Loe raamatut: «Адский прииск»

Автор благодарит историка Андрея Климова (г. Якутск) за ценные консультации.

© Свечин Н., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Глава 1
Куда Макар телят не гонял

Директор Департамента полиции Брюн-де-Сент-Ипполит вел статского советника Лыкова на расправу к начальству. Тот в очередной раз провинился – при аресте налетчика Абрамова по кличке Мальчик жестоко избил его. Мальчик был саженного росту, весил девять пудов и сдаваться полиции без боя не пожелал. За последнюю неделю он ограбил четверых человек в пригородах, причем всем им (включая даже одну женщину) нанес сильные побои. Отобрал ценности, да еще и поглумился – оставил жертв в одном белье. Агенты ПСП¹ выследили негодяя в Автово, и их начальник Филиппов пригласил на задержание своего приятеля Лыкова. Мол, парень там дюжий, как бы он моим ребятам бока не намял; подсоби… И Лыков подсобил. Он знал о гнусном поступке Мальчика в отношении женщины: Абрамов разбил ей лицо в кровь и ножом расцарапал грудь. Такое статский советник терпеть не стал и отлупил бандита как сидорову козу. Приговаривая при этом: «Не грабь! Не обижай слабый пол!»

В следственной тюрьме врач констатировал у доставленного сломанные ребра, выбитую челюсть и гематомы по всему телу. Он, разумеется, отразил это в рапорте, и у сыщика начались неприятности. Люди Филиппова как один подтвердили, что Абрамов попер на Алексея Николаевича с ножом и норовил зарезать, вместо того чтобы сдаться по-хорошему. И тому ничего не оставалось, как защищаться. Причем голыми руками. И было не до рассуждений о чрезмерном или разумном применении силы.

Руководители Лыкова сами никогда не ходили на ножи и револьверы. И сочли слова сыскных корпоративной ложью. «В который раз!» – верещали они, сидя в своих уютных креслах. Особенно ярился непосредственный начальник. Брюн решил примерно наказать подчиненного, чтобы «отбить охоту калечить людей». Он заручился поддержкой в сферах и теперь вел неслуха на Голгофу. Алексей Николаевич, повидавший на своем веку уже много директоров и министров, шел с равнодушным видом. Выволочек он не боялся, все нынешнее руководство МВД в грош не ставил, понимая, что эти временщики уйдут, а он, скорее всего, продолжит служить.

Лыков с Брюном зашли в кабинет министра и обнаружили там, кроме Маклакова, еще и генерал-майора свиты Его Императорского Величества Джунковского. На правах товарища министра² он заведовал полицией и являлся ближайшим начальником директора департамента, а также его приятелем. Ишь, слетелись стервятники…

Маклаков, как всегда с пустыми глазами, молча кивнул вошедшим. Брюн-де-Сент-Ипполит сел, а Лыков остался стоять, словно провинившийся гимназист перед педелем³.

– Ну, начнем? – грозно начал Джунковский. – У нас опять членовредительство, и опять по вине статского советника Лыкова. Превышение власти и особая жесткость. То-то газетчики обрадуются.

«Дались им эти газетчики, – подумал Алексей Николаевич. – Делать репортерам больше нечего, как жалеть разбойника и негодяя». Однако министр полагал иначе. Он так же грозно свел тонкие брови и приказал:

– Доложите подробности.

Брюн вскочил и начал доклад:

– Николай Алексеевич, сколько можно это терпеть? В грош не ставит закон. Привык все решать кулаками. Из-за таких нас, полицию, и не любят, да.

– Валентин Анатольевич, ближе к делу, – одернул директора товарищ министра.

– Слушаюсь. Значит, так. Присутствующий здесь статский советник Лыков третьего дня участвовал в арестовании налетчика Абрамова. По просьбе начальника столичной сыскной полиции Филиппова…

– А почему тот обратился за помощью? – проявил вдруг интерес министр.

– Э-э…

Лыков пояснил:

– Так бывает нередко. У меня большой опыт задержаний всякого отребья. Особо опасного, которому или нечего терять, или они просто буйные и при аресте могут причинить вред чинам полиции.

– А вам что, не могут?

