редакции в центре Москвы. Редакции, которая владела весьма обеспеченная и знаменитая в городе семья.
За столом обедали трое: мужчина в чёрном свитере и джинсах, мрачная неулыбчивая девушка в брючном костюме, пожилая дама в шали. Встретившая Настю женщина-боец, не предложив Насте присесть, заняла свое место за столом и молча доела суп из белой глубокой тарелки, затем положила мокрую грязную ложку на стол и вопросительно посмотрела на остальных.
Мрачная девушка бросила на Настю быстрый недовольный взгляд и пожала плечами.
– Не понравится она Маргарите, – и обратилась к Насте, точно та предыдущих слов слышать никак не могла. – Я же просила вас одеться в тёмное.
Настя оглядела себя: на ней была серая юбка и темно-синяя блузка, поверх которой её единственная осенняя куртка жёлтого цвета. Раздеться в прихожей ей так же не предложили.
– Это самое тёмное, что у меня есть.
– Что ж, я предупредила. Пойдемте. Маргарита вас ждет.
Она встала из-за стола и кивком головы велела Насте следовать за ней.
– А какое отчество у главного редактора? – осторожно спросила Настя.
– Никаких отчеств, – отрезала девушка. – Она этого не любит.
– А вас как зовут?
– Какая разница? Тебя все равно на работу не возьмут.
После этих слов она постучала в дверь. Ту самую, которую Настя отметила по дороге на кухню.
– Маргарита, я привела девушку.
То ли стены редакции надёжно сдерживали звук, то ли комната хранила неестественную тишину, но, когда, наконец, изнутри раздался голос, Настя вздрогнула от неожиданности.
– Жду.
До того, как увидеть хозяйку вживую, Настя представила её крупной властной женщиной с коротко стриженными химически завитыми волосами и густо напомаженным ртом. Поэтому стушевалась на пороге, увидев в глубине комнаты за широким, из дорогого дерева столом подтянутую миниатюрную женщину лет пятидесяти шести в чёрном балахоне и повязке, из-под которой виделись светлые с сединой волосы, похожие на цепочки из белого золота.
– Здравствуйте, – громко и четко, чтобы придать голосу уверенности, сказала Настя. Но Маргарита нахмурилась и приложила палец к губам.
– Тише, сильно тише, – приказала она. – Проходи, Настя, будем знакомиться.
Пока Настя шла к столу, внимание ее привлек журнальный столик у стены, на котором стоял большой, даже огромный портрет молодой и очень красивой женщины. Сначала Настя решила, что это фотография Маргариты в молодости, но потом поняла, что женщина на снимке намного красивее хозяйки. При этом у неё был незаносчивый, а напротив, притягивающий внимание приветливый и располагающий взгляд. Глядя на её улыбку, хотелось улыбнуться в ответ.
Рядом с фотографией стояла старинная, похожая на греческий сосуд, ваза, но свежие, явно только сегодня срезанные цветы, стояли не в ней, а лежали рядом на столике.
Маргарита не предложила Насте присесть. Но и чувства, будто она смотрит на хозяйку сверху вниз у Насти не возникло. Где бы Маргарита не находилась, сидела ли, стояла – она всегда оставалась надо всеми.
– Итак, Настя, сколько тебе лет?
– Двадцать четыре. В этом году заканчиваю институт. А до этого училась в кулинарном колледже, – от волнения она не решалась даже опереться о спинку стула, который ей не предложили.
– Решила стать журналистом?
Настя воодушевилась.
– Да, мечтаю.
Но Маргарита неодобрительно скривила губы.
– Паршивая профессия. Из-за неё погибла моя дочь, – она бросила печальный и злой одновременно взгляд на портрет красавицы.
Настя почувствовала себя неуютно. Узнав, что девушка на фотографии мертва, она стала все в кабинете воспринимать иначе: и задернутые шторы, и приглушенный свет, и одежду Маргариты, ее шепот. От неё самой как будто веяло смертью. Это был запах горя, который ни с чем не спутать.
– Мне очень жаль, – едва слышно сказала Настя. Сейчас, пожалуй, она бы не слишком расстроилась, если бы в работе ей отказали.
– Красавица! Да? – требовательно посмотрела на Настю Маргарита.
