Loe raamatut: «Сердце чудовища», lehekülg 11
– Ну и?..
– Но того монстра, что разорвал ваших сотрудников нам не поймать. А если я арестую вас, то следствие и суд могут годами доказывать вашу причастность. Потому я предлагаю вам сделку.
– Сделку?
– Да. Вы приказываете вашему чудищу убить и принести нам любую тварь, которую оно найдет в этих лесах. Мы говорим, что именно она и сожрала Чейна и Страйта. А вы обещаете больше никого не убивать. Ведь, насколько я понимаю, теперь некому проливать свет на ваши эксперименты. Вы довольны, и мы тоже.
Валентин под громогласные удары бешено колотящегося сердца обессилено прислонился к стене.
– Ваша характеристика людей очень точна, господин полицейский…
– Это правда. Так что насчет моего предложения? – деловито уточнил Михаэль.
– У меня нет никакого ненужного чудовища под рукой. Вы верно сошли с ума.
– Рекомендую вам хорошенько обдумать мое предложение. В случае вашего отказа вас ждет тот самый позорный арест, о котором вы меня спросили.
Валентин пристально посмотрел Михаэлю в глаза, словно силился увидеть в них хотя бы тлеющий огонек служения долгу. Но в спокойном взоре полицейского не было заметно даже тени самой тщедушной порядочности.
– Как вы можете говорить такое? Неужели у вас совсем нет ничего святого? Вы готовы ради награды оставить настоящего убийцу без возмездия, а людей – в потенциальной опасности? Разве после стольких лет лицезрения дурных поступков вам не хочется хотя бы в себе самом сохранить честность?
Михаэль презрительно хмыкнул и состроил насмешливую гримасу.
– Дурачки, преданные служению морали, долго не живут… – начал он, но не смог закончить фразу.
И в этом не было ничего удивительно. Не так-то просто говорить, когда страшная когтистая лапа пронзила тело и вылезла из груди. Валентин отшатнулся, наблюдая, как сыщик хрипит и давится собственной кровью.
В следующий миг тело Михаэля, как ненужную тряпичную куклу, бросили на пол. Взору Валентина предстал убийца, бесцеремонно прервавший их с полицейским беседу не менее бесцеремонной выходкой.
Его лицо еще принадлежало Майклу, хотя было расцвечено маниакальными эмоциями. Безумный взгляд уводил в кошмарную бездну, до краев наполненную лютой злобой и желанием превратить все живое в хаос. Тело тоже частично подверглось трансформации. Длинные, поросшие густой черной шерстью лапы с непропорционально большими когтями торчали из разорванной рубашки.
– Он не прав. Мораль нужна, – ужасным певучим голосом, похожим на мяуканье, произнесло это существо. – Но пришло время новой морали.
Валентин не знал, что сказать. Это был не Майкл, несмотря на остатки внешности. Это был воплотившийся демон, одержимый самими ужасными помыслами. Говорить с ним было совершенно бесполезно. Валентин отклеился от стены и стал медленно отступать, повинуясь скорее инстинкту, чем здравому смыслу. Разве мог он убежать от этой твари, которая в отличие от прежнего Майкла наверняка умела двигаться очень быстро?
– Молчишь? – лицо нового Майкла расплылось в хищной улыбке. – Теперь я все знаю. Он рассказал мне, кто ты. Ты такой же. Мы с тобой стоим над всем этим жалким сбродом. Ты все эти годы таился, чтобы накопить достаточное количество сил, необходимых для покорения этого мира!
– Это существо тебя обмануло, – отозвался Валентин, наблюдая как Майкл не позволяет увеличиться расстоянию между ними. – Я скрывался, чтобы снова стать человеком. И для того, чтобы спасти подобных тебе.
– Зачем? Лучше бы ты сразу рассказал мне про этого замечательного демона! Сколько радостных минут и дней я бы успел прожить!