– И мне могут, Николай Алексеевич. И бывает, что причиняют. Но меня, как правило, выручает тот самый опыт. Видите, еще жив до сих пор… при четырнадцати ранениях. Виноват, пятнадцати.

В кабинете повисла пауза. Но Брюн вновь напористо заговорил:

– Не надо про ранения, давайте лучше про соблюдение закона. Почему вы при задержании так жестоко изувечили подозреваемого?

– Валентин Анатольевич, вы же юрист, – укорил начальника подчиненный. – Юристы должны быть точны в терминах. Я его слегка поучил. Руки-ноги целы. Ребра заживут. Слово «изувечил» тут неприменимо, вы намеренно сгущаете краски. Хочется спросить: с какой целью?

Алексей Николаевич уже решил, что виниться не станет и порочить себя не даст. Брюн – честный человек, строгий законник, и его достоинств сыщик не отрицал. Однако, как кабинетный деятель, директор иногда перегибал со своей законностью. В России живем! Тут голову оторвут, пока листаешь Уложение⁴.

Директор запнулся, а сыщик продолжил:

– Абрамов с ножом напал на представителя власти и честно попытался его, то есть меня, зарезать. Вы хоть представляете, господа, что такое нож в руках отчаянного человека? Поверьте – опаснее, чем револьвер. Если бы я стал рассуждать над степенью необходимой самообороны, вы бы сейчас несли венки за моим гробом…

Джунковский крякнул – ответ статского советника ему понравился. Однако министр (он почему-то сидел в придворном мундире гофмейстера – возможно, вернулся с высочайшего доклада) продолжал хмуриться.

– Нож или пистолет – ничто не дает вам права нарушать закон, – буркнул он в тощие усы. – Можно было оглушить, повалить… ну не знаю… схватить за руки…

Алексей Николаевич иронично покосился на гофмейстера – вот специалист по арестам! Его бы туда, на захват. Пусть покажет класс.

Воодушевленный Брюн подхватил:

– Лыков славится в дурном смысле подобными фокусами, которые безнаказанно проделывает много лет. Однажды его все же привлекли и осудили – за убийство уголовного при допросе. Каким-то образом он выкрутился и продолжил прежнее. Пора прекратить, наконец!

Последнюю фразу директор произнес фальцетом. Алексей Николаевич дал ему закончить и нанес ответный удар:

– Вы сегодня не в ладах с фактами. Побои переименовали в увечья, а теперь искажаете судебное дело. Как известно, суд доказал мою невиновность. Восстановил в чинах и вернул на службу. Это раз.

– А-а…

– Попутно, отбывая незаслуженное наказание в Литовском замке, я вскрыл преступный сговор, по которому в столичной тюрьме спрятались под чужими именами полсотни особо опасных преступников⁵. За что получил Высочайшую благодарность, двенадцатую по счету. Виноват, тринадцатую. Или четырнадцатую? Одним словом, больше, чем у вас всех вместе взятых… Повторю свой вопрос, Валентин Анатольевич: с какой целью вы это делаете? Зачем передергиваете карты и очерняете меня в глазах министра и его товарища?

Брюн-де-Сент-Ипполит начал розоветь и пучить глаза. Не обращая на это внимания, Лыков повернулся к министру:

– Налетчик Абрамов избил четверых, ограбил, угрожал ножом, раздел и пустил по миру в одном исподнем. Женщине тридцати лет, мещанке Синицыной, исцарапал ножом грудь, вынес три зуба. Вот такое сколько можно было терпеть? Негодяй получил по заслугам. В следующий раз, когда ему захочется поиздеваться над женщинами, он вспомнит урок. Вдруг снова явится Лыков и накажет? Глядишь, передумает…

Джунковский опять издал одобрительные звуки. Он всегда лавировал, гоняясь за благосклонностью общества. Сейчас генерал решил, что сыщика надо проучить, но не сильно. И предложил министру:

– Николай Алексеевич! Формально Лыков неправ. Избил арестанта, хотя мог только разоружить. Повалить и все такое… С его-то опытом. Ну, дал в морду, но ребра ломать, конечно, излишняя жестокость. Однако его можно понять. Лезет громила с ножом, бешеный. Недавно глумился над женщиной, что уж совсем гнусно с его стороны. И статский советник не сдержался.

– Что вы предлагаете, Владимир Федорович? – с досадой уточнил Маклаков. Разговор его явно тяготил.