– Красавица, – покорно согласилась Настя, предварительно бросив взгляд на портрет.
– Ее убили почти год назад. Думаю, я следующая. Пришлось нанять телохранителя. Теперь им до меня не добраться.
Не зная, что сказать, Настя спрятала руки за спину и тихонечко отковыряла правой рукой заусенец у левого указательного пальца. Ногти Настя не грызла – берегла зубы – но, когда нервничала, она их отковыривала под корень. Иногда, как сейчас, до крови.
– Ну, что ж, ты мне подходишь. У тебя простое лицо. Не привлекает внимание и не мешает думать. Только запомни: все, кто работают на меня, носят темную одежду. В знак уважения и памяти к моей дочери. Мы все очень любили Свету. Она была гениальным журналистом. Заруби на носу – ты никогда не станешь такой. Никто не станет.
Настя мысленно перекрестилась, что с порога не достала свои публикации. Теперь она уже не так была уверена, что ей когда-нибудь дадут шанс проявить себя по специальности там, где до нее работала гениальная Света. Которую, по словам ее матери, убили.
– Твой рабочий день, – продолжила Маргарита, как ни в чем не бывало, – начинается в восемь. Завтракаю я на работе. Предпочитаю правильное питание. Примерное меню тебе скинет Люба. Еще на тебе будет обязательная влажная уборка. Не терплю пыли. И Света моя была невероятной чистюлей. Настоящая леди…
Продолжить ей помешал неожиданный гость. Дверь без стука распахнулась, и в кабинет стремительно вошел такой красивый мужчина, что у Насти пропал дар речи. Она таких только на обложках журналов видела. Высокий, темноволосый с удивительно синими непроницаемыми глазами и тонким длинным носом, который придавал его лицу хищное выражение победителя и завоевателя. Он, как и остальные, был одет во все черное. Дьявол, а не человек.
Не взглянув на Настю (а, возможно, просто не заметив с высоты своего совершенства кого-то столько незначительного, как она) он подошел в Маргарите и наклонился, чтобы коснуться губами ее руки.
– Я ненадолго. Ехал на встречу с партнерами и увидел в витрине цветочного магазина Светины любимые ромашки. Решил заскочить к вам и порадовать ее.
Впервые Настя увидела, как улыбка может обезобразить лицо. Маргарита попыталась улыбнутся, но стала похожа на злобного, расчерченного глубокими складками тролля.
– Света будет очень рада. Но, надеюсь, это не отменяет нашего ужина в выходные? Мы ждем тебя у нас. Не забыл?
Дьявол выпрямился и коротко кивнул.
– Разумеется, нет. Я буду, как и обещал, – после чего он подошел к журнальному столику и положил ромашки рядом с другими цветами, затем провел пальцем по фото и, не оборачиваясь, попрощался и вышел.
Маргарита еще какое-то время задумчиво смотрела на закрытую дверь. Взгляд ее выражал нечто большее, чем Настя могла прочесть.
– Бедный мальчик, он так ее любил. Никогда ему уже не быть счастливым.
Затем она посмотрела на съежившуюся Настю и, казалось, удивилась, обнаружив ее в кабинете.
– Ты еще здесь? Можешь идти. Завтра приходи в восемь. И постарайся пореже попадаться мне на глаза.
Первой, кого Настя встретила, почти бегом покинув кабинет Маргариты, была мрачная девушка, которая ошиблась в своих прогнозах.
– Поздравляю, – сухо сказала она. – Можешь звать меня Любой. Меню на две недели я вышлю по почте. И обязательно завтра приходи в чёрном.
Она развернулась, не попрощавшись, но Настя её остановила.
– Я ещё не решила, нужна ли мне эта работа. Я все обдумаю и напишу вечером свой окончательный ответ.
Люба обернулась. На лице её застыла ничего не выражающая усмешка.
– Я не собираюсь ни уговаривать тебя, ни отговаривать. Но когда буду высылать меню, приложу файл с договором, где будет указан твой оклад.