– Учитывая, что ты уже умер, то не думаю, что ты прав…
– Брось эти нудные похоронные причитания! – прорычал Майкл. – Давай поднимемся наверх и вместе поглотим жизни этих говорящих животных. Тогда у нас хватит сил, чтобы сделаться царями! Мы достанем до самых запредельных высот! Мы…
И тут Майкл начал рассказывать то, от чего даже Змей оторопел. Он поведал те страшные процедуры, что им стоит произвести над людьми, находящимися в зале торжественных церемоний. Все они были отвратительны и глубоко противны всему человеческому. То были ломающие и разрезающие человеческий дух ритуалы: использование человеческой крови сотнями зловещих способов, бунтующих против гуманизма дневного мира. Это были своеобразные инструкции о том, как достигнуть благодаря питию жидкостей человеческого тела подлинного бессмертия и могущества. Новый Майкл вещал о великой демонической культуре, подвластной его разуму. Теперь он знал, как путешествовать на другие планеты, как использовать сновидения, чтобы проникать в иные измерения, полные безобразных фигур других чудищ и прочих неземных сознаний. Но для этого надо было много и изощренно убивать.
Валентин чувствовал тошноту, но Змей понемногу наполнялся благоговением и преклонялся перед этой запредельной наукой, оставленной богами земли и напоенной квинтэссенцией чудовищности. Тот дух, что сумел подчинить своей воле Майкла походил на некую жемчужину абсолютного зла, породившего в своей ненависти к миру такую замысловатую и развитую систему представлений. Речь, изливаемая на Валентина, полнилась скверной и самим фактом своего существования уничтожала все прекрасное и замечательное.
Валентин скользнул взглядом по наручным часам. Стрелка едва доползла до девятого часа. Ждать превращения он никак не мог. Майкл захочет либо подняться наверх и поиграть в конец света, либо сразиться с самим Валентином. И первый и второй сценарии были одинаково неприемлемыми.
– Ты даже не слушаешь меня! – взревел Майкл, яростно вращая глазами.
– Разве стоит этому удивляться, когда ты предлагаешь столь противную тему для беседы? – деловито уточнил Валентин, продолжая отступать в темную глубину коридора.
– Тогда что ты скажешь на мое предложение?
– Думаю, тебе стоит попробовать успокоиться и подумать о неком подобии нормальной человеческой жизни. Несмотря на эти страшные убийства возможно у тебя еще есть шанс…
– Хватит этой чуши!!!
Валентин послушно замолк.
– Он предупреждал меня, что ты неверно распорядился его даром. Что ты предал его добродетель. Он дал тебе все, что ты просил. Ты мог повелевать миром, а вместо этого строишь из себя работника убого института!..
Валентину на миг показалось, что лицо Майкла разойдется по швам и в буквальном смысле лопнет от охватившего его омерзения. Будто он даже услышал хруст костей и звук разрывающейся кожи.
– И знаешь, что самое ужасное? – продолжил Майкл. – Твое лицемерие. Ты строишь из себя добренького парня. Но именно твоя забота превратила меня в теперешнюю блистательную форму. Если бы не ваши с Уолтером эксперименты и наркотики, я бы никогда не решился прочесть заклинание! А все эти пропажи людей? Ты выбрал Спирос своим домом только потому, что здесь водится куча разных тварей, на которых можно списать все жертвы и спасти обожаемую тобой совесть, сославшись на дурную память.
Слова Майкла болезненно отзывались на душе Валентина. Но ему хватало этой самой совести, чтобы наказывать себя совершенно самостоятельно. Сейчас надо было решать иной вопрос. Во чтобы то ни стало нужно уничтожить эту тварь!
– Тебе нравилось чувствовать свое превосходство над нами! Нравилось упиваться своим всемогуществом, прохаживаясь с добродетельным видом по реабилитационному корпусу!..
Валентин понял, что у него есть лишь несколько мгновений. Раньше он никогда бы не смог превратиться до захода солнца. Но происшествия последних дней сделали свое дело. Он закрыл глаза и тотчас увидел мост, висящий над пропастью. На его середине застыл громадный змей. Валентин знал, что в будущем ему аукнется такой безрассудный шаг. Но в данный момент другого выхода не было.