– Наказать. Но разумно, с пользой для дела.

– Это как?

Джунковский вынул из папки заранее принесенную бумагу:

– Вот отношение действительного статского советника Нарышкина, исправляющего должность губернатора Якутской области. Вы отписали мне его давеча для предложений.

– Якутской? – министр с трудом вспомнил. – Это там был пулемет?

– Точно так. Я воспроизведу содержание. Нарышкин доносит, что на востоке области, в притоках реки Колымы, завелась крупная шайка беглых каторжников. Ведут они себя непонятно: не уходят, зимуют второй год, хотя в тех краях зимовка – дело трудное. Как будто медом там намазано! Бандитов считают дюжинами. Целый поселок выстроили, шельмы. И в города будто бы не суются, а торчат в горах. Когда Нарышкин прослышал о банде и послал на ее ликвидацию казаков, уголовные встретили их пулеметным огнем! Три человека были ранены, один из них потом умер. Казаки, понятное дело, не ожидали такого отпора и отступили. Банда и сейчас там, в ус не дует. Врид⁶ губернатора просит помощи. Войск в Якутии кот наплакал, одна только местная команда, и та больше на бумаге. Вместо полиции – слабые казачьи полусотни, разбросанные по огромному краю. Как им помочь?

– Вот и пошлите туда Лыкова! – с ходу решил министр. – Ему что ножи, что пулемет – все едино. Пусть едет и разберется. Беглые каторжники Алексею Николаевичу чуть ли не по именам знакомы.

– Слушаюсь! – не без сарказма подхватил статский советник. – Вот я им задам! Пулемет отберу и выпорю. Будут помнить до новых веников!

Не обращая внимания на руководство, он подошел к карте империи, висевшей за спиной Маклакова и занимавшей всю стену. Отыскал на ней Колыму и прикинул:

– Примерно десять тысяч верст в один конец. Добираться придется два месяца, и обратно столько же. Ну и там одним днем ничего не решишь. Сегодня у нас десятое июня тысяча девятьсот четырнадцатого года. Если я завтра уеду, вернусь уже к зиме. Продержитесь тут без меня, ваши превосходительства?

Генерал-майор захохотал в полный голос, даже гофмейстер улыбнулся, и только действительный статский советник желчно заявил:

– Считаете себя незаменимым? Ступайте, обойдемся и без вас!

– Вы уверены? Скоро ведь война. Hanibal ante potas⁷.

– Правда у ворот? – растерялся министр.

– Правда. И скоро он постучит в них своим железным кулаком.

Алексей Николаевич щелкнул каблуками и вышел. Он успел услышать за спиной возмущенный голос Брюна-де-Сент-Ипполита:

– Нет, но каков гонор!

Джунковский ответил:

– Имеет право. Я вот вам расскажу историю про Лыкова…

Статский советник вернулся в кабинет и огорошил своего помощника Азвестопуло:

– Сергей, ты надолго останешься один, давай обсудим дела.

– Куда вас Брюн законопатил? – встревожился коллежский асессор.

– В Якутскую область, помогать губернатору истребить банду беглых каторжников.

– Это за того дурака, за Абрамова?

– И за него тоже. Ты ведь знаешь, отношения наши не заладились, директор пытается выжить меня из департамента.

– Долдон! А кто будет разбойников ловить?

– Сам возьмется за гуж. А! Все они на одну колодку. Сперва Курлов пульнул меня в Туруханск, и в результате мы с тобой ликвидировали «номера для беглых»⁸. Затем другой болван, Макаров, послал в бессмысленную командировку в Верхнеудинск⁹. И мы обнаружили выборы «ивана иваныча». Нынешние решили укатать еще дальше. Чую, в следующий раз отправят на Луну. И еще думаю: что же мы выявим в этот раз?

Лыков сел напротив помощника и стал рассуждать:

– Не впервой! Я пересижу их всех, и даже нервы тратить не собираюсь. В Якутск давно надо было послать опытного человека, беглые там действительно обнаглели. До царя далеко, власть жмется к городам, а вокруг гуляют медведи… Ты там не был?

– Нет.

– И я тоже. А надо. Дыра стала прибежищем всякого сброда. Сил у местной полиции мало, а их, представь, встретили пулеметным огнем, когда те пришли в гости.

