Loe raamatut: «Петров, к доске!»

Глава 1

– Леха ты чего такой смурной? Насупился. Молчишь весь день. Эй! Петров!

Макс толкнул меня в плечо и тут же отскочил в сторону, изобразив боксёрскую стойку. Даже запрыгал с ноги на ногу, как настоящий спортсмен. Хотя… Он же и есть почти настоящий спортсмен.

Другой вопрос, лично мне ни прыгать, ни говорить с кем-то вообще не хотелось. Вот в морду дать, это, пожалуй, можно. Настроение такое, что хорошая драка точно помогла бы снять напряжение. Однако, Макс мой друг и точно не на нем нужно срываться.

– Отстань от него. – Оттолкнул Макса Строганов. – Ты что, Петрова не знаешь? Если он не хочет веселиться, так ты его и не заставишь. Вон, Леха сегодня даже историю на «пятак» ответил. А это поганый признак. Значит у нашего Петрова сильная переживательная драма. Но мы, как настоящие друзья, должны дать ему возможность высказаться самому. Да, Лех?

– Угу, – Буркнул я, затем обошел Макса с Серегой, которые замерли прямо посреди дороги, и двинулся вперед, к дому.

Мы возвращались со школы в обычном составе: Макс, Демид, Строганов, Ермаков и я. Микласов всю дорогу пытался меня развеселить, но чего-то ни хрена не веселилось.

С того момента, когда мне на голову свалился ворох бодрящих новостей, прошло три дня. И это были какие-то очень странные дни. Такое чувство, словно время застыло и тянулось словно жвачка. Я жил на автомате, как робот. Вставал, принимал душ, одевался, завтракал, топал на уроки. И только в башке постоянно, без перерыва шел мыслительный процесс.

Ситуация выглядела поганенько со всех сторон. Например, взять матушку. Она ходила, как в воду опущенная, почти не разговаривала ни со мной, ни с Илюхой. Кроме «доброго утра» и «спокойной ночи» мы от нее практически ничего не слышали.

Нет, она, конечно, в полную прострацию не впала. Кормила, поила, одевала. Илюху, естественно. Я, слава богу, в состоянии сделать все самостоятельно. Но при этом ее словно не было с нами. Могла причёсывать младшенького и зависнуть, уставившись пустым взглядом вдаль. Она мысленно находилась совсем в другом месте.

И мне кажется, это место точно не рядом с отцом. Я, конечно, не знаток женской психологии, но складывалось такое впечатление, будто родительница сильно переживала из-за дяди Лёни. Вернее, она переживала, что переживает из-за дяди Лёни. Так, наверное, будет точнее. Мать угнетал тот факт, что она вместо неимоверное радости по поводу ожившего мужа испытывает неимоверные страдания по поводу хахаля-ухажера. У женщин вообще со всей этой любовной темой всегда сложно.

Илюхе радостную новость о том, что батя жив, мы пока не сообщили. Тоже по решению матушки.

– Алексей, ему лучше пока не знать. – Сказала она мне в тот вечер. – Нужно подождать. Придет время, тогда и скажем. Если оно, конечно, вообще придёт.

Мы сидели с родительницей в кухне, за столом, закрыв плотно дверь. Илюша, естественно, пытался подслушивать, но был обнаружен, пойман с поличным, схвачен за ухо и отправлен в спальню. Дверь спальни я тоже на всякий случай прикрыл, подперев ее стулом. Упрямство – семейная черта Петровых. Уверен, просто закрытая дверь младшего брата озадачила бы, но точно не остановила.

– Почему? – Насторожился я. – Ты же не просто так хочешь скрыть от Ильи подобные новости. Есть причина? Только давай, говори, как есть. Без увёрток. Я достаточно взрослый, в отличие от Илюхи. Могу любую информацию принять и понять.

– Потому что отец ваш, он еще в Афганистане. И сюда, домой, вернется, думаю, не раньше, чем через несколько недель. А то и месяцев. Его сейчас, наверное…

Родительница замолчала, опустив голову. Ей весь этот разговор давался с трудом.

– Ты имеешь в виду, допрашивают? Проверяют? – Озвучил я те слова, которые она побоялась произнести. Есть всё-таки в советских людях старой формации этот страх перед Комитетом.

