Tsitaadid raamatust «Мгновение в лучах солнца»
Мальчишки - это зло по ту сторону зла, ибо они не ведают, что творят, и все равно творят.
"Чувство пустоты впервые посещает тебя в тот день, когда ты заканчиваешь школу. Потом приходит немного времени, никто не исчезает немедленно, и ты расслабляешься. Но спустя год понимаешь, что старый мир изменился. И тебе хочется напоследок что-нибудь сделать, прежде чем ты потеряешь что-то еще"
- Может быть, когда-нибудь в какой-нибудь идеальной стране, Боб, люди научатся так точно определять душевный возраст человек, что смогут сказать: "Это уже мужчина, хотя физически ему всего тринадцать лет; каким-то чудом, по какому-то счастливому стечению обстоятельств, он - мужчина с присущим мужчине сознанием своей ответственности, своего положения, своего долга". Но пока, Боб, боюсь, нам придется мерить все годами и ростом, как делают обычно в нашем мире.
Я хочу, чтобы ты помнил: жизнь всегда что-то даёт взамен, Всегда, иначе невозможно было бы жить. Сейчас тебе плохо, и мне тоже. Но что-то непременно произойдёт, и всё встанет на свои места.
Знаешь, какое у нас в Ирландии тянется месяцами унылое, холодное ненастье? Так вот, всю ту неделю, когда мне сравнялось двенадцать, было лето - каждый день из тех семи, про которые Джо сказал, что это весь срок и после никаких дней не будет. Мы бродили по берегу, только и всего, очень просто: бродили по берегу, строили замки из песка, а то взбирались на холмы и сражались там среди древних курганов. Нашли старинную круглую башню и перекликались - один сверху, другой от подножья. Но больше просто бродили, обняв друг друга за плечи, точно родились такими вот сплетенными двойняшками и нас не разделили ни ножом, ни электричеством. Я вдыхал его дыхание. Дышал ему в лад. Мы болтали на прибрежном песке до поздней ночи, пока родители не приходили нас искать. Меня заманивали домой, и я укладывался спать рядом с ним или он рядом со мной, и мы болтали и смеялись, ей-богу, смеялись ночь напролет, до рассвета. А потом опять бежали на волю и носились как бешеные. И, глядишь, валяемся без сил и уж до того хорошо и весело, зажмуримся, вцепимся друг в дружку и хохочем-заливаемся, смеха не удержать, так и рвется из глотки, будто выскакивают из речки, гоняются друг за дружкой серебряные форели. Ей-богу, я купался в его смехе, а он в моем, под конец, бывало, совсем ослабнем, выдохнемся, будто это нас любовь измучила и оставила без сил. Запыхаемся, как щенята жарким летом, уже и смеяться нет мочи, и ко сну клонит от полноты дружбы. И всю ту неделю дни стояли голубые и золотые, ни облачка, ни капли дождя, и ветер пахнул яблоками - нет, не яблоками, только буйным дыханием того парнишки.<...>Они прислушались к дождю, что стучал в окна.
- Ты счастлив, Том?
- Ты ведь уже спрашивал об этом, дедушка.
- И опять спрашиваю. Ты счастлив?
- Да.
Молчание.
- Так значит, это - лето на морском берегу, Том? Волшебные семь дней? И ты пьян?
Том долго не отвечал и наконец только и сказал:
- Дед...
И молча кивнул - один только раз.
- Через десять лет мне тоже будет двадцать четыре... почти, - сказал он. +- Но сейчас тебе, к сожалению, не двадцать четыре.- Нет, но иногда я чувствую, будто мне все двадцать четыре.- Иногда ты даже поступаешь так, как будто тебе двадцать четыре.
Да, господа хорошие, мир богаче чем люди могут постичь.