Лишь оказавшись на улице и полной грудью с облегчением вдохнув свежий воздух, Настя поняла, насколько неуютно и тягостно ей было внизу. Даже мартовский холод показался жарче, чем отдающее склепом тепло кабинета главного редактора. Ей будет очень неудобно перед мастером, который лично звонил Маргарите и просил за неё, но возвращаться сюда она не собиралась. Отказывать в лицо Настя не умела, поэтому всю обратную дорогу домой придумывала вежливый, но категоричный отказ.
И только открыв письмо, которое, как и обещала, отправила ей мрачная Люба, заколебалась.
Её так и подмывало уточнить у помощницы, не допустила ли она ошибку – слишком фантастической выглядела её зарплата. Настя не первую неделю мониторила рынок труда и знала, что подобный оклад предлагают главным редакторам с приличным опытом работы. Но никак не поварихам в журнале, о котором она до недавнего времени не слышала.
Даже отработав хозяйкой офиса всего два месяца, Настя спокойно сможет отложить на год скромной жизни в Москве, учитывая, что обитает она в собственной квартире.
Настя почти два часа промучилась над ответом, взвешивая все «за» и «против». И только когда очнулась на стремянке, вытаскивающей с антресолей чемодан со старыми вещами, поняла, что решение созрело.
Это черное платье она не надевала с одиннадцатого класса. В нем Настя хоронили маму. После, на полгода, которые оставались до её совершеннолетия, переехала к отцу, но при первой же возможности вернулась домой, официально вступив в наследство.
Платье, хотя прошло всего семь лет, оказалось ей тесновато. Слишком плотно облегало её дозревшую фигуру. Зато было идеального черного цвета, с длинными рукавами и воротником под горлышко.
Настя забросила его в стирку и пошла писать ответ Любе.
***
В конце первого рабочего дня, который закончился в пять часов дня, когда Настя во второй раз вымыла полы во всей редакции, у неё голова раскалывается настолько, что, только приняв пару таблеток, она, вытянувшись на кровати, была способна обдумать прошедший день.
В более жутком месте ей однозначно ещё не приходилось бывать. Утром Настя пришла на работу первой. С трудом нашла выключатель, чтобы не споткнуться в темноте на невидимое препятствие и спокойно обследовать помещения.
Кроме кабинета Маргариты, который вызывал у неё благоговение и ужас – она надеялась, что ей там придётся бывать нечасто.
Помимо кухни и кабинета хозяйки, в редакции было ещё три комнаты: большой зал с длинным столом, который она видела мельком накануне, и два небольших кабинета, куда попасть можно было только через этот зал.
В первом, судя по всему, обитала Люба. Во-втором – пожилая дама. Последнее Настя поняла, узнав шаль, которая была вчера накинута на плечи старушки, а сегодня аккуратно свисала со спинки компьютерного кресла.
После девяти утра в редакцию стал подтягиваться народ. Поскольку согласно указаниям Любы, завтрак Настя готовила исключительно для Маргариты, члены небольшого коллектива по очереди заходили на кухню, не здороваясь, делали себе чай или кофе, после чего уходили, не пожелав хорошего дня. Дружный коллектив, ничего не скажешь. Типичное змеиное логово.
Единственный мужчина, – как вычислила Настя, телохранитель, о котором говорила Маргарита, появился вместе с хозяйкой и все время, пока та провела в своем кабинете, просидел на кухне.
Настя попыталась его разговорились, но он только шумно хлебал чашку за чашкой чая, тыкал пальцем в телефон, фыркал и бегал каждые полчаса в туалет.
Исчез он перед обедом вместе с Маргаритой. Поскольку Настю никто не предупредил, правильный обед хозяйки пришлось вылить. Зато остальные с аппетитом навернули Настин борщ, киевские котлеты, побросали на столе грязную посуду и ушли, не поблагодарив.
В целом, атмосфера в течение дня мало чем отличалась от утренней – пустынно, тихо, мрачно.
Настя вымыла посуду и принялась за уборку. Приведя в порядок все помещения, она с досадой поняла, что остался только кабинет Маргариты. Настя робко подергала ручку. Заперто.
– Маргарита велела пустить тебя и проследить, чтобы ничего не разбила, – услышала она рядом голос Любы. Та отперла дверь, как будто сделала одолжение и вошла первой.
– Шторы не открывай, мебель не двигай. И самое главное – аккуратнее со Светой.
