Loe raamatut: «Имперский пес. Княжич», lehekülg 2

* * *

Стояли теплые летние дни, ребятня и парни постарше пропадали в свободное от своих обязанностей время на речке Каменке, которая протекала через Суздаль. Дмитрий тоже довольно часто бывал там вместе с ними купался, ставил на рыбу морды, сплетенные из лозы. Компанию ему зачастую составляли сыновья их дворовых слуг и работников. Как-то однажды они вытряхивали улов из плетеных морд, и тут спокойное течение жизни было неожиданно нарушено.

– Вот, посмотрите, герой, который, увидев тварь, обделался, уже и на реку ходит, – раздался громкий возглас. – Эй, говорят, ты вообще бежал так, что за тобой на лошади угнаться не могли. А после того, как крач в тебя плюнул, ты упал и теперь ничего не соображаешь. – Раздался смех еще нескольких мальчишек.

Дмитрий распрямился и оглянулся. Он вначале даже не понял, что обращались к нему, и только по напряженным лицам своих сопровождающих сообразил, что это смеются над ним.

«Миха, сын товарища воеводы Суздаля», – пришло узнавание. У Дмитрия с ним было вечное соперничество, хотя какое там соперничество, трусил Димка с ним связываться. Миха был старше на пару лет и здоровей, вот Дмитрий и старался избегать с ним стычек и всегда старался уйти с его пути, оправдываясь перед собой тем, что тот старше. Хотя трусом он себя не считал, но прекрасно осознавал, что против Михи ему не выстоять. Тот же почему-то всегда старался зацепить Димку, постоянно насмехался и пытался унизить. Откуда возникла эта обоюдная вражда, неизвестно, но она существенно отравляла Димке жизнь. Слышал он, что Миху уже записали новиком в суздальскую дружину. Служить и учиться тот начнет лишь в сентябре, но ведет себя как уже много повидавший ветеран. Миха постоянно задирал сверстников, особенно тех, кто младше по возрасту или положению. За спиной его стояло несколько таких же, как он, недорослей. Вон, сын старшего дьяка податного приказа, двое работников с подворья Михи, эти для «подай-принеси», да Юхим, сынок одного местного купца.

– Ну что ты вытаращился, Димка, или крач и речь у тебя отобрал, – не унимался Миха. – Это же надо, с косой от крача бегать, может, тебе не порты, а юбку надо носить? – Окружение Михи снова захихикало.

Дмитрий понимал, что это уже прямое оскорбление и надо отвечать, но что сказать, он не знал, поэтому растерялся.

– А ты думаешь, если по осени в новики попадешь, то уже героем стал и ничего бояться не надо? – наконец нашелся, что ответить, Димка.

– Вы только посмотрите на него, заговорил! Наверное, все же не все мозги оставил. И не тебя ли мне бояться надо? – говоря это, Миха подошел ближе. – Ну так что, юбку мерить будешь? – попытался он ухватить Димку за плечо. – Ты такой же, как и твой отец, что трется возле бабской юбки. Он, видите ли, охранитель императрицы! Интересно только, чем это он себе чин выслужил.

– Отца моего не трогай, а бояться тебе за свой язык надо, – сказал Димка, левой рукой оттолкнул руку Михи, а правой толкнул его в грудь.

Миха не ожидал таких действий от мальчишки, от толчка сделал шаг назад, запнулся и уселся на задницу. Но тут же вскочив, бросился на Дмитрия, размахивая кулаками. Драться, в понимании бывшего полковника, тот не умел, удары наносил размашисто и довольно медленно. Дмитрий спокойно уклонился, пропуская кулак Михи над собой, и пробил двоечку. Левой в печень, правой в подбородок, удары нанес акцентированные. Глаза Михи закатились, и он грузно свалился на землю. На защиту бросились его работники – деваться-то им было некуда, не полезешь защищать хозяина, на конюшне запорют. Они так же бестолково размахивали руками, Дмитрий же отскакивал и уклонялся. Один раз его все-таки достали, правда, удар был смазан, но пришелся по уху, и было очень больно, даже в голове зашумело. И тогда он бросил жалеть этих придурков и тут же жестко ответил, хорошо так приложив одного из них по носу. Тот от неожиданности и боли свалился, заливая грудь кровью из разбитого носа. Второму зарядил по печени, и тот тоже упал, согнувшись, и завыл. Дмитрий подошел к скулящему Михе, наклонился над ним и проговорил:

– Запомни, придурок, всегда найдется кто-то сильней тебя. А то, что я раньше с тобой не связывался, так это было не от страха перед тобой, а просто от нежелания такое дерьмо, как ты, руками трогать.

