Loe raamatut: «6748», lehekülg 23

Эля, что бы лучше рассмотреть, невидимый город и процессию, залезла на мачту и через минуты две или три её глаза начали различать несколько оттенков серого цвета и среди них небольшое размытое розовое пятно. Потом ветер стал дуть от берега к морю, и Эля смогла услышать звуки городской жизни как–то; мычание коров, звук работающей кузни, шум рыночной площади. Солнышко тоже, как-то вдруг, стало светить под другим углом, и Эля смогла различить на сером фоне Серго неба серую стену замка, и башню Донжона. Она хотела спуститься как можно скорее на берег и подойти к архиепископу, но команда удержала её.

–Послушай, мы не знаем, что в городе, может чума?

Услышав это, Эля перекрестилась и стала терпеливо ждать процессию, двигающуюся от города к ним. Мудрый капитан спустился в её каюту взял письмо от Архиепископа города Кагора папскому легату Вильгельму из славного города Модены и молча вложил ей в правую руку.

Процессия подошла ближе и встала в десяти ярдах от них. Эля принялась рассматривать людей. Первое, что она отметила это изменения в одежде, если раньше на людях было сукно и мало меха, даже у богатых, то тут, было много меха и мало сукна даже у бедных.

–Как странно и необычно,– подумала она.

Вскоре после первого впечатления поглотившего все её внимание, она стала различать слава капитана говорившего с чиновником,

….. мы везем….. письмо… к легату и графиню …-

После слова «графиню»,– человек в красной шапке крикнул,

–Спустите мне сходни ….

Капитан махнул рукой, сходня со скрипом уперлась в песок, и папский легат, явил счастье команде своим посещением судна. Эля долго смотрела на старичка, пока не догадалась отдать ему письмо, печать которого, к слову он уже долго рассматривал при скудном северном солнце. Дальнейшее её не удивило. Получив свиток, прелат поклонился Элеоноре, а после поднял руку, в которую служки сразу вложили бокал, наполненный вином. Эля, тоже едва поклонившись, получила в руку кубок.

«buono il vino rende gaia cuore di una persona»¹³⁸– прокричал прелат и залпом выпил. Эля, поднося кубок ко рту, успела отметить, что все окружающие выпили. Вино оказалось крепким и терпким.

–Из Италии – пояснил легат.

– Ну а теперь ко мне! По пути прочитаю письмо. – Предложил он Элеоноре.

После этих слов Элю, не спрашивая ни о чем, снесли по сходням, посадили на коня. Прелат сел на следующего, и они отправились в сторону города, где уже любопытные горожане стали собираться в небольшие группы. Но легат обманул их ожидания, он приказал ехать прямо в замок не заезжая в город. Эля молча покорилась своей судьбе тем более, что кубок был большим, вино прекрасным, а рядом держа лошадь Элеоноры за узду величаво шел паж с кувшином…

Когда они въезжали в ворота замка, ветер донес до неё.

– Я Сабино из Адурра, и Я Луис из Бильбао, исполнили свой обет….

–Надо сказать легату, чтобы не обижали мою команду,– подумала Эля, перед тем как её отвели в отведенные ей покои и три служанки стали ухаживать за госпожой …

Не прошло и полутора часов как, отмытая в большой кадушке от морской соли, хранительница Камино мирно почивала на гостевой кровати, застланной тонкими свежевыстиранными простынями. Сверху от холода её защищали три медвежьи шкуры. По распоряжению легата, её разбудили лишь на следующий день, после утренней службы. Принесли в постель подогретое вино с терпкими травами. Эля сначала не хотела начинать день с такого большого бокала вина, но, посмотрев на колеблющиеся, на ветру огоньки свечей, перед комнатным алтарём, выбросила эту мысль из головы.

