Loe raamatut: «Гори, гори, моя звезда!», lehekülg 8

Дева

 
Как мила ее головка
В белом облаке чалмы!
Как пристало ей раздумье
В томный час вечерней тьмы!
 
 
Как роскошно алой тканью
Обрисован гибкий стан!
Скажешь: розами одета,
Скажешь: гость волшебных стран.
 
 
А глаза – живые звезды —
Что за нега и краса:
В них сквозь влагу брызжут искры,
Сквозь огонь блестит роса.
 
 
Это гурия пророка,
Предвещающая рай;
О гяур! Гляди на деву
И желанием сгорай!
 

1836

Песня («Любил я очи голубые…»)

Посвящена А.О. Смирновой

 
Любил я очи голубые,
Теперь влюбился в черные.
Те были нежные такие,
А эти непокорные.
 
 
Глядеть, бывало, не устанут
Те долго, выразительно;
А эти не глядят; а взглянут —
Так словно Царь властительный.
 
 
На тех порой сверкали слезы,
Любви немые жалобы,
А тут не слезы, а угрозы,
А то и слез не стало бы.
 
 
Те укрощали жизни волны,
Светили мирным счастием,
А эти бурных молний полны
И дышат самовластием.
 
 
Но увлекательно, как младость,
Их юное могущество.
О! Я б за них дал славу, радость
И всё души имущество.
 
 
Любил я очи голубые,
Теперь влюбился в черные,
Хоть эти сердцу не родные,
Хоть эти непокорные.
 

1843

Владимир Александрович Соллогуб (1813–1882)

Песня старика

 
Ты помнишь, брат, те времена,
Когда с тобой на ратной службе
Одни родные знамена
Сзывали нас к горячей дружбе?
 
 
Теперь мы дожили зимы:
Глядим в отверзтую могилу.
Но схороним до смерти мы
В душе огонь и в дружбе силу.
 
 
Мы памятью одной живем
Теперь, мой друг, в немом покое,
И не гуляем мы вдвоем
В пиру штыков и в шумном бое.
 
 
Но если крикнет край родной,
Да про врагов опять нам скажет,
Тряхнем, товарищ, стариной,
И старина себя покажет.
 

<1830-е гг.>

Серенада

Н.М. Языкову

 
Закинув плащ, с гитарой под рукою,
К ее окну пойдем в тиши ночной,
И там прервем мы песнью молодою
Роскошный сон красавицы младой.
Но не страшись, пленительная дева,
Не возмутим твоих мы светлых снов
Неистовством бурсацкого напева
Иль повестью студенческих грехов.
 
 
Нет, мы поем и тихо и смиренно
Лишь для того, чтоб слышала нас ты,
И наша песнь – как фимиам священный
Пред алтарем богини красоты.
Звезда души! Богиня молодая!
Нас осветил огонь твоих очей,
И голос наш, на сердце замирая,
Любви земной не выразит речей.
 
 
Мы здесь поем во тьме весенней ночи;
Ты ж, пробудясь от шума голосов,
Сомкнешь опять мечтательные очи,
Не расслыхав воззванья бурсаков;
Но нет… душой услышав серенаду,
Стыдясь во сне… ты песнь любви поймешь
И нехотя ночным певцам в награду
Их имена впросонках назовешь.
 

1830-е годы

«Скажи, о чем в тени ветвей…»

 
Скажи, о чем в тени ветвей,
Когда природа отдыхает,
Поет весенний соловей
И что́ он песней выражает?
 
 
Скажи! Когда от жизненной тоски
Ты утомленный изнываешь
И злой печали вопреки
Хоть призрак счастья призываешь.
Что услаждает грудь твою?
Не те ли звуки неземные,
Когда услышишь ты впервые
Слова любви,
Слова любви?
 

1830-е гг.

Николай Филиппович Павлов (1803–1864)

Романс («Не говори ни да, ни нет…»)

 
Не говори ни да, ни нет,
Будь равнодушной, как бывало,
И на решительный ответ
Накинь густое покрывало.
 
 
Как знать, чтоб да и нет равно
Для сердца гибелью не стали?
От радости ль сгорит оно,
Иль разорвется от печали?
 
 
И как давно и как люблю,
Я на душе унылой скрою;
Я об одном судьбу молю,
Чтоб только чаще быть с тобою.
 
 
Чтоб только не взошла заря,
Чтоб не рассвел тот день над нами,
Как ты с другим у алтаря
Поникнешь робкими очами!
 