– Уходим, – сказал Дмитрий своим спутникам и направился в сторону своего подворья. И те, прихватив улов, двинулись вслед за ним.

Сердце выскакивало из груди, кровь стучала в ушах, а когда пришел домой, силы его оставили. «А тельце-то слабенькое и медленное, и дыхалка никакая, даром что саблей с дядькой Епифаном занимался», – думал Дмитрий, сидя в горнице. Тут он вспомнил, что заниматься с дядькой бывший владелец тела не любил и под любым предлогом отлынивал. Понятно, надо бы это тело немного подтянуть.

Вечером мать стала его расспрашивать о драке с Михой, скрывать он ничего не стал и рассказал все как было. Мать, выслушав, внимательно посмотрела на Димку и погладила по голове.

– Не стоит, сынок, с ними связываться, сделать они ничего не сделают, но начнут настраивать против тебя или нас людей. Слухи всякие распускать, а когда мы в стольный град переедем, еще неизвестно. – А сама подумала, что недоросль товарища воеводы не свои слова повторял. И слова не только мужа ее обижают, а и императрицу тоже, и за такие разговоры быстро на дыбе оказаться можно.

А ночью у Дмитрия начался приступ. Что его спровоцировало, он не знал. Или удар и бой с тварью, или сегодняшний удар по уху, а может, и то, и другое. Но с вечера тело стало гореть огнем все сильней и сильней, затем начало выкручивать суставы ног и рук, а потом вообще начала бить лихорадка. Домашние испугались и кликнули настоятеля храма Божьей матери. Тот посмотрел на парня и приказал всем выйти из комнаты. После чего взял в свои руки его ладони и так долго сидел, что-то нашептывая. Дмитрий почувствовал, что ему становится все легче и легче, и наконец он заснул. Настоятель посидел еще некоторое время и вышел в горницу, оставив парня спать.

– Инициация у парня произошла неожиданно, и очень уж непредсказуемая, но, слава богу, закончилась хорошо. Вовремя вы меня кликнули, а то, случись неконтролируемый выброс энергии, могло бы и терем раскидать, очень уж сильно его прижало. Хотя я еле удержал выплеск большой сырой силы, очень уж все необычно, – говорил он наедине матери Димки чуть погодя.

– Ой, да как же это, ведь его проверяли и сказали, что пуст он.

Настоятель пожал плечами.

– Сам не понимаю, но ты, княгиня, об этом языком не трепли, я скажу кому надо, его еще раз осмотрят. А сейчас пусть спит, страшного ничего нет, проснется и будет таким же, как и раньше, а через некоторое время сам он определит, к чему предрасположен. Так что бывай, пойду я.

То, чего Дмитрий не знал

Двое одетых в рабочие комбинезоны с эмблемами в виде крылышек на груди тихо шептались, постоянно оглядываясь вокруг, словно боялись, что их подслушают.

– Послушай, Гвор, сейчас самое время хоть немного исправить положение, видишь же, парень занят будет. Мы его немного и подправим, удалим воспоминания – и все.

– А вдруг не получится?

– Да чего там не получится, одно-единственное заклинание и все. И парень – как чистый лист бумаги.

– А то, что его не туда отправили, как с этим быть?

– Ну… за одно-то нарушение нам, может, все же меньше влетит.

– Я не знаю такого заклинания.

– Ой, да чего там знать, я знаю – подсмотрел однажды у старшего нашего плана. Подсмотрел и запомнил.

