Loe raamatut: «Москва Поднебесная»

Font:

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Пролог

На крыше двенадцатиэтажного дома сидел угрюмый гражданин в красной кепочке и кидался монетками в проходящих внизу людей. Рядом с ним стоял двухкамерный холодильник «Samsung», который недовольно гудел и медленно покачивался из стороны в сторону при каждом метком попадании хозяина в макушку очередного прохожего. Холодильнику совсем не нравилась эта затея.

– Скоро дождь будет, – задумчиво посмотрев в небо, произнёс угрюмый гражданин.

– Угу, – прогудел в ответ холодильник и затрясся так, что в нём с полки упала бутылка кетчупа, пролив жирное красное пятно.

– Ладно, пойдём домой, – устало сказал гражданин, поднимаясь и отряхивая налипший на джинсы гудрон. – Пиво-то осталось? – спросил он, открывая холодильник. Взяв бутылочку светлого янтарного напитка, он направился к выходу, и холодильник медленно поплёлся за ним.

Дома угрюмый гражданин завалился спать, а холодильник встал на кухне на своём месте и, включившись в розетку, блаженно заурчал. Он стоял и чувствовал, как внутри него нежно растекается кетчуп, как еле заметно подрагивает в хрустальной розетке клубничное желе, как застывает в морозилке мясо, покрываясь белым хрустящим инеем, и эти чувства доставляли ему неописуемое блаженство. Он задремал и не заметил, как в окно впорхнул белоснежный ангел, спасаясь от начинающегося дождя.

На кухонном столе лежал плеер. Ангел подлетел ближе, замер, не касаясь пола, надел наушники, и плеер включился сам собой. Дитя неба присел на табурет и, закрыв глаза, погрузился в музыку, а в это время угрюмый гражданин, которого вообще-то звали Василий, проснулся и, зевая, пошёл на кухню курить.

– Люблю U2, – сказал ангел вошедшему Василию.

Василий пожал плечами, сел напротив и, щёлкнув зажигалкой, закурил.

«Работу, что ли, найти?», – подумал он и вздохнул.

– А может, что-то поинтереснее? – сказал ангел. – Давай лучше возьмём банк! (Или сказал сам Василий, но ему почудилось, будто слова произнёс крылатый гость.)

– А что это изменит? – ответил он то ли необыкновенному собеседнику, то ли себе.

– Это будет началом, – улыбнулся ангел.

– Ограбление? Я на это не пойду, – испуганно затрещал холодильник, очнувшись от дрёмы.

– А ты не бойся, мы тебя вооружим. Встанешь на входе, вот и вся работа. А потом, кто ж подумает, что холодильник может банк ограбить, это же абсурд, бред какой-то, – успокоил его ангел.

– Действительно, бред, – подтвердил Василий.

– Значит, завтра я за вами зайду, – улыбнулось белокрылое создание и выпорхнуло в окно.

Банк

Возле банка оживлённо толпились пенсионеры. Кто-то хотел получить пенсию, кто-то заплатить за квартиру, кто-то снять со счёта тысчонку-другую, дабы подкупить лекарственных средств, а кто-то просто торчал здесь из солидарности к собратьям – незащищённой социальной прослойке. Престарелые граждане обсуждали насущные проблемы. Поносили власть, молодёжь, коммунальщиков, и вообще всех тех, из-за кого жизнь их не сложилась удачно.

Первым протиснулся в толпу пенсионеров холодильник «Samsung». Его сразу заметила старушка в красном плаще. Надо сказать, что женщина ничуть не удивилась, увидев на улице дорогостоящую домашнюю технику без присмотра. За всю свою долгую, полную событий жизнь, приходилось ей видеть и куда более странные и необъяснимые вещи.

Нервно озираясь по сторонам, предприимчивая пенсионерка начала деловито прикидывать, как бы поместить его на кухне. Кухонька была маленькая, но старушка твёрдо уверилась: войдёт!

– Чей холодильник-то? – завопила она, подозрительно косясь на сограждан.

Никто не отозвался.

«Значит, мой!», – радостно решила находящаяся на гособеспечении, и уже хотела подцепить его клюкой для надёжности, как вдруг дверца холодильника открылась, и ей прямо в нос уставилось дуло автомата.

