Loe raamatut: «Дорога в Мир Снов»
Глава 1. Музыкант
Приглушенный свет алых ламп приятно гармонировал с фешенебельным дизайном ресторана. Сюда не приходили просто так, а только с одним условием: отдать за один вечер столько денег, сколько молодой ученый получает за полгода, а то и год.
Здесь была своя небольшая сцена, опять же с алым занавесом. Каждый вечер он открывался, чтобы показать посетителям лучших музыкантов. Здесь играли на рояле, на скрипке, на виолончели и несколько раз была замечена греческая арфа. Но сегодня все ждали одного героя – самого лучшего в своем роде – Александра Аргунова. Его игра – ни с чем не сравнима. Он выступал по пятницам и субботам – в те дни, когда в ресторане аншлаг.
Посетители уже вдоволь напились и наелись и почти ни к чему не притрагивались. Они знали, что время настало: с минуты на минуту появится он и унесет в свой волнительный виртуозный мир.
Наконец, занавес немного приоткрылся и появился человек небольшого роста в черном строгом костюме, окаймленным золотыми полосками. Белая рубашка и красная бабочка делали его комичным в таком сочетании. Его волосы были зачесаны назад и невыносимо смазаны гелем. У него были маленькие аккуратные усики и правильные черты лица, но его выражение и повадки всегда были настолько величавы, словно он сам – звезда мирового масштаба. Звали его Мартын, а постоянные посетители с улыбкой шептали: «Мартышка»…
Он произнес:
– Дорогие дамы и господа, я рад вас приветствовать в нашем замечательном ресторане! Сегодня, по вашим многочисленным заявкам, мы приглашаем на сцену Александра Аргунова! Встречайте!
Мартын первым зааплодировал, и публика повторила за ним.
Свет еще более приглушили, зато на сцену дали такое освещение, что оно доходило до самых дальних столиков. На сцену вышел молодой человек. На вид ему было не более двадцати пяти лет, но на самом деле уже исполнилось тридцать два года. Он был немного крупнее Мартына. На нем был белоснежный костюм. Его волосы были убраны в маленький аккуратный хвостик, а на носу красовались небольшие очки, придававшие ему серьезный строгий вид. Первым делом он учтиво поклонился публике, которая радостно его приветствовала, а потом сел за такой же белоснежный рояль, как и его костюм, и стал медленно касаться клавиш.
Казалось, что он переходил в другой мир и играл оттуда. Временами он закрывал глаза, и только пальцы перебирали по роялю. Он всегда начинал играть с нежных волнующих нот, которые пробуждали в каждой искушенной душе волнение и трепет перед величеством музыки. Его называли местным «Моцартом». Он либо играл музыку классиков, либо – собственного сочинения. Играл он всегда по несколько часов, его силы наполнялись от дыхания зала, и он шептал себе под нос:
– До… си… соль… нужно взять выше… а теперь ре…
Его игра была непревзойденной. Говорили, что он учился в московской консерватории и играл с малых лет. Такой музыкальный гений из глубинки. В Москве его не оценили, и поэтому он стал звездой главного масштаба в своем небольшом городе. Ни одно городское мероприятие не проходило без его игры. Все знали его и радостно слушали – будь то радостное событие или печальное.
Он переходил на более агрессивную игру – с живостью уже стуча по роялю, отчего тот издавал визгливые и отчаянные звуки. Так было всегда: Александр начинал с нежного плавного дыхания, постепенно набирал высоту и силу нот, а заканчивал снова медленными и томительными звуками.
Рояль стоял так, что музыкант мог иногда поглядывать на публику и замечать восторженные вздохи представительниц прекрасного пола, мечтающих, чтобы он играл только для каждой в отдельности. Несмотря на полумрак в ресторане, он различал большие охапки белых роз на столах поклонниц, которые были приготовлены ему. Он исключительно любил этот цвет и считал его божественным – цветом чистоты.