– Точно запомнил?

– Обижаешь, ты же знаешь, что у меня память близка к абсолютной.

– Ага-ага, как в прошлый раз.

– Ну чего вспоминать, прошлый раз отвлекли, да и поспешил, с кем не бывает. Но сейчас точно все будет как положено, ты не бойся, Иркат свое дело знает.

– Ладно, последний раз тебе поверю, ты только осторожно действуй, если вдруг что, лучше сразу отступи. Ты как думаешь действовать?

– Бестелесным подберусь, что там одно заклинание произнести.

– А оно сразу подействует?

– Ну, в общем-то, да. Попавший под заклинание должен упасть и через некоторое время прийти в себя, но уже не будет помнить ничего из прошлой жизни.

– А вдруг он и эту забудет, тем более сейчас драться будут. – Второй собеседник замялся.

– Об этом не знаю, но вроде бы нет. Сейчас очень удачный момент, они друг другу по башке надают, и все на эту драку списать можно.

– Хорошо, давай приступай, вон они уже подрались, и наш уходит.

Один из беседовавших вдруг стал невидимым и исчез. Второй с напряжением стал вглядываться в огромный монитор, висящий в зале, в котором он находился. Отследить своего напарника у него не получалось, но и без этого сердце почему-то сжималось от предчувствия неприятностей. Вдруг раздался резкий зумер аварийного сигнала, и механический голос довольно грозно произнес:

– Несанкционированное использование заклинания, несанкционированное использование заклинания наделения магическим потенциалом большой мощности.

Рядом со схватившимся за голову первым парнем появился второй, но, услыхав то, что вещает голос, медленно побледнел.

* * *

Утром Дмитрий встал как обычно, но был вялый, мышцы тела болели, словно он перед этим целый день тяжело работал. Он чувствовал, что с ним что-то не то, но что, понять не мог. «Может, я на речке подстыл, вот и ломит всего», – думал он.

Но парень себя пересилил и стал приводить в действие свой план по развитию тела, силы и выносливости. Начал с пробежки, а потом попытался заняться зарядкой и отжиманием. Дворовые смотрели на его странности и переговаривались между собой. Он вначале не обратил на них внимания, но в обед мать стала допытываться, что он делал, и все пыталась отговорить его от этих занятий. Дмитрий не понимал, что такого он сделал, что она так рассердилась. Лишь когда Лизка ему проговорилась, что дворня решила, будто Димка тронулся умом после ночной лихорадки, и что в него вселился бес, он понял. Вот мать, наслушавшись их, и расстроилась. Поэтому он и решил перенести занятия подальше, в ближайший лесок, правда, теперь всегда брал с собой штуцер и саблю. А еще он узнал, что может прекрасно пользоваться обеими руками, не испытывая трудностей. Не посвящая никого в свое открытие, он пытался и писать по очереди левой и правой рукой, все было абсолютно одинаково, при этом ему было без разницы, какой рукой писать. То же самое было и с разными другими испытаниями этого феномена. В голове у него крутилось название этого феномена, но вот как он точно называется, вспомнить не мог, помнил только, что у таких людей одинаково развиты оба полушария мозга.

Утро он начинал с пробежки и, домчавшись до леса, уже там проводил разминку и силовые упражнения, отжимания, приседания с грузом и бой с тенью. Для груза он нашел приличное бревно, самолично спилил дерево и подготовил его. Потом, окунувшись в речку и смыв с себя пот, отправлялся на подворье, где помогал кузнецу. Ему пришлось выдержать спор с матерью, Лизкой и еще уговорить кузнеца дядьку Антипа взять его временным помощником, молотобойцем. Конечно, поначалу было очень тяжело и работал он не более пары часов. Но постепенно начал втягиваться, не так уже уставал и стал замечать, что сил прибавилось.