Старушка ахнула и, попятившись, выронила клюку. И когда клюка коснулась земли и задребезжала, привлекая удивлённые взгляды толпы, гулкий голос, доносящийся из глубины чуда охладительной техники, угрожающе произнёс:

– А ну, вали отседова! Старая потаскуха!

Через секунду возле банка не было ни старушки в красном плаще, ни остальных пенсионеров.

– Начинаем! – скомандовал ангел и влетел в помещение банка. За ним вошёл Василий с огнетушителем в руках, а холодильник остался у входа, заслонив проход.

– Спокойно, господа, это ограбление! – громко прокричал ангел, пролетая над ошеломлёнными людьми. – Пожалуйста, сложите деньги в этот мешок! Убедительнейше прошу: не пытайтесь помешать нам. У вас всё равно не получится!..

Одна дамочка вздумала было закричать от испуга, но Василий незамедлительно окатил её противопожарной пеной, отчего она сразу закрыла рот наманикюренными пальчиками и тихо проскулила:

– Мама…

Охранник, пузатый мужчина лет сорока, увидев небесное создание, решившееся на грабёж, отрыл изумлённо рот и медленно полез за табельным ТТ, но, когда он расстегнул кобуру и намеревался выхватить оружие, дабы усмирить распоясавшихся наглецов, пистолет, словно взбесившаяся лягушка, выпрыгнул из своей кожаной колыбели и исчез за высоким металлическим стеллажом, став недоступным. Поражённый таким трюком, охранник остался сидеть на стульчике, и дальнейшие события наблюдал как зритель, впервые попавший на спектакль.

Ангел подлетел к работнику банка в белой рубашке и, сунув ему в руку полиэтиленовый мешок, скомандовал:

– Живо!

С молодого перепуганного работника текли капельки пота, в которых, если присмотреться, можно было увидеть висящего справа от него ангела, слегка, будто по струнам, перебирающего крыльями насыщенный пылинками воздух.

Довольно быстро мешок наполнился деньгами, и грабители, пожелав всем удачи и долголетия, окатили сотрудников пожарной пеной и вышли на улицу.

– Я в розетку хочу! – тут же заныл холодильник.

– Будет тебе и розетка, и продуктов полное брюхо, – успокоил его Василий, – поехали скорее.

Они впрыгнули в грузовую «Газель», заранее припаркованную возле банка, и помчались в сторону аэропорта «Шереметьево-2».

Через несколько часов троица блаженствовала на тихом песчаном пляже в лучах яркого тёплого солнца. Василий, разнеженно развалившись на песке, загорал, заигрывая с местными аборигенками, холодильник стоял в тени пальмы и блаженно гудел, подключённый через удлинитель к электросети, а ангел сидел на пушистом облаке и пускал самолётики из двадцатидолларовых банкнот, которые кружились в небе и приземлялись прямёхонько на обнажённые животики загорающих красоток.

А в Москве на следующий день утренние газеты пестрели заголовками:

ВЧЕРА ХОЛОДИЛЬНИК МАРКИ «SAMSUNG», АНГЕЛ БЕЛОКРЫЛЫЙ И ОДИН НЕ УСТАНОВЛЕННЫЙ ГРАЖДАНИН В КРАСНОЙ БЕЙСБОЛКЕ И ФОРМЕ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА ПОЖАРНЫХ ВОЙСК, СОВЕРШИЛИ ОГРАБЛЕНИЕ БАНКА В РАЙОНЕ ВВЦ.

– Бред какой-то! – произнёс проходящий мимо газетного киоска гражданин Е.Н.Нистратов. Он прошёл дальше, свернул за угол и, чуть не сбитый огромной чёрной машиной, несущейся, не взирая ни на какие правила, по проспекту, упал на тротуар. Начавшийся было внутренний диалог относительно нелепого заглавия статьи прекратился, и его место заняло паническое переживание чуть не случившейся катастрофы. Перед глазами пошли круги, и померещился вдруг Нистратову в горячем городском воздухе парящий над крышами силуэт, от которого исходило неземное сияние, а в груди тревожно кольнуло. Но видение сразу пропало. Отдышавшись и немного успокоившись, Елисей Никанорович встал с раскалённого солнцем асфальта и осторожно пошёл дальше по улице, с опаской поглядывая на проезжающие мимо автомобили.