В принципе, вполне ожидаемо. Несколько лет товарищ Петров считался погибшим, и тут – нате. Жив-здоров. Учитывая, что сейчас еще 1985 год и чекистов как явление никто не отменял, вполне логично, что батя теперь подробно и детально рассказывает, каким образом случилось чудо его воскрешения. Человек-то, как выяснилось, он военный.

– Да. – Мать тяжело вздохнула, потом взяла со стола вилку и принялась крутить ее в руке. Она очень заметно нервничала. – Ивана считали погибшим. Достаточно долго, почти шесть лет. Пять. Наверное, все же пять, да. Он был в числе первых, кто отправился туда…Я до последнего не знала, что за командировка ему предстоит. И он не говорил. Сказал, нужно отлучиться на несколько месяцев. Я твоему отцу в этих вопросах всегда доверяла…Но… Мог ведь сказать, а? Сразу мог ведь сказать. Я про чертов Афганистан узнала, только когда стало известно о его гибели. Понимаешь. Он ни слова не сказал, что улетает туда…

Родительница неопределенно махнула рукой в сторону окна. Наверное, таким образом она намекала на Афганистан.

– Он и Андрей уехали в первые же дни. А потом, через несколько месяцев пришло письмо, что самолет… он… ну…

– Сбили? Упал? Разбился? – Подсказал я матушке.

– Не совсем. – Она отвернулась к окну, будто пыталась там рассмотреть далекую страну, и снова тяжело вздохнула. – Отец угнал самолет. Или как это правильно называется… Ранил Андрея, который был вторым пилотом и сдался этим…душманам. Андрей попал в плен, но чудом смог убежать. Он уверял, что перед побегом вроде как отомстил Ивану за предательство Родины. В общем… Продал вроде как всех нас ваш папка.

– Какая интересная история… – Протянул я, но тут же, заметив материн удивленный взгляд, исправился, – В том смысле, что неожиданная. Да. Неожиданно просто.

Удивление родительницы объяснялось очень просто. Все это можно назвать, как угодно, но только не интересной историей. Она ведь не знает, что теперь знаю я. Ну как знаю… Приблизительно и очень обобщенно.

Отец Ромова сказал, что Андрей, который Наташкин дядька, дерьмо-человек. И мол, если бы все узнали правду, то сильно удивились бы. Учитывая, в каком именно контексте все это было Ромовым-старшим озвучено, есть подозрение, что он как раз имел в виду ситуацию, о которой сейчас говорит мать.

– Ты хорошо его знаешь, не так ли? – Спросил я родительницу, а затем подвинул свою табуретку ближе к ней и взял матушку за руку. – Ты знаешь его лучше всех. Должна знать, по крайней мере. Как думаешь, мог ли он это сделать? Ну вот так, положа руку на сердце.

– Алексей… – Она покачала головой, не отрывая взгляд от свои коленок. – Когда мне только сообщили, конечно я не поверила. Иван просто не мог так поступить с нами. Но потом время шло… Мы ведь не знаем, что там случилось. Верно? Никого из нас рядом не было. Ну а теперь… Теперь будет видно.

В общем, тем вечером мы с родительницей решили (в большей мере она, конечно), что Илюхе пока лучше ничего не знать. Совершенно еще не понятно, к чему все придет.

Думаю, в данном случае братцу лучше оставаться в святом неведении. Пусть он по-прежнему считает батю погибшим героем, чем, к примеру, через месяцок выяснится, что отца и правда объявили предателем, отправив отбывать наказание. Или вообще… Без суда и следствия определили в места, откуда уже точно никто не возвращается. Насколько помню, мораторий на смертную казнь еще не ввели.

Естественно, случившееся я ни с кем не обсуждал. Не самая подходящая тема для разговора. Хотя перестать думать об этом не мог.

Мое внезапное воскрешение в своём собственном тринадцатилетнем теле заиграло новыми красками. Я искренне полагал, что мне дали второй шанс, чтоб исправить ситуацию с походом. Так-то, в том походе погибли пацаны. Условно говоря, по моей вине. Но теперь…

Теперь я вдруг подумал, а что если дело совсем не в них. Вернее, в них, но не совсем. Что если избежать долбаного похода и правда можно, но изменить нужно не те события, которые последуют весной? Может, все гораздо сложнее и разобраться необходимо с ситуацией отца? Есть же эти чертовы причинно-следственные связи. Эффект бабочки или как там его. Может на самом деле отправная точка совсем в другом месте.