Среди публики всегда сидела молодая девушка с длинными каштановыми волосами и серыми глазами, которая внимательно ловила каждый полет нот и с замиранием следила за духовным настроем Александра. Он ее не видел, но всегда чувствовал, что она рядом. Это придавало ему уверенность, и он думал, что большинство мелодий играл только для нее. Она знала это и с насмешкой смотрела на молодых раскрашенных девиц, которые мечтали с ним познакомиться. Он видел среди всех только ее, даже когда она оставалась на своем месте, а толпа назойливых поклонниц окружала музыканта.
«Что ж, – пожимала она безразлично плечами, – таковы плоды славы: он должен быть ими обожаем и окружен, но я знаю, что место в его сердце никогда не сможет заполниться одной из этих дурочек. Потому что я его заняла прочно».
Обычно она сидела за столиком одна, чуть в отдалении, отдавая самые лучшие и дорогие места обеспеченным клиентам, которые с удовольствием платили за это. Она традиционно заказывала себе бокал белого сухого вина с нотками миндаля и салат из морепродуктов. Некая итальянская атмосфера пленила ее, и она думала, что еще немного и скоро они поедут в Ниццу, наслаждаясь местным колоритом и черпая новые ноты для вдохновения. Но это будет чуть позже, а сейчас нужно набраться терпения и наблюдать за его самоотдачей искусству.
Иногда к девушке подходили посетители. Подсаживались к ней за столик и пытались завести разговор, но она была так поглощена игрой музыканта, что разговор ей казался настолько скучным и собеседники быстро рассеивались. А она, будто ничего не замечая или не придавая этому должного внимания, снова восторгалась игрой и прокручивала в памяти, как рождалась каждая композиция.
На этот раз к ней подсел мужчина. Он был одет в темный дорогой костюм. На пальце блестел массивный перстень, на манжетах выглядывающих рукавов рубашки – бриллиантовые запонки. От него веяло ароматом сказочно приятного парфюма, который ему привозили из Парижа и за который он не жалел баснословных денег. Он чувствовал себя уверенно и свободно. Он был немного лысоват и, видно, что ему было чуть за пятьдесят. Появился он неожиданно и с добродушной улыбкой произнес:
– Могу я составить вам компанию?
Девушка пожала плечами и ответила:
– Как хотите, но я не очень хороший собеседник.
– Почему? – удивился он.
– Я поглощена игрой гораздо более, чем людьми, – сказав это, она сделала глоток из бокала. А мужчина заметил, что в нем почти не осталось вина. Он произнес:
– Позвольте, я угощу вас. Вы любите шампанское? Здесь есть прекрасное – «Дом Периньон» – лучшее шампанское Франции. Хотите?
Она безразлично перевела на него взгляд и ответила:
– Нет, спасибо. Я более одного бокала не пью за вечер.
– Боитесь опьянеть? – ухмыльнулся он.
– Я пьяна от музыки, а это куда приятнее.
– Я не представился. Меня зовут Алексей. Я здесь впервые и мне очень понравилось.
– Вика, – ответила девушка.
Алексей стал что-то рассказывать, но Вика сознанием полностью ушла к музыканту: ей казалось, что они играют вдвоем: она – с правой стороны, а он – с левой. Он начинал, а она подхватывала так легко, словно всегда это делала.
– Вика, вы меня слышите? – раздалось будто сверху, и вот она очнулась.
«Ах, да, этот Алексей», – вспомнила она.
– Извините, отвлеклась, – выдавила она.
– Я спросил, вы имеете отношение к музыке?
– Сейчас только косвенное. В детстве я училась в музыкальной школе по классу фортепиано. Но дальнейшие отношения с музыкой у нас не сложились – я пошла другим путем.
– Поэтому вы приходите сюда? Любите послушать музыку?
– Нет, не поэтому.
– А почему же?
– Я – его муза, – она решительно подняла указательный палец правой руки в сторону сцены.
А музыка все больше набирала силу. Вика знала, что еще пару минут и ей больше некуда будет расти – намечался апогей силы. Еще совсем немного и музыка будет обретать плавность, начинать свой путь к завершению.
Алексей наблюдал за Викой с интересом несколько минут. И вдруг снова вернулся к разговору:
– А музыкант знает, что вы его муза?