– Пулемет? – Азвестопуло почесал голову. – И что вы с ним сделаете? Гаубицу с собой прикатите?

– В Якутии гаубиц нет, – вздохнул Алексей Николаевич. – Территория по площади как пол-Европы, населения – как в уезде средней полосы. И войск с гулькин клюв.

– А Якутское казачье войско? – возразил Сергей. – Ух! Казаки – гордость России. Рысью марш-марш! И шашками всех порубают.

Чиновник для поручений в пятом классе дал своему помощнику поиронизировать. Потом продолжил:

– Я начну собираться, долго затягивать нет смысла. Там в августе уже снег выпадает. Лучше обернуться до холодов.

Азвестопуло посерьезнел:

– Сколько же времени вас не будет?

– Кто знает? С дорогой в оба конца – месяца четыре.

– Четыре месяца! Он же меня за это время сожрет…

Брюн-де-Сент-Ипполит распространил свою неприязнь к Лыкову и на его помощника.

– Перестань наговаривать, – остановил старый сыщик молодого. – Брюн – человек безусловно порядочный. Просто он всю предыдущую службу стоял в стороне от ежедневной практической деятельности полиции. Следил за соблюдением законности – это полезно, если вспомнить, какие у нас кадры. Но по земле Валентин Анатольевич не ходил, реального положения дел не знает, вот и ерепенится. Хочет строгостью исправить то, что копилось годами. Наивная политика, с ней он далеко не уедет.

– Пока далеко едете вы, – напомнил коллежский асессор.

– Ну съезжу. Так ведь по делу. Сколько можно терпеть эту разбойничью республику? Губернатор пишет: они там целый поселок выстроили. Скоро синематограф заведут! С лупанарием¹⁰… Нет, выжечь каленым железом, а ребят водворить обратно в клетки. Согласись, на это моих навыков хватит.

Лыков тут же поправился:

– Должно хватить. Дело нелегкое: далеко от Петербурга. Придется потрудиться. Заодно отдохну от Брюна, разомну затекшие члены. Что тебе оттуда привезти? Соболей Марии на воротник? Хотя нет, охота на них запрещена до девятьсот шестнадцатого.

– Себя привезите, живого и здорового, – хмуро ответил Сергей. – Четыре месяца без вас… Вот я влип! А нельзя мне к вам присоединиться? Там небось прогонных миллион. Туда десять тысяч верст, оттуда столько же. Почем у нас верста?

– Тебе, как чину восьмого класса, полагаются три лошади, по две с половиной копейки за версту с каждой, то есть в сумме семь с половиной копеек. Возьми почтовый дорожник, узнай там расстояние и умножь. Прими во внимание, что на Иркутско-Якутском тракте тариф удваивается.

– А вам сколько отмуслякают?

– Мне, как чину пятого класса, заплатят за шесть лошадей, то есть пятнадцать копеек с версты.

– Ого! Сейчас подсчитаю…

Грек схватился было за дорожник, однако Алексей Николаевич его остановил:

– Можешь не тратить время на пустые вычисления. Ты со мной не едешь.

– Но почему? Такие деньжищи можно загрести!

– Сиди и не чирикай. Так надолго мы не можем оба оставить департамент. Зашьются ребята без нас. Брюн этого не понимает, но он сам себе готовит проблему. Ведь не сегодня завтра война.

Азвестопуло полминуты обдумывал услышанное, потом спросил:

– Это точно?

– Точнее не бывает. Политики добились своего. Теперь держись, Россия.

– Да… Но что это значит для нас? Почему Брюн получит проблему? Мы полиция, а не армия.

– Рассуди сам, – ответил статский советник. – Придется поставить под ружье огромное количество людей. Сорвать их с места, сломать жизнь, послать на убой. Многие не захотят такого. Появятся дезертиры, симулянты. Доктора озолотятся, выписывая липовые свидетельства о болезнях. А окраины? Поляки начнут диверсии. Финляндцы тоже. Кавказ, Туркестан, даже Малороссия – везде возможно неповиновение. В мутную воду, которую поднимет война, ринутся проходимцы ловить золотых рыбок. Преступность удвоится, если не утроится. Часть полиции подпадет под мобилизацию, силы ее ослабнут, а дел прибавится. От Тюремного комитета тоже призовут, значит участятся побеги арестантов. Начало этой заварухи я, скорее всего, буду наблюдать из Якутии. Брюн и в мирное время не справляется, а когда заговорят пушки, совсем упустит вожжи. Хоть ты останешься в департаменте, опытный и разумный человек. Советуйся в важных вопросах с Лебедевым, в случае нужды обращайся к Лерхе.

