Loe raamatut: «Мосты судьбы»
1.
В тот год много чего произошло: множество людей нашли друг друга, создали семьи, некоторые, наоборот, эти семьи разрушили. Рождались дети, умирали старики. Несколько компаний пошло ко дну, появились новые.
Но запомнился он катастрофой, обсуждаемой всей страной, и не только своей. Долго еще упоминания мелькали на экранах телевизоров, комментировалось в новостных лентах разрушение конструкции моста. Корпорация Шин Сео Групп была одним из тех колоссов, что кажутся нерушимыми; однако ее акции рухнули, как и их детище, подняв столб пыли, который оседал годами.
Что послужило причиной гибели свыше пяти тысяч людей, разбирали лучшие инженерные умы Южной Кореи. Главный акционер окончания не дождался, пустил пулю в висок, остальные не были столь категоричны; разъехались и затаились на время следствия.
Бизнес-проекты прикрыли, идеи разошлись по другим, более удачливым компаниям вместе с персоналом, которому нужно было кормить себя и семьи.
Молодого начальника отдела проектирования и начальника инженерного отдела в итоге признали виновными за разработку документации, не соответствующей требованиям государственной экспертизы, и цепочка поиска виновных потянулась дальше.
На Му Хён был одним из тех, кто в том году создал семью и с молодой супругой они ожидали пополнения. После оглашения приговора их квартира осталась невыкупленной, супруге пришлось искать подработки, а сам он отправился в тюрьму на каторжные работы на долгий срок.
Ли Мин Мэй оказалась одна в чужом городе, без средств к существованию, без друзей и какой-либо поддержки. В Сеуле оставаться она не могла, даже позволить себе снять крохотную комнатушку в кошивоне1 стоило денег, которые таяли с каждым днем, проведенным в столице. Помогать ей никто не стремился, бывшие сослуживцы Му Хёна, доброжелательные несколько месяцев назад, теперь переходили на другую сторону улицы при встрече и прятали лица. Жене убийцы никто не был рад вплоть до кассиров в магазинах, говоривших сквозь зубы, и то только потому, что обязаны были.
Мин Мэй вернулась в Мокпхо.
Собрав вещи, свои и мужа, за которыми его семья не удосужилась заехать, поняла, что придется упрашивать водителя автобуса пустить ее с таким количеством чемоданов либо тащить их до ближайшего мусорного бака. На такси денег не оставалось. К счастью, аджосси оказался в добром настроении и даже помог уложить багаж. Мин Мэй вернулась домой. С кольцом на пальце и без мужа.
Встретили ее ожидаемо – гробовым молчанием. Однако в этом маленьком городке осталось то, что было важнее в данный момент добрых встреч – домик в районе Сонсан-дон, оставленный покойной хальмони2. За который не нужно было платить, и где можно было жить. Небольшой, на три комнатки; и окруженный забором дворик.
Узенькие чистые улочки ветвились между разноцветными домами, рисунки на стенах, вывески, скамейки везде, где можно дать отдых ногам. Воздух в деревне Сихва нес ароматы ленивой неспешности и покоя. Казалось, даже люди здесь ходили иначе, чем в Сеуле.
Но новости смотрели везде.
– Вернулась, – прошептала в спину соседка.
Мин Мэй разогнула спину, потерла поясницу. Обернулась, соседке улыбнулась. Про себя отметила, что она совсем не изменилась за пять лет, что прошли с их последней встречи: те же волосы до плеч, забранные заколками с висков, тот же испытующий взгляд, очень хорошо работавший на ее муже, добрейшем Ли Че Дуке. Сын их, Юонг, в то время еще не дорос, чтобы задумываться о его значении, потому Мин Мэй помнила мальчика как большого непоседу.
– Онни!
– Мама Ли Суонга, – прищурилась соседка, сразу установив между собой и бывшей подругой черту. Оглядела чемоданы, уперла руки в бока. – Надолго, что ли?
Мин Мэй виновато улыбнулась.
– Надеюсь, не буду вас стеснять, госпожа. Так вышло, что мне пришлось.
Спрашивать о причине даже у Ен Хо не хватило наглости. Солнце жарило, стоять дальше у забора становилось невмоготу. Тем более заметила, как свободное платье облегает выступающий живот соседки, и как та придерживается рукой за камень. Смягчилась.