–Наверное, тут так принято после сна начинать день с бокала вина, – думала она, небольшими глотками потягивая терпкий напиток. Потом, когда её стали одевать в приличествующие её сану одежды, он мысленно возблагодарила, того, неизвестного кто догадался подбодрить её бокалом вина с самого утра, еще до мессы. Больше всего из представленного на сегодня ей наряда, Эли понравилось сюрко,¹³⁹ сделанное без изысков и из привычных ей материалов: сендала и шерстяного драпа, известного более как экарлат¹⁴⁰. Освоившись в новых нарядах, она с удовольствием отметила, что красный ей как всегда к лицу. Волосы на голове она прикрыла белым вимплом¹⁴¹ из индийского карбасина.¹⁴² Вимпл поддерживался на голове диадемой инкрустированной электроном.¹⁴³ Ей так же принесли красные перчатки в отдельном футляре, но она, бросив взгляд на них, решительно его отложила в сторону. Не гоже кастильской принцессе носить на руках грубую французскую подделку, под добротные творения кастильских кожевенников. Так как и было принято этикетом того времени, она явилась в обеденную залу к середине обеда, не обращая внимания на алчные взоры придворных рыцарей и рыцарей монахов. Последние, почему-то сразу, после церемониального представления, где её под руку держал сам легат, ушли в церковь, молится живому образу девы Марии. Проводив последнего, она подумала,

– И здесь то же самое. Только Тибо шампанского не хватает. Интересно поесть то дадут?

Но поводу еды опасения были напрасны. Одной рыбы было в таком изобилии, что на шестом блюде она напрочь забыла, как назывались следующие. Ей понравилась мясо – оленина, и окорок из ursus, то есть из медведя. Хлеб тоже был вкусный, не такой как она ела раньше, а более душистый.

– Из Руси пояснил легат. Отламывая, ей очередной ломоть, куда предполагалась налить кисло сладкий винный соус из соусницы стоящей посреди стола, это был верх куртуазной любезности для монаха.

Эля быстро освоилась в новом окружении и со спокойствием и достоинством принимала знаки внимания, как легата, так и представителя доблестного шведского короля ярла, которого все звали не по имени, а по должности Ярл. Эля спросила почему?

– Он еще ничего не сделал такого замечательного, чтобы его имя упоминали рядом со званием Ярл. Вот прославит себя поступком, тогда и будет зваться Ярл Кари. Да, к стати, наш ярл потомок, того ярла Кари сына Сёльмунда, о котором говорится в саге о Ньяле. Я потом вам все объясню,– доложил ей Вильгельм моденский.

В конце обеда, когда сытая и довольная жизнью Элеонора ждала появления музыкантов или шутов, в залу без объявления вошли шесть человек с вооружением. Эля удивилась такой наглости неожиданно появившихся личностей. Однако, легат, не давая знака к окончанию трапезы, подозвал к себе воинов.

– Что случилось?– спросил он.

– Ваше священство мы просим вас засвидетельствовать длину этого клинка, с тем, чтобы наказать ослушника. По законному праву и обычаям, меч должен иметь длину от двух с половиной локтей до трех с четвертью, а нож оружие простого люда менее локтя. Этот клинок больше ножа и значит, его должен носить рожденный свободным, а не серв. После освидетельствования мы возьмем в казну этот странный клинок, а владельца его накажем изгнанием.

Эля сразу узнала свой подарок капитану и, упреждая слова легата, сказала.

– Я, Хранительница Камино, даю такие мечи, только тем достойным, которые много сделали для поддержания нашей матери церкви и этот клинок, я дала самому достойному. Вам надлежит вернуть его и отпустить всех задержанных.

Легат, услышав краткую речь Хранительницы, поспешил произнести,

–Да будет так, – и единым жестом выгнал всех шестерых из зала.– Вооруженных схваток мне тут еще не хватало в начале зимы, – подумал он и испытал чувство благодарности к вновь приезжей.

Вскоре принесли десерт из меда и орехов, но так, скорее, для вида, нежели для продолжения трапезы. Точнее десерт вынесли, для того чтобы показать всем гостям, ведь среди них могли оказаться и недалекие люди, что настало окончание трапезы. Как только десерт унесли легат, встав, благословил всех кратким знамением и, взяв под руки Элеонору, горделиво удалился. Он привел её в небольшую залу, где был, устроен не пропорционально большой камин, который недавно протопили, как следует. В зале было тепло и не было дыма. Скамьи в зале были специально поставлены возле камина и тоже были теплыми.