И Валентин побежал. Понесся со всех ног по этому мосту. Он отчаянно рвался вперед – навстречу страшному чудищу, что было для него и для всех в замке единственным спасением. И равнодушие Уолтера и Альсенты только добавляло ему сил.
Находясь в метре от чудовища в мире иллюзий и чувствуя в реальном мире дуновение ветра от резкого движения Майкла, он спешно протянул руку. Раздался взрыв, и ярчайшая вспышка ослепила его. И в этом пламени словно в тот самый первый раз снова сгорела его личность. Последней мыслью Валентина Стронгхолда было навязчивое желание уничтожить Майкла и вернуться. Снова вернуться. Не только в зал торжественных церемоний. Но к этой странной, но хоть какой-то осмысленной жизни, что довелось ему прожить в институте аномального биологии округа Спирос.
Но интуиция не обманула Змея. С тех пор руководитель центра обеспечения здоровья Валентин Стронгхолд никогда не появлялся в институтском городке.
Девятая глава. Обещание мертвеца и пустой храм
Валентин нащупал свое сознание, погребенное под тяжеленным духом Змея. Он с неимоверным трудом вытащил себя из тягучего омута его иррациональных дум и всмотрелся в мир глазами чудовища.
Змей летел, оставив институтский городок далеко внизу. Валентин прислушался к его мыслям и попытался проникнуть в недавние воспоминания. Нетрудно было восстановить то, что произошло с Майклом в одном из гулких коридоров. Змей ликовал и упивался своей победой. Он долго и с удовольствием рвал плоть Майкла на мелкие кусочки своими жемчужными зубами. Он выпил его силу и был опьянен ей до самых невиданных пределов. Непостижимые эмоции и чувства лились через край. Змей не нашел нужным отнимать жизнь у обычных людишек. Он даже позабыл про Альсенту. Сейчас она только все испортит, потому что может пробудить его упорную человеческую половину. Змей сожалел об этой мечтательной хулиганке, но у него были дела поважнее.
Вдруг Валентин совершенно ясно понял весь ужас своего положения. Он сам пригласил Змея на свою территорию. Сам стер границу. Отныне тот может спокойно распоряжаться в его голове. Более того, он зашел так далеко, что Змей умудрился сожрать даже его внешность. Он не случайно превращался в час ночи – требовался точный баланс между временем нахождения в разных обликах. С часа до шести утра – ровно пять часов позволяли ему хранить память о том, как выглядело человеческое тело Валентина Стронгхолда. Но сегодня превращение настигло его на четыре часа раньше. Такая длинная пауза приведет к тому, что его облик сгорит, и к утру Змей как и пять лет назад превратится во что-то, чему только предстоит стать подобием человека. И самое ужасное обстоятельство заключалось в том факте, что даже память о событиях последних лет и всех людях скорее всего бесследно исчезнет или спрячется в дальние углы.
И даже такое печальное положение дел было сейчас почти позитивным вариантом. Ведь завтра вообще может не наступить для человеческой половины чудовища. Змей с упоительным наслаждением отдался полету над раскинувшимся под его брюхом спящему Спиросу. Он поднялся над облаками и стремительно летел в сторону единственной горы, что царствовала над всем миром. Его притягивал с неумолимой силой пик Авиноры, на котором стоит замок высочайшей истины – заветная дверь в мир демонов и самых отчаянных грез. Наконец-то он попадет домой. Он так долго мечтал скинуть с себя этот трехмерный жалкий мир и оказаться в шестимерном грандиозном измерении великих духов, что создали его с неизвестной миссией. Осталось недолго.
Демон решил закончить то, что не сделал пять лет назад, и сумел снова отравить разум Валентина, подкинув ему отравленное блюдо в виде Майкла. Все безумие того существа, в которого превратился Майкл, весь хаос его совершенно нечеловеческих мыслей и идей, все жуткие, звериные чувства склонили чашу весов в сторону чудовищного. Человеческое в Валентине полностью утратило контроль. Никогда еще воля его не была так слаба и беспомощна по сравнению могучими потусторонними силами, охватившими его дух.