Я упорно пытался вспомнить, в первом варианте жизни были какие-то признаки в поведении матери, свидетельствующие, что она могла тоже узнать о бате или нет. Узнать о том, что он жив, но числится врагом и предателем. Может, потому Ромов и ляпнул про отца-сидельца? Может он и тогда нашелся, батя имею в виду? Но после проверки его определили в тюрьму, например. Получили подтверждения, что он на самом деле оказался предателем. А мать… Либо она не знала, либо знала, но не сказала нам.

В общем, голова пухла от мыслей, но подвижек пока не было никаких, потому что я не очень понимал, куда нужно двигаться.

Единственное, что мне не давало покоя и постоянно зудело в районе мозжечка – это внезапно оборвавшийся разговор с Ромовым-старшим и Наташкин дядька, с которым пока никак не получалось встретиться. Я точно знал, что мне нужно поговорить с обоими. Однако и с первым, и со вторым пришлось повременить.

Для начала главный инженер уехал в командировку. Не то, чтоб он мне отчитывался о своих действиях. Конечно, нет. Я узнал от Никиты.

На следующий день подошёл к нему в школе, собираясь снова напроситься в гости, однако он начал разговор первым.

– Привет, Петров. Только хотел с тобой обсудить кое-что. Это – секрет. Хорошо? Давай отойдём.

Никита оглянулся по сторонам, заметил, как на нас пялится Кашечкин, ухватил меня за руку и оттащил в угол класса. Новенький заметно нервничал. У него сегодня даже прическа была не такая аккуратная, как обычно.

– Слушай… Не знаю, что вчера произошло, но у меня два вопроса. Первый – почему Наташа убежала? Не знаешь? Это было слегка неожиданно. Я вроде бы ничем ее не обидел. Или обидел?

Ровно пару секунд мне потребовалось на то, чтоб взвесить «за» и «против». «За» – это стоит ли говорить Ромову правду насчёт Наташки. Что я все знаю. «Против» – нужно ли мне вообще совать свой нос в личные дела Деевой. В итоге решил, какого черта? В конце концов, не умрет Никита, если скажу ему как есть. А умрет, так и ничего страшного. Переживу.

– Наташа знает, что ты ее брат. – Сообщил я Ромову. – Так вышло, что теперь и твой отец знает, что Наташа знает. Она сказала ему это вчера прямо в лицо. А потом, да. Потом убежала. Но знаешь, сложно ее винить за столь сильные эмоции.

– Вот черт… – Никита провёл пятерней по волосам. Он явно растерялся и от моей осведомлённости, и от всей ситуации в целом. – Как же это, блин…

– Не вовремя?

– Да нет. Для подобных вещей нет нужного или неподходящего времени. Просто… Я хотел как-то иначе все сделать. Хотел… Не знаю… Подружиться с ней, может, для начала. Чтоб она узнала получше меня. Ну знаешь, общие интересы, духовная близость.

– И что? – Я усмехнулся. – Думаешь факт вашей дружбы изменил бы что-то?

– Я очень на это рассчитывал. – Искренне ответил Ромов, а потом с тревогой посмотрел мне в глаза. – Она ненавидит нас, да? Всех нас? И отца, и меня?

– Слушай, честно говоря, без обид, но мне кажется конкретно на тебя ей немножко все равно. По крайней мере такого уж негатива в твою сторону она не демонстрирует. Любви тоже, скажем честно. А Николая Николаевича… Думаю, да. Думаю, ненавидит. Но ее сложно винить. Кстати, по поводу Николая Николаевича… Мы с ним вчера тоже не договорили. Он знал моего отца и я хотел кое-что у него выяснить…

– А… Да? Ну это теперь не раньше, чем через неделю. Отец уехал в Москву. Какая-то срочная командировка. Слушай, Петров… Алексей… – Никита подался чуть вперед и перешел на шёпот. – Могу обратиться к тебе с просьбой? Я понимаю, мы не в самых лучших отношениях, но доверить все это, наверное, могу только тебе, как ни странно.