– Вот дитя мое, это мое место жизни. Самое теплое место среди этого юдолища печали и холода, – начал он.

– Я внимательно прочел письмо моего друга. Да действительно друга. Мы с ним в одной кельи пять лет прожили, когда учились в Сорбонне и когда в Риме работали в канцелярии святого престола. Такое не забывается…. Да, вот собственно. Ну и, Я помогу вам добраться туда, куда вы хотите, но и вы помогите мне…… ЭЭЭ. Я хочу уехать отсюда как можно быстрее, но еще встречи, и эти обязанности легата не дают мне права так просто и быстро уехать!!! Я проживу на острове еще одну зиму, и не скрою одинокую скучную зиму, если вы меня покинете. Кому нужен, старик пусть даже и папский легат? А вот, вдруг, если вы останетесь, то к вам приедут многие владетельные синьоры, и я увижу их не весной, а еще зимой, и решу за эту зиму все свои вопросы. А весной я уеду в Рим. Мадонна. Погреть свои кости на старости лет. Соглашайтесь, тем более, что шведы раньше весны в поход не выступают.

Легат проговорил так быстро свое предложение, что Эля не успела вставить не слова. Она задумалась на некоторое время и ответила легату на неплохой латыни.

– Отче, ваш возраст дает вам право обращаться с такими предложениями к дамам. И я принимаю его.

–Мадонна, я знал, что вы не просто красавица, но и умница!! Теперь расскажите мне все, с того самого момента как вас прислали во Францию. Не беспокойтесь зимы тут долгие, мы и наскучить друг другу успеем, так что торопится, не будем, начнем помаленьку, не спеша. Вам, какого вина со склона Везувия или из Сицилии, – ответил ей легат.

–Из Сицилии¹⁴⁴, – ответила она.

Эля с поклоном присела на теплую скамью, так же с поклоном приняла из рук легата бокал с вином, сделала один глоток и начала свой рассказ. Так каждый день, если не случалось чего-либо из ряда вон выходящего или больших праздников, на протяжении всей зимы Элеонора рассказывала Легату, свою жизнь. Некоторые эпизоды легат просил повторить, некоторые даже записывал. Легат специально выбрал время после обеда и до вечерней мессы, когда их никто не беспокоил. В это время все были заняты собой; кто готовился к вечерней службе, приводя свою одежду в порядок после трудового дня, кто просто спал дома после обеда, а кто, а ведь были и такие счастливчики, готовил себе ужин. Как правило, эти беседы длились по два или три часа, и Эли тоже не возбранялось задавать вопросы легату. Первая их беседа окончилась за пол часа до вечерней службы, когда осторожный стук сержанта охраны легата, заставил Элю остановиться. Сержант, толстый и розовощекий швейцарец, осторожно приоткрыв дверь в залу, произнес.

– Прошу прощенья монсеньёр. Эти, ну те, которые – Хранители, они отчалили без спросу. Мы сразу отправили вдогонку два когга. Скоро стемнеет, соблаговолите сказать, чтобы зажгли костер на башне. Иначе они проведут ночь в море, а там есть два рыцаря один из вашей свиты, другой с веточного побережья, я боюсь, что им станет плохо с непривычки, а нам опять убирать когг, ну тот, что с навесным рулём. Который подарок святому престолу от епископа Риги.

Как только Эля до конца, уяснила все сказанное сержантом. Ей было трудно, сразу понять сказанное им, так как швейцарец говорил скорее на немецком наречии, чем на французском. Она с громким стуком, что бы привлечь к себе внимание, поставила бокал на скамью. Когда легат и сержант обернулись к ней, она сказала.