Лебедев руководил Восьмым делопроизводством департамента, этим всероссийским сыскным отделением. А Лерхе служил вице-директором. С обоими Алексей Николаевич поддерживал дружеские отношения.

До вечера сыщики обсуждали накопившиеся дела. Дав инструкции, Алексей Николаевич отправился к себе на Каменноостровский проспект. Жена сидела за газетами. Когда она подняла глаза, сыщик понял, что Ольга Дмитриевна напугана.

– Леша! Что же это делается? Австрийцы готовят маневры в Боснии, и именно в день святого Витта, скорбный для сербов. Это они нарочно?

– Думаю, что да.

– Франц-Иосиф хочет войны?

Лыков сел напротив, сбросил ботинки и перебрался в домашние туфли:

– Ее хотят политики. Причем все сразу: и наши, и ихние. Мирной жизни нам осталось всего ничего. А я уезжаю, и надолго.

– Именно сейчас?

– Да. Начальство с глузду съехало, посылает меня в Якутию почитай что до Рождества. Мелкая месть мелких людей.

– И никак нельзя повременить, а еще лучше отменить?

– Ольга! Ты же давно поняла, что значит быть моей женой. Терпи.

– Значит, нельзя…

Лыкова-Оконишникова едва не всхлипнула, но сдержалась.

– Когда ты едешь?

– Неделю на сборы мне дадут. Мы успеем обсудить, что тебе делать. Слушайся барона Таубе. Он человек военный и лучше всех знает, как себя надо теперь вести. Но кое-что сообщу тебе и я. Запоминай.

Супруга вынула из бюро блокнот и карандаш и сделала послушное лицо.

– Всю золотую монету, что есть в доме, собери и спрячь. Отныне мы пользуемся только банкнотами.

– Но…

– Почему? Золото станут потихоньку изымать из обращения. Кто? Правительство. Зачем? Это стратегический материал, он понадобится для закупок за границей необходимых оружия, огнеприпасов и прочих предметов.

– Поняла, – кивнула Ольга Дмитриевна и записала.

– Далее. Я завтра оберну пятьдесят тысяч со своего счета в золото и положу в безопасный ящик¹¹.

– Так много? Ты считаешь, что война продлится долго? Больше года?

Статский советник мрачно ответил:

– Тебе лучше не знать, чего я жду от этой войны. Но она будет долгой.

Лыкова-Оконишникова сморщилась, а супруг продолжил:

– Русская армия к ней не готова. Как горько острят мои друзья военные, это ее перманентное свойство. Биться с хорошо организованной германской машиной – занятие тяжелое. Убьют много людей.

– Но тебя ведь не призовут?

– Нет, я слишком старый для этого. Потом, из общей полиции по мобилизационным планам заберут примерно каждого десятого. А из сыскной – никого. Даже наши низколобые вожди понимают, что кто-то должен ловить преступников.

– А Павел и Николай? – продолжила уточнять жена.

– Они офицеры, их место в строю. Однако специфика службы сыновей такова, что в пехотную цепь командовать полуротой не пошлют. Шпионов тоже надо изымать, а еще засылать во вражеский тыл своих шпионов. Так что они сядут в штабах. Зная характеры Чунеева и Брюшкина¹², уверен, что они будут рваться в боевые операции. Нам остается лишь молиться за них…

Ольга Дмитриевна уткнула карандаш в бумагу:

– Что еще?

– Рубль примется худеть, но не сразу, а постепенно. Нужно ввести экономию. Начни записывать свои расходы и смотреть, что там лишнее и где можно найти то же самое, но дешевле. Далее. Я слышал в Министерстве финансов, что с объявлением кампании в стране могут ввести временный запрет на продажу алкоголя…

– Вот давно бы так, а то ты прикладываешься к рюмке каждый день!