Настя кивнула, решив, что быстренько уберется и смоется отсюда еще до наступления сумерек. Ничего страшного.
Протерев кресла и стол Маргариты, она бережно подняла портрет Светы, убрала уже свежие цветы (по крайней мере, вчерашних ромашек она не обнаружила) в мусорный мешок, схватилась за ручку вазы, но отодвинуть её не успела, потому что на нее с шипением набросилась Люба.
– Ты с ума сошла. Маргарита узнает, что ты трогала Свету, лично убьет.
И только увидев недоуменный взгляд Насти, Люба поправила вазу и снизошла до объяснений.
– Это специальная урна. Очень, очень дорогая. Ее делали на заказ где-то за границей. Внутри прах её дочери – Светы. Маргарита очень её любила. Её все любили. Кстати, завтра у нас собрание акционеров, – без паузы сообщила она. – Приготовить фуршет и из кухни не высовывайся. Меню пришлю по почте.
Меню оказалось простым, но трудоемким: разные виды канапе, тарталетки с начинками, особым способом порезанные фрукты и овощи. Поэтому на следующий день Настя пришла на час раньше и с облегчением обнаружила все нужные для фуршета продукты в холодильнике.
Редакцию освещал синий утренний свет недовольно просыпающегося марта, отчего все вокруг казалось ещё более зловещим, особенно после вчерашнего заявления Любы.
В одиночестве Настя заперлась, включила на кухне утреннее шоу по радио и занялась заготовками для фуршета, одновременно обдумывая, насколько слова Любы её потрясли.
После того, как три разные начинки для тарталеток были готовы, она пришла к выводу, что в глубине души всегда знала – в кабинете Маргариты нездоровая атмосфера, независимо от того, хранит она рядом с собой прах дочери или нет. Так что надо придерживаться первоначального плана: отработать несколько месяцев, накопить денег, а потом бежать отсюда без оглядки. Карьеры, что бы мастер ни говорил, ей здесь точно не сделать.
К девяти, когда начали подтягиваться сотрудники, завтрак для Маргариты был уже готов, а фуршетные блюда оставалось только разложить по тарелкам и подать к столу.
– На стол накрывать буду я, – сообщила Люба, наливая горячий, недавно заваренный Настей первый за день кофе. – Ты хорошо поработала, – неожиданно похвалила она кухарку, осматривая содержимое холодильника. – И да – сегодня на тебе только вечерняя уборка. Я уйду пораньше, так что кабинет Маргариты вымоешь завтра.
Самая потрясающая на сегодня новость!
К двум часам Настя легко управилась с обедом, но к столу пришёл только молчаливый телохранитель. Любитель телефонов и чая. Люба только заскочила, чтобы сказать:
– Мы сегодня есть не будем. Сиди здесь и не высовывайся. Через час придут деловые партнеры Маргариты. Еще не хватало им с тобой встретится. От тебя воняет щами и сосисками.
Люба и Наташа (короткостриженая женщина, чьи функции в редакции Настя так и не смогла угадать) перетаскали приготовленные Настей блюда на стол и прикрыли дверь.
Настя приготовила чай для себя и села, как можно ближе к выходу. Откровенно подслушивать она не решалась – чувствовала, что телохранитель не сводит с неё пристального взгляда. Но как бы ненароком попить чайку рядом с коридором, откуда сквозь тонкую дверь, должно быть все слышно, ей никто не воспретит. Так ведь? Чем еще ту заниматься рядом с этим каменным изваянием?
Однако сколько Настя не прислушивалась, из коридора не доносилось ни звука: ни разговоров, ни шарканья ног по полу, ни скрипа ступенек. Ничего.
Поэтому она подпрыгнула от испуга, когда на кухню вошла возбуждения Люба.
– Все прошло отлично! Ты молодец. Через час, когда Маргарита уедет, можешь начинать уборку.
Ровно через пятьдесят пять минут телохранитель встал, всосал в себя остатки чая с целым букетом крупных чаинок на дне чашки и, все так же не удостоив Настю вниманием, вышел из кухни.
Ещё через пять минут редакция задремала в отсутствие людей.