– Конечно, – с приятной ухмылкой произнесла она. – Видите, именно поэтому из меня плохая собеседница. Я ловлю каждую ноту и переживаю за ее правильность больше, чем он сам. У него просто нет на это времени, он полностью отдает себя звучанию. Именно поэтому вам лучше идти за свой столик, – мягко добавила она последнюю фразу.
Именно так всегда и заканчивалось знакомство, а разочарованные мужчины не понимали, почему девушка дорожит музыкантом…
Но тут ресторан стал наполнять звон, все громче и громче, становясь невыносимым.
– Что это? – недоуменно произнес Алексей и стал закрывать уши, а гул все нарастал и нарастал, становясь просто невыносимым…
Глава 2. Ученый
– Саша, да вставай же, вставай, – натойчиво говорила Кира и толкала его все сильнее.
Наконец, гул прекратился – Кира отключила будильник.
– Ты же работу проспишь! – укоризненно качала она головой.
– Да, да, я уже встаю, – проговорил он и начал возвращаться в реальный мир.
Кира немного постояла в дверях и, вздохнув, вышла.
Кира – сестра Александра. Ей тридцать пять лет. Она была несколько лет замужем, но года три назад муж погиб в аварии. Детей у них не было. Не было у Киры и надежды на благоприятное будущее. Она продала квартиру, так как она сильно напоминала ей о горячо любимом муже. Жить одна она там не могла. Тогда она вспомнила о брате и решила на деньги, полученные от продажи квартиры купить дом на окраине города и жить с ним вдвоем.
Так они и сделали. И уж вскоре она устроилась учительницей рисования в школу и пыталась вычеркнуть кошмарный эпизод из своей жизни, но этого ей никак не удавалось.
Свой город она видела во сне, но не решалась туда возвращаться. Нужно было начать новую жизнь, и она стала складывать ее по кирпичикам каждый день. В женском школьном коллективе она прижилась. Правда, ее тут же окрестили кличкой «вдова». И если она шла одна, задумавшись, коллеги начинали шушукаться и шептали:
– Вон смотри, «вдова» с урока идет.
– Ага, что-то она и не улыбается, – подхватывали другие.
Сама она не знала, что ее так называют. Но знала, что полную математичку называли «тумбой», а физкультурника – «свисток». Никто не знал, как зовут его, но знал всех других учителей по кличкам. Никто на это не обижался. В школе царил порядок между коллегами, и сплачивало их то, что все не любили директора – «тирана», который всегда стоял в особняке ото всех и жил своей жизнью местного правителя.
Кира радовалась, что нашла место недалеко от дома. Пешком идти двадцать минут и далеко от центра – все на своей окраине. Шум города она старалась избегать. Ведь в своей прошлой жизни, где был муж, она жила почти в самом центре города и любила прогулки по парку.
Она любила рисовать. В доме висели ее картины. Когда становилось совсем грустно, она брала мольберт, кисти, яркие краски и старалась забыться, разукрашивая свою жизнь. Больше всего ей удавались пейзажи. Поэтому в каждой комнате висела картина, на которой бежал тоненький ручеек, в котором могла просвечиваться мелкая рыбешка, густой лес, переливающийся разными оттенками и пушистый заяц, прижимающий уши в тени березы.
Кира задумчиво смотрела на свои работы и мечтала, что дети и внуки будут хранить ее картины и радоваться своему наследию. Она отдавала себя работе, потому что другой отрады у нее больше не было.
На работу она уходила раньше брата. Но они пили кофе вместе – неизменная традиция, которая была в ее семье. Она нужна была ей для того, чтобы не чувствовать себя одинокой. Ей нужно было о ком-то заботиться, чтобы чувствовать себя живой.
– Саша, – крикнула она, стоя в задумчивости у одной из своих картин, – я наливаю кофе.
Он вышел из своей комнаты, на ходу застегивая рубашку, и фыркнул:
– Иду я, иду!
– Теперь вижу, – голосом старшей проговорила Кира. – А теперь сходи в ванную, причешись и приходи на кухню, – она, смеясь, провела по его взъерошенной голове и, ушла.
А Саша, оглядывая себя в большое зеркало, дернулся и пошел в ванную.