«Вот чёрт!.. – размышлял про себя Елисей. – Позавчера какая-то сволочь пьяная с балкона в меня мелочью швырялась, вчера сломался сливной бачок, зарплату задерживают опять же, и ещё чуть насмерть не задавили! Не иначе сглаз».

Погружённый в такие размышления, Елисей Нистратов брёл по улице, пока не наткнулся на красочную, висящую над дверью с диковинной металлической ручкой, вывеску-рекламу:

КОЛДУН В ПЯТОМ ПОКОЛЕНИИ
АПОСТОЛ И ЕПИСКОП ВЫСШЕЙ МАГИИ ТРЕТЬЕГО САНА
ХРАНИТЕЛЬ ТАЛИСМАНА ЕГИПЕТСКИХ ГРОБНИЦ
снятие порчи, сглаза, гадание на картах таро,
приворот, коррекция судьбы, ясновидение.
ГАРАНТИЯ – 100%

«Вот оно!» – сразу понял Елисей Никанорович. Его словно током ударило. Отчего-то вдруг возникла в душе его уверенность, что пришёл он сюда не случайно, что здесь ему помогут, отведут от головы тёмную тучу несчастий и дадут тянущуюся в счастливое будущее нить.

Немного постояв у входа, он открыл массивную дверь и очутился в полутёмном помещении. Никакого коридора или холла с непременным ресепшном не было. Его взгляду предстал натуральный камин, в котором тускло тлели угли. На камине стояли свечи и человеческий череп, в глазницах которого дико сверкали кроваво-красные драгоценные камни. Посередине комнаты, величественно расставив дубовые львиные лапы, располагался помпезный круглый стол, а над столом в центре висел без всякой опоры огромный стеклянный шар, внутри которого плясали дьявольский танец разноцветные молнии. Шар медленно вращался.

Елисею на долю секунды показалось, что он космонавт, наблюдающий в иллюминатор далёкую чужую планету. По правую руку Нистратов увидел огромный портрет болезненно худого старца, одетого во что-то, напоминающее рясу священника, увешанную драгоценными камнями и вышитую золотом. Лицо старца избороздили, будто пустынные барханы, глубокие морщины, а возраста он был такого, что вполне мог являться сверстником Ивана Грозного.

Случайному посетителю стало не по себе, и он попятился к двери, но тут над ним раздался голос, принадлежащий не человеку, а скорее существу из преисподней:

– Не двигайся!!!..

Елисея Никаноровича бросило в жар. Ноги ослабли, и он рухнул на пол.

«Боже, спаси и сохрани, спаси и сохрани!», – завопили мысли Елисея.

– Назови имя!!! – прогремел голос.

– Е…е… ли… лисей, – судорожно прошептал он.

– Вижу, сглаз на тебе есть!

– Есть! Так точно, есть… Виноват!

Елисею сразу захотелось заплакать, или, лучше, зарыдать, но невероятным усилием воли он погасил порыв, и сдавленно, будто его пытались задушить, спросил:

– Скажите… – «ради Бога» хотел вымолвить он, но успел передумать и спросил проще: – скажите… кто вы?

В комнате воцарилось молчание, такое, что Нистратову показалось, будто он мгновенно оглох. Елисей хотел проверить жуткую догадку: то ли закашлять, то ли крикнуть, дабы убедиться, что слуховой аппарат в порядке, но в этот самый миг услышал за спиной:

– Я тебе помогу!

От неожиданности Елисей вздрогнул и так резко повернул голову, что какой-то хрящик неприятно хрустнул в затылке.

Его взгляду предстал старик ужасного вида: худая, облачённая в чёрное жердь, которую венчал абсолютно лысый череп, поражённый морщинами, как засушенный гриб. Старик улыбался, но от его улыбки у Елисея по коже пошёл озноб и мгновенно возобновился нервный тик правого века, вылеченный недавно с большим трудом.

– Я тебе помогу, – повторил старик, и Елисей заметил в его руке остро наточенный металлический штырь, зловеще отливающий кровавым светом.