Настя осторожно выглянула в коридор, убедилась, что осталась одна, накинула передник, в котором делала уборку, на свое похоронное платье, надела перчатки и пошла в зал, где проходили переговоры.
Двери после встречи остались распахнутыми. На длинном столе напротив каждого стула лежала стопка бумаг, набор ручек и нетронутая бутылка с минеральной водой.
Рядом с высоким средневековым креслом стояла кружка Маргариты – Настя видела её на столе у главной в её кабинете.
А у стены был разложен стол, сервированный для фуршета.
Ни одно блюдо, приготовленное Настей, не было тронуто.
– Если им так не понравилось, почему Люба меня нахваливала? – кажется, Настя произнесла это вслух.
***
На другой день Люба пришла раньше обычного и отвела Настю в кабинет Маргариты:
– Приберись тут до её прихода. Я отойду, но ты уже знаешь, что ни в коем случае не надо ничего трогать. Да? Не хватало тебе убить Свету еще раз.
Настя кивнула и бросила косой взгляд на урну с прахом. Да она к ней и пальцем не прикоснется.
Принесенные накануне цветы провели ночь без воды и ожидаемо повяли, поэтому Настя первым делом избавилась от них, а когда развернулась в пакетом к двери, чтобы вынести мусор в коридор, нос к носу столкнулась с Маргаритой.
– Ой, – воскликнула Настя от неожиданности.
– Доброе утро, – Настя, которая не видела до этого Маргариту в полный рост, удивилась, какая она маленькая и миниатюрная. Особенно в чёрном безразмерном балахоне. – Обрежь цветы и отдай их Свете.
Настя проворно взяла у Маргариты розы и едва сдержала крик: острый шип проткнул палец, кровь испачкала зелёные листья. Настя поспешила перехватить цветы другой рукой и пошла, было, к выходу, чтобы смыть с цветов свою кровь, но Маргарита задержала её.
– Да, хотела отметить, что ты прекрасно готовишь. Мои гости вчера были в восторге. Так что считай тебе повезло – вечером в субботу у меня будет небольшой вечер памяти. Только для самых близких. Я хочу, чтобы ты позаботились об ужине. Оплата в двойном размере. Ровно в три Владимир будет ждать тебя у подъезда. Не опаздывай.
***
К утру субботы палец, который Настя уколола о Светины розы, все еще болел. Более того, он раздулся, как вулкан перед извержением, и пульсировал. Это был отличный предлог, чтобы отказаться и не ехать к хозяйке, но ровно в три Настя послушно спустилась вниз и безропотно села на заднее сиденье дорогой машины.
Владимир бросил на нее короткий взгляд, удостоверился, что пассажирка на месте и тронулся с места.
Вскоре знакомые городские пейзажи сменились однообразной загородной дорогой. И чем дальше они уезжали от Москвы, тем сильнее чувство беспокойства вытесняло «все будет хорошо», которое Настя внушала себе накануне.
И как она не подумала, что вечер, для которого ей предстоит готовить, будет проходить не в городе? Недаром за ней отправили телохранителя.
Загородный дом главного редактора находится неблизко: они выехали за пределы Москвы уже, как минимум, полчаса назад, а все еще, не сбавляя скорости, мчали по трассе. И хотя в марте темнеет уже не так рано, как в феврале, но, скажите на милость, во сколько же она вернется домой? Если это, кончено, входит в планы ее хозяйки.
С другой стороны, что с ней может произойти? Маргарита зажарит Настю и подаст гостям в качестве главного блюда? Ерунда.
Так себя успокаивала Настя. Бредовая идея, что она может стать жертвой какого-нибудь сатанинского обряда по воскрешению обожаемой Светланы, упорно не покидала ее. Надо при случае сказать Маргарите, что с невинностью Настя покончила пару лет назад. На всякий случай. Если им вдруг позарез нужна кровь девственницы.
Прошло еще полчаса, и они, наконец, свернули с трассы на идеально заасфальтированную дорогу, петляющую между сосен.
Опасения, что дом Маргариты окажется зловещим замком посреди дремучего леса, к счастью, не оправдались. Дорога закончилась обыкновенным, пусть и элитным дачным поселком.
Владимир остановил машину возле высоких кованых ворот, сквозь которые Настя разглядела пухлый трехэтажный особняк, выполненный по моде позапрошлого десятилетия в стиле дворянской усадьбы.