– Смотря что за просьба.

– Она касается Наташи. Я вижу, вы достаточно дружны. Она все время рядом с тобой находится. Пожалуйста, помоги мне с ней сблизиться. Для начала хотя бы стать товарищами.

Я молча уставился на Ромова, соображая, как поступить в этом случае.

Огромного желания оказаться втянутым в эту Санту Барбару у меня не имеется. Тем более, своя такая же вон, дома сидит. Мне кажется, матушка за это время успела по-настоящему увлечься дядей Лёней и теперь страдает одновременно по двум пунктам.

Первый – что их едва начавшаяся любовь сразу потерпела крах.

Я знаю родительницу хорошо. Если она уперлась рогом, что ее общение с сантехником – это предательство, то переубедить в обратном будет сложно. Хотя, лично я так уж категорично на данный вопрос не смотрел бы. Она ведь не знала, что отец жив.

Второй пункт – автоматически вытекает из первого. Мать похоронила батю еще шесть лет назад. Все. Оплакала и решила жить дальше. А теперь – добрый вечер, буду краток. Выходит, что «дальше» не получится. Пора возвращаться в прошлое. Где мне на фоне всех этих страданий еще заниматься драмой Наташки и Ромовых?

С другой стороны, будет ли самой Деевой лучше, если она пересмотрит своё отношение к родному отцу и к тому факту, что у нее есть братья? Наверное, да. Волнует ли меня Наташкино благополучие. Тоже, наверное, да.

Ну и помощь Ромову, вроде как, будет мне на руку в связи с первоначальным планом. Я же хотел с ним наладить отношения, чтоб избежать чертового похода.

– Хорошо. – Я кивнул Никите. – Но с тебя взамен тоже кое-что. Когда твой отец вернётся, организуй нам встречу. Повторюсь, он знает некоторую информацию и она мне очень нужна. Все честно. Я помогаю тебе, ты помогаешь мне.

Естественно, Никита согласился. Кто бы сомневался. Казалось бы, что проще. Я выполняю просьбу Ромова, он в итоге – выполняет мою. Но к существующим на данный момент сложностям добавилась еще одна проблема – Деева.

Упертая, невыносимая ослица! Вот она кто.

Я, конечно же, сразу после разговора с Ромовым попытался выцепить Наташку, чтоб наставить ее на путь истинный. А вернее, на путь вселенского прощения и всеобщего счастья. Хрен там плавал!

– Не вздумай! – Заявила она, как только я на перемене попытался утащить ее в уголок.

– Чего не вздумать?

– Слушай, Петров, я тебя хорошо знаю и по твоему лицу вижу, ты задумал какую-то ерунду. Вот это и не вздумай.

– Наташа… – Начал я издалека, собираясь толкнуть речь о родственниках, которых мы не выбираем и о необходимости быть добрее.

– Кашечкин, что ты уставился? – Рявкнула вдруг Деева на отличника, который и правда наблюдал за нами, открыв рот.

– А чего вы все время с Петровым по углам третесь? – Возмутился Кашечкин.

Как только он открыл свой рот, я сразу понял, что и без того сложная ситуация сейчас усложниться рад в десять.

– Наташ, не обращай внимания на зубрилу. Он дурачок. Все время плетёт какую-то чушь. – Попытался я отвлечь Дееву. Куда там!

– Кто трётся? Совсем, что ли? – Возмутилась Наташка. – Я его сегодня первый раз вижу на расстоянии вытянутой руки!

– Да не ты. На прошлой перемене, когда все с биологии вышли, он так же вон, с новеньким секретничал…

Твою мать… Хотелось бы мне сказать вслух. А еще хотелось бы чертову отличнику выбить пару зубов, чтоб он был менее разговорчивым. Но, конечно, ни первого, ни второго я не сделал.

Деева… Она как раз повела себя ожидаемо. Объявила меня предателем, потом со всей силы долбанула каблуком туфли мне по ноге, и пока я тихо звывал, поджав пострадавшую конечность, убежала прочь.