– Прошу Вас, не надо… у меня двое детей… дома, голодные…

Тут старик достал ещё один странный предмет – чёрный и плоский.

– Назови имя! – нахмурился он.

– Елисей, – обречённо отозвался до смерти напуганный незадачливый посетитель.

– Фамилия?

«Зачем ему?», – подумал Елисей.

– Елисей Нистратов.

Старик улыбнулся, будто соглашался сам с собой, открыл чёрный блокнот, который напуганный гость принял за сатанинскую библию, и стал что-то писать серебристой шариковой ручкой, показавшейся бедняге Елисею орудием убийства.

– Пятьдесят рубликов с вас, – заявил старик и захлопнул блокнот, – присаживайтесь, а то на полу неудобно.

Елисея словно ледяной водой из ведра окатили. Осознав всю глупость своего страха, он, вытаращив глаза на старика, попытался подняться и, не сумев, скосился в сторону черепа на камине.

– А как же это?..

– Что? – старик, в свою очередь, также посмотрел на камин. – Ах, это… ну, это так, для антуража. – Он заговорщицки подмигнул. – Не сомневайтесь: настоящий! Строителя одного плитой придавило на работе, тело всмятку, а голова хоть бы что. Целёхонька! Родных у него никого. Так мне прораб его и продал… По дешёвке.

– Да? – удивился Елисей.

– Иван Матвеев, – утвердительно закивал старик, – тридцать девять лет от роду. Такая вот судьба. Да вы его, верно, знаете. Он живописью занимался тайно, по ночам. Мечтал в галерее выставляться. Но вот незадача: не пришлось…

Елисей в ответ вытаращил глаза.

«Откуда я его могу знать?» – растерянно подумал он.

Удивительно, но сейчас голос старика не казался таким страшным и неестественным, да и сам он выглядел вполне нормально, старик как старик: лысый и в морщинах.

«Ну и осёл же я», – начал самобичевание Елисей, – расскажи кому – засмеют. Хотя… Странный старик, рано я успокоился».

Елисей Никанорович встал с пола и огляделся в поисках места, где можно бы сесть поудобнее. В углу комнаты стоял стул с высокой спинкой, и он направился туда.

– А вам ведь тоже тридцать девять?

– Что, простите?

– Ну, как и строителю, – старик кивнул на череп.

Елисей посмотрел на камин и подумал:

«А ведь тридцать девять, действительно! Откуда он знает? Или спрашивал уже?» – Нистратов наморщил лоб, что, собственно, делал всегда, когда что-нибудь вспоминал.

– Да вы садитесь, садитесь, – продолжал старик.

Елисей сел.

– Значит, сглазили вас. Так?

– Я не уверен, и потом…

– Ну как же, не иначе как сглаз: ангелы на облаках… Хотя нет, ангелы – это не у вас. Или у вас? – хитро прищурился хозяин салона.

«Он что, мысли мои читает?». – Елисей посмотрел на старика с вызовом.

Тот в ответ улыбнулся загадочно, и вкрадчиво продолжил:

– Ну, так вот, я тебе помогу, и возьму за это всего пятьдесят рублей, хоть и стоит такая помощь куда больше… – он снова хитро повёл глазами. – Но и ты мне, Елисей Никанорович, окажешь одну услугу. Совсем простое дело, ну да об этом потом…

Он подошёл к Елисею и положил руки ему на виски. Вопреки подозрениям, руки оказались мягкими и тёплыми и совсем не производили впечатления, что принадлежат сухому старикашке. Скорее обладать ими мог молодой, полный сил и здоровья юноша.

«И отчество я ему не говорил…» – начал припоминать Елисей, но тут его неумолимо стало затягивать в сон, как будто он маленькое дитя, укачиваемое мамкой в тёплой и уютной люльке. На мгновение лишь приоткрыв глаза, Елисею удалось заметить, что-то странное позади мага, и он даже понял, что это, и догадка его чуть не повергла в шок, но тут глаза его, словно налитые свинцом, закрылись, и он мгновенно уснул, забыв обо всём на свете. Он слышал лишь баюкающее бормотание зачаровывающего сознание голоса, и чувствовал небывалое спокойствие и негу, шелест волн и глубину ночного неба, когда звёзды миллиардами сияющих искр плавно текут куда-то вдаль, в бездну горизонта…

Сумка

Проснулся Елисей дома, в собственной кровати. Он встал и, как обычно, как и бывает каждое утро, отправился в ванну чистить зубы и принимать душ. Чувствовал он себя просто замечательно, или, лучше сказать превосходно, что для него было крайне неестественно.