– Раз надолго, могу спросить мужа, не нужна ли ему помощь в чистке осьминогов.
Мин Мэй на миг прикрыла глаза, благодаря судьбу за то, что все же вспомнила о ней.
– Спасибо! Мама Ли Суонга, я буду очень признательна за работу!
– Чего уж там, – проворчала Ен Хо и сама взялась за один из чемоданов. – Иди в дом, нечего на жаре стоять, а то бабушка твоя припомнит мне такую встречу на том свете. Еще и свалишься, возиться потом с тобой. Рассчитаешься, приглядев за Юонгом.
Жители Сихвы все же оказались не такими бессердечными, чтобы изводить беременную женщину. Посудачили месяц – два, а потом надоело самим. Помогло расположение Ен Хо, ровный характер самой Мин Мэй, улыбкой отвечающей на шипение, прекрасная погода, в которую ругаться казалось пустой тратой времени, а также слова двух старушек, живущих ниже по улице, напомнивших слишком уж ретивым ненавистникам их собственные огрехи, которые, если о них и забыли, никуда не делись. Так все поняли, что ничего не забылось, и языки придержали.
Мальчик Ен Хо оказался прелестным ребенком, смышленым третьеклассником, не доставляющим совершенно никаких хлопот. Если родители были заняты на рынке в своей лавке, то он тихонечко выполнял домашнее задание в одной из комнат домика Мин Мэй. Благодарил за еду и мыл за собой посуду. Мин Мэй частенько заглядывала к нему, переживая о тишине. Потом присаживалась рядом, решая с ним задачки. Не однажды Ен Хо, приходя за сыном, заставала его и соседку за обсуждением выбора решения.
– Почему бы тебе не пойти учиться? – предложила как-то она. Мин Мэй искренне рассмеялась, что Ен Хо восприняла как вызов. С тех пор не уставала затрагивать тему университета при любом удобном случае.
Мин Мэй в то же время тайком рассматривала чертежи того самого моста, которые забрала из Сеула. Черновые варианты, которые Му Хён держал дома. Ничего в них не понимая, приходила в отчаяние. Читала статьи и соображала, что разбираться нужно с азов.
Наступила осень, дни становились все холоднее. На заработанные деньги купила в дом обогреватель. Вечерами тоскливо было сидеть в стенах, поэтому, закутавшись в бабушкину куртку, выходила во двор. Смотрела на звезды, определенно светившие ярче, чем в Сеуле. И думала, что зря они с мужем не остались здесь. Виды с вершины Юдальсана после заката были ничуть не хуже, чем с Намсана, а воздух чище, и люди добрее. Жили бы себе, растили ребенка.
Свидания с мужем не разрешались, оставалось только писать ему письма; ответы на них не получала. И еще сильнее отчаивалась. Ен Хо возмущалась так, что привела своих подруг для поддержки. О Хоа, милейшая женщина, явившаяся знакомиться с полными сумками закусок, и Чан Су Мин, вида которой Мин Мэй сначала испугалась. Но, несмотря на обесцвеченную завивку и чересчур яркий наряд, онни оказалась очень отзывчивой и принесла в подарок шерстяной плед, связанный ею же и оказавшийся очень кстати.
Когда Ен Хо, со вздохом снимая с плиты тукпеги3 с ччигэ4 и ставя его на стол, поинтересовалась, будет ли Мин Мэй разводиться с бесчувственным мужем, сама хозяйка расплакалась. Су Мин, с досадой цыкнув на подругу, бросилась за салфетками.
– А что? – возмутилась Ен Хо. – Все говорят, что и женщина у него…
– Женщин что, не пускают? – торопливо перебила Су Мин, уже пиная Ен Хо ногой. – Что, если поехать к нему? Узнать? Письма могут затеряться…
– Поханг, – убито выдавила Мин Мэй и соседки переглянулись, поняв, что к берегам Японского моря, через всю страну беременная женщина не отправится, к тому же не имея лишних денег на такие поездки. Не зная, что сказать в этом случае, Хоа похлопала Мин Мэй по спине и протянула еще одну салфетку.