 
Но, время без надежд губя
Для упоительного яда,
Зачем я не сводил с тебя
К тебе прикованного взгляда?
 
 
Увы! Зачем прикован взор,
Взор одинокий, безнадежный,
К звездам, как мрачный их узор
Рисуется в дали безбрежной?..
 
 
В толпе врагов, в толпе друзей,
Среди общественного шума,
У верной памяти моей
Везде ты, царственная дума.
 
 
Так мусульманин помнит рай
И гроб, воздвигнутый пророку;
Так, занесенный в чуждый край,
Всегда он молится востоку.
 

<1830>

Романс («Она безгрешных сновидений…»)

 
Она безгрешных сновидений
Тебе на ложе не пошлет
И для небес, как добрый гений,
Твоей души не сбережет;
С ней мир другой, но мир прелестный,
С ней гаснет вера в лучший край…
Не называй ее небесной
И у земли не отнимай!
 
 
Нет у нее бесплотных крылий,
Чтоб отделиться от людей;
Она – слиянье роз и лилий,
Цветущих для земных очей.
Она манит во храм чудесный,
Но этот храм – не светлый рай…
Не называй ее небесной
И у земли не отнимай!
 
 
Вглядись в пронзительные очи —
Не небом светятся они:
В них есть неправедные ночи,
В них есть мучительные дни.
Пред троном красоты телесной
Святых молитв не зажигай…
Не называй ее небесной
И у земли не отнимай!
 
 
Она – не ангел-небожитель,
Но, о любви ее моля,
Как помнить горнюю обитель,
Как знать, что – небо, что – земля?
С ней мир другой, но мир прелестный,
С ней гаснет вера в лучший край,
Не называй ее небесной
И у земли не отнимай!
 

Первая половина 1834

«Не говори, что сердцу больно…»

 
Не говори, что сердцу больно
От ран чужих;
Что слезы катятся невольно
Из глаз твоих!
 
 
Будь молчалива, как могилы,
Кто ни страдай,
И за невинных бога силы
Не призывай!
 
 
Твоей души святые звуки,
Твой детский бред —
Перетолкует всё от скуки
Безбожный свет.
 
 
Какая в том тебе утрата,
Какой подрыв,
Что люди распинают брата
Наперерыв?
 

1853

«Надуты губки для угрозы…»

 
Надуты губки для угрозы,
А шепчут нежные слова.
Скажи, откуда эти слезы —
Ты так не плакала сперва.
 
 
Я помню время: блеснут, бывало,
Две-три слезы из бойких глаз,
Но горем ты тогда играла,
Тогда ты плакала, смеясь.
 
 
Я понял твой недуг опасный:
Уязвлена твоя душа.
Так плачь же, плачь, мой друг прекрасный,
В слезах ты чудно хороша.
 

<1860>

Николай Михайлович Языков (1803–1846)

«Кто за бокалом не поет…»

 
Кто за бокалом не поет,
Тому не полная отрада:
Бог песен богу винограда
Восторги новые дает.
 
 
Слова святые: пей и пой!
Необходимы для пирушки.
Друзья! где арфа подле кружки,
Там бога два и пир двойной!
 
 
Так ночью краше небеса
При ярком месяца сияньи;
Так в миловидном одеяньи
Очаровательней краса.
 
 
Кто за бокалом не поет,
Тому не полная отрада:
Бог песен богу винограда
Восторги новые дает!
 

1823

Молитва («Молю Святое Провиденье…»)

 
Молю Святое Провиденье:
Оставь мне тягостные дни,
Но дай железное терпенье,
Но сердце мне окамени.
 
 
Пусть, неизменен, жизни новой
Приду к таинственным вратам,
Как Волги вал белоголовый
Доходит целым к берегам.
 

12 апреля I825

А.И. Готовцевой⁶

 
Влюблен я, дева-красота!
В твой разговор, живой и страстный,
В твой голос ангельски-прекрасный,
В твои румяные уста!
 
 
Дай мне тобой налюбоваться,
Твоих наслушаться речей,
Упиться песнию твоей,
Твоим дыханьем надышаться.
 