– Господа бесполезно зажигать костры, ваши корабли не вернуться. Они теперь уже не ваши. Они принадлежат Сабино из Адурра, и Луису из Бильбао, и вам надо усердно молить бога, что бы вся это троица убралась восвояси, а не то, вскоре королю Швеции придется просить милости у новых владык моря Мрака.

–Вы считаете дорогая, что они сладят с двумя рыцарями?

–Я знаю лишь то, что эти львы моря продали нескольких рыцарей взятых ими в плен, в рабство в страны атласа, за геркулесовы столбы.

–Как поймаем, повесим на площади нехристей, – прокомментировал её реплику сержант.

–Но они хорошие христиане, так как они продали папскому престолу несколько принцев сицилийских мавров, сильно досаждавших папским галерам, которых они взяли в плен в честном бою. На борту Голете есть несколько благодарственных писем от престола св. Петра подписанных неким Уголино ди Сеньи¹⁴⁵. Вы знаете такого?– добавила Эля.

– Ну, что ж, картина вполне ясная, костры мы зажжем, и помолимся усердно о попутном ветре для львов моря. Нам же надлежит быть скромнее и не принимать впредь столь дорогие подарки от епископов.– Сказал легат, отправляя сержанта на башню и подавая Эли руку для того, чтобы отвести её в часовню на вечерю. Сам легат не служил в этот вечер, он, как только устроил Элю на хорошее место в часовне, подобающее её сану, то есть попросту прогнал с первого ряда несколько рыцарей, незаметно исчез в боковом проёме вместе со своим секретарем. В конце службы он появился, вновь, прочитав последнее,– Аминь,– он так же галантно отвел Элю на ужин. Где развлекал её беседами до того времени, когда колокол не призвал всех ко сну. Три служанки с поклонами отвели Элеонору в отведенную ей опочивальню и остались там до утра служить новой госпоже.

Так выработался определенный ритуал пребывания Элеоноры в королевском замке в Висбю, что на острове Готланд. Утром она молилась в домашней церкви. Потом занималась «своими делами»,– принимала посетителей по просьбе легата. Затем она шла на обедню в епископский собор. Потом на обед во дворец, потом на беседу к легату, потом на вечерю, потом ужин, там же, и отход ко сну.

Так в трудах прошла зима, наступила весна, правда большой разницы между зимой и наступлением весны Эля не заметила. Было так же холодно и ветрено, правда растаял снег, и солнце стало светить дольше. Но ветер был такой же холодный и колючий, да и серые туманы по утрам не радовали глаз. За неделю до конца марта, в субботу, в неурочное время, а именно утром сразу после службы, легат без предупреждения вошел в покой Элеоноры. Осенив всех присутствующих на службе крестным знамением, легат следующим жестом отправил всю прислугу и кюре вон. Эля справедливо рассудила, что последний жест легата никак не мог относиться к её особе, осталась на месте. Правда ей пришлось надуть губки и сдвинуть бровки, чтобы показать легату свое недовольство его самоуправством на территории замка преданной ей в управление. Но легат не обратил внимания на сердитую рожицу дамы Д. Альбре, а присев на лавку бесцеремонно взял её за руку.

–Вот ваше величество, и пришел конец нашему союзу, – сказал ей легат вместо приветствия, чем ошеломил Элю.

– Что? Как это? Случилось что? – спросила она.

– Неумолимое время приближает наше расставание ваше высочество, а мой возраст лишает меня надежды увидеть вас когда-либо еще. Ну, может два или три года я еще прослужу Господу, а после он призовет меня к себе, на отдых. Я на это все-таки надеюсь!– ответил ей легат с неподдельной печалью в голосе.

Эля посмотрела на него, ей показалось, что легат как всегда подшучивает. Но грустный взгляд и серый цвет лица свидетельствовали ей об обратном. Легат действительно был очень опечален. Эля присела рядом со стариком и взяла его за руку, рука легата была холодной и немного подрагивала как у всех стариков. Легат ответил легкой улыбкой на это проявление доброты к старику.