И вот теперь уже третий день я пытался поговорить с Наташкой. Пока безуспешно. Она проявляла чудеса ловкости избегая любых пересечений со мной.

– Слушайте, завтра в парке та группа выступает. Мы пойдем? – Спросил Макс, наконец, отстав от моего хренового настроения.

И вот как только он задал этот вопрос, меня осенила очередная гениальная идея. Группа и парк! Конечно. Пожалуй, с этим можно что-то придумать.

Глава 2

В общем, наверное, с планами у меня не очень ладно выходит, однако, лучше делать плохо, но делать хоть что-то, чем хорошо сидеть на месте. Вот, что я решил в итоге. Особенно, учитывая открывшиеся обстоятельства. И конкретно для реализации этого, нового плана мне нужен был Толкачев.

Да, да, да. Тот самый Толкач, который уже дважды попадался на моем пути. Казалось бы, кто мог подумать? Я лично вообще не предполагал такого развития событий.

Ситуация заключалась в следующем. Наташка со мной даже просто поговорить не хочет, куда там обсуждать с ней Ромова и воссоединение семьи. Думаю, стоит хотя бы заикнуться на эту тему и староста натурально выцарапает мне глаза. Это раньше я считал Наташку отличницей, примерной девочкой и зубрилкой. Сейчас мне доподлинно известно, что за двумя хвостами с бантиками и симпатичной мордашкой скрывается командос в боевом режиме.

На данный момент староста считает меня предателем, за ее спиной договорившимся с Ромовым. Спасибо идиоту Кашечкину, который не понимает, что такое личное пространство и треплет языком направо-налево. Морду ему что ли набить…

В любом случае, выход один. Я должен помириться с Деевой. Звучит несколько… Черт, да ужасно это звучит. Чего уж там скромничать. В свете какой-то безумной влюблённости, пронзившей мое юное на сегодняшний день сердце, я бы наоборот предпочёл держаться от девчонки подальше. Конкретно от этой девчонки.

Впрочем, помириться – тоже слишком громко сказано. Хотя бы поговорить. Сейчас Наташка делает все, чтоб мы, учась в одном классе, не имели возможности перекинуться хотя бы парой слов. Она просто в наглую избегает любых контактов.

Однако, и это факт, Наташка мне очень нужна. Я организую их общение с Никитой, Никита организует мое общение с Николаем Николаевичем. Формула совершенно проста. Ну и еще этот чертов дядька. Наташкин, имею в виду, дядька, а не просто какой-то левый тип. С ним тоже надо надо встретиться и поговорить.

Конечно, если этот Андрей и правда гнида, вряд ли он в своей гнидости признаётся. Но с другой стороны, любая информация сейчас не помешает.

Вернемся к Толкачу. На новый план меня вдохновили две вещи. Первое – слова Макса о выступлении группы.

Я ведь уточнил, что за группа. Чтоб понимать, разумно ли вообще, к примеру, Наташку звать на их концерт. Именно такой вариант сразу сложился в моей голове. Наташка – концерт – хорошее настроение – романтика – разговор. По-моему вполне рабочая схема.

Концертом я, конечно, с натяжечкой называю. Несколько песен, исполненных на открытой летней площадке парка – это больше про самодеятельность. Так думал я, пока Микласов не произнёс вслух волшебные слова.

– Слушай, да черт его знает. Кто-то из местных. Солист у них Юрка. Ну этот… – Макс пощёлкал пальцами, вспоминая фамилию. Не вспомнил. – Черт… Да в пьяном дворе живет, в пятиэтажке. Николая Митрофановича, инженера, сын. Гаишник он. Вот собрал ребят, что-то пробуют. Говоря, похоже на какой-то панк. Не знаю. Но «монастырские» с «чижовскими» вон, слюни пускают. Готовы даже терпеть друг друга во время выступления.

Я молча уставился на Макса, стараясь не выдать свое волнение. Юрку, который гаишник и который собрал группу в нашем районе, я знаю лишь одного. Вернее, знал. Или только узнаю. Не понятно как использовать будущее время к моей персоне, находящейся в прошлом.

В общем, судя по всему, речь шла о том самом «Секторе газа», который через пару лет начнёт набирать популярность. Вряд ли на Ваях нашелся еще какой-нибудь панк-рок-самородок.