Теперь Валентин почти не мог соображать. Он словно пропал. Жалкий, невероятно маленький кусочек личности Валентина отчаянно бунтовал и требовал монстра одуматься. Но что он мог сделать с поразительными видениями – теперь он наблюдал прямо перед собой вереницу картин, в которые облачились те омерзительные рассказы, что лились изо рта Майкла.
Но в этом малюсеньком кусочке было заключено нечто невероятно могучее, способное переворачивать миры и побеждать саму смерть. Там росла гордо раскинувшаяся воля человека, что давно умер. Она не умела сдаваться и была единственным совершенным творением этого блеклого мира, с которым даже могущественный монстр вынужден был считаться. И Змею пришлось уступить. Он решил все же исполнить нелепое требование этого наглого цветка, выросшего посреди его пустынной ледяной души. В конце концов от него не убудет, если перед тем, как навеки спуститься в грот иного мира, он залетит на минуту в одно место. Не долетая до горы Авиноры, Змей изменил направление, повернув на север.
Через час бешенного полета над сочными лугами, полноводными реками и непролазными лесами он увидел смутно знакомые очертания небольшого городка, название которого он когда-то знал, но забыл.
Его не интересовали вкусные жители, мирно спящие в своих кроватях, или островерхие крыши симпатичных домиков, освещаемые тусклым светом редких фонарей. Змей обогнул город и стал снижаться, пока не увидел под собой обширное поле, усеянное тысячами могил. Он опустился так, чтобы можно было видеть написанное на надгробьях и стал медленно скользить по ночному кладбищу. Оно было безлюдным и мрачным, так что не будь Змей первостатейным чудовищем, ему стало бы не по себе.
Спустя какое-то время лавирования между памятников и выхватываемых имен, он резко затормозил и повис в воздухе, прикованный к словам, высеченным на простом белом надгробии. Написанное чем-то несказанно удивило его. Как обычно в минуты напряженных раздумий Змей стал свиваться кольцами и вращаться вокруг своей оси. Он не умел читать вверх ногами, так что когда оказывался в нормальном положении прочитывал то, что успевал выхватить его взгляд. А когда надпись оказывалась перевернутой, то обдумывал ее содержимое. В этот момент он словно говорил с тем кусочком своей личности, что совершенно не шел его чудовищному облику.
"Валентин Мейсон…" – было написано на надгробной плите.
"Кто это?" – недоуменно нахмурился Змей.
Ответа не было.
Поворот.
"…1566 – 1590 от эпохи Великих Королей…"
Дата смерти почему-то заставила дух змея взбунтоваться и запротестовать. Он замахнулся и оставил глубокую борозду, смахнув алмазным когтем число "1590".
"Уже лучше!", – удовлетворенно подумал он.
Снова поворот.
"… Ты проиграл битву с ненавистным недугом…"
Валентина охватила всесокрушающая ярость на это заболевание. Он знал, что оно называется синдромом Кагона.
Поворот. Уже более быстрый.
"…которая длилась 24 года…"
Змей ощутил мерцающие вдали, где-то глубоко-глубоко, принадлежащие кому-то совершенному другому, дикую боль и мучительную немощь. Это чужое воспоминание, которое просто не могло принадлежать такому сильному и грозному монстру, отозвалось острой тоской.
Снова быстрый оборот.
"… но не сдался…"
Змей одобрительно покачал головой. И тут же удивился себе. Какое ему дело до этого почившего человечка?
Поворот.
"… Потому что в твоем ослабшем теле…"
Поворот. Быстрый, почти мгновенный.
"… билось сердце дракона…"
Змей замер. Его взгляд спустился ниже. На могиле лежали свежие розы.
Змей снова стал вращаться, теперь в противоположную сторону.