–Но вернемся к нашим задачам,– продолжил он,– скоро придет шведский королевский флот, правда без короля. У шведов этот король не ахти, про него они говорят – «наш конунг нетвердо владел языком, был шепеляв, да к тому же и хром», – что согласитесь флотоводцу никак не к лицу. Поэтому флот ведет ярл Улф Фаси. Достойный рыцарь, хотя писать не может, зато может читать, но по слогам и по-шведски. Латынь не для него. Главное он говорит хорошо и не хромает, вот по этой причине он и ведет флот, по существу ведь больше то и некому. Вот я и думаю, как они лет сто назад могла грабить Рим. Странно! Но опять не об этом я. Вот, когда придет флот на корабле ярла вы и отправитесь далее. Ярл будет закладывать город у Озера, а вы пойдете дальше, и через две недели вы будите в Новгороде. Ну а дальше я не знаю, поэтому я начну молиться за вас.

Легат как всегда произнес свой монолог так быстро, что Эля как всегда не успела вставить ни словечка.

–Я принимаю ваше предложение, невзирая на ваш возраст.– Ответила она.

–Вот и славно, я всегда ценил людей, которые могут лестью ужалить подобно шершню. Благодарствую, что заметили неподобающую моему возрасту живость моего ума.

–Да я не хотела, да и не думала считать вас выживающим из ума стариком,– сказала Эля.

–Ладно, ладно, давайте вместе готовиться к отъезду. Я тоже ведь еду. Но еду в Рим. И у вас, я твердо знаю, есть ко мне просьбы. Первое, я думаю, Вашим сыновьям нужна поддержка. Второе, Вашим землям нужен Управитель, пока вас нет. Ну и вам лично нужно прощение королевы матери, лучше в письменном виде. Вы же находились у неё на службе. И не вздумайте отказываться. В главном церковь поможет вам. Конечно, будут издержки, не все аббаты бессеребренники, но все аббаты чтят письменное право. Церковь вернёт вам ваши наделы. Пусть не такими цветущими, как хотелось бы, но все-таки целыми и с сервами. – Скороговоркой выпалил легат.

Эли пришлось задуматься, сказано было кратко, но много, и действительно важного. Из-за своего бегства Элеонора не оставила ни управляющих, ни распоряжений, относительно своей земли даже де юре. Это грозило тем, что доказать ей или её детям свои права на земли через семь лет, будет практически невозможно и земли будут преданы другому владельцу. В случае с Элеонорой её дети, могли оказаться на положении бастардов, без имени, и без средств к существованию. В те времена, в подобных случаях, когда владелец отсутствовал долго и без соизволения своего сюзерена, земля, чтобы избежать конфискации, отписывалась в управления любо – королю, либо – церкви. Король, в соответствии с правом, уточним, что в различных случаях в соответствии с различным правом, назначал управителя из числа местной королевской администрации, а доходы брал в казну. Церковь, как правило, отдавала подобные земельные наделы в управление близлежащему аббатству на срок до возвращения хозяина. Королям Эля писать не могла, оставалась только церковь. Поэтому Эля уточнила.

– Я должна написать письмо Папе?

–Нет дитя моё, только королеве матери, все остальное будет сделано согласно имперскому праву, которое, как вам известно, в отличие от салической правды не лишает женщину её доли.

–Хорошо, я напишу. И еще можно я вас угощу вином? прошу простить вино сарацинское,– спросила Эля.

– Конечно, бог ведь шлет солнечный свет каждой виноградинке, что во Франции, что в святой земле, и это не грех. И вино лучше налить вот в тот бокал, который стоит поближе к алтарю он поболее….

Эля сидя на корме шнеки и задумчиво смотрела на воду.

– Странно это, в каждой стране, где я была цвет воды, был разный. Во Франции бледно-синяя или белёсая, в Бискайском заливе зеленая или синяя в море Мрака серая и грязная, а тут в Нево она черная, но прозрачная. Отчего это так?– думала она.

–Завтра мы опять пройдем вверх по реке, еще один переход, и потом я опять пойду одна далее. Лучше мне сразу пристроится к купцам и с ними идти в земли великана или как там его. Завтра посмотрю еще раз письмо, что бы не забывать более. А сейчас надо уснуть, хоть и светло кругом.