<1825>

Элегия («Вы не сбылись, надежды милой…»)

 
Вы не сбылись, надежды милой
Благословенные мечты:
Моя краса, мое светило,
Моя желанная, где ты?
Давно ль очей твоих лазурных
Я любовался тишиной,
И волны дум крутых и бурных,
В душе смирялись молодой?
Далеко ты, но терпеливо
Моей покорствую судьбе;
 
 
Во мне божественное живо
Воспоминанье о тебе…
Так пробужденье сохраняет
Черты пленительного сна;
Так землю блеском осыпает
Небес красавица, луна.
 

<1825>

Аделаиде

 
Ланит и персей жар и нега
И томный блеск твоих очей…
О друг! Ты Альфа и Омега
Любви возвышенной моей —
Ты вся полна очарованья!
Я твой! мои живые сны,
Мои кипучие желанья
Все на тебя устремлены.
Предайся ж мне: любви забавы
Я сладкозвучно воспою
И окружу лучами славы
Младую голову твою!
 

12 сентября 1826

Она придет. Элегия

 
Меня любовь преобразила,
Я стал задумчив и уныл!
Я ночи бледные светила,
Я сумрак ночи полюбил!
По скату сонных берегов
 
 
Брожу, тоскуя и мечтая,
И жду, когда между кустов
Мелькнет условленный покров
Или тропинка потайная
Зашепчет шорохом шагов.
Гори, небесное светило,
Помедли, мрак, на лоне вод:
Она придет! Мой ангел милый,
Любовь моя, она придет!
Она придет! Мой ангел милый,
Любовь моя, она, она придет!
 

<Середина 1820-х гг.>

Песня («Когда умру, смиренно совершите…»)

 
Когда умру, смиренно совершите
По мне обряд печальный и святой,
И мне стихов надгробных не пишите,
И мрамора не ставьте надо мной.
 
 
Но здесь, друзья, где ныне сходка наша
Беседует, разгульна и вольна;
Где весела, как праздничная чаша,
Душа кипит студенчески шумна, —
 
 
Во славу мне вы чашу круговую
На полните блистательным вином,
Торжественно пропойте песнь родную
И пьянствуйте о имени моем.
 
 
Все тлен и миг! Блажен, кому с друзьями
Свою весну пропировать дано,
Кто видит мир туманными глазами
И любит жизнь за песни и вино!..
 

1829

Пловец («Нелюдимо наше море…»)

 
Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно;
В роковом его просторе
Много бед погребено.
Смело, братья! Ветром полный
Парус мой направил я:
Полетит на скользки волны
Быстрокрылая ладья!
 
 
Облака бегут над морем,
Крепнет ветер, зыбь черней;
Будет буря: мы поспорим
И помужествуем с ней.
Смело, братья! Туча грянет,
Закипит громада вод,
Выше вал сердитый встанет,
Глубже бездна упадет!
 
 
Там, за далью непогоды,
Есть блаженная страна:
Не темнеют неба своды,
Не проходит тишина.
Но туда выносят волны
Только сильного душой!..
Смело, братья, бурей полный,
Прям и крепок парус мой.
 

1829

Элегия («Блажен, кто мог на ложе ночи…»)

Т.Д.

 
Блажен, кто мог на ложе ночи
Тебя руками обогнуть;
Челом в чело, очами в очи,
Уста в уста и грудь на грудь!
Кто соблазнительный твой лепет
Лобзаньем пылким прерывал
И смуглых персей дикий трепет
То усыплял, то пробуждал!..
Но тот блаженней: дева ночи,
Кто в упоении любви
Глядит на огненные очи,
На брови дивные твои,
На свежесть уст твоих пурпурных,
На черноту младых кудрей,
Забыв и жар восторгов бурных,
И силы юности своей!
 

26 марта 1831

Бессонница

 
Что мечты мои волнует
На привычном ложе сна?
На лицо и грудь мне дует
Свежим воздухом весна,
Тихо очи мне целует
Полуночная луна.
 
 
Ты ль, приют восторгам нежным,
Радость юности моей,
Ангел взором безмятежным,
Ангел прелестью очей,
Персей блеском белоснежным,
Мягких золотом кудрей!
 
 
Ты ли мне любви мечтами
Прогоняешь мирны сны?
Ты ли свежими устами
Навеваешь свет луны,
Скрыта легкими тенями
Соблазнительной весны?
 
 
Благодатное виденье,
Тихий ангел! успокой,
Усыпи души волненье,
Чувства жаркие напой
И даруй мне утомленье,
Освященное тобой!
 

1831

Пловец («Воют волны, скачут волны!..»)