В прошлой жизни Дмитрий Семенович не был белоручкой. Родился он на второй год после войны, время было голодное, а он оказался первенцем. Потом родились еще братья и сестры, всего их у родителей было пятеро. Так что пришлось Димке с младшими нянчиться и следить за ними, да и родителям помогать. Отец умер рано, военные раны дали о себе знать, так что он уже с двенадцати лет и в колхозе подрабатывал, помогая матери. В шестьдесят втором он подал документы в военное училище, а когда окончил, то помотало его по стране, и не только по своей. Главное, чему его научила прошлая жизнь, – не сдаваться и идти до конца, что бы ни наметил и ни решил.

То, чего Дмитрий знать не мог

– Так, отроки, а ну рассказывайте все, – проговорил седой благообразный старец и хмуро посмотрел на стоящих перед ним поникших парней.

– Мы, это… – промямлил один из них. – Нарушили инструкцию.

– Так… – нахмурился еще больше старец. – И какую инструкцию вы нарушили?

– Мы это… в общем, значит… – И говоривший замолчал и горестно вздохнул, не решаясь озвучить нарушение.

– А ты что скажешь? – обратил старец внимание на второго. Тот стоял расслабленно, словно все происходящее его и не касалось.

– Да память мы душе стереть забыли, а когда попытались это сделать, когда он уже был в миру, почему-то вместо потери памяти он приобрел большую силу. Наверное, заклинание неправильное. Правда, он при этом чуть не умер. А еще, когда пытались остановить переселение души, потому что прошлая память была при ней, случайно сбили настройки и отправили ее совсем не туда, куда планировалось.

– Так, – нахмурился еще больше старик, – кто же это придумал так свои следы заметать?

У того, кто говорил, забегали глаза, но ему все-таки хватило смелости сказать:

– Да я придумал это все, но, наверное, что-то в заклинаниях напутал.

– Я должен был все это остановить, – проговорил первый. – Меня все-таки старшим назначили. Но после того, как не стерли память, испугался, стал пытаться остановить переселение, сбил настройки прибора, а потом еще пошел на поводу, чтобы исправить последствия.

– Так, так, так, – зловеще проговорил старец, и стоящих перед ним парней от предчувствия беды просто затрясло.

– Значит, вы отправили душу в мир, не стерев ей память, потом еще и не туда, куда планировалось, а когда попытались на расстоянии хотя бы память стереть, то наградили ее еще и недюжинной силой магии. И что прикажете теперь со всем этим делать, да и с вами тоже? – Старец оглядел стоящих перед ним парней, увидел, что их мелко трясет от страха, усмехнулся и сделал повелительное движение рукой.

– Ладно, с вами все понятно, пока идите, а я подумаю, как вас наказать.

Когда провинившиеся удалились, из-за высокой спинки кресла вышел мужчина.

– Учитель, что прикажете с ними делать? – спросил он, поклонившись.

– А что с ними делать, даже не знаю, пусть, наверное, теперь следят за своим подопечным, сдерживают его, чтобы тот, получив большую силу, не натворил чего-нибудь. Сейчас уже ничего сделать нельзя, но ограничить его силы мы еще можем, пусть и не очень сильно. И предупреди, чтобы никаких заклинаний! Не хватало еще чего натворить, и ты с них глаз не спускай. Да и от работы на сортировке их никто не освобождал, пусть покрутятся, может, меньше дурных мыслей в голове будет. Кстати, где они это заклинание взяли?

– Да эти два придурка, вернее, один из них, Иркат, подсмотрел у меня в журнале, который я забыл на столе. Почему он решил, что это заклинание по лишению памяти, даже не знаю.

– А зачем ты носишь с собой журнал с заклинаниями, да еще оставляешь его где попало?

– Так в тот день в четырнадцатом квадрате обратного потока мы работали по местной фауне, целый район облучали. А когда вернулся, произошел разрыв оболочки на zet 231/17, я поспешил помочь оператору и оставил журнал на столе. Кто же знал, что этим обормотам захочется туда заглянуть, – развел руками говоривший.

– А почему к тебе в кабинет свободный доступ?

– Забыл закрыть в спешке, – повинился тот.

– С кем приходится работать, – пробормотал старец, – да уж.

– А почему мы с этой душой так носимся, не проще ли умертвить ее?