Естественно, после выяснившихся деталей, я решил, что Наташка просто обязана пойти на выступление парней, которых очень скоро узнает вся Россия. Тут, признаюсь честно, больше взыграла моя идиотская влюблённость. Мне показалось, что это будет очень романтичное воспоминание, которое останется у Деевой на всю жизнь.

Но если именно я позову старосту, она пошлет меня куда подальше. Да и потом, приглашение на свидание подразумевает наличие чувств. Это значит в открытую признаться Наташке, что она мне нравится. А, как ни крути, подобная ситуация и будет выглядеть свиданием. И вот тут я, как бы не готов выступать в роли малолетнего ухажера.

Просить кого-то из своих друзей – идея тоже не очень хорошая. Их Наташка пошлет еще быстрее, чем меня. Да и как объяснить пацанам столь странную просьбу? Тут без сплетен, слухов и разговоров, которые последуют потом, точно не обойтись.

В общем, нужен Толкач. Он, судя по нашему прошлому разговору, сильно настроен добиться внимания Деевой. Прямо со всем пылом пятнадцатилетнего романтика-хулигана. А романтики-хулиганы – страшные люди в настойчивости своей первой любви. Так что, вариант, чисто теоретически, рабочий.

Что лично я получу от этого? Наташка идёт в парк, я тоже. Там выцепляю девчонку и пробую с ней поговорить. Вечер, музыка, Деева расторгается, все дела. Потому что конкретно в данный момент она меня в школе просто тупо избегает. Только я направляюсь в ее сторону, она быстро ретируется к остальным девчонкам. Идти к ней домой – бессмысленно. Если староста закусилась, то хрен ты ее прошибёшь.

В общем, единственная возможность сто процентов выманить ее из дома и поговорить – завтрашний концерт. Дело осталось за малым – договориться с исполнителем.

Можно было, конечно, снова воспользоваться телефоном соседки и позвонить Толкачеву. Тем более, номер мне теперь известен. Однако я решил, подобные вопросы нужно обсуждать глаза в глаза. Поэтому к сомнительному плану добавился еще один не менее сомнительный пункт – мне нужно метнуться на «монастырку» и поговорить с Толкачем. Причем сделать это необходимо очень быстро.

После разговора с пацанами, я со всех ног рванул домой. Времени чрезвычайно мало. Выступление состоится завтра. До этого момента еще нужно сподвигнуть на активность влюбленного Толкачева, чтоб он встретился со злой Наташкой и уболтал ее на предстоящий променад. Это тоже, между прочим, весьма нелёгкое дело. Девчонка может упереться. Может… Что ж я недооцениваю Дееву? Конечно упрется! Но об этом подумаю по дороге.

– Ты куда? – Сразу же нарисовался в коридоре Илюха, услышав, что я снова собираюсь уходить.

Братец ухитрился заболеть ветрянкой и теперь сидел дома, разрисованный зелеными пятнами, как тифозный леопард.

– Доить верблюда́. – Огрызнулся я. – Тебе чего не сидится спокойно? Я тебя покормил? Покормил? Напоил? Напоил. Вот теперь давай к третьему пункту – спать уложил. Иди в комнату ляг и лежи. Книжку почитай. Умеешь ведь уже.

– Не хочу лежать. И читать не хочу. С тобой хочу. – Заявил младшенький, чем изрядно меня разозлил.

– Илюша, а не пойти бы тебе… в спальню! Во-первых, ты болеешь.

– Ой, тоже мне болезнь! Пятна какие-то да и все.

– Хорошо. – Я натянул кеды, выпрямился и посмотрел братцу в глаза. – Тогда – во-вторых. Ты, Илюша, бедствие районного масштаба. Тебя нужно как особо опасное секретное оружие отправлять в тыл врага. Развалишь к чертям собачьим весь их буржуйский мир. А я, между прочим, рисковать не хочу. Если ты отираешься рядом со мной, вечно какая-то ерунда происходит. Поэтому возвращаемся к «во-первых». У тебя ветрянка, сиди, блин, дома. Меня матушка убьёт, если я вытащу больного ребенка на улицу. И смотри мне…

Я нахмурил брови, как можно сильнее, а потом погрозил пальцем Илюше. Подумал буквально секунду, нахмурил еще сильнее и погрозил кулаком. Надо его хорошенько припугнуть, а то этот пацан ничего не боится.