 
Воют волны, скачут волны!
Под тяжелым плеском волн
Прям стоит наш парус полный,
Быстро мчится легкий челн,
И расталкивает волны,
И скользит по склонам волн!
 
 
Их, порывами вздувая,
Буря гонит ряд на ряд;
Разгулялась волновая;
Буйны головы шумят,
Друг на друга набегая,
Отшибаяся назад!
 
 
Но глядите: перед нами,
Вдоль по темным облакам.
Разноцветными зарями
Отливаясь там и там,
Золотыми полосами
День и небо светят нам.
 
 
Пронесися, мрак ненастный!
Воссияй, лазурный свод!
Разверни свой день прекрасный
Надо всем простором вод:
Смолкнут бездны громогласны,
Их волнение падет!
 
 
Блещут волны, плещут волны!
Под стеклянным брызгом волн
Прям стоит наш парус полный,
Быстро мчится легкий челн,
Раздвигая сини волны
И скользя по склонам волн!
 

Стансы («В час, как деву молодую…»)

 
В час, как деву молодую
Я зову на ложе сна
И ночному поцелую
Не противится она.
 
 
Грусть нежданного сомненья
Вдруг находит на меня —
И боюсь я пробужденья
И божественного дня.
 
 
Он сияет, день прекрасный,
В блеске розовых лучей;
В сенях леса сладкогласный
Свищет песню соловей;
 
 
Резвым плеском льются воды,
И цветут ковры долин…
То любовница природы,
То красавица годин.
 
 
О! Счастли́в, чья грудь младая
Силой чувств еще полна;
 
 
Жизнь ведет его, играя,
Как влюбленная, нежна;
И, веселая, ласкает,
И, пристрастная к нему,
И дарит и обещает
Все красавцу своему!
 
 
Есть любовь и наслажденья,
Небо есть и на земле;
Но могущество мгновенья,
Но грядущее во мгле.
О! друзья, что наша младость?
Чарка славного вина;
А забывчивая радость
Сразу пьет ее до дна!
 

1831

Михаил Юрьевич Лермонтов (1814–1841)

Молитва («Не обвиняй меня, Всесильный…»)

 
Не обвиняй меня, Всесильный,
И не карай меня, молю,
За то, что мрак земли могильный
С ее страстями я люблю;
За то, что редко в душу входит
Живых речей Твоих струя,
За то, что в заблужденье бродит
Мой ум далеко от Тебя;
За то, что лава вдохновенья
Клокочет на груди моей;
За то, что дикие волненья
Мрачат стекло моих очей;
За то, что мир земной мне тесен,
К Тебе ж проникнуть я боюсь,
И часто звуком грешных песен
Я, Боже, не Тебе молюсь.
Но угаси сей чудный пламень,
Всесожигающий костер,
Преобрати мне сердце в камень,
Останови голодный взор;
От страшной жажды песнопенья
Пускай, Творец, освобожусь,
Тогда на тесный путь спасенья
К Тебе я снова обращусь.
 

<1829>

Черкешенка

 
Я видел вас: холмы и нивы,
Разнообразных гор кусты,
Природы дикой красоты,
Степей глухих народ счастливый
И нравы тихой простоты!
 
 
Но там, где Терек протекает,
Черкешенку я увидал, —
Взор девы сердце приковал;
И мысль невольно улетает
Бродить средь милых, дальних скал…
 
 
Так дух раскаяния, звуки
Послышав райские, летит
Узреть еще небесный вид;
Так стон любви, страстей и муки
До гроба в памяти звучит.
 

1829

Нищий

 
У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Бедняк, иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.
 
 
Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.
 
 
Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!
 

Август 1830

Еврейская мелодия

 
Я видал иногда, как ночная звезда
В зеркальном заливе блестит;
Как трепещет в струях, и серебряный прах
От нее, рассыпаясь, бежит.
 
 
Но поймать ты не льстись и ловить не берись:
Обманчивы луч и волна.
Мрак тени твоей только ляжет на ней,
Отойди ж – и заблещет она.
 
 
Светлой радости так беспокойный призрак
Нас манит под хладною мглой;
Ты схватить – он шутя убежит от тебя!
Ты обманут – он вновь пред тобой.
 