– Хм-м, – старик посмотрел на помощника и своего ученика. – Вот скажи мне, Агрион, почему меня окружают одни идиоты? У этой души последнее перерождение, не можем мы просто ее умертвить, нас и самих тогда развеют. Или ты об этом не слышал? Создатель простит мелкие прегрешения, но уничтожение души – страшное преступление. Знаешь же, что души не умирают, их немного корректируют и отправляют в другую или в ту же реальность, – сказал старик, рассматривая замершего перед ним помощника, и взгляд его не обещал ничего хорошего. – Просто не можем и все. Это если вдруг сам куда влезет, да и то проверять будут, так что будем наблюдать, вернее, присматривать. А тебе следует все-таки знать, что у тебя на балансе находится.

– Но я же не работал с ней и даже не просматривал ее жизнеописание, прошу простить мне незнание вопроса, – испуганно проговорил помощник.

– Ладно, ступай! Развели бардак, – махнул старец рукой, и, когда мужчина вышел, еще долго сидел и о чем-то думал. – Это же надо было отправить душу в альтернативную действительность, да еще наделить его магией, при этом чуть не убив. Так, а кем он у нас был в прошлой жизни? – вдруг громко проговорил старик.

И ему тут же ответил механический голос:

– Дмитрий Семенович Вересов, семьдесят пять лет, военный пенсионер, при увольнении имел чин полковника.

– Аа-а, понятно, медный лоб, одна извилина и та от фуражки. Ну что ж, посмотрим, как он там себя поведет, – пробурчал старик себе под нос через некоторое время и усмехнулся.

Глава вторая

Отец приехал по первому снегу, сопровождал его десяток стрельцов, которых поселили в отдельно стоящем доме для дворни. Широкоплечий, кряжистый мужик, заросший курчавой бородой и с шальным, каким-то бесшабашным взглядом лучистых глаз. Обнял по очереди детей, потетешкал малого и только после этого обнял жену. За вечерей отец, посмотрев на Димку и улыбнувшись, сказал:

– Совсем ты, сын, большой стал, скоро и меня перегонишь, вон, сестру грамоте учишь, даже в дом не успел войти, как эта егоза все выложила. Ну а про бой с тварью у меня просто слов нет, настоящий защитник – и сестренку спас, и сам спасся. Решил я забрать тебя с собой, тем более мать сказала, что с тобой вроде как инициация произошла. Странно это, хоть и радует меня, ну да если Радом не ошибся, то для рода это очень хорошо.

– Ой, да куды ж ты его посылаешь, он же совсем ребятенок, – заблажила мать.

– А ну цыть, – не злобно, но как-то веско сказал отец, – не малой он уже. Вон, меня уж перерос, да и служивого мы рода люди. Сейчас самое время ему подучиться и идти служить, быстрей в верха выбьется. Много чего решила сейчас императрица менять и переустраивать, так что, мать, смирись, я своему сыну не враг. Сейчас время такое, парень быстро в гору пойти может, если правильно к этому подойти. А если у него еще и сила появилась, то учить его надо. Так что, любушка моя, не враг я сыну своему, – повторил отец и, протянув руку, ласково погладил мать по щеке. На этом ужин закончился.

Через неделю мать вышла проводить своих мужчин, обняла и поцеловала мужа, а потом долго обнимала сына, роняя ему на плечо слезы, катящиеся из глаз. На крыльце стояла Лизка и тоже вытирала слезы.

– Ну ладно, любушка, хватит сына слезами мочить, никуда он не денется, – хохотнул отец. – Садись, Дмитрий, и поехали.

Димка поклонился матери, потом Лизке и даже работникам, которые столпились у терема, а те принялись его крестить. А он вскочил в седло своей лошадки, подобрал поводья и тронулся вслед за отцом, гордо выпрямившись в седле. Рядом и чуть сзади рысил десяток воинов, прибывших с отцом. Пошли ходко, морозец хватал за нос, но Дмитрий, гордый тем, что едет вместе с отцом и его стрельцами, ни на что не обращал внимания. Все-таки сдерживать порывы мальчишки Дмитрию Семеновичу удавалось непросто. Хотя за предшествовавшие лето и осень он вырос еще больше, и в плечах раздался знатно, сил на порядок прибавилось. Да и навыки, которые получил в предыдущей жизни, никуда не делись. Но память и привычки бывшего владельца тела давали о себе знать постоянно.