Пока Елисей шёл в ванну, его память потихонечку пробуждалась и в момент, когда он взглянул на себя в столь привычное, треснутое в правом нижнем углу зеркало над раковиной, картина его пребывания в салоне мага предстала перед ним в полном объёме. Правда, в первые секунды Елисей наивно полагал, что это остатки ночного сновидения, но сон и реальность, как известно, вещи всё-таки разные и за свои тридцать девять лет Елисей ни разу их не путал. По крайней мере, ему казалось, что не путал.

«Но как же я попал домой? – задал он себе вопрос. – Уж что-что, но это бы я запомнил…»

Но, к сожалению, именно этого он никак вспомнить не мог. Зато Елисей отчётливо помнил просьбу старика: сегодня в 17:35, у входа в кинотеатр «Нева», он должен встретиться с девушкой Настей, блондинкой, лет двадцати, и получить от неё тёмно-синюю сумку, которую в четверг нужно передать человеку с пятнистой собакой на автовокзале в районе трёх часов дня.

Эта информация во всех деталях и подробностях отпечаталась в памяти так же чётко, как у приговорённого преступника дата его казни.

Сегодня был вторник, и, значит, сумка будет больше суток находиться у Елисея. Что ни говори, а просьба странная. Да и человек, поручивший это дело, тот ещё фрукт.

Елисей принялся сравнивать старика с каким-нибудь фруктом, но, кроме сушёного инжира, ничего в голову не пришло. Самое удивительное, что у Нистратова и в мыслях не возникало простого вопроса: почему он, собственно, должен исполнять это поручение? Но в его голове сидела застрявшей занозой простая и всё объясняющая аксиома: Надо – значит, надо!

– Странное какое-то дело, – сказал своему отражению Елисей Никанорович и, побрившись, пошёл на кухню разогревать завтрак, оставленный заботливой женой. Дочери уже убежали в школу, и Елисей был дома один. На работу идти ему было не нужно, так как на днях он взял двухнедельный отпуск, а нужно было чинить сломавшийся накануне сливной бачок, чем Елисей и занялся.

Провозился он с чудом сантехнической мысли целый день, так ничего и не починив. Бачок нагло тёк, журча ручейком и раздражая без того расшатанные нервы Елисея. Он бросил невразумительные копошения внутри не подвластного ремонту устройства, помыл руки и отправился на встречу с загадочной блондинкой.

У кинотеатра, вопреки ожиданиям Елисея, народу было немного. Несколько влюблённых пар, молодой человек с цветами, и бабка с тяжёлыми авоськами пустых бутылок, хищно поджидающая добычу. Изредка к кассе подходили вечерние киноманы и, купив билет, удалялись в фойе. На часах было 36 минут шестого, а блондинки всё не было.

«Что-то в старике этом было жутко странное, – от скуки Елисей начал размышлять про себя, – одежда, что ли? А как он одет-то был?.. Не помню ничего… плащ, или ряса какая…»

И вдруг Нистратова осенила, а скорее, оглушила, как взорвавшаяся над ухом петарда, догадка. И не догадка даже, а чёткое воспоминание.

Елисея пробил холодный пот, и мурашки ужаса поползли по спине.

– Ну, точно, помню ведь… Господи боже… – со стороны Елисей напоминал умалишённого: выпученные горящие глаза, ничего и никого не замечающие перед собой, тревожные бормочущие губы, по которым барабанили трясущиеся в страхе пальцы. – Точно, точно, перед тем, как он меня усыпил… Сам же видел…

То, что вспомнил Елисей, было действительно жутко: перед тем самым моментом, как он, подчиняясь гипнозу, уснул в комнате старика, он увидел невообразимое. И теперь, холодея от страха, вспомнил, как из-под рясы мага, под мерное его бормотание, высовывался самый настоящий хвост, коричневатого цвета, с пушистой кисточкой на конце. Сейчас Елисею вспомнилось это настолько чётко, что он бы, наверное – дай ему кто-нибудь лист бумаги и карандаш – смог бы этот хвост нарисовать, хоть рисовать никогда не умел.

