Чезаре Беккариа. Его жизнь и общественная деятельность

Биографический очерк П. Я. Левенсона

С портретом Беккариа, гравированным в Лейпциге Геданом

Предисловие

Во второй половине XVIII века, столь обильного крупными переворотами в истории западноевропейского общества, появилась в Милане, входившем тогда в состав монархии Габсбургов, небольшая книжка, которой суждено было произвести целую революцию в области уголовного права и процесса. Установившиеся веками взгляды на преступление и наказание подвергнуты были основательному анализу. Всё наслоение устарелых теорий о необходимости сурового возмездия за содеянное правонарушение, беспощадного преследования человека, совершившего преступление, – всё это наслоение вдруг оказалось лишенным всякого разумного смысла, вредящим истинным целям правосудия. Небывалое смущение овладело умами законоведов и правителей, окаменевших в своих воззрениях на средства обезвредить порочного человека, воззрениях, освященных веками, унаследованных от римских юристов. Идеи, впервые высказанные в этой небольшой книжке, нашли радостный отклик в сердцах незабвенных умственных двигателей конца XVIII столетия, были с восторгом приветствованы французскими энциклопедистами, проникли в царские чертоги и вскоре вошли в лучшие кодексы передовых народов Европы.

Эта-то книжка в 200 страниц, доставившая автору славное имя в истории, завидный титул «апостола человечности», не была написана ни цеховым ученым, ни профессиональным законоведом или выдающимся государственным деятелем. Она принадлежала перу совершенно неизвестного молодого мыслителя, всецело проникнутого идеями французских энциклопедистов. Автором этого сочинения оказался двадцатисемилетний миланский патриций, маркиз Чезаре Беккариа-Бонесана; озаглавлено оно было: «Dei delitti e délie pene».^[1]

Шум, поднятый сторонниками старых судебных порядков при появлении этого замечательного трактата, обратил внимание лучших людей европейского общества на молодого миланского философа-публициста. Редкое сочинение, волновавшее умы передовых деятелей прошлого века, производило такое потрясающее впечатление на современников, как трактат, вышедший из-под пера скромного миланского патриция. В первые полгода после своего появления книга Беккариа выдержала семь изданий, а в следующие годы – 32 издания; затем она была переведена компетентными людьми на все европейские языки.

Французский перевод был сделан, по настоянию Мальзерба, аббатом Мореллэ. Хотя почтенный аббат позволил себе некоторые вольности, не придерживался строго текста, переставлял главы, но, благодаря его переводу, трактат получил широкое распространение в Европе. Он был снабжен примечаниями Дидро и Бриссо-де-Варвилля, а Вольтер написал к нему обширный комментарий, проникший контрабандным образом во Францию. Друзья и последователи фернейского философа – как обыкновенно называли Вольтера – недаром так восторженно приветствовали появление этого трактата. Беккариа оказался драгоценным союзником в общем деле обновления всех устоев старого режима. Одновременно с хором единодушных похвал, расточавшихся энергичному проповеднику новых идей, раздавались негодующие голоса, протестовавшие против вторжения этих еретических идей, доказывавшие непрактичность философской теории Беккариа, невозможность применения их на деле. Долгое время продолжался спор о научном значении теории Беккариа (общественное значение было вне всякого спора), – и только криминалистам истекающего столетия, трезво относившимся к своей задаче, удалось установить истинное значение Беккариа в новейшей истории уголовного права. Такие трезвые, неувлекающиеся ученые, как Миттермайер, Глазер и Фостен Эли, неопровержимо доказали, что Беккариа был не только одним из могучих рычагов, сразу сдвинувших с места обветшалые остатки прежнего уголовного законодательства, но что он положил первый камень для сооружения нового здания права и процесса.

Для лучшего уяснения значения учения Беккариа и места, которое он, по заслугам, занимает в среде реформаторов уголовного права, надо сначала познакомиться как с личностью миланского публициста, так и с его бессмертным творением.

Начнем по порядку – с личности знаменитого «апостола человечности».