Как странно! Ведь это у него сердце дракона! Разве может быть у жалкого человека, к тому же замученного болезнью, восьмикамерное с алмазными перемычками сердце, никогда не устающее и созданное духами зла для того, чтобы озарять своим стуком эту вселенную вечно?
Почему он прилетел сюда? Кто был этот бедный мальчик? Его имя почему-то совпадало с тем именем, что Змей взял себе в человеческом обществе. Вроде он откуда-то знал, что этот человек упал с высокого обрыва. Но почему тогда здесь написано, что его погубила болезнь? А, точно! Он устал. У людей это бывает. Устал от боли, от беспомощности, от одиночества. И бросился навстречу смерти. Или нет?
Змей продолжал вращаться. Могила этого человека совершала в его глазах аналогичное движение.
Но он умер? Да. Змей знал это наверняка. Валентин Мейсон умер. Умер для родителей, для немногочисленных друзей, примирившихся с его недугом. Умер даже для самого себя. Но если Валентин Мейсон исчез из мира, то почему его дух не дает Змею улететь в замок демонической истины?
Чудовище сделало еще несколько быстрых оборотов, словно заставляя свой разум работать более эффективно. Что-то не давало ему покоя. Что-то мучило и томило.
Точно! Вот оно что! Как же он не заметил?! Здесь же написано, что у него было сердце дракона. А змей хорошо знал, что оно не может остановиться. Нет на свете силы, способной заставить его биение умолкнуть.
Значит что-то осталось. Не все погибло.
Змей стал перебирать все людские порывы, которые были ему знакомы.
Любовь к родителям или привязанность к друзьям? Нет. Потому что те никогда не сумеют ощутить все то страдание, как бы они не сочувствовали этом человеку. Месть к вирусу Кагона? Опять нет. Ибо как можно мстить природе – необъятной и лишенной какой бы то ни было воли? Здесь что-то другое. Змей никогда бы тратил время на эти пустые размышления, но дух Валентина Стронгхолда упрямился и колол его как заноза. Пока он не поймет его, тот не успокоится. Однако сегодня он поддался и сам шагнул навстречу Змею, открыв тем самым все потайные уголки своей души. Еще мгновение – и чудище разгадает тайну.
Ради чего же до сих пор дышит его дух?
Змей продолжал вращаться. Он искал секрет в потемках воспоминаний Валентина Стронгхолда точно так же, как тот обычно копался в памяти своей темной стороны.
Обещание. Точно! Этот человек дал обещание. Кому?
Может быть тем, кто также лежит в земле? Всем тем, кому вирус Кагона не дал насладиться нормальной жизнью? Похоже, очень похоже на правду. Это так присуще людям, этим странным созданиям. Думать даже перед лицом смерти о других.
Но и это предположение Змей отверг. Ведь Валентин Стронгхолд лучше него понимал, чего на самом деле стоят люди. Эта сладкая девчонка, сумасшедший доктор, циничный ректор, съеденный им калека и бравые полицейские – разве такие моральные инвалиды могут наполнить душу решимостью бороться? А немногочисленные исключения вроде Марка Угнессона только подтверждают правило.
Змей вращался, продолжая время от времени изменять направление.
Он был силен и только сила внушала ему уважение. Только безудержная мощь имела значение.
И вдруг он остановился. Он вспомнил. И даже его совершенное сознание затрепетало.
Воля того человека, что лежал под этим камнем, была столь безупречна, что не нуждалась в мотивах. Она не уступала его могуществу. И только она смогла удержать его пять лет назад от превращения в подлинное чудовище.
Эта воля, это дикое, ни с чем не сравнимое упрямство бесило, но вызывало уважение.