– Здравствуйте!

Елисей вздрогнул. Качающийся пред глазами хвост исчез, и место его заняло более приятное видение. Перед испуганным Елисеем предстала молодая хорошенькая девушка с большой спортивной сумкой в руке.

– Я Анастейд.

– Кто? – не расслышал Нистратов.

– Настя. А вы, наверное, Елисей Никанорович? Мне полковник именно так вас и описал.

– Какой ещё полковник? – опешил Елисей.

– Полковник Фэб, разве не он вас прислал? – удивилась блондинка.

Елисей, путаясь в мыслях о кошмарном хвосте, нервно пожал плечами и ответил:

– Не знаю, меня прислал старик… Маг… – и, помедлив, добавил шёпотом, наклонившись к девушке, – с хвостом!..

Елисей отстранился, подозрительно огляделся по сторонам и вопросительно-заговорщицки посмотрел на блондинку.

– А-а, понятно, – сказала, улыбнувшись, Настя.

– Вот сумка, – она протянула ему то, за чем он сюда и пришёл, – а вот ключ, – она достала из кармана лёгкой куртки металлический треугольник с тремя округлыми отверстиями по краям и положила в ладонь Елисея.

– А ключ зачем? – удивился Елисей, разглядывая треугольник. – О ключе мне ничего не сказали…

– А вы меня не помните? – спросила вдруг блондинка, пристально посмотрев Елисею в глаза.

Что ни говори, а девушка была очень симпатичная, настолько, что даже путаница мыслей не смогла Елисею помешать заметить это. Белокурая, голубоглазая, словно сошедшая с киноэкрана. Он смутился и ответил:

– Ну, в общем-то… нет.

Девушка улыбнулась, словно только для самой себя, и посмотрела на Нистратова, как ему показалось, с некоторой завистью:

– Берите, потом всё поймёте. – Она развернулась и пошла в сторону автобусной остановки.

– Подождите, Настя, – опомнился Елисей, – а кто же такой этот старик?

Она остановилась. С минуту девушка не оборачивалась, будто демонстрировала Елисею свою точёную фигурку, и только когда Нистратов оценил её сполна, повернулась и таинственно произнесла:

– Полковник Фэб!

Затем Настя быстро добежала до остановки и запрыгнула в подошедший автобус.

Сумка была довольно тяжёлая, и поэтому, плюнув на то, что денег мало и жалко, Елисей поймал машину и, договорившись с шофёром, похожим на перекрашенного в шатена Деда Мороза, за полтинник доехал домой. Дома он спрятал сумку под кровать и отправился ужинать. Вся семья была в сборе. Жена Наталья Андреевна – заведующая детской поликлиникой, и две дочки – Маша и Алёна.

Маше недавно исполнилось тринадцать лет, она была весёлым, добрым и жизнерадостным ребёнком. Мечтательная и красивая, Маша грозила вырасти в настоящую головную боль многих и многих особей мужского пола. А в том, что поклонников у дочери будет невероятное количество, Нистратов не сомневался. Елисей втайне очень гордился своим «произведением», приписывая основную заслугу почему-то себе, а не супруге.

Алёне было шестнадцать, она была вполне сформировавшейся девушкой, крутила непродолжительные романы с молодыми людьми и часто не ночевала дома, «оставаясь в гостях у подружки», как она говорила доверчивым родителям. Училась она неважно и в будущем мечтала стать знаменитой на весь мир певицей. Она даже выпросила у Папика (так она бесцеремонно называла Елисея) шестиструнную гитару и часами могла сидеть в своей комнате, бренча и скуля что-то под нос.

Нистратов обеих дочек любил с безмерной отеческой нежностью и строгим родителем не был, поэтому в семье всегда царили мир и покой.