Сыщик пропустил слова жены мимо ушей:

– …поэтому надо запасти бутылок десять, а лучше двадцать… нет, тридцать крепкого. Я сам займусь этим завтра. Продолжаю… Когда в столицу привезут с позиций первых раненых, тут наверняка общественные силы откроют свои госпитали. Земство, Красный Крест, может быть даже частные лица со средствами. Ты не удержишься и запишешься туда сестрой милосердия…

– Непременно! – опять вставила жена.

– Поэтому можешь заранее обновить свои знания, пройти курсы или что там у вас. Скоро пригодится.

Ольга Дмитриевна записала и это.

Лыков вдруг решил:

– А поехали прямо сейчас к Таубе. Он и она умные люди и многое дополнят к моим словам. Такое время наступает, что надо держаться вместе.

Сказано – сделано. Статский советник телефонировал генерал-майору и сказал, что они с супругой хотят приехать, потолковать. Барон задал всего один вопрос:

– О чем?

– О том, что скоро настанет.

– Понял, приезжайте.

Супруга послала горничную ловить извозчика, а Лыков полез в буфет взять бутылку французского коньяка – барону такие напитки были не по карману.

Виктор Рейнгольдович и Лидия Павловна приняли гостей настороженно:

– Что произошло, если вы так внезапно по нам соскучились?

– Меня посылают в Якутию, – с порога пояснил сыщик.

– Всего-то? Ты еще и на Чукотке не был.

– Командировка продлится до зимы, и военные действия запросто откроют без меня.

Генерал прикинул в уме – не иначе мысленно глянул на карту – и кивнул:

– Да, ты можешь не успеть вернуться.

– Так быстро все начнется? – всплеснула руками Ольга Дмитриевна.

– К зиме, скорее всего, пушки уже заговорят в полный голос, – грустно ответил барон. – Эх… Доигрались наши дипломаты…

– Они-то тут при чем? – сердито перебил статский советник. – Внешнюю политику по закону определяет государь.

– Умные дипломаты должны удерживать верховного правителя от ошибочных поступков, – сказал Таубе.

– А что может быть ошибочнее войны? – возмутился гость.

Все четверо сели за стол, и разведчик продолжил:

– Это наш с тобой старый спор, Алексей. Войны неизбежны, их нельзя отменить целиком. Государства, как и люди, всегда будут выяснять отношения при помощи силы. И надо быть сильным, чтобы уметь защищать свои интересы.

Сыщик энергично возразил разведчику:

– Война войне рознь! В нашем противоборстве с турками я сам принял участие как доброволец. Мы воевали за правое дело. А резня с японцами для чего понадобилась России? Погубили кучу людей, получили взамен одни унижения…

Виктор Рейнгольдович потер культю левой руки, которую он потерял в Маньчжурии. И постарался ответить основательно:

– Война на востоке была не нужна никому, кроме кучки высокопоставленных жуликов, тут я с тобой согласен. И людей, сложивших там головы за барыши августейших лесных дельцов¹³, безмерно жалко. Но ведь грядущая битва затевается у наших западных границ. Там решится будущее России, да и всей Европы. Нельзя ее сравнивать с японской кампанией.

– Виктор! Финансист Григорий Марченко сказал мне в Гельсингфорсе: умные люди сеют друзей, а глупые – врагов. А мы что делаем? Готовимся убивать соседей? С соседями надо торговать, а не воевать.

– Скажи это кайзеру Вильгельму, – огрызнулся барон. – Он в первую очередь заинтересован в кровопролитии, и потому делает его неизбежным.

– А мы чисты в своих помыслах аки серафимы? Не мечтаем о проливах и господстве на Балканах?

– Алексей! Где люди, там и грязь, как говаривала моя кормилица. На земле нет рая и никогда не будет. Все греховны, все ошибаются: и государи, и простые люди вроде нас с тобой. Чего ты вдруг захотел? Разумного мирного сосуществования народов? Утопия!

Мужчины замолчали, а женщины переглядывались – тон разговора им не нравился. Наконец Лидия Павловна сказала:

– Давайте лучше про Якутию. Когда ты едешь?

Алексей Николаевич ответил:

– Билеты еще не куплены, и командировочные бумаги не оформлены. Дней пять-семь на подготовку уйдет.