Глава I

Семейство Беккариа. – Патриархальный строй. – Маркиз Бонесана. – Иезуитское воспитание. – Влияние французских энциклопедистов. – Окончание курса наук. – Возвращение домой. Предложение брака. – Семейная буря. – Домашний арест. – Заступничество Марии Терезии. – Брак. – Примирение с родителями. – Кружок «Il Caffé». – Уголовная юстиция. – Покушение Дамьена. – Необходимость реформ

Маркиз Чезаре Беккариа-Бонесана родился 15 марта 1738 года, в Милане, в богатой семье местных патрициев, строго придерживавшихся заветных преданий патриархального домашнего строя. Полное его имя, занесенное в приходских книгах, гласит так: Чезаре-Франческо-Джузеппе-Мария-Гаспаре-Мелькиоре-Бальдассаро-Антонио-Марчеллино. Род Беккариа был старинным и владел многими поместьями в Павии. Чезаре был старшим сыном в семье, остальные его два брата ничем особенно не выдавались; один из них был недурной механик. В семье царили мир, согласие, взаимное уважение всех членов, связанных узами непритворной дружбы и слепого послушания старику-отцу, маркизу Джованни-Саверио. Близкий родственник, граф Бонесана, передал Чезаре свой графский титул и большое состояние, установленное в виде майората, которое перешло к молодому Чезаре вместе с фамилией Бонесана. Нормальные отношения, установившиеся в патриархальной семье, оказали благотворное влияние на дальнейшее развитие личного характера молодого Чезаре. Мягкий по натуре, добродушный, мечтательный, несколько ленивый, беспечный юноша сохранил все свои хорошие качества, несмотря на среду, в которой ему приходилось провести лучшие годы отрочества. По примеру всех баричей, Чезаре был отправлен в Парму, в иезуитскую коллегию, где он провел восемь лет. Растлевающее влияние иезуитского воспитания не успело наложить свое мертвящее тавро на хорошие задатки чуткого юноши, отзывчивого на все доброе и благородное. Продолжительное пребывание в затхлой среде неукротимых изуверов заставило его критически относиться к эластичной морали последователей Игнатия Лойолы. Он отшатнулся от своих лукавых педагогов, подобно другим знаменитостям, получившим воспитание у отцов иезуитов, таким как Вольтер, Дидро, Гельвеции и в наше время – Ренан. Их готовили в застрельщики передовой рати de propaganda fidei, – а они очутились в стане самых беспощадных противников клерикального господства.

Суровые требования монашеской дисциплины не пришлись по нраву экспансивному, добродушному юноше. Пытливый ум требовал иной пищи, нежели зубрежка текстов. Беккариа пристрастился к математическим наукам и изящной словесности, которые были ему более по душе, нежели механическое заучивание гомилетики и патристики. В школе он не отличался особым прилежанием или выдающимися дарованиями по очень простой причине. Практическая бесполезность и мертвящая сухость предметов школьного преподавания не были в состоянии заинтересовать пытливого юношу, у которого голова работала, требуя разрешения животрепещущих вопросов, волновавших молодую кровь, не дававших покоя мысли, – а кругом царила бессмысленная дисциплина, формальное благочестие, ханжество, соглядатайство и одуряющая рутина. В этом состоянии душевного разлада и нравственной угнетенности он познакомился с французской литературой, которая произвела на него огромное впечатление. Особенно поразили его «Персидские письма» Монтескье. Это был настоящий луч света, мгновенно озаривший непроглядную умственную тьму, в которой Чезаре так долго блуждал. Дальнейшее знакомство с трудами энциклопедистов довершило коренной переворот в его мировоззрении. С юношеской страстностью всецело отдался молодой человек изучению философии, расширившей его умственный кругозор, будившей его самосознание, осветившей ему все сложные вопросы права, общества и государства, так долго волновавшие его пытливый ум. Неудовлетворительность общественного устройства, неравенство людей, обветшалость правовых норм, установленных для всестороннего преуспевания людского общежития, глубоко поразили юного воспитанника отцов иезуитов. В том, чтобы облегчить положение угнетенных сограждан, он увидел свою задачу, настоящий путь для своей будущей деятельности, когда он освободится от иезуитской опеки и сделается самостоятельным членом общества.