Сам Елисей Никанорович детства своего не помнил. Когда ему исполнилось двенадцать лет, он попал в жуткую автомобильную катастрофу вместе с родителями. Произошло это летом на Кавказе, в горах. Маленький Елисей с семьёй отправился на экскурсию в автобусе, смотреть знаменитую пещеру, в которой якобы сразу после войны обнаружили останки летающей тарелки и труп пришельца. К несчастью, в пещере маленький Елисей так и не побывал. На одном из крутых поворотов серпантина автобус столкнулся с древним, взявшимся непонятно откуда «жигулёнком». Тот вылетел из-за поворота на полной скорости и столкнулся с автобусом лоб в лоб. В живых остался только Елисей.

Всё это ему рассказала его тётка Мария, которая и воспитала его как родная мать. Сам Елисей, пролежав в тяжелейшей коме четырнадцать месяцев, придя в себя, не помнил ничего о прошлой жизни. Его случай называли уникальным и даже писали об этом в газете «Известия» на первой полосе. Вырезку из газеты Нистратов бережно хранил на антресоли, в картонной коробке из-под обуви. Называлась статья «Родившийся в рубашке».

Наверное, факт полной амнезии и помог ему довольно спокойно пережить потерю самых дорогих на свете людей и стать полноценным гражданином. Конечно, Елисей тосковал по родителям, но как-то неопределённо, не по-настоящему. Он их совсем не помнил, словно и не было у него никогда мамы и папы. Явных отклонений, возможных вследствие столь серьёзной травмы мозга, Елисей в себе никогда не замечал, не замечали и окружающие его люди, правда, некоторые странности иногда давали себя знать, но на счёт аварии Нистратов их не относил.

– Лисик, ты слышал, – жена иногда ласково называла мужа «Лисиком», – про странное ограбление банка возле ВВЦ?

Если бы Елисей что-то и слышал, то в ходе происходящих с ним событий последних двух дней вряд ли бы вспомнил. О газетном заголовке и небесном силуэте над крышами, виденными перед посещением салона мага, он забыл совершенно.

– Да как-то так, – невнятно промямлил Лисик. – А что?

– Как это, что? – удивилась супруга. – Очевидцы утверждают, что грабителями были трое каких-то то ли фокусников, то ли экстрасенсов… В общем, один из них был в костюме холодильника, а другой выглядел как ангел…

– А третий с хвостом? – заинтересовался вдруг Елисей, уловив слово экстрасенс в реплике жены.

– Почему с хвостом? Без хвоста, третий просто в форме пожарника.

– И их поймали?

– В том-то и дело, что нет! – радостно сообщила жена.

– Мам, а почему один в костюме холодильника? – включилась в разговор младшая дочка Машенька.

– Да, почему именно холодильник, а не тостер, например? – ехидно подхватила Алёна.

– Не знаю… Если подумать, то полная ерунда получается. Это же неудобно. Как от погони-то убегать? – Наталья Андреевна встала посреди кухни, деловито уперев кулаками руки в боки. – А вот в газете одной написали, что холодильник и ангел были настоящими!

– Как это? – удивился Елисей.

– Да так! Ангел-то ведь летал.

– Ну, это бред! – уверенно заявил Елисей и почему-то вспомнил пронзительные глаза старика-мага. – Холодильник тоже живой был?

– Вот бы нам такой холодильник! – мечтательно промурлыкала Машенька, облизывая йогурт с ложки.

Елисей, подозрительно посмотрел на дочь и, ничего не сказав, отправился в ванную.

Спал он в эту ночь крепко, а под утро ему приснился жуткий сон. Привиделось Елисею, будто у него в доме ожила вся бытовая техника: чайники и часы, телевизоры и пылесосы. Да и сам дом стал вдруг живым. Он постоянно перемещался по городу, и внутри него всё перемещалось в хаотической последовательности. Электроприборы давали Елисею немыслимые указания, заставляли его делать всю работу, которую, между прочим, сами должны были исполнять, и при помощи телепатической мысли внушали ему, что он ничтожество и побочный продукт эволюции. Но, в конце концов, Елисей ухитрился спрятаться от обезумевшей техники в ванной, где обнаружил, что у него ни с того ни с сего вырос хвост. Длинный, коричневый, с шерстяной кисточкой на конце. Совсем такой же, как у таинственного полковника-мага.

Проснувшись, он долго лежал навзничь на кровати, глядя в потолок, вспоминая почему-то школьные годы.