– Значит, в конце недели отправишься? И как добираются до тех благословенных мест?

– От столицы до Иркутска едет поезд. Восемь суток в пути. А там еще три тысячи верст по ужасным дорогам в тарантасе а-ля граф Соллогуб¹⁴. Но лучше пароходом по Лене, много удобнее получится. Это лишь до областной столицы города Якутска. Затем останется последний рывок до Средне-Колымска, столицы Колымского округа. Не знаю, сколько между ними верст, но думаю, что не меньше полутора тысяч¹⁵.

– Выходит, чуть ли не месяц в один конец? – прикинула баронесса.

– Скорее, полтора. Сам я в тех краях никогда не был. А сыщику Лыкову там явно есть чем заняться. Поэтому, по некотором размышлении, я не в обиде на Брюна-де-Сент-Ипполита, который меня туда послал. Интересно ведь! Край ссыльных и инородцев. Мерзлая земля, на которой ничего нельзя строить, и страшные холода зимой. Еще медведи и ископаемые останки мамонтов.

– Едешь куда Макар телят не гонял, – констатировала Лидия Павловна.

– Примерно так, – согласился сыщик.

Тогда заговорил генерал:

– Как Брюн собирается пережить мобилизацию и первый период войны без Лыкова?

– Сказал мне: думаешь, что ты незаменимый? Пошел вон, отлично обойдемся без тебя.

– Идиот. Но все же: такая командировка сродни строгому наказанию. За что тебя на этот раз?

– Да за пустяки. Начистил я рыло одному негодяю…

Ольга Дмитриевна воскликнула:

– Опять? Ну сколько можно повторять один и тот же глупый поступок? Тебе скоро шестьдесят, а ты по-прежнему ведешь себя как тринадцатилетний подросток.

Виктор Рейнгольдович уточнил:

– Сильно начистил?

– Так ведь заслужил, гаденыш.

– Но не изувечил?

– Ребра поломал, челюсть выбил.

– Челюсть вправляется, а ребра заживут, – подвел итог барон. – Не так все страшно. Умнеешь с годами, не как раньше. Отсидка в Литовском замке пошла тебе на пользу. А, старый скуловорот?

– Давайте перейдем к делу, – потребовал гость.

– Давайте. Что ты от нас хочешь?

– Возьмите мою супружницу под надзор, пока меня не будет.

Лидия Павловна вступилась за подругу:

– Да она поумнее тебя! Зачем ей наш надзор?

– Она умна, спору нет, – ответил сыщик, улыбаясь. – В обычное время Ольга прекрасно обошлась бы сама, я часто уезжаю надолго. Но начнется время необычное. И лучше, чтобы у нее было с кем посоветоваться в мое отсутствие.

– Понятно, – хором ответили хозяева. Баронесса добавила:

– Езжай к своим медведям, мы за ней присмотрим.

– Заметите адюльтер – сразу пресекайте. И телеграмму мне в тундру.

После этого все четверо перешли к столу. Дамы чаевничали, а мужчины напали на коньяк и нанесли ему большой урон. После третьей рюмки сыщик спросил разведчика:

– Есть у нас в Якутии войска?

– С кем ты собрался воевать? С эскимосами? Для этого сначала придется перейти Берингов пролив. Якутия относится к Иркутскому военному округу, в нем расположены Второй и Третий сибирские армейские корпуса. Это хорошие части, они отличились в войне с Японией. Но стоят в Прибайкалье и Забайкалье, в Якутии лишь местная команда численностью, сколько помню, в двести три человека, из которых строевых сто восемьдесят пять. Зачем тебе войска?

Алексей Николаевич рассказал, что ему известно о банде, и завершил монолог так:

– Их, может, и не рота, но люди там решительные. Плюс пулемет – вряд ли губернатор наврал про него. Казаки сдрейфили, их теперь трудно будет заставить выступить против беглых походом.

– За последний год в войсках пропало пять «максимов», – вспомнил Таубе. – Один – во Владивостоке. Видимо, он и перекочевал на Колыму. Да, задачку тебе дали нелегкую. Регулярных войск в Якутии почти нет, из иррегулярных имеются казаки, но ненастоящие.

– В каком смысле ненастоящие? Якутское казачье войско, по-твоему, липовое?