1830

Утро на Кавказе

 
Светает – вьется дикой пеленой
Вокруг лесистых гор туман ночной;
Еще у ног Кавказа тишина;
Молчит табун, река журчит одна.
Вот на скале новорожденный луч
Зарделся вдруг, прорезавшись меж туч,
И розовый по речке и шатрам
Разлился блеск и светит там и там:
Так девушки, купаяся в тени,
Когда увидят юношу они,
Краснеют все, к земле склоняют взор:
Но как бежать, коль близок милый вор!..
 

1830

Звезда

 
Вверху одна
Горит звезда;
Мой взор она
Манит всегда;
Мои мечты
Она влечет
И с высоты
Меня зовет!
Таков же был
Тот нежный взор,
Что я любил
Судьбе в укор.
Мук никогда
Он зреть не мог,
Как та звезда,
Он был далек.
Усталых вежд
Я не смыкал,
И без надежд
К нему взирал!
 

1831

Романс к И…

 
Когда я унесу в чужбину
Под небо южной стороны
Мою жестокую кручину,
Мои обманчивые сны
И люди с злобой ядовитой
Осудят жизнь мою порой,
Ты будешь ли моей защитой
Перед бесчувственной толпой?
 
 
О, будь!.. о, вспомни нашу младость,
Злословья жертву пощади,
Клянися в том! чтоб вовсе радость
Не умерла в моей груди,
Чтоб я сказал в земле изгнанья:
Есть сердце, лучших дней залог,
Где почтены мои страданья,
Где мир их очернить не мог.
 

<1831>

Песня («Желтый лист о стебель бьется…»)

 
Желтый лист о стебель бьется
Перед бурей;
Сердце бедное трепещет
Пред несчастьем.
 
 
Что за важность, если ветер
Мой листок одинокий
Унесет далеко, далеко;
Пожалеет ли об нем
Ветка сирая;
 
 
Зачем грустить мо́лодцу,
Если рок судил ему
Угаснуть в краю чужом?
Пожалеет ли об нем
Красна девица?
 

1831

Ангел

 
По небу полуночи ангел летел
И тихую песню он пел;
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
 
 
Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов;
О боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была.
 
 
Он душу младую в объятиях нес
Для мира печали и слез,
И звук его песни в душе молодой
Остался – без слов, но живой.
 
 
И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна;
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.
 

1831

Парус

 
Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..
 
 
Играют волны – ветер свищет,
И мачта гнется и скрипит…
Увы! он счастия не ищет
И не от счастия бежит!
 
 
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный, просит бури.
Как будто в бурях есть покой!
 

Август 1832

Черкесская песня

 
Много дев у нас в горах;
Ночь и звезды в их очах;
С ними жить завидна доля,
Но еще милее воля!
 
 
Не женися, молодец,
Слушайся меня:
На те деньги, молодец,
Ты купи коня!
 
 
Кто жениться захотел,
Тот худой избрал удел,
С русским в бой он не поскачет;
Отчего? – жена заплачет!
 
 
Не женися, молодец,
Слушайся меня:
На те деньги, молодец,
Ты купи коня!
 
 
Не изменит добрый конь:
С ним – и в воду и в огонь;
Он как вихрь в степи широкой,
С ним – все близко, что далеко.
 
 
Не женися, молодец,
Слушайся меня:
На те деньги, молодец,
Ты купи коня!
 

Песня Селима

 
Месяц плывет
И тих и спокоен;
А юноша-воин
На битву идет.
Ружье заряжает джигит,
И дева ему говорит:
 
 
«Мой милый, смелее
Вверяйся ты року,
Молися востоку,
Будь верен Пророку,
Любви будь вернее!
 
 
Всегда награжден,
Кто любит до гроба,
Ни зависть, ни злоба
Ему не закон;
Пускай его смерть и погубит;
Один не погибнет, кто любит!
 
 
Любви изменивший
Изменой кровавой,
Врага не сразивши,
Погибнет без славы;
Дожди его ран не обмоют,
И звери костей не зароют!»
 
 
Месяц плывет
И тих и спокоен;
А юноша-воин
На битву идет!
 

«Когда печаль слезой невольной…»

 
Когда печаль слезой невольной
Промчится по глазам твоим,
Мне видеть и понять не больно,
Что ты несчастлива с другим.
 
 
Незримый червь незримо гложет
Жизнь беззащитную твою,
И что ж? я рад, что он не может
Тебя любить, как я люблю.
 
 
Но если счастие случайно
Блеснет в лучах твоих очей,
Тогда я мучусь горько, тайно,
И целый ад в груди моей.
 

