Tsitaadid raamatust «Иван Васильевич»
Оставь меня, старушка, я в печали…
Наверное, сидит в учреждении и думает: ах, какой чудный замок я повесил на свою дверь! Но на самом деле замок служит только для одной цели: показать, что хозяина дома нет...
Ты прости, что я тебе мешаю, но я должна сообщить тебе ужасное известие... Нет, не решаюсь... У меня сегодня в кафе свистнули перчатки. Так курьёзно! Я их положила на столик и... я полюбила другого...
Покайся, любострастный прыщ!
Ульяна: Ах, простите! Однако у вас характер, товарищ Тимофеев! Будь я на месте Зинаиды Михайловны, я бы тоже уехала.
Тимофеев: Если бы вы были на месте Зинаиды Михайловны, я бы повесился.
Дьяк: Не гневайся, боярин, не признаю я тебя... Али ты князь?
Милославский: Я, пожалуй, князь, да. А что тут удивительного?
Дьяк: Да откуда ты взялся в палате-то царской? Ведь тебя не было? (Бунше.) Батюшка-царь, кто же это такой? Не томи!...
Бунша: Это приятель Антона Семеновича Шпака.
Милославский (тихо): Ой, дурак! Такие даже среди управдомов редко попадаются...
Для меня означенный Рай наступит в то самое мгновение, как в Москве исчезнут семечки. Весьма возможно, что я выродок, не понимающий великого значения этого чисто национального продукта, столь же свойственного нам, как табачная жвачка славным американским героям сногсшибательных фильмов, но весьма возможно, что просто-напросто семечки — мерзость, которая угрожает утопить нас в своей слюнявой шелухе.
Бунша: Меня начинают терзать смутные подозрения. У Шпака - костюм, у посла - медальон, у патриарха - панагия...
Милославский: Ты на что намекаешь? Не знаю, как другие, а я лично ничего взять не могу. У меня руки так устроены... ненормально. Мне в пяти городах снимки с пальцев делали... ученые... и все начальники единогласно утверждают, что с такими пальцами человек присвоить чужого не может. Я даже в перчатках стал ходить, так мне это надоело.
Милославский: Ты скажи, чтобы они на обратном пути заодно Казань взяли... чтобы два раза не ездить...
Дьяк: Как же это, батюшка... чтоб тебя не прогневить... Ведь Казань-то наша... ведь мы ее давным-давно взяли...
Милославский: А... Это вы поспешили... Ну, да раз взяли, так уж и быть. Не обратно же ее отдавать...
Иоанн: Любишь боярыню?
Якин: Люблю безумно!...
Иоанн: Как же ее не любить? Боярыня красотою лепа, бела вельми, червлена губами, бровьми союзна, телом изобильна... Чего же тебе надо, собака?!
Якин: Ничего не надо!... Ничего!
Иоанн: Так женись, хороняка!