– Нет никакого войска, а есть лишь Якутский городовой пеший казачий полк. В нем всего четыре сотни. Да и те мишурные. В полку большой некомплект, люди служить не хотят и потихоньку разбегаются. На такую силу ты никак не можешь положиться.

– Откуда ты знаешь? – усомнился Лыков. – Сидишь в Петербурге, занимаешься координацией разведывательных служб, а так авторитетно позоришь якутских казаков…

Таубе терпеливо стал объяснять:

– Упомянутая воинская часть необычная. Она никогда нигде не воевала и вряд ли сумеет это сделать¹⁶. Подчиняется одновременно Военному министерству и вашему МВД. А у двух хозяев сам знаешь как выходит… Мы, военные, их не вооружаем, поскольку считаем вашими. А вы не обучаете ратному делу, поскольку они-де наши. В результате оружие в полку устаревшее: однозарядные берданки. Их в музей, а не в строй! Когда японцы в девятьсот пятом году высадили десанты в Аяне и Охотске, казаки драпанули – и, кстати, правильно сделали. Силы были слишком неравны. Японцы захватили на складах сотню карамультуков¹⁷ и долго смеялись над такой древностью…

Далее, самих природных настоящих казаков почти нет. Жалованье копеечное, а служба тяжелая. Сопровождение почты, конвоирование арестантов, надзор за ссыльными, охрана дорог, соляных стоек, хлебных магазинов, денежных кладовых, банков и казначейств, контроль золотых приисков, полицейская служба в городах – все на них. Времени заниматься своим хозяйством почти не остается, а земли бедные, с них кормиться невозможно. В результате в полк стали набирать мещан, крестьян, якутов, потомков ссыльнопоселенцев и прочую публику. Знаешь, как их называют в армии? «Унтовое войско». Потому что они даже на смотры выходят в унтах. Сейчас там формально четыреста человек при восьми офицерах, но это на бумаге. В кадрах некомплект, офицеров и урядников лишь половина штата. Сотни пришлось по необходимости разбить повзводно. Существуют также шесть отдельных команд. Все эти ничтожные силы разбросаны по крупным пунктам. В самом Якутске штаб и две сотни, а прочие стоят в Олекминске, Вилюйске, Аяне, Охотске, Оле, Верхоянске, твоем Средне-Колымске, в Нижне-Колымске и ряде других мест. Ты спросил, откуда я все это знаю. Поясню. В прошлом году Совет Министров рассматривал вопрос об усилении полка. Казаки просили увеличить жалованье, причем сразу впятеро. И разрешить выход в другие сословия или переход в другие казачьи войска. Министры денег не дали, но хотя бы дозволили наконец якутским казакам переходить туда, где посытнее. Бросить такую обузу, как неблагодарная служба в крае холода. Вопрос этот рассматривался специальной комиссией, в которую от Военного министерства входил я. Тогда и насмотрелся… Полк управляется согласно положению от тысяча восемьсот двадцать второго года! Чуть не сто лет той заплесневевшей бумажке. Сколько всего переменилось в империи, а ребята так и живут по ней. И оклады жалованья остались еще со времен Николая Первого. А цены сам понимаешь какие в местностях, куда все приходится завозить извне.

Генерал перевел дух, махнул рюмку коньяку и завершил рассказ:

– И что ты там сделаешь один? Будешь из браунинга расстреливать пулеметчиков? Леша, ступай завтра же к начальству и требуй настоящую воинскую команду. Я дам тебе бумаги, что готовил для Совета Министров, там есть все цифры о жалком состоянии Якутского городового казачьего полка.

– Плохо ты знаешь мое начальство, – без улыбки ответил сыщик. – Оно бумаги твои и смотреть не станет. Беглые каторжники и ссыльные? И на них армию? Пускай статский советник Лыков сначала убедится, не враки ли это, насчет притона. Я проболтаюсь там четыре месяца, отстучу десять тысяч телеграмм, разведаю обстановку и вернусь сюда со словами, что сделал все что мог, а дальше нужна пехота. Тут уже в полный рост раскочегарится война. Петербургу будет наплевать на аул беглых в далеких горах. Оставят без последствий. Лыков срок отбыл, вину искупил, ну и ладно. А якутские аборигены пускай терпят и дальше.