Дорогой отец поучал Димку, как и что ему придется делать, чему учиться и как себя вести. Дмитрий Семенович прекрасно и сам понимал, что придется поначалу проходить курс молодого бойца, учиться и все запоминать. И, конечно, никто не будет делать скидки на то, что он сын командира личного полка императрицы Ксении. Ну а если этим начать кичиться и выставлять напоказ, то это урон чести отцу, да и ему чести не прибавит.

В Москву прибыли на третьи сутки. Дмитрий Семенович очень устал за время дороги, хоть он и привык ездить в седле, но такие большие переходы были для него вновь, и тело к этому просто пока не было готово. Сразу же поехали на новое подворье, оно еще было недостроено, но имелось уже несколько жилых комнат и даже прислуга. Отец переоделся и уехал в Кремль, а Дмитрий завалился на кровать и заснул.

На следующий день отец отвел его в построенный из белого камня дом в несколько этажей, где их приняли со всем почтением, усадили в кресла и попросили подождать.

– Профессор сейчас занят, но как только освободится, он вас примет, – сказал человек, встретивший их у входа.

Ждать пришлось недолго, за это время Дмитрий огляделся. Скорей всего, это какое-то медицинское учреждение, решил он, потому что по коридору сновала масса народу в белых халатах. Наконец к ним подошел старик с аккуратной бородкой и внимательным взглядом серых глаз.

– Так это вы меня дожидаетесь, молодой человек? – спросил он после того, как раскланялся с его отцом.

– Вас, господин профессор, – ответил за него отец.

– Ну что ж, прошу следовать за мной, а вас, Иван Степанович, прошу подождать, – сказал профессор и повел Дмитрия в один из кабинетов.

В кабинете Дмитрия усадили на стул, и профессор стал водить над ним руками. Хмыкнув несколько раз, он принялся диктовать находившейся тут же молодой женщине какие-то данные.

– Молодой человек, прошу вас, положите руки на этот шар, – попросил профессор Дмитрия и указал на стоящий в углу на подставке шар размером с футбольный мяч.

Стоило только Дмитрию приложить руки к шару, как тот провернулся и начал менять цвет с серого на белый, потом коричневый, красный, а затем и вовсе стал радужным.

– Интересно, интересно, – бормотал профессор. – Лада, ты фиксируешь показания?

– Да, господин профессор, – проговорила женщина.

Мурыжили его долго, все что-то замеряли, то заставляли смотреть в одну точку, то разглядывать хаотичные рисунки разноцветных кубиков и найти там центр, то снова прикасаться к шару. Наконец все закончилось, и профессор предложил:

– Молодой человек, пока все, подождите в коридоре, я вам вынесу заключение.

Дмитрий вышел и сел рядом с отцом.

– Ну как? – спросил тот. – Что-то ты долго. Что говорят?

– Не знаю, – ответил тот. – Сказал подождать, вынесет сам заключение.

Ждать пришлось долго. Когда вдруг из кабинета профессора выскользнула его секретарь и позвала отца в кабинет, Дмитрий остался сидеть и волноваться. Отец появился из кабинета с каким-то ошеломленным видом, держа в руках несколько листов бумаги, и как-то странно посмотрел на Дмитрия.

– Что тебе сказали? – поинтересовался тот.

Отец почему-то оглянулся, словно боялся, что его услышат.

– Дома поговорим, мне сейчас некогда, и так полдня потерял. Поэтому я сейчас в казармы, а тебя домой доставит Прохор. Сиди и жди меня, с подворья ни ногой.

Они расстались на улице, отец верхом отправился на службу, а Дмитрий уселся в сани, и возничий повез его на подворье Черемисиных.