Змей преклонился перед этой силой, живущей после смерти Валентина Мейсона, но ровно в тот же миг он понял, что это лишь привычка. Самая обычная привычка. Валентин Мейсон так привык бороться за свою непростую жизнь, что ровно таким же образом бросил в отчаянном порыве уцелевшие силы души на схватку с ним. Все цели и желания сгорели в тот самый день падения с обрыва. Валентин Стронгхолд – так кажется называла себя его дневная половина – просто находил единственный смысл жизни в борьбе. В борьбе с недугами пациентов, в борьбе с самим собой. Его воля была лишь призраком прошлой жизни. Не более того. Все остальное наросло, как мозоль. Все эти благородные мотивы упразднения болезни лишь прикрывали пустую, совершенно звериную способность всего живого функционировать, не смотря на полнейшую бессмысленность этого мероприятия.
Змей возликовал. Вот почему он так долго не мог победить этого человека. Он искал здравый смысл, искал глубину и сложность. Силился понять интимные законы души. А оказывается, чтобы взломать эту клетку, надо было лишь вспомнить о примитивном животном начале.
В следующее мгновение ужасающий монстр, облаченный в сверкающую перламутром чешую, золотой молнией взмыл в небо, покидая кладбище, так стремительно, что можно было подумать, будто его могло что-то испугать. Он несся, охваченный пламенем, прорезая облака и саму небесную твердь, пока не увидел высоко в горах огонек неизреченной истины. Замок, венчающий вход в царство теней, гордо высился над унылой реальностью.
Змей довольно зарычал, изрыгая молнии. Теперь никто не остановит его. Остался последний шаг до долгожданного освобождения…
Змей был охвачен возбуждением. Он никогда так близко не подлетал к замку. И вот с каждым исчезающим метром очертания загадочной крепости наполнялись живостью и обрастали деталями. Но чем ближе становился замок, тем более эти детали вызывали удивление.
Змей повис в воздухе и созерцал громаду долгожданного дома с расстояния в десяток метров. Что-то было не так. Стены были сложены из грубого камня, который за давностью лет во многих местах осыпался. Да и размеры оказались не столь впечатляющи – всего-то четыре этажа. Здание явно строилось исключительно для людей. Более того Змей заметил тусклое пламя свечи в одном закопченном окошке. Самым тревожной деталью показалось ему отсутствие тех самых тяжелых резных ворот, исполненных магического величия и священного трепета. Их место заняла обычная деревянная дверь, часть досок которой сгнила.
Прежде чем влететь внутрь, Змей обратил взгляд наверх. Здание венчал позолоченный и местами облупившийся купол с символом бога Арвардоса. Монстр застыл на месте и не мог поверить своим глазам. Он несколько раз облетел здание и пораженно рыкнул. Все это напоминало самый обычный горный монастырь, которые строились здесь пять веков назад во времена вытеснения со Спироса старых верований культом нового бога, чурающегося традиционной кровожадности и насаждающего ставшие теперь привычными любовь и самопожертвование.
Змей опустился перед дверью, к которой вело несколько ступенек. Эти атрибуты человеческого присутствия так оскорбили его, что монстр с яростью ринулся вперед, разнося деревянные доски в труху.
Он вторгся в обширное помещение. Оно было безлюдно. Стояла гробовая тишина. Но внутренне убранство монастыря еще нагляднее выдавало его природу, как заброшенного молитвенного дома.
В центре помещения стоял длинный грубо отесанный стол со множеством безыскусно срубленных табуреток. Потолок и стены были исписаны картинами божественного промысла, которые почернели от копоти и почти не были различимы даже острому глазу Змея. Монстр в надежде ринулся через арку, которая вела в следующий зал. Возможно, что все это нужно неведомым демонам лишь для отвода глаз. Они воздвигли этот монастырь просто как насмешку над заплутавшим путником. Где-то в глубинах заброшенного замка обязательно найдется вход в мир злых духов.
Но и в следующем помещении Змея ожидал лишь алтарь с простой деревянной фигурой человеческого воплощения божества, длинные ряды скамеек и пол, усыпанный сгоревшим воском. Чем-то этот зал напоминал зал торжественных церемоний в уменьшенном виде. Но в этом факте не было ничего удивительного, ибо здание института было лишь переделанным древним собором. Змей облетел все углы помещения и с яростью остановился возле фигуры, взирающей со стены за алтарем. Он дунул на нее пламенем, и образ бога сгорел в ярчайшем свете плазменного огня.