Дверь, как и положено, открыл дворецкий. Только не старый и надменный, а молодой и преувеличенно веселый, чем не вписывался в полную скорби жизнь Маргариты.
– Привет, ты Настя? Вообще-то слуги у нас заходят через черный ход.
Настя отпрянула
– Серьезно?
Но парень широко дружелюбно улыбнулся, весьма довольный собой.
– Шучу, конечно. Пойдем, провожу тебя на кухню – ты же не против, если мы будем на «ты»? Меня, кстати, зовут Степан.
Очень скоро выяснилось, почему он в доме скорби позволяет себе неуместное веселье: Маргарита еще не приехала, а комната ее отца, расположена на третьем этаже, в противоположном крыле дома, до куда смех и радость не доносятся, а хранит приличия хорошо воспитанная чинная тишина.
Если бы не веселый дворецкий дом действительно можно было назвать «обителей горя и печали». Свет везде приглушен, чтобы его блеск, надменно озаряющий роскошь обстановки, не мешал хозяевам придаваться грусти и воспоминаниям о былом счастье, которое когда-то, наверное, обитало и здесь. Если оно действительно здесь когда-либо обитало. Не похоже что-то.
Все зеркала в доме были завешаны, точно хозяйская дочь умерла только вчера, а пространство между ними плотно занимали портреты. Не фотографии, а именно портреты, писанные художниками на заказ.
Со всех сторон на Настю смотрела Света: в разном возрасте, но обычно в ярких, резко контрастирующих с преклонной угрюмостью дома, нарядах. Иногда среди множества «Свет» встречались картины, с которых ухмылялась юная Маргарита. Как ни странно, но несмотря на пережитое горе, она мало изменилась внешне – напоминала… бабочку. Пеструю, яркую, беззаботную.
Настя, которой на ум пришло это сравнение, даже усмехнулась про себя. Придумается же такое!
Когда Настя, следуя за Степаном, прошла все парадные комнаты (он как будто старался удовлетворить ее любопытство и проводил маленькую экскурсию), они свернули в коридор, обе стены которого были увешаны фотографиями. Здесь Настя впервые увидела реальное изображение Светы и подумала, что художник – возможно по просьбе матери – сознательно приукрасил от природы миловидные черты лица погибшей девушки, сделав ее невероятной красавицей. Ее муж был также до чертиков красив, как в жизни. Как она назвала его про себя, увидев в первый раз? Дьявол. Дьявол и есть. Только фотографии не смогли запечатлеть его взгляд – взгляд искусителя. Наверное, именно поэтому Настя придумала ему такое прозвище.
Впрочем, фотографий Дьявола по сравнению с остальными членами семьи было немного. Всего пара удачных свадебных, совместных со Светой, снимков. И то их повесили так высоко, что Настя со своими ста шестьюдесятью сантиметрами едва ли могла как следует их рассмотреть.
Стоп. А зачем ей вообще их рассматривать? Зачем ей рассматривать ЕГО? Почему его идеальное лицо притягивает ее внимание снова и снова? Может потому, что Настя вдруг поняла: что-то не так. Если она встанет на цыпочки, вытянет шею и получше рассмотрит, то, возможно, и поймет…
– Эй, ты чего застряла? – окликнул ее Степан. – Ужин сам себя не приготовит, а Маргарита с Егором приедут уже через полтора часа.
Егор. Так зовут мужа покойной дочери Маргариты?
На безупречно чистом столе в огромной кухне (и очень современной, в отличие от редакционной столовой) Настя нашла подробное меню, а в холодильнике, как обычно, полный набор продуктов, закупленный заблаговременно. Поскольку времени оставалось немного, она быстро переоделась и приступила к готовке, предварительно отгородившись от внешнего мира наушниками.
Полтора часа пролетели незаметно, но, когда Степан, уже не такой веселый и беспечный как вначале, а наоборот суровый и непроницаемый, пришел на кухню и сказал, что готов помочь накрыть на стол, у Насти уже все было готово.
– Они приехали? – догадалась Настя.
Степан прижал палец к губам и кивнул.