Эля, как и все люди, впервые попадавшие близко к полярному кругу летом путались во времени, так как всегда было светло. Она встала с нагретой банки и отправилась вниз в отведенную ей каюту. Там она сняла сапоги и верхнюю куртку из кожи северного оленя и, укрывшись с головой зеленым плащом, уснула. Утро началось как обычно, Эля сошла с корабля на берег и отправилась к шатру ярла на мессу. После мессы, Эля осталась в шатре, где на утренней трапезе было принято решение произвести еще один переход всем флотом. Потом она пошла к себе на корабль, так как мешать кнехтам, собирать лагерь она не хотела. Кнехты порой так таращились на нее, что ей хотелось взять в руки лук и одним выстрелом прибить всех их стразу. В своей каюте она перечитала письмо, старательно повторяя слова, – «Элькса! жду тебя там, где Танаис рядом с Араксом, на могиле великанов. Передай мне или человеку от меня, тетрадь, что привязана к моему знамени. Ждать буду до осени 6749 года от сотворения мира. Илья». Тетрадь была с ней рядом, она была привязана к древку легкого копья, которое всегда можно было выдать за простую палку погонщика ослов – стимул. Перечитав письмо три раза, она стала молиться о здравии её сыновей, и когда она дошла до второго «Отче» какой-то шум и крики заставили её остановиться. Прислушавшись, она явственно услышала шум битвы:– лязг металла, и треск ломающихся копий и щитов. Как и всякий лучник, она должна была занять свое место, предписанное ей приказом ярла. Место это было по правую руку ярла, когда он стоит рядом со своим шатром. Во всех других случаях, Эля должна была своими стрелами поддержать действия ярла, не сходя с корабля. На этом корабле, кстати, находились её бочки с солью. В случае если ярл не сможет вернуться на корабль, по какой либо причине, то корабль без ярла уходит обратно и Эля теряет в этом случае бочку соли как плату за возвращение. Корабль подряжали только до Ладоги, обратно нет. Эля взяла лук, быстро снарядила его, затем положила в колчан тринадцать стрел, и бегом побежала в сторону шатра. Ярл стоял на бочке и смотрел на левый фланг лагеря, откуда доносился шум. Он одобрительно посмотрел на молодого стрелка прибывшего на своей номер согласно боевому расписанию. Спрыгнув вниз с бочки, он подозвал к себе щитоносцев и, подняв меч, повел своих воинов. Эля хотела, было идти за ним, но ярл приказал,

– Лучники охраняют шатер.