Змей принялся метр за метром осматривать монастырь. Еще несколько подсобных помещений, с дюжину келий и подвал, предназначенный для хранения съестных запасов. Он успел осмотреть половину тесных комнатушек, как вдруг из одной из них вышел протирающий глаза молодой человек. Он был одет в черное монашеское одеяние. В его руках горела свеча. Когда в ее тусклом свете он разглядел, кого занесло в святое место, то с криками помчался куда-то в глубину монастыря.
Змей устремился следом. Наверняка эти люди, потерявшие разум от долгих и бессмысленных упражнений в посте и молитве, умудрились наполниться от противоестественного бытия столь лютой злобой на прекрасный мир демонической истины, что скрыли его от глаз. Змей обрадовано захохотал, смотря на спотыкающегося и истошно вопящего беглеца. Ну конечно! Как он мог быть так глуп? Разумеется, вход в царство теней находится в основании монастыря! Эти глупцы построили в таком проклятом, с их точки зрения, месте свой монастырь, чтобы не дать злу распространится по миру. Теперь Змей узнает у одинокого жителя этого печального места всю правду.
Когда он почти догнал юношу, тот резко затормозил и, толкнув одну из дверей, влетел в еще одну комнату. Может быть, этот человечек сам ведет его к заветному проходу? Ведь иначе он бежал бы в сторону выхода из монастыря.
Змей мгновенно впорхнул следом, с трудом протискиваясь в тесное помещение. Теперь он понял, что попал в еще одну келью. Довольно глупо было прятаться здесь. Змей с беспокойством подумал, что мальчишка мог сойти с ума от ужаса при его виде, и тогда узнать правду будет не так легко. Но к своему облегчению он заметил в келье второго человека. Этот обитатель по-отечески обнял испуганного юношу и посмотрел на Змея совершенно спокойно. Его лицо было затянуто глубокими морщинами, а глаза почти выцвели, выдавая солидный возраст. Змей рассудил, что старику осталось недолго, а потому он так равнодушен к смерти. Что ж, тем лучше. Значит его рассудок не помутнен страхом, и он сможет сообщить Змею правильный путь.
Пока молодой послушник беззвучно шептал слова молитвы, защищенный лишь исхудалыми руками старика, Змей размышлял о том, что проглядел важное обстоятельство. Несмотря на его могущество и вопиющую слабость этих людей, его пасть не была предназначена для произнесения слов. Он мог замучить этих глупцов, но как спросить у них путь в подземный мир?
– Великий Арвардос, спаси нас от зла! Яви свою добродетель, избавь нас от чудища!.. – юноша стал вещать в голос.
– Не бойся, Тревор. Разве стоит так пугаться дурному сну? – ласково произнес старик.
Не только Змей воспринял слова старца озадаченно. Юноша перестал бормотать и пораженно уставился на него.
"Может быть, старик слеп?" – пронеслось в голове у Змея.
Но он тут же отмел эту мысль, ибо старик внимательно смотрел на него, переводя взгляд вслед его перемещениям – монстр как всегда не мог находится в неподвижности.
– Но разве я сейчас сплю?
– Сейчас? Конечно, нет! – усмехнулся он.
Беззаботная улыбка старца каким-то образом сумела вызвать у Змея приступ всепоглощающего уныния.
– Но разве ты не видишь этого ужасного чудища? Он порожден демонами, что силятся одолеть обитель славного Арвардоса! – возопил Тревор.
Он в надежде снова бросил взгляд на Змея, но тотчас отвел его.
– Как тебе не стыдно оскорблять путника, что забрел в дом Пресветлого, Тревор? – строго спросил старик.
Тревор одарил наставника совершенно изумленным взором. Впрочем, Змей тоже никак не мог понять, что происходит. Может быть, старик не слеп, но безумен?
– Но как же?.. – пробормотал Тревор.