В реальности он выглядел иначе: не было аккуратно убранного хвостика, не было аккуратных очков и элегантного белого костюма. Сон развеялся, а вместе с ним и образ успешного музыканта. Сейчас он причесывался в ванной, стараясь привести свои волосы в послушное состояние: он мочил их и расчесывал. Но вот ничего не получалось, и он начинал заново. Саша злился и снова орудовал расческой. Наконец, с волосами что-то получилось, и он облегченно вздохнул.
Саша умылся, застегнул рубашку на все пуговицы и снял большие очки. Без них все представлялось расплывчатым и тогда он снова их надел. У Саши было слабое зрение, и он почти не расставался с очками.
Кофе был горячий, и Саша отчаянно дул на него.
– Да не торопись, – сказала Кира, видя отчаянные попытки брата охладить напиток.
– У меня сегодня очень важный день, – проговорил он.
– Какой же? – спросила сестра.
– Я выступаю с докладом.
– Ты готов?
– Конечно же.
– Просто я вчера заметила, что ты лег рано спать. Когда же ты успел подготовиться? – удивилась Кира, на что он уверенно произнес:
– Я занимаюсь этой темой вот уже восемь лет. Мне нет необходимости, как студенту-первокурснику, учить за ночь до выступления. Я всегда готов говорить об этом.
– Ты все снами занимаешься?
– Да.
– Ясно, – кивнула Кира. – Надеюсь, ты выступишь отлично. Буду за тебя мысленно болеть.
Кира перевела взгляд на часы, висевшие на стене над головой брата, и спохватилась:
– Я же уже опаздываю! Слишком долго ты сегодня копался в ванной, и я тебя заждалась, – сказала Кира и, схватив сумочку, махнула рукой и побежала на автобусную остановку.
– Ну вот, – разочарованно произнес Саша, – ушла. Как же мне завязать галстук?
Он пошел в свою комнату и стал искать галстук в шкафу. Нашел темно-синий и отложил в сторону, затем стал еще искать. В руках оказался черный.
– Как раз, что нужно, – обрадовался Саша и, подойдя к зеркалу, принялся его завязывать. Он стал чертыхаться, потому что у него никогда не получалось самостоятельно завязывать его. Минут через пятнадцать безуспешных попыток, он швырнул галстук обратно в шкаф и пошел на автобус.
Был как раз час пик. Он кое-как залез в автобус, сзади его придавила полная тетка с котомками, а потом еще дед с корзиной помидоров. Саша кое-как ухватился за поручень и старался как можно плотнее держаться. Автобус подпрыгивал на каждой кочке, будто водитель пытался утрамбовать пассажиров, чтобы на следующей остановке добавить новых.
Саша думал о предстоящем дне, как о тюремном заключении. Снова предстояло идти туда, где не его не понимают… И вот перед ним понеслась его работа…
Он работал научным сотрудником в засекреченном научном институте, изучающем измененное состояние человека. Саша очень любил свою работу, много изучал литературы, проводил опыты, о которых другие даже не догадывались.
Но из-за своего неопрятного вида и полного отсутствия коммуникабельности, не умел общаться с коллегами. Своим лучшим другом он видел науку. Его не интересовал спорт, политика и все другое. Он был полностью поглощен своей работой. Он считал сотрудников легкомысленными и старался не тратить свое время на общение с ними.
Институт изучал разные измененные состояния: алкогольное опьянение, состояние под действием психотропных веществ, состояние аффекта. Но Сашу привлекал сон во всей своей полноте: и дрема на двадцать минут, и глубокий сон после бессонной ночи, и обычный ночной отдых. Он тщательно изучал это явление и выдвигал множество теорий, которые впоследствии либо подтверждались, либо отвергались из-за отсутствия доказательств.
Он ставил опыты, он читал множество книг, диссертаций, находил что-то общее во всех. Но видел главную проблему, перед которой часто опускались руки – тема слишком плохо была изучена, авторитетных мнений практически не было. Нужно было много работать и много исследовать, чтобы добиться хотя бы какого-то результата в этой разработке.