– Если попробуешь высунуть нос на улицу, я Черныша ночью с балкона выкину.

Кот, чья персона стала предметом угрозы, как раз высунул голову в щель между дверью и дверным косяком, но заметив, что мы оба, и я, и братец, уставились на него, сразу сдал назад, ичезнув в комнате. Даже кот соображает быстрее, чем Илюха.

– Не выкинешь. – Насупился братец.

– Ну можешь проверить. – Пожал я плечами и вышел из квартиры.

Вообще, сначала все-таки хотел забежать к соседке, которая в нашем подъезде являлась счастливой обладательницей телефона, набрать номер Толкача и договориться о встрече. Но, к сожалению, соседки не оказалось на месте. Поэтому я прямиком рванул в сторону авиационного завода, чтоб минуя его, попасть к училищу, возле которого, насколько мне известно, трутся Толкач с его компанией.

Почему именно возле училища – не знаю. Может, у парней неимоверная тяга к знаниям присутствует и они интуитивно кучкуются рядом с учебными заведениями. А может, потому что спортивная площадка «чушка» была со всех сторон окружена кустами и там крайне удобно в тесной дружеской компании курить дешевые сигареты, предусмотрительно конфискованные из родительских карманов.

Честно говоря, в тот момент мне даже как-то в голову не пришло, что я, на минуточку, поперся в соседний район, который, в отличие от парка, нейтральной территории не является. Так сильно растаращивало меня желание быстрее встретиться с Толкачевым. Возможно, еще сказался тот факт, что, когда мы виделись последний раз, выступление Строганова было слишком феноменальным и «монастырский» ушли побитыми, под впечатлением. Наверное, это вселило некоторую уверенность. В общем, не знаю, чего меня коротнуло. Коротнуло, да и все.

Училище находилось за небольшим спортивным комплексом, которое, в свою очередь, находилось напротив проходной завода. Поэтому пробирался я к «чушку» мелкими перебежками. Вот именно сейчас точно нельзя встречаться ни с матерью, ни с кем-то из знакомых. А то знаю, как оно бывает.

По закону подлости родительница возьмет и отпросится пораньше. Тем более, Илюха болеет. Увидит меня, чего-нибудь придумает и развернёт обратно. Тем более мать эти дни пребывает в очень нестабильном эмоциональном состоянии.

В общем, пробираясь через кусты, я просто-напросто чувствовал себя гораздо спокойнее.

Монастырские и правда были на месте. Человек десять. Они толпились возле турников, но судя по активной беседе и улетавшему вверх дыму сигарет, пацаны явно не подтягиваться собирались.

– Не понял…Какого черта тут «ваёвские» делают?

Первый меня заметил Дрон, ближайший дружок Толкачева. Заметил и естественно узнал. Ему же принадлежала громко сказанная фраза.

Моментально все разговоры прекратились, наступила тишина и десять пар глаз уставились в мою сторону, пытаясь понять, что со мной не так. А со мной точно было что-то не так по мнению этих бравых ребят, потому что в здравом уме явиться в место коллективного сбора «монастырских» я не мог.

Чисто территориально училище все-таки находилось в стороне от «монастырки», но местные подростки клали на этот факт некий орган мужского тела, искренне считая его своей территорией.

– Петров? – От компании парней отделился Толкачев и направился в мою сторону.

Только в этот момент я сообразил, какую хрень учудил. А если бы не было Толкача? Один против десяти – хреновый расклад. Со мной вряд ли стали бы разговаривать о погоде. Тем более, мне сейчас тринадцать лет, а компания, стоявшая возле турников, старше. Им всем около пятнадцати.

– Ты чего? – Спросил тихо Толкачев, как только подошел ближе.

– Эй, что за дела?! Давно к нам ваёвские так свободно ходят в штаб? – Крикнул кто-то из парней.

Штаб… Надо же такую ерунду сообразить. Назвать штабом спортивную площадку. Подумал я, но вслух естественно ничего не сказал. Пусть как хотят обзывают.