Вечером у Дмитрия состоялся разговор с отцом. Он знал, что настоятель храма определил у него зачатки магии, но вот более подробно ничего не знал. А сегодня они ездили, чтобы определить, сильный ли у него источник и какая направленность – бытовая, боевая или вообще лекарское дело. Дмитрий весь день до вечера промаялся, ожидая отца, а тот, придя, стал ужинать, словно не замечая нетерпения Дмитрия. И только после ужина достал бумаги, которые им выдал профессор Преображенский.

Иван Степанович оттягивал разговор с сыном до последнего, профессор Преображенский предупредил его, что у владеющих на начальном этапе психика неустойчива. И поэтому стоит осторожно подойти к ознакомлению парня с результатом. Может быть нервный срыв или же вдруг почувствует себя всемогущим, кстати, состояние его источника это подтверждает. Только это произойдет, когда он отучится, хотя владеющие учатся всю жизнь. Интересовался, как вообще парень себя ведет. Но что мог сказать полковник, если он сына почти не видел, потому что постоянно пропадал на службе. Он сына последние лет восемь вообще раз в год видел, приезжая на побывку или на отдых после ранения. Но как бы там ни было, но беседу провести Иван Степанович был обязан. Отец тяжело вздохнул и начал:

– В общем так, сын, источник у тебя сильный. Предположительно, одиннадцать из пятнадцати эргов. Сейчас всего три человека в империи с показателями выше, чем у тебя, и это уже обученные и взрослые владеющие. Ты, отучившись, тоже можешь увеличить источник, но на сколько, никто сейчас не скажет. Кроме того, у твоего источника нет ярко выраженного одного направления, ты можешь спокойно развивать любое, а можешь и все три сразу. Понимаешь, мне пришлось сразу же доложить в имперскую канцелярию и показать бумаги твоего обследования. Конечно, никто не будет тебя заставлять служить именно императрице. Но ты должен знать, что рано или поздно слух о тебе по империи пойдет, и вот тогда за тобой начнется охота. Бояре и князья начнут предлагать службу, обещая золотые горы, а кто-то и избавиться от тебя захочет, потому что ты можешь усилить одну из партий при императрице или даже ее саму. Поэтому подумай, чего ты хочешь, кому бы ты хотел служить.

– Скажи, отец, а что бы ты мне посоветовал? – проговорил Дмитрий. – Ты же тоже владеющий.

– Хм-м, видишь ли, я очень слабый владеющий, с тобой не сравнить, у меня сила всего лишь три эрга, да и служить я начал еще отцу Ксении Федоровны. А от добра, как говорится, добра не ищут, да и род наш всегда царям и императорам Руси служил.

– А я что, разве не из нашего рода, почему ты сейчас меня отделяешь и разговариваешь со мной, словно я пришлый?

– Видишь ли, сын, обычно сильные владеющие выходят из рода и могут создать свой род. Это даже приветствуется.

Дмитрий от всего услышанного растерялся и даже на какое-то время потерял дар речи, пока у него не вырвалось:

– Отец, ты что, меня из рода прогоняешь?

– Ты что такое говоришь! – возмутился отец.

– Тогда никуда из семьи и рода я не пойду, молод еще, да и, думаю, если все так выглядит, как ты говоришь, лучше я усилю наш род Черемисиных. Кроме того, я ехал исполнять воинскую службу, вот давай я этим и займусь. А там все видно будет, ведь мне еще и учиться надо будет, чтобы стать владеющим. Если я заявлю, что буду служить императрице, мне выделят учителей или надо будет их самому нанимать?

Отец улыбнулся на слова Дмитрия, казалось, он даже воспрял духом после заявления сына.

– Конечно, сынок, выделят учителей и платить ничего не надо будет, все за счет императрицы. Ладно, сын, пошли отдыхать, а завтра, если не передумаешь, отправимся в канцелярию. Да и придется тебе в казармах пожить, раз служить хочешь. – Отец встал, подошел и обнял Дмитрия, который тоже поднялся ему навстречу.