– Как ты можешь быть столь поверхностным и грубым? Как можешь обижать этого славного человека, только потому что его одежды грязны и дурно пахнут?
– Какие одежды, отче?! Посмотри на эту пасть! Эти страшные когти и змеиное туловище!
Тревор снова в испуге отвернул голову. Старик ласково погладил его по голове.
– Всмотрись, сын мой! Как ты не разглядишь, что это лишь платье? Злой дух взял страдания и боль этого человека и сплел из них этот жуткий костюм. Эти когти и зубы – гнев на тех, что были здоровы, когда он болел. Быстрое тело – обида на беспомощность. Тот, кто сегодня забрел в нашу обитель, так мучился, что решил забыть всю эту боль. И вот она обратилась против него. Пока он не придет к правде, тебе трудно разглядеть в нем человека. Он так долго боролся с демоном, но так и не узнал главного: нет зла, кроме как в наших сердцах. Но хвала господу, что привел его сюда. Пришел именно тогда, когда подумал, что человек не стоит потраченных на него сил. Пришел тогда, решил, что всякая добродетель есть перевернутая греховность, а всякая искренняя мечта – лишь одержимость. Он разделился в себе и воюет с собственной душой. Он и сам видит лишь то, что видишь ты, Тревор. Не хватало ему человека, что сумеет увидеть в нем человека.
Речь старика заставила Змея врасти в душный воздух кельи. Его дух застыл под пронизывающем взглядом хозяина обители. И тут юноша набрался храбрости и всмотрелся в него. И с каждым мгновением его взор прояснялся. И в этот миг Валентин почувствовал, как память и все чувства оттаивают и возвращаются к нему. Он так не хотел вспоминать те ужасные дни! Как он мог признаться себе, борясь с чудовищностью Змея, что его собственные желания, пока он был Валентином Мейсоном, были пронизаны ненавистью на весь мир и судьбу! Как он мог стать человеком и отринуть помысли монстра, когда на самом деле ликовал, летая с бешенной скоростью и разрушая все на своем пути? Как он мог признаться в том, что радовался этому могуществу и ненавидел отвратительно слабого Валентина Мейсона? Как он мог осмелиться заявить, что это он влюбился в Альсенту Браун, когда его душа за долгие годы привыкла к собственной ущербности и ненужности?
Змей – чудовище, что обладало собственным разумом и волей – это он сам. И мечта о замке демонической истины, мечта преодолеть ограниченность земного мира – есть лишь мечта пораженного болезнью человека просто вырваться из лап страдания. Никакого замка демонической истины не существует, как не существует и унылости и тоски земного мира. Есть лишь его боль и тоска, легшая неподъемной тяжестью на сердце.
Старик перестал обращаться к послушнику, а посмотрел прямо на его вытянутую змеиную морду с горящими нефритовыми глазами-блюдцами.
– Ты сделал шаг, который не изменить. В этой жизни тебе не избавиться от проклятия, что превращает тебя в чудовище. Ибо ты дал добровольное согласие. Но в отличие от других ты видишь то плохое, что всегда спрятано в темных недрах души. Ты как никто способен устрашиться зла. Способен увидеть его истоки и бороться с ним. И в один день ты исчерпаешь это зло. Только в твоей власти сшить себе другой наряд. Нет такого места, откуда открывается вход в мир демонов или в мир ангелов. Есть только поступки, что заставляют душу следовать по тому или ином пути.
Слова старика и собственные мысли Змея так сплелись друг с другом, что он уж перестал различать границу между ними. Не Валентин ли помещает эти абсурдные речи в беззубый рот старца?
"Не сон ли это?" – спросил монстр у самого себя и сам не понял, кто задает этот вопрос: Валентин, Змей или кто-то третий? Возможно, что и старик был таким же бесплотным видением, в сей отчаянный и напряженный момент родившимся в его душе. Показалось Змею, что стоит как следует зажмурить глаза, и двое монахов исчезнут, как мимолетные ночные призраки.