– Отвалите! – Махнул рукой в сторону товарищей Толкачев и снова переключился на меня.

– Слушай… Тут такое дело. Ты же просил помочь тебе с Наташкой. – Начал я издалека. – Помнишь? Говорил, очень надо.

– Кто? Я? – Удивился пацан.

– Конечно, ты. – Кивнул я и посмотрел на Толкачева с осуждением. Мол, что ж ты, парень, теперь в отказ идешь? – Послушай, Вова…

– Витя я!

– Да что ты будешь делать… Хорошо, Витя. Послушай. Завтра в парке выступает эта группа. Ну… Из-за которой тут недавно вышло недоразумение с «чижовскими». Наташка страсть как любит их песни.

– Да? – Еще больше удивился Толкач.

Мне кажется в этот момент репутация Деевой, и без того в его глазах очень высокая, скаканула сразу на сто баллов вверх.

– Да. Отличницы, они такие. С виду – примерные девчонки, а на самом деле… Ты вспомни, как она в первый раз себя вела.

Взгляд Вити в одно мгновение затуманился и «поплыл».

– Вспомнил? Молодец! – Легонько стукнул я пацана по плечу, чтоб он вернулся к реальности. – Потом о Деевой помечаешь. Так вот. Идем, я покажу тебе, где живет староста. Ты пригласишь ее в парк…

– Эй, Витек, а ниче, что у нас тут вроде как разборки намечаются?! – Снова крикнул один из друзей Толкачева.

– Эй, а ниче, что мы тут вроде как разговариваем?! – Гаркнул я в ответ, выглянув из-за плеча пацана, на которого возлагались большие надежды.

Очень бестолковые товарищи. Не видят, что у нас с Витей важный разговор.

Мой гневный окрик «монастырских» поразил до глубины души. Они, видимо, такой наглости не ожидали. Парни даже отвлеклись от своих разговоров и уставились в нашу с Витей сторону, пытаясь понять, по какой причине может охренеть подросток, явившийся из другого района. Судя по слегка дебиловатым выражениям лиц, версий у них не было.

– Блин… Да. Петров, это, конечно, классно все. Но ты можешь завтра мне показать, где живет Наташа? – Толкач оглянулся на компанию «монастырских» и, нервно дернув щекой, почесал указательным пальцем бровь. – У нас тут правда кое-какие дела намечаются. И… Слушай, лучше бы тебе свалить. Мы ждем «пятнашек».

Я завис, соображая, при чем тут вообще пятнашки и что это такое. Мне лично известны два варианта: игра и военные ребята из будущего. Думаю, вряд ли оба эти пункта можно рассматривать.

Однако уже в следующую секунду башка заработала и я вспомнил.

Чушок, возле которого мы стояли в данный момент, числился под номером «два». Поэтому в народе его называли «двойка». Через несколько улиц, в противоположной от завода стороне, находилось еще одно училище, которое числилось под номером «Пятнадцать». Вот это и означает «пятнашки».

Похоже, Толкач с товарищами ухитрились поцапаться с парнями из другого чушка. Там, в основном, учились те, кто жил на «песчановке». То есть, тоже не совсем друзья «монастырских» и уж точно не мои. Черт… Я и забыл все эту градацию.

– Блин… Завтра будет поздно, Витя. – Сообщил я Толкачу. – Завтра Наташку Кашечкин собрался в кино позвать.

Ну… В общем-то, будем считать, что это моя месть отличнику-стукачу.

– Кто? – Искренне удивился Витя, потому как в его, прямо скажем, не самой умной голове не укладывалась мысль, что найдутся желающие перейти ему дорогу.

– Да черт с ним. Потом объясню. – Отмахнулся я. – Ты скажи, у вас тут надолго?

– Не знаю. – Толкачев, помрачнев еще больше, пожал плечами. – Там ситуация такая вышла… Сложная. Мы их вроде как на разборки позвали, но они сами не идут, говорят, чтоб мы к ним шли. А мы же не дураки.

– Ну да, ну да… – Согласился я, хотя придерживался совсем другого мнения насчет умственных способностей Толкача и его дружков.

– Ага. Вот и я о чем. – Продолжил Витя. – Вот отправили Ваську Зайца.