И он работал все больше, все напряженнее, не замечая вокруг реальной жизни, не замечая своего неопрятного облика. Все это казалось ему незначительным. Перед глазами была ИДЕЯ, во имя которой нужно было все положить на алтарь жертвенности. Не важно, что сейчас над ним смеются и не понимают его настойчивости. Пройдут года – и его имя появится в списке значительных людей. Он смотрел на голубое небо и видел кафедру изучения Сна, а в ней имя профессора. И это было его имя. Тогда все пойдут к нему с почтением и будут выспрашивать, как в его голову пришла подобная идея…
Но пока это было слишком далеко. Он жил на маленькую зарплату и шептал: во имя науки. Он все больше покрывался пылью, как старый фолиант, и все больше его имя обрастало насмешками со стороны коллег.
Скажем, что они его не просто не любили, а не понимали его альтруистических порывов изучения науки. В институте было около тридцати человек. Это можно было даже назвать не институтом, а кабинетом изучения различных состояний сознания.
Коллеги не понимали, почему он так стремится к знаниям и ограничивает свой круг общения книгами и опытами. Они жили в современном мире: ездили на машинах, проводили часами в социальных сетях, гуляли после работы, выходные проводили с семьями, выезжая на природу. Они работали, получали свою зарплату и наслаждались жизнью.
Как-то девушки спросили Сашу:
– Зачем тебе все это?
А он ответил:
– Я хочу быть лучшим в своем деле, достичь чего-то большего, чем просто получать зарплату и тратить ее. Я хочу стать основателем нового направления в науке.
– Ты что возомнил себя великим ученым? – откровенно издевалась Лера – молодая и беспечная девушка.
– Я верю, что к этому можно прийти, если приложить много усилий.
Он говорил так, словно действительно стоял на каком-то отдельно стоящем пьедестале, а девушки ухмылялись.
Лера продолжила:
– А ты не боишься разочароваться и понять, что все, к чему ты стремишься так зыбко, что ты не можешь это познать и доказать? Все может рассыпаться в один миг.
– Нет, – стоял он на своем.
Он верил, что нужно поставить цель и твердо идти к ней, преодолевая препятствия. Но он забыл, что про такие мысли не следовало говорить. В такие минуты он выставлял себя посмешищем и набирал все больше оборотов в этом направлении. Он задел своих сотрудников тем, что заявил, какой он уникальный, и как он этим отличается от них…
Возможно, его бы оценили, если б он влился в коллектив и держал при себе мысли о собственном величии. Его ценил профессор Проклов, под началом которого он работал. И сама идея сна принадлежала именно этому профессору, а не Саше. Он лишь уловил ее дух больше, чем все остальные – впитал ее, как губка, но не знал, что делать дальше, чтобы реализовать ее и назвать своей. Единственным выходом из этого положения было доказать свою теорию собственноручно. Поэтому он тратил много свободного времени на это. Поэтому дома он сделал себе маленькую лабораторию, в которой практически жил. И достижения были, он готовился их представить и работать дальше, совершенствуя свой метод и зарабатывая имя профессора.
И чем больше коллеги пытались снять его с престола кафедры изучения сна, тем больше он мысленно там утверждался и чувствовал, что идет в правильном направлении.
«Это все, потому что я – не такой, как они, – размышлял Саша. – Они ведут себя так, потому что я – гений, а они – обычные люди, которые не могут ничего изучить и доказать».
Он успокаивал себя этим и продолжал идти по дороге науки дальше и увереннее, пока не появилась она…
Глава 3. История любви
Она появилась в институте года через четыре после Саши. И надо ли говорить, что он был в нее безуспешно влюблен вот уже пять лет…
У каждого человека скрыта своя история любви в сердце, которую он старательно прячет от других. Саша влюблялся в школе, влюблялся в университете, но новая любовь была ни с чем не сравнима.
Девушка с длинными каштановыми волосами и с прекрасными серыми глазами вошла в его сердце с первой встречи.
Когда она зашла, он проводил ее взглядом. Потом он даже подошел к ней, спросил, по какому делу она пришла, а она, прямо глядя ему в глаза, дерзко ответила:
– Я – новая сотрудница, если вы еще не в курсе – Виктория Владимировна, хотя можно просто Вика.
