Loe raamatut: «Minni. Призвание – любить», lehekülg 3
«Что же было дальше?» – аккуратно сложив и вернув письмо на прежнее место и откинувшись на спинку кресла, вернулась к своим воспоминаниям императрица.
А вот что.
Семья Романовых вместе с королевой Луизой и принцессой Дагмар отправилась в Дармштадт. Здесь они провели несколько дней, перед тем как вернуться в Россию.
Смерть Николая еще более сблизила две семьи. В эти дни датская принцесса Дагмар и русский принц Александр лучше узнали друг друга. И не только общее горе сблизило их. Последние слова Николая запали в их души.
Они подолгу были вместе, то и дело вспоминая о нем. И оба царствующих семейства – их родители – задумались над последними словами Николая. И именно в эти дни русский император высказал мысль о том, чтобы «оставить дорогую Дагмар возле нас».
Совершенно опустошенной Дагмар вернулась на родину. Здесь она проводила дни в молитвах и слезах. Родители и близкие были не на шутку встревожены ее состоянием: их милая Минни, прежде такая жизнерадостная, превратилась в свою безмолвную, опустошенную тень. Она не хотела никого видеть, ни с кем разговаривать, и улыбка уже не появлялась на ее лице.
Русская императорская семья не забывала о ней. Очень скоро из Петербурга пришло письмо от русского императора, полное ласковых и добрых слов утешения. В нем же Минни нашла нечто такое, что заставило ее сердце затрепетать. Александр II писал, что «очень желал бы», чтобы Дагмар навсегда осталась в их семье. Намек был достаточно прозрачным. Читая эти строчки, принцесса вспомнила последние слова своего жениха и то, как он соединил ее и Сашину руки. Но русский император слишком поторопился. Ведь ее боль еще не ушла…
Это была ее самая первая, полудетская, невинная и такая короткая любовь. Может быть, даже просто влюбленность, но от этого ей не было легче. Ведь она была первой. А первая влюбленность так похожа на любовь. Найдя себе укромный уголок в душе человека, она таится в ней, иногда даже всю его жизнь, возвращаясь и возвращаясь нежданным всплеском воспоминаний – живого тепла или непреходящей горечи несостоявшегося. Но чаще всего в ней хватает и того и другого…
Совсем стемнело. С моря потянуло холодком и запахом морских водорослей, шум набегающих на берег волн стал сильнее и глуше.
– Бедный, бедный Никса… Он держал мою руку до последнего вздоха. До последнего… Но я не смогла удержать его… – почти беззвучно шептала она.
Осторожно провела ладонью по фотографии. Коснулась дрожащими пальцами его лица.
– Я тебя никогда не забуду. Ты первым открыл для меня счастье любви и горечь потери. Как светло и радостно все начиналось! Как много было надежд… И каким скорым и страшным стало их крушение! Но, значит, так было суждено. Возможно, Господь Бог назначил мне пройти через это испытание для того, чтобы, познав горечь потери ставшего дорогим мне человека, я научилась отдавать себя тому, кого люблю, беззаветно, без остатка, преодолевая все трудности, огорчения и боль, даже тогда, когда судьба вдруг безжалостно отнимает его у тебя. Страшно подумать, но эта утрата, эта безвременная смерть Никсы подарила мне счастье стать женой Саши, моего единственного, неповторимого, заботливого супруга, разлучить с которым меня не смогла даже сама смерть.
Она закрыла альбом и окликнула Тимофея.
Как и час назад, казак появился почти мгновенно и так же бесшумно. Опираясь на его руку, императрица поднялась с кресла, и они вошли в дом.
Веранда опустела.
Только свет настольной лампы на круглом столике у опустевшего кресла тщетно боролся с темнотой ночи…
Глава III
На волнах музыки. «К Элизе»
Привычно условная тишина его двухкомнатного столичного бытия нарушалась лишь несмолкаемым гулом машин за окном, приглушенным визгом дрели тремя-четырьмя этажами выше, гортанными голосами дворников-киргизов двумя этажами ниже да позвякиванием кастрюль и сковородок на кухне. Это супруга, верная спутница в его странствиях по ухабистым и небезопасным дорогам жизни, шаманила у плиты, готовя какой-то, как всегда затейливый, сюрприз к обеду.
И вдруг вся эта какофония звуков ушла куда-то на второй план, почти смолкла. Над ней возвысились, ее одолели и осязаемо поплыли, уверенно заполняя все пространство квартиры и души, волшебные звуки музыки. Нет, не тот душетравмирующий визг гитар и рев микрофонов, измученных руками безголосых мальчиков и девочек – тусклых звездюлек-однодневок.
Это была совсем другая музыка – Музыка! Покончив с творческими кулинарными поисками, его супруга бесстрашно решила окунуться в бездонную пучину интернета, и ей повезло. Она выудила оттуда целое богатство – подборку произведений классической музыки. Бетховен, Моцарт, Бах, Шопен, Штраус…
И волшебные звуки волшебного прошлого ворвались в их коммунальное бытие, освятив собою пустопорожнее многоголосье настоящего. И в тот же миг свершилось чудо – и в комнате, и на душе сразу стало светлее, и даже осенний пейзаж за окном заиграл новыми, живыми, яркими красками.
Он отложил в сторону ручку и бумагу, заслушавшись волшебными звуками музыки, которой влюбленный юноша Людвиг Ван Бетховен поведал миру о своей любви к Элизе. Кто она, эта девушка, которая вдохновила его на этот подвиг, на эти волшебные звуки любви – чистоты, страсти, томления и восторгов? Всё в ней. И все так же волнует сегодня живые, не отравленные сиюминутностью души, как волновало юного Людвига и его еще более юную подружку тогда, много, много лет назад, в другом времени, в другой жизни.
Давно уже нет ни той улицы, ни того дома, в котором жила она, его Элиза, его муза, нет той лавчонки, в которой он не раз покупал ей цветы… Той улыбки, того взгляда и пряди темных волос… Но жива и будет жить его музыка и их любовь…
И вот после небольшой паузы зазвучала другая мелодия – изящная, легкая, окрыляющая. Вдохновением композитора и того, кто сидел за клавишами рояля, она рисовала в воображении новые картины – гармоничного, светлого, одухотворенного бытия.
Моцарт. Пьеса для фортепиано.
«Но кто же сидит за роялем? – подумал он. – Кто тот исполнитель, так глубоко прочувствовавший замысел композитора? Чьей душе оказалась так созвучна эта мелодия?»
Он закрыл глаза и замер от неожиданности, оказавшись в другом времени и совсем в другом месте. Женщина за фортепиано в строгом черном платье. Седые волосы убраны под старомодный чепец. Тонкие пальцы бегают по клавишам.
Он не мог разглядеть лица этой женщины, но сразу узнал ее – императрицу Марию Федоровну, принцессу Дагмар, милую Минни, героиню его романа.
По убранству просторного зала, по старинной, со вкусом подобранной мебели, по картинам, китайским вазам и множеству безделушек узнал и это место. Имение Видере под Копенгагеном – любимый дом императрицы. Сколько раз он рассматривал его интерьеры на старых фотографиях! Эта уютная, милая вилла была приобретена Минни и ее любимой сестрой Аликс вскоре после смерти отца, Кристиана IX, чтобы иногда