Русалка («Русалка плыла по реке голубой…»)

1

 
Русалка плыла по реке голубой,
Озаряема полной луной;
И старалась она доплеснуть до луны
Серебристую пену волны.
 

2

 
И шумя, и крутясь колебала река
Отраженные в ней облака;
И пела русалка – и звук ее слов
Долетал до крутых берегов.
 

3

 
И пела русалка: «На дне у меня
Играет мерцание дня;
Там рыбок златые гуляют стада,
Там хрустальные есть города;
 

4

 
И там на подушке из ярких песков,
Под тенью густых тростников,
Спит витязь, добыча ревнивой волны,
Спит витязь чужой стороны.
 

5

 
Расчесывать кольца шелковых кудрей
Мы любим во мраке ночей,
И в чело, и в уста мы, в полуденный час,
Целовали красавца не раз.
 

6

 
Но к страстным лобзаньям, не знаю зачем,
Остается он хладен и нем;
Он спит, – и, склонившись на перси ко мне,
Он не дышит, не шепчет во сне!..»
 

7

 
Так пела русалка над синей рекой,
Полна непонятной тоской;
И, шумно катясь, колебала река
Отраженные в ней облака.
 

1836

Еврейская мелодия (Из Байрона)

 
Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!
Вот арфа золотая:
Пускай персты твои, промчавшися по ней,
Пробудят в струнах звуки рая.
И если не на век надежды рок унес,
Они в груди моей проснутся,
И если есть в очах застывших капля слез —
Они растают и прольются.
Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец,
Мне тягостны веселья звуки!
Я говорю тебе: я слез хочу, певец,
Иль разорвется грудь от муки.
Страданьями была упитана она,
Томилась долго и безмолвно;
И грозный час настал – теперь она полна,
Как кубок смерти, яда полный.
 

1836

Молитва («Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…»)

 
Я, Матерь Божия, ныне с молитвою
Пред Твоим образом, ярким сиянием,
Не о спасении, не перед битвою.
Не с благодарностью иль покаянием,
 
 
Не за свою молю душу пустынную,
За душу странника в свете безродного;
Но я вручить хочу деву невинную
Теплой заступнице мира холодного.
 
 
Окружи счастием душу достойную,
Дай ей сопутников, полных внимания,
Молодость светлую, старость покойную,
Сердцу незлобному мир упования.
 
 
Срок ли приблизится часу прощальному
В утро ли шумное, в ночь ли безгласную,
Ты восприять пошли к ложу печальному
Лучшего ангела душу прекрасную.
 

1837

«Когда волнуется желтеющая нива…»

 
Когда волнуется желтеющая нива
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка;
 
 
Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;
 
 
Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он, —
 
 
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, —
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога…
 

1837

Ветка Палестины

 
Скажи мне, ветка Палестины:
Где ты росла, где ты цвела?
Каких холмов, какой долины
Ты украшением была?
 
 
У вод ли чистых Иордана
Востока луч тебя ласкал,
Ночной ли ветр в горах Ливана
Тебя сердито колыхал?
 
 
Молитву ль тихую читали,
Иль пели песни старины,
Когда листы твои сплетали
Солима бедные сыны?
 
 
И пальма та жива ль поныне?
Все так же ль манит в летний зной
Она прохожего в пустыне
Широколиственной главой?
 
 
Или в разлуке безотрадной
Она увяла, как и ты,
И дольний прах ложится жадно
На пожелтевшие листы?..
 
 
Поведай: набожной рукою
Кто в этот край тебя занес?
Грустил он часто над тобою?
Хранишь ты след горючих слез?
 
 
Иль, божьей рати лучший воин,
Он был, с безоблачным челом,
Как ты, всегда небес достоин
Перед людьми и божеством?..
 
 
Заботой тайною хранима,
Перед иконой золотой
Стоишь ты, ветвь Ерусалима,
Святыни верный часовой!
 
 
Прозрачный сумрак, луч лампады,
Кивот и крест, символ святой…
Все полно мира и отрады
Вокруг тебя и над тобой.
 

1837

«Расстались мы; но твой портрет…»

 
Расстались мы; но твой портрет
Я на груди моей храню:
Как бледный призрак лучших лет,
Он душу радует мою.
 
 
И новым преданный страстям,
Я разлюбить его не мог:
Так храм оставленный – все храм,
Кумир поверженный – всё бог!
 

1837