Он не знал, что ей сказать дальше. Она была очень улыбчивой, жизнерадостной и немного заносчивой. И он даже думал, что если докажет всем свою значимость не только для института, но и для науки, то она увидит в нем спутника жизни.
Вика всегда при встрече улыбалась и здоровалась с ним, а он – очарованный – мечтал о том, как однажды после работы возьмет ее за руку и они пойдут гулять.
Она немного видоизменила его стремление к науке, но суть осталась прежней, ведь разумом он понимал, что Вика ждет другого мужчину. Тогда он идеализировал ее в своем воображении – она для него стала неприступной для других мужчин, но пользующейся у них популярностью. Она стала его музой, его красавицей, его возлюбленной, – которая наблюдает за ним, и ее ничто не интересует так, как он.
На самом деле, она была обычной, хоть и привлекательной, девушкой. В коллектив она влилась быстро, потому что была «одной из них». Она любила кокетничать с мужчинами. За пять лет работы в исследовательском институте, она сменила несколько спутников жизни. За ней заезжал один, присылал ей огромные букеты роз на работу. Потом он исчезал и появлялся другой. О каждом она восторженно рассказывала Лере. Краем уха Саша это слышал, но принимать этого не хотел.
В его сознании она была другой – его идеалом. Поэтому он все чаще практиковал изучение сна, которое он ознаменовал Миром Снов – отдельной реальностью, которая сосуществует рядом с нашим миром, разделяясь очень тонкой гранью.
Саша старался узнать о Вике все, найти в ней изюминку и убедиться в ее непревзойденной идеальности. И он сделал это. Правда, только для себя. Он услышал, что она закончила музыкальную школу по классу фортепиано.
– Знаешь, Саш, – говорила она ему как-то за чаем в обеденный перерыв, – я немного жалею, что не стала развиваться в музыкальной сфере дальше. Я так чудесно играла – слезы наворачивались. Я словно чувствовала клавиши, не глядя на них. Каждая мне говорила, где она находится на своем музыкальном языке. Я ведь даже пыталась сочинять музыку.
– Но почему же ты не пошла в консерваторию?
– В один миг все оборвалось. Мне показалось, что музыка мне дала все, что я могла впитать, и больше я ничего не смогу из нее взять. Я играла Моцарта, заслушивалась Бетховеном, и вдруг все бросила, поступив в университет. Потом я узнала об исследовательском институте профессора Проклова, и меня одержала идея попасть сюда. Исследовать состояния сознания для меня стало интереснее, чем играть на фортепиано. Я всеми силами старалась быть лучшей, делала интересные доклады. И добилась своего – сейчас та работа, которая мне представлялась мечтой, стала моей реальностью. Я живу той жизнью, которую смоделировала.
Последние слова для Саши были знаковыми. Он их запомнил и стал их повторять каждый раз, когда что-то не складывалось, что нужно научиться моделировать свою жизнь и все получится.
– Да, – кивал он Вике, не зная, что сказать, а она продолжила:
– Но все-таки я чувствую в своей жизни какую-то подсознательную музыку – она словно предваряет все мои действия. Я очаровываюсь, слыша красивую музыку.
– А моя сестра пишет картины, – сказал Саша.
– Это прекрасно. Каждый должен найти способ выражения своих чувств и мыслей. Кто-то это делает через искусство, как твоя сестра, а кто-то – через науку, как делаем мы, – она улыбнулась.
Минутку она смотрела на чашку, водила пальцами по ее каемке, а потом придвинулась ближе к своему собеседнику и сказала тихо – так, чтобы никто ее не расслышал:
– Я бы мечтала, чтобы в моей жизни появился мужчина-музыкант. Я бы ему подсказывала мотивы, мелодии, а он бы, имея мощный талант, воспроизводил бы это.
– Хочешь быть музой? – подвел ее к выводу Саша.
– Точно, – подхватила она, кивая головой и продолжая: – именно музой, вдохновляющей музыканта!
Возможно, Вика забыла сразу же этот разговор, как ушла с обеда. А Саша создал себе образ Вики-музы, а он бы стал ее музыкантом…
Он знал, что сейчас у него нет никаких шансов на ее притязание, поэтому еще отчаяннее стал вдаваться в свои опыты.