Эля была вынуждена встать в шеренгу молодых пажей вооруженных короткими луками и большими ножами. Вскоре шум битвы затих. Ярл появился, вытирая со лба пот, его меч был обагрен кровью, его щитоносец шёл без щита, прихрамывая, его воины выглядели тоже уставшими, многие так же не имели щитов. Самых несчастливых приволокли к шатру и оставили на траве, прелаты сразу стали служит отходную. Ярл, воспользовавшись тем, что врага не было, взяв новый меч и нового щитоносца со щитом, отправился на корабль, жестом приказывая Элеоноре идти с ним. На корабле он, встав на фальшборт, внимательно осмотрел весь лагерь, нескольким пажам он дал наказы, и они яркими искорками рассыпались по всему лагерю, извещая сотников о воле ярла. Вскоре крики послышались в середине лагеря. Ярл, выждав некоторое время, сошел на берег и, построив рыцарей, неторопливо повел их в бой. Эля успела за это время спуститься в каюту и взять самое дорогое – дротик с тетрадью, затем она вернулась к шатру, где её ждали пажи, еще не обстрелянные дети. Вскоре битва дошла и до них Эля успела сделать всего три выстрела по невесть откуда взявшемуся в их тылу врагу, потом она дала команду своему воинству бежать, всем разом, на корабли. Она была старшей и поэтому была вынуждена прикрывать их отход, еще три стрелы остановили совсем уж зарвавшихся врагов, которые, побросав щиты, кинулись в сторону шатра ярла. Увидя, что её войны вскарабкались на корабль, Эля бросила ненужный колчан и лук, и направилась к ним, но невесть откуда взявшийся рыцарь на коне заставил её вернуться к шатру, где уже во всю орудовали враги. Она вспомнила, что в левой части шатра храниться ценности кинулась туда¹⁴⁶. Там какой-то человек, вдруг вцепился в её суму левой рукой, правой же рукой покрытой боевой перчаткой, стал бить её по голове. Она готова была уже сдаться и отпустить руки, как вдруг два неизвестных воина, что-то сказав её мучителю, заставили того отпрыгнуть в сторону. Эля осталась сидеть на земле сжимаю в руках свою суму. Потом её освободители вышли из шатра, где к ним присоединился третий, по виду самый главный. Они о чем-то говорили довольно долго, потом они, обернувшись к ней, начали ей что-то говорить. Эля смогла понять только слова «лучник» и «еда», на то и на другое слово она ответила согласием. Потом случилось самое странное, враги поделились с ней едой и невозмутимо пили пиво, беззаботно поворачивались к ней спинами. Затем они помогли ей найти и собрать её вещи, и взяли с собой. Герольд, пришедший от ярла, понимающе посмотрел на неё и едва заметным, одним кивком головы, одобрил её выбор. Эля решила пока не говорить, кто она такая и остаться лучником для своих новых друзей, ибо враги кормить на поле боя никогда не будут. Так решила ея величество Элеонора Кристина Констанца Екатерина де Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья, синьора Ордино (виконтесса Андорры), дама д. Альбре, маркиза Монт де Морсан виконтесса де Фезенсак, хранительница Камино (путь паломников) (Сант Яго де Компостелло). Устроительница (кастелянша) Брей и, подобрав свой дротик, и медные подсвечники,– собственность королевского шведского дома, побежала вслед троице, к которой вскоре подошел худощавый монах с лучезарными и добрыми глазами.

К Волге и Дону.

Пока друзья, как и положено истинным мужам занимались охотой и строительством города, Эля наладила жизнь в тереме старого затворника. Служанки вовремя стали печь хлеб, как и во всех христианских домах, в понедельник и четверг. Было выстирано всё; платья, скатерти и постельное белье, хотя устроить стирку посреди зимы было трудно, но Эля справилась. Она так же обзавелась и верным пажом, мальчиком Кузьмой сыном вдового кузнеца Петра. Он был хроменький, так как в младенчестве сломал ножку. Но он был очень усидчив, и в труде упертый. Увидев в Эле доброту и нерастраченное материнское чувство, он заплатил ей за её внимание полной детской преданностью и безвозмездным служением. По вечерам, когда Эля от усталости не могла прочить ни одной молитвы, он брал молитвенник деда Луки и полночи читал молитвы за себя и рабу божию Христину. Еще он сказал ей, что сам сделает для неё шелом-мисюрку со святыми на лбу и вокруг головы, чтобы от удара сзади и от сглаза поверженного противника оберегали.

Друзья, как и было, сказано, кроме охоты город строить стали. Леха чертеж сготовил, а Васька научил москвичей, как зимой клети ставить и землёй набивать. Но лучше всех отличился Арсений, тихо много не говоря, он каждый день уходил в церковь «на Молитву», и через три недели выставил на показ всему миру поновленные иконы, – весь чин. Особенно ему удался святой Егорий со змием, где плащ у святого был ярко оранжевого цвета и горел на солнце. Змей же был зелен и сер.