На счёт странностей Елисея можно было отнести его сны и происходящие в сновидениях события. Часто, например, ему снились люди, а чаще и не люди вовсе, а так – персонажи, с которыми в реальной жизни он никогда не встречался, но снились они ему с подозрительным постоянством. Всех он знал по именам, помнил каждую черту и особенность характера, будто во сне Елисей жил другой, параллельной жизнью, только вот законов «мира снов» он категорически не понимал, и от этого тайно страдал, считая себя немного не от мира сего. Даже объяснить смысл своего хотя бы одного самого безобидного сновидения Елисей внятно не мог.

Иногда, сидя в компании за кружкой-другой пивка, он с интересом выслушивал пересказы сновидений друзей, где события хоть и были чудными, но имели в основе вполне понятные человеческие эмоции и переживания. Одному снилось, что жена изменяет с соседом, другому, что чемодан, набитый деньгами, нашёл, третьему – будто в море пенном с дельфинами плавает.

А что мог рассказать Елисей? Как он с ИниПи Форгезо, получеловеком-полурадиоволной, облетает статический звукоряд гармонии мира? Или о том, как в помещении, чем-то сходным с увеличенной до исполинских размеров амёбы, он, Елисей, самого себя осознавая то ли разумным скальпелем, то ли разрядом тока, получает неописуемое удовольствие от созерцания блёклого частотно-пульсирующего мерцания какой-то подвижной структуры, являющейся к тому же им самим в данный момент?

Да и каким языком это нужно рассказывать? Какие-то слова он «вытащил» из снов, что-то обозвал сам так, как, ему казалось, это можно назвать. Но чаще всего ему снилось, как он общается со странными персонажами не то что на каком-то языке, а вообще таким образом, что и объяснить никак невозможно. Сам же он понимал, о чём ведут речь персонажи сновидений, на каком-то чувственном, необъяснимом уровне. А уж про ИниПи Форгезо Елисей вообще стеснялся рассказать даже жене, потому что порой во сне виделось ему, будто он с этой научно необъяснимой личностью сливается в одно целостное существо неопределённого пола и совершает не пойми что, и неизвестно зачем.

Правда, бывали и другие сны у Нистратова. В этих снах он летал. Летал, словно птица, неподвластный законам притяжения, свободный и дерзкий. И так натурально ощущались полёты, что и просыпаться не хотелось.

Поднявшись, Елисей поплёлся на кухню и, не почистив зубы, принялся пить кофе. Он решил заняться сегодня снова починкой злополучного бачка, но вдруг вспомнил, что у него под кроватью лежит таинственная тёмно-синяя сумка.

Вытащив из-под кровати переданную блондинкой Настей поклажу, Елисей размышлял так:

«А почему, собственно, я должен это хранить, передавать кому-то, и чёрт знает что делать, а сам права не имею узнать, что в сумке хранится? Может, там наркотики или оружие химическое? – Елисей подошёл к окну и украдкой, из-за шторы, осмотрел улицу. – Вот я идиот. Попался на дешёвый трюк… “Вы что же, меня не помните?” – бла-бла-бла… а я и уши развесил. Загребут и упакуют на всю жизнь, вот будет-то фокус… Фокусники, блин, чародеи хреновы! Ангелы у них банки грабят, холодильники по воздуху кружат!»

Елисей не на шутку рассердился.

– Как там сказала? Потом всё поймёте? Ну-ну, уже понял! – Теперь он бормотал причитания вслух, расхаживая по квартире – Это всё одна банда! – выдал резюме Елисей, хотя кого конкретно имел в виду, и сам не смог бы объяснить.

Он снова подошёл к сумке и посмотрел на неё так, словно это был возникший вдруг ниоткуда труп неизвестного.

– Ну, во-первых, никто мне не запрещал в неё заглядывать. – Елисей автоматически загнул мизинец правой руки. – Во-вторых, я имею право знать, что хранится у меня под кроватью! – Безымянный палец загнулся вслед за мизинцем. – А в-третьих…

Но договорить он не успел. В этот самый момент в комнате зазвонил телефон. Звонок отчего-то был невыносимо назойливым и звонким, и Елисей, хоть и не желал этого, трубку всё же снял.