Он вел Дневник Личностного Роста, материалы которого в дальнейшем хотел внести в свою диссертацию. Он вел отчет каждому дню, и каждый раз отвечал себе, какие мысли ему пришли в голову, и как их нужно использовать. В тот день он писал:
«Я уверен уже наверняка, что существует Мир Снов, где сны рождаются и существуют. Это определенная реальность, которую мы сами вызываем подсознательно. Но я думаю, что существует способ, открыв который, я смогу управлять этим необычным миром в своей жизни.
Каждый сон имеет свою частоту, свою вибрацию, которую можно измерить аппаратом Проклова. Но я дома уже соорудил подобный аппарат. А скоро меня ждет более глобальное открытие – я создам машину, которая сможет отправлять в определенный сон – в конкретную созданную реальность.
Наш мир наполнен разными частотами, разными эманациями множества энергий. Сон – лишь одно из проявлений энергии. Нигде ничего не исчезает и не рождается просто так из «ex nihilo». Я могу привести подтверждение этого – всем известная вода претерпевает несколько изменений материй.
Первое ее состояние – жидкое. Это – собственно вода – та жидкость, которую мы привыкли пить, видеть в водоемах. Ее характерные качества: текучесть, прозрачность.
Второе состояние – твердое. Это лед или замороженная вода – полученное состояние достигается при охлаждении. Ее характерные качества: опять же прозрачность, если небольшая льдинка, но если это айсберг, то плотная и непрозрачная глыба.
Третье состояние – газообразное. Это пар. Получается при нагревании, при соприкосновении с горячим воздухом. В этом случае мы можем лишь видеть пар, но взять физически его невозможно.
При этом, подводя итоги этим трем состояниям, можно сделать вывод, что у них один состав – H2O. Но конечное состояние зависит от вида реакции, в которой представлено вещество.
Этот пример уже давно доказан. Но я считаю, что он очень показателен. Так и с Миром Снов. Возможно, он имеет те же частоты, что и наш, но возникает он при определенном изменении сознания – когда человек отдыхает. Что же происходит на самом деле во сне? Может ли homo sapiens руководить не только процессом засыпания и просыпания, но и самим видением? Я должен подтвердить эту теорию. Сейчас я над этим работаю. Я проведу ряд экспериментов и узнаю, как этого добиться.
Для начала мне предстоит довести до ума свой аппарат, который я назвал Дорогой в Мир Снов. Несмотря на то, что мой руководитель – профессор Проклов очень уважаем в нашем институте, и, как считают мои коллеги, основатель теории Мира Снов. Я не совсем согласен с ними. На это есть следующие причины:
1. Он не только ввел понятие Мира Снов. Он раскрыл эту тему очень широко – «понятие измененного сознания», которое включает в себя различные состояния человека. Я же занимаюсь частным понятием – именно сном. Нельзя на этой, скудно изученной, почве построить дворец. Нужно брать одну единицу или, сказать иносказательно, брать одно бревно, строгать его, доводить до ума, и лишь потом складывать сруб, как наберется достаточное количество бревен.
Он рассматривает проблему в общем, более аппелируя на психологию сознания человека. Я же вижу – физическую проблему состояния. Человек не придумывает миры, он в них существует. Они уже сформированы до его сознательного присутствия в них.
2. Несмотря на все старания профессора, его аппарат до сих пор не функционирует, он остается гипотезой. Я же уже пробовал свой в действии – он действительно переносит в сон моментально. Но мне могут возразить, сказав, что он действует, как снотворное. На это я скажу, что добился небольшого результата – переноситься в сон моментально, как только подключаешься к аппарату. У профессора нет даже этой функции, хотя занимается он этой проблемой около двадцати лет.
Он – теоретик, а я – практик.
Главная задача, которая сейчас стоит передо мной – как окунуться в определенный сон. И я думаю, что сначала нужно создать ту реальность, о которой я мечтаю. Создать образ желаемого, а потом войти в него. И у меня есть предположения, как это сделать. Ты поможешь мне, моя любимая, сама того не ведая…»