Отпраздновав Пасху в марте, друзья стали готовиться к отъезду. Василий вместе с Кучковичем три дня пропадал на реке, они все выискивали наиболее удобное судно для похода. Оно должно быть не очень узким, чтобы осадка была не очень большой, вдруг волоком тянуть придется. А так же чтобы была и не очень широкой, вдруг какая теснина и не протиснуться. Река ведь! В конце концов, два знатока остановили свой выбор на девяти саженной ладье, имеющей к тому же однодеревный киль, то есть сделанный из одного цельного дерева –дуба. Правда ладья имела и достаточную ширину две с половиной сажени. По настоянию Василия вровень с бортами были положены палати из еловых досок в четверть пяди толщиной. То есть Вася сделал палубу, потом он немного нарастил борт на четыре вершка, то есть сделал фальшборт, к которому пристроил перила, такие же как на галереи церкви Николы на Дворище, то есть красивые и прочные. На носу и на корме он поставил по срубу из дубового обзола. На носу меньшей высоты всего в полторы сажени, а на корме в целых две. Там же на корме он соорудил два направляющих весла и удобную лавку со спиной и подлокотниками. Мачту он не трогал, ее он оставил в центре ладьи и намертво привязал канатами. Парус он приладил квадратный, правда спускать парус можно было частями, и ладья могла идти под треугольным парусом против ветра. Лёха почему-то назвал парус ромейским, на, что Василий заметил,

– Мы и без Рима по Ладоге отродясь на таком ходили, против ветра. Кучкович в трудах плотницких участия не принимал.

– Возраст не тот, – пояснил он.

Но все дни ходил кругами и, где словом, а где и рисунком помогал Василию в судостроительном деле. Леха молча махал топором, а Арсений после службы помогал ему. Так втроем за три недели друзья построили практически новый кораблик. Эля занятая хозяйством деда Луки не обратила внимания на строительство кораблика, она опомнилась тогда, когда Василий спросил ей,

– Христина, куда печь ставить прикажешь на ладье, на носу?

Эля недолго думая, но, опираясь на опыт предыдущего плавания, ответила,

– На заде ставь и по окну со ставнями на каждой стенке, даже на, где дверь сделай, завтра приду, гляну.

Завтра, и окна и ставни были готовы, а Эля была довольна. Вдоль стен Вася поставил лари, такие соразмерные, что и сидеть, и спать, и жито хранить сподручно было. Железо было складировано возле мачты, под палубой, вместо балластного камня, или как тогда его называли «отстойчевого груза». Судно сразу прилегло в воду на пол локтя, по борту появилась слеза. Вася равнодушно глянул, сказал,

– Слеза не течь, скоро сама уйдет.

И точно через четыре дня дерево набухло, и течь ушла. На следующий день, в самом начале мая Арсений молча принес на кораблик образ Николы и в преддверии на Николу мокрого освятил суденышко.

–Ну, вот и всё, и они скоро отойдут, – сказал Кузьма, глядя, как Арсений кадилом машет, стоя на ладье подле мачты.

– Не отойдут, а пойдут. Эх ты кадушка, ты пустая,– поправил мальчика Лука, что из Кучковичей.

–Вот Вася и пиво приспело ко времени. Пойдем, после освящения, на дорожку, выпьем по-малой, да помногу раз. За всех угодников, что путникам в пути помогают,– сказал Лука, обращаясь к Васе за всю компанию.

Так как Василий Валентинович теперь самый главный, и без его соизволения никто и воды из реки не зачерпнет. Таков закон походной жизни для всех ватажников-ушкуйничков.

Эля, в тот день села за стол вместе со всеми, показывая тем самым всем, что она теперь больше не хозяйка Кучковичего поля. На второй перемене блюд Кузьма принес ей лукошко укрытое белой скатеркой.

–Вот как обещал, бери,– сказал Кузьма, вытирая слезу.

Эля открыла лукошко и вытащила шлем – мисюрку с ликами святых – угодников. Лики были покрыты золотом и блестели, что глаз жгло.

–Молодец, – похвалил работу Кузьмы дед Лука…..

После третьей перемены Вася встал и, перекрестившись на образа сказал,

–Вот и все простите меня братья ватажнички, за все,– Пора.

Все молча встали из-за стола и, не глядя в глаза; ни деду Луке, ни Кузе, ни кому из дворни, молча, пошли к реке.