– Все будет хорошо, вон Су Мин-а вообще решила, что кот лучше мужа, – сказала наигранно бодро и поставила чашу с рисом поближе. Послала виноватую улыбку для Су Мин, но та без конца твердила именно это на все вопросы о замужестве. – Совсем молодая еще, двадцать три года всего. Вот родится малыш, сможешь пойти учиться…
Ен Хо подмигнула, а Мин Мэй мысленно простонала, сообразив, кто подает такие идеи.
Октябрь порадовал мягкой погодой, духота сменилась свежестью, отдающей солью и привычным запахом водорослей. Только по ночам становилось все холоднее.
В один из таких вечеров у забора она обнаружила мальчика лет тринадцати – четырнадцати, сидевшего на земле, спиной к камням. Подтянув к груди ноги, опустив между ними голову, он затаился так, что и не заметила бы, если б не фара проехавшего мопеда, свет которой выхватил из темноты скрюченную фигурку.
Мин Мэй испугалась: час был довольно поздний, ребенок на улице один.
– Ребенок, – присела и попыталась его разглядеть. Мальчишка вздрогнул, только сильнее закрыл лицо. – Где твои родители?
Он шмыгнул носом, замотал головой, что Мин Мэй скорее угадала, чем увидела. Вздохнула. Глянула на ряды домиков по улице, на их темные окна. Представила, как поднимает хозяев из постели, чтобы они проводили мальчика в полицейский участок.
– Пойдем со мной, – сказала. – В дом, я позвоню в полицию. Раз ты потерялся, то тебя наверняка ищут. Родители…
Мальчишка потянул ее за край юбки. Шумно сглотнул.
– Нуна, – голос хриплый, простуженный. Ломающийся то ли от возраста, то ли от долгого плача. Начал вставать; неуклюже, упираясь ладонями в землю. – Нуна, не надо полиции. Я уже ухожу. Простите, что напугал вас.
Мин Мэй нахмурилась. Улицы пустовали, фонари горели через один, а за поворотом и вовсе стояла темень жуткая. Позволить мальчишке одному уйти неизвестно куда не могла.
– Иди за мной, – сказала как можно строже и крепко взяла ребенка за руку, чтобы и не подумал вырываться. Темноволосая голова опустилась еще ниже.
Встав на ноги, он оказался одного с ней роста. Довольно высок для ребенка, вдруг подумала Мин Мэй. Ребенок ли?
– Сколько тебе лет? – спросила резковато.
– Четырнадцать, нуна, – мальчик переступил с ноги на ногу и странно изогнулся на один бок. Машинально прижал к нему локоть. – Я честно ничего не хотел! Отпустите меня!
Мин Мэй потащила его за собой, через дворик, по пути отметив грязные стоптанные кроссовки, которым на вид лет было не меньше, чем их хозяину.
– Откуда ты?
Мальчик молчал, только торопливо вытер щеку плечом.
– Где твои родители?
Шипение, едва слышное. Мин Мэй открыла дверь и завела ребенка в дом. Сдалась.
– Хорошо, как тебя зовут хоть, скажешь?
– Ён5, – быстро ответил ребенок. Мин Мэй споткнулась на пороге и с изумлением воззрилась на сведенные плечи. Ноль, подумала. Ноль? Кому в голову пришло так назвать своего сына, стало вдруг интересно.
– А фамилия?
Мальчик мотнул головой, резко и зло.
– Нуна, я буду благодарен за кружку воды, только не нужно никуда звонить. Пожалуйста. У меня правда есть куда пойти, меня ждут. Если не вернусь, то получу нагоняй и…
Мин Мэй обошла найденыша и встала перед ним. Тогда только разглядела его жалкий вид и перекошенное лицо. Довольно милое, но все в грязи, с огромным синяком на скуле. Грязные волосы падали на лоб, он их отодвигал такими же немытыми пальцами и щурился на свет. Ногти он сгрызал, о чем Мин Мэй, сама не раз так делавшая, пока шло следствие, догадалась сразу. Несвежий растянутый свитер, заношенные, рваные джинсы открывали разбитые коленки. Кроссовки разглядела чуть раньше.
На миг прикрыла глаза, ругая себя за то, что собиралась сказать и сделать. Перевела взгляд на часы. В глупое положение себя поставила, сначала затащив ребенка к себе домой, лишь потом начав размышлять, стоило ли так спешить. Рассудок кричал, что нужно позвонить и сообщить, но мальчик так смотрел, как на коленях умолял. Словно ничего страшнее полицейского участка для него не существовало.