– Только тебе надо переодеться. Будешь вместе со мной прислуживать за столом.
В четыре руки они быстро уставили блюдами по всем правилам этикета сервированный Степаном стол, после чего Настя, следуя указаниям дворецкого, отправилась в комнату при кухне, где ее ждала униформа прислуги.
Чтобы попасть туда, ей надо было снова миновать коридор с фотографиями. Она надеялась, что на этот раз, без Степана, она сумеет как следует рассмотреть снимки, но еще издалека поняла, что там кто-то есть.
Голос Егора Настя слышала лишь единожды, в кабинете Маргариты, и, хотя сейчас он звучал несколько иначе, она сразу его узнала. И сердце от чего-то заколотилось. И волнение сделало ее застенчивой и робкой.
Настя не стала сворачивать в коридор, а точно преступница затаилась рядом: то ли собиралась подслушивать, то ли ждала, когда муж Светы уйдет, не столкнувшись с ней.
Егор разговаривал по телефону. Возможно, он искал уединения, потому что чем дальше Настя оставалась невольным свидетелем его беседы, тем меньше ей хотелось быть обнаруженной.
Дело в том, Настя могла поклясться, безутешный вдовец с кем-то безбожно флиртовал, используя обаяние, которое в первую встречу она не увидела за маской холодной отрешенности, и магией голоса, пленившей ее еще в при первой встрече.
С кем бы он ни говорил, собеседница никак не могла остаться равнодушной к тому, как он говорил. Настя, стоя в опасной близости и зная, что эти слова предназначены не для ее ушей, невольно таяла от звуков его голоса.
Странно, но сейчас он мало походил на убитого горем супруга, которым обрисовала его Маргарита. Ему больше подходил совсем другой типаж. Бабника, например.
Когда Настя поняла, что разговор подошел к концу, она на цыпочках отошла на несколько шагов назад и сделала вид, что только-только подошла. При этом она низко опустила голову, чтобы проскользнуть мимо незамеченной горничной, на которую по традиции никто не обращает внимания.
В результате своих ухищрений она преуспела и врезалась прямо в мужчину, который, вывернув из коридора, действительно ее не заметил.
– Извините, – не поднимая глаз, пробормотала Настя. Она отошла в сторону, чтобы пропустить, но он не двинулся с места, не прошел равнодушно мимо, а резко схватил ее за руку.
– Ты кто такая? – спросил он строго, но Настя уловила в его голосе тревогу и сразу поняла, чем она вызвана – он догадался, что она могла подслушать его беседу.
– Я – никто, – признала она. – Просто помогаю по кухне.
Но Егора ответ не удовлетворил. Он взял ее длинными холодными пальцами за подбородок и вынудил поднять голову. Настя изо всех сил старалась не смотреть ему в глаза, но их космическая синева притягивала ее, гипнотизировала, подчиняла и лишала воли.
– Я где-то тебя видел? Признавайся, где? Кто послал тебя шпионить? Маргарита?
– Я хозяйка офиса, – не в силах противиться, окунулась Настя в безграничный космос его глаз, поэтому голос ее прозвучал как будто извне, снаружи колодца, в который она упала. – Вы видели меня в кабинете Маргариты несколько дней назад, когда я устраивалась на работу. Странно, что вспомнили, – добавил за Настю кто-то другой – кто-то бесстрашный и острый на язык.
– И она приказала следить за мной? – Егор все еще крепко держал Настю за подбородок, не давая возможности вынырнуть в реальность.
– Я слежу за тем, чтобы не убежало молоко и не подгорели сырники, – ответила Настя и ударила ребром ладони по его запястью. Он не ожидал нападения и сразу отпустил ее.
Настю выбросило на сушу, и она судорожно, с облегчением вздохнула. А Егор посмотрел на нее с удивлением. Ей удалось разрушить четвертую стену.
– Допустим. А здесь ты что делаешь?
– Готовлюсь вам прислуживать, – честно ответила она. – Я могу идти?
– Иди, – Егор, казалось, все еще был в замешательстве. – Зачем они тебя взяли?
Настя пожала плечами.
– Я хорошо готовлю.
– Сейчас увидим… хозяйка, – хмыкнул он, развернулся и, не оглядываясь, удалился.