* * *

– Ваше императорское величество, – поклонился канцлер Шереметев Федор Васильевич, начинавший служить еще ее отцу и зарекомендовавший себя как честный и грамотный человек. Поэтому, когда Ксения взошла на престол и побеседовала с Федором Васильевичем, то возвысила его от начальника иностранного приказа до канцлера империи. Ну а вновь назначенный канцлер с удвоенной силой принялся наводить порядок в империи. Да еще взял в привычку ежедневно докладывать Ксении Федоровне о состоянии дел.

– Сынок, иди поиграй с няней, – сказала она мальчонке лет четырех, сидевшему у нее на коленях, и сделала знак няньке, стоявшей у стены.

Малыш вначале хотел заупрямиться, но тут же оставил попытку непослушания – хоть и маленький был, но понимал, что спорить с матерью бесполезно. Императрица посмотрела вслед малышу и, тяжело вздохнув, обернулась к канцлеру.

– Слушаю вас, Федор Васильевич, – сказала императрица, усаживаясь удобней в кресло. Это была довольно красивая женщина двадцати четырех лет, среднего роста, с большими зелеными глазами и располагающей к себе улыбкой. Три года назад она овдовела и, как и положено, год соблюдала строгий траур по погибшему мужу. После чего так же, как и раньше, стала устраивать балы, посещать театр и даже совершать конные прогулки в окружении свиты.

Пять лет назад, за полгода до своей смерти, отец Федор Иванович вместе с боярами почти насильно выдал ее за датского принца Кристиана. Но тому, видно, не по нраву пришлось быть консортом огромного государства. Никто не знает, что его не устраивало, но вскоре после свадьбы, немного привыкнув, принц-консорт ударился в загулы. Нередко его притаскивали настолько пьяным, что он испражнялся прямо в штаны. После чего он притихал на неделю, а потом все повторялось вновь. В один момент случилась замятня с пробоем недалеко от столицы, куда и отправили принца-консорта во главе войска. Пробой был совсем малый и с ним справился бы и местный воевода с тремя десятками стрельцов и полусотней ополчения из крестьян. Но вот так уж получилось, что в этом походе и погиб принц Кристиан. Злые языки утверждали, что принца просто прибили по приказу императрицы, так как ей надоело испытывать позор за поведение своего супруга. Правда, утверждали они это, боязливо оглядываясь вокруг, как бы кто лишний не услышал и не донес. На некоторых доносили, и летели головы за поклеп на государыню, хотя желающих помыть кости императрице не уменьшалось. Правда, никто императрицу сильно и не осуждал, уж очень недобрая молва шла про принца Кристиана.

– Шуйские все-таки не успокоились, и третьего дня был перехвачен гонец к князю Бельскому Богдану с письмом, в котором уговаривают его склониться на свою сторону. Все-таки в настоящий момент был он воеводой и под рукой имел людишек оружных. Так как сиденье ваше на престоле есть насмешка над боярскими родами, более достойными трона земли Русской. Да и Бориска Годунов никак не успокоится, – продолжал тем не менее Федор Васильевич. И чуть погодя положил перед императрицей перехваченное письмо, пробежав которое глазами, та отложила его в сторону и нахмурилась.

– Все-таки решили собрать коалицию, и ведь ухватить их не за что, хотя… – задумчиво протянула Ксения Федоровна. – Как думаете, мы выстоим, если вдруг они решат выступить.

– При условии, что в самом начале они не смогут причинить вред вам. Тогда можно надеяться, что мы победим. Церковные иерархи ведь тоже в стороне не останутся, патриарх Филарет явно дал понять, что верен вам, императрица. Значит, и простой люд пойдет за вами. Конечно, могут на трон и короля Сигизмунда Вазу пригласить, но захочет ли он – пока неизвестно.

– Хорошо, держи меня в курсе. – Императрица глянула на канцлера.

– Вот, ваше величество, полковник вашего полка Иван Черемисин доложил. – И снова на стол перед Ксенией Федоровной легло несколько листов, которые она нехотя взяла, но по мере чтения ее лицо принимало все более удивленный и озабоченный вид.