– Если ты в таком виде вернешься домой, то одним нагоняем не отделаешься. Душ дальше по коридору. Вымойся, Ён, я пока накрою на стол. Чистые вещи положу у двери. Они великоваты тебе будут, но все лучше, чем эти.
Ласково потрепала мальчишку по волосам, тепло улыбнулась в широко распахнутые глаза. Ён, видимо, ожидал совершенно иного и от слов нуны застыл, приоткрыв рот и забыв, что нужно сутулиться, прятаться. Выпрямился, весь натянулся, ища подвох. Комкал в кулаках свой свитер, а подбородок начал мелко дрожать. Взгляд стал совершенно затравленным, мальчик начал озираться.
– Иди, – напомнила Мин Мэй, боясь, что расплачется сейчас вместе с ребенком. Обняла свой живот, представила кроху внутри, а глаза наполнились слезами. Отвернулась, торопливо направилась в одну из комнат, куда сложила вещи мужа.
Нераспакованный чемодан так и стоял у стены. Оттуда Мин Мэй достала спортивный костюм, отыскала носки, наткнулась на кеды. Подумав, вытащила еще и куртку. Все вещи пахли затхлостью и лишь чуть-чуть – морозом. Из-за лосьона Му Хёна. Леденящий запах ветра, который самому Му Хёну не слишком и нравился; но ему в принципе мало что нравилось из парфюма, так что выбор он оставлял супруге.
Прижав куртку к лицу, на миг Мин Мэй вернулась на вершину Намсана, под самое подножие иглы Сеульской телебашни. Глубоко вдохнула позабытый запах семьи…
Поежилась, проглотила слезы. Плотную ткань намочила всего немного, поспешно растерла слезинку и взяла кеды, чтобы сравнить размер с теми, что мальчик оставил у входа. Проходя мимо ванной комнаты, услышала шум воды. Стукнула в дверь.
– На полке под зеркалом лежит мочалка. В упаковке. Можешь ее взять.
Кеды мужа оказались на размер меньше, чем нужно было, и Мин Мэй неожиданно расстроилась, поняв, что ребенок их надеть не сможет, либо разотрет себе ноги. Вздохнула, отнесла обратно. Ён все еще не вышел, использовала это время для разогрева позднего ужина. После визитов О Хоа всегда оставался полный холодильник контейнеров с закусками, так что накрыть стол быстро труда не составило. Разогрела только рыбный суп и манду6, в чашу выложила отваренный рис. Кимчи, немного грибов, в мисочке – несколько последних ломтиков пулькоги7. Отошла, осмотрела, решила, что ребенку для насыщения будет достаточно.
Но, когда Ён появился из ванной комнаты, тощий, весь какой-то острый, длинный, начала в этом сомневаться. Казалось, ему вдобавок ко всему еще не помешала бы кастрюлька нанмёна.
– Садись, – предложила. Мальчик торопливо осмотрелся, как ожидал обнаружить в комнате отряд полицейских.
– Нуна…
– Я никуда не звонила, – терпеливо Мин Мэй придерживала рукой спинку стула. – Сядь и поешь. После я посмотрю, что с твоим лицом.
Осторожно ребенок бросил взгляд на стол. Сглотнул. Вытер ладони о кофту подаренного ему костюма. Поднял голову и Мин Мэй наконец рассмотрела его; поразилась его глазам. Ореховым, почти желтым, точно как у тигра, которого видела в зоопарке. Один в один печальным, лишённым надежды. На губе застарелая болячка, на скуле разливался багровый синяк. Знал, как выглядит, поэтому за волосами спрятался очень быстро. Сложился под прямым углом, сел, весь деревянный. Рук его Мин Мэй все так же не видела.
– Я никого не бил, – быстро сказал.
Мин Мэй украдкой рассматривала Ёна. Это, кстати, была проблема – пройти ночью по улицам было невозможно, уже столько побитых и покалеченных отвозилось в больницы, что давно бросила смотреть новости. И дети попадались, из-за чего могла довести себя до истерики.
Села напротив мальчика.
– Ён, – сказала. – Ты уже не маленький, я не могу тебя кормить. Может, ты все же сам?
Ён медленно вытащил на свет одну руку. Одни пальцы, скорее, так натянул манжет рукава. Добрался до палочек, потянул их на себя, уложил в ладони. И опять замер, не решаясь нарушить красоту перед собой. Только раздувались ноздри, втягивая запахи.
Боялся. Нервничал. Не мог понять, откуда это все и что с него потребуют за заботу. Мин Мэй понаблюдала немного за тем, кого привела в дом.
– Я скоро стану мамой, – негромко проговорила. Ён неловко кивнул, он заметил. – И отношение к детям у меня особое. Понимаешь? Не могу допустить, чтобы ты в таком виде, голодный и замерзший, шел туда, где тебя ждут. Наверное, те люди находятся далеко, поэтому поешь, согрейся. Потом только иди. Хорошо?
Мальчик неуверенно кивнул и сжал в пальцах палочки. Ногти посинели, а Мин Мэй почти расслышала хруст суставов.
– Ешь, – сказала как можно мягче. Глаза скользили по влажным волосам, которые Ён то и дело заправлял за уши. – Хочешь, я тебя подстригу немного? Чтобы не мешались волосы?
Не давала покоя мысль, откуда он, этот Ён, без фамилии, телефона и с именем, вызывающим только недоумение. Может, поругался с родителями, хотя покидать при этом дом было крайне глупо. Но… Дети есть дети. Сбегать от взрослых заложено в них с рождения.
А, может, она чересчур доверчивая и приютила малолетнего преступника, который перед этим обокрал какого-нибудь добропорядочного старичка, старушку, а, поняв, что попался, притворился несчастным. Ведь… Дети есть дети, искусство водить всех за нос заложено в них с рождения.
Ён все же поел, выпил горячий чай. И кеды ему оказались впору, потому как его собственная обувь была ему велика. Оцепенело высидев, пока на царапину на щеке клеился пластырь и мазалась ранка на губе чем-то остро пахнущим, Ён попытался отказаться от куртки. От обуви. Принялся заверять, что костюма ему достаточно, да и на улице тепло еще. Обещал вернуть, на что Мин Мэй только улыбнулась.
– Подарки не возвращают, – сказала и натянула ему на плечи куртку. – Все. Она теперь твоя. Если хочешь, я постираю и починю твою одежду, а ты заберешь.
Следующую неделю Мин Мэй следила за новостями, читала местные чаты, осторожно узнавала у Ен Хо о соседских детях. Пристала к ее сынишке, выясняя, не учится ли Ён в его школе, однако тот выложил столько информации об учениках средней школы, что Мин Мэй попросту в них запуталась.
Ён нигде не засветился. Никого не ограбили, не убили и даже случайно не толкнули в их деревне. Сихва цвела и благоухала последними теплыми деньками, радуя и жителей, и туристов. Ли Чи Дук, муж Ен Хо, завалил свою лавку уловом, и они с Ен Хо целыми днями пропадали на рынке. Мин Мэй окончательно переквалифицировалась в няню и приглядывала за маленьким Ли Юонгом. Сгибаться над тазами на причале становилось сложно, поэтому за возможность заработать таким образом Мин Мэй была очень благодарна. Несколько раз заглянула на сайты университетов посмотреть стоимость обучения. И что представляет собой сунын8. А еще – какие вступительные требования предъявляются к поступающим на факультет архитектуры.
В конце ноября, поздним вечером, в дверь ее домика постучали. На вопрос, кто, в ответ раздался голос, который Мин Мэй и не думала уже услышать. Открыла, широко улыбнулась. На пороге стоял Ён. В руке держал коробочку с яблоками, которую и протянул нуне.
– Зайдешь? – тут же спросила Мин Мэй. Мальчик покусал губу. В этот раз не побитый, одетый по погоде; правда, все такой же нестриженый. И смотрел уже не так забито, подозрительно. Однако, он отказался.
– Подарок вам, – пояснил. Сунул хозяйке в руки яблоки и исчез за забором. Мин Мэй успела только заметить, что на ногах у него были кеды ее мужа.
Му Хён все молчал, как сгинул окончательно среди решеток и тюремных станков. Мин Мэй сомневалась, известно ли мужу о ее переезде. Читает ли вообще ее письма или выбрасывает, решив притвориться равнодушным, чтобы жене не совестно было с ним развестись. Нарочно ли растил в ней обиду и непонимание, чтобы освободить от себя таким образом.
Декабрь выдался совсем не мягким, снегом завалило улицы по самые тротуары. Влажный, промозглый ветер свистел между домами, срывал белье с веревок и забирался в самые теплые жилища, отыскивая для этого любую щель.
В последнюю неделю перед Новым годом Мин Мэй чувствовала себя не очень хорошо. Ен Хо сначала звала ее к себе в гости, после пыталась создать праздник, явившись с Су Мин и Хоа. Но, посидев часик и так и не расшевелив сонную подругу, компания убралась в другой дом.
В тот вечер пришел Ён. Мин Мэй сильно удивилась, открыв дверь и проморгавшись от влетевшего в лицо снега.
– Нуна, – зубы мальчишки стучали, руки покраснели. Он крепко держал жестяную банку и, казалось, примерз к ней. – Это вам. С Новым Годом. Не грустите.
Мин Мэй схватила Ёна за руку и ужаснулась тому, насколько ледяной она ощущалась.
– А ну быстро в дом! – воскликнула. Опустила глаза и различила все те же кеды. Легкие, далеко не зимняя обувь. И наверняка, насквозь мокрые. Подумала о тяжелых меховых ботинках, стоявших без дела. Еще несколько лет – и кожа на них сморщится, потрескается; можно будет выкинуть. – У меня есть подарок для тебя. Подожди.
Ён вытаращил глаза.
– Не нужно…
– Стой здесь! – строго велела Мин Мэй. – Хотя… Хочешь горячего чаю? У меня есть пирог. Сладкий. А?
Ён быстро затряс головой, не желая напрягать своим присутствием эту женщину, так тепло к нему относившуюся. Непонятно, правда, чем заслужил, но не стал и анализировать. Еще у забора заметил, что дом совсем не украшен, ни гирлянд, ни фонариков. И внутри ни елки, ни рисунков на окнах. Беглый осмотр не показал даже ленточки мишуры. Судя по ее виду, ей было не до гостей, ей бы полежать. Плохо только, что она была одна в этом домике.
– Меня ждут, нуна. Мой… дедушка. Я обещал ему, что сбегаю туда и обратно.
Мин Мэй вздохнула, потерла поясницу. Кивнула. Сходила к чемодану, вернулась с ботинками. Присесть не смогла, протянула их мальчику.
– Примерь.
Ён моргнул. Попятился.
– Не нужно.
– Примерь, – настаивала Мин Мэй. Ботинки были совсем новые, поэтому смогла соврать убедительно: – Надеюсь, нога не сильно выросла, потому что покупала на прежний твой размер.
Ён осторожно взял обувь. Не дыша, заглянул внутрь, потрогал мех.
– Это мне? – шепнул. – На самом деле мне? Для меня?
Мин Мэй коснулась его волос, смахнула капельки растаявшего снега. Погладила ласково по макушке. Янтарные глаза сверкнули подозрительно при свете лампы, Ён уронил подбородок вниз.
– Спасибо, нуна! Они прекрасны! Спасибо!
Мин Мэй потерла глаза, в носу защипало. Прокашлялась. Представила, как рыдает, а Ён в ужасе стоит столбом и не знает, что ему делать.
– Примерь, давай-ка. Принесу пока пакет, чтобы кеды положить.
Вместе с пакетом прихватила и плед, связанный Су Мин, подумав, что Ёну он пригодится больше, чем ей. Улыбнулась, увидев, как приплясывает мальчишка, обувшись. Развернула плед и накрыла ему голову.
– Теплее будет, – сказала. – С Новым Годом, Ён.
Когда гость ушел, Мин Мэй открыла принесенную им баночку. Долго смотрела внутрь. По носу скатилась капля и упала на яркую красную клубнику. Потом еще одна, и вот уже Мин Мэй рыдала, обняв жестянку. В каких тайниках их деревушки этот странный ребенок смог достать такую ягоду, даже не представляла.
Ён приходил потом еще несколько раз. А однажды, дождливым днем, стоя под сломанным зонтиком, услышал плач младенца. И остался за забором. Тогда решил, что доброй госпоже есть теперь о ком заботиться помимо него. Может, с этого времени она не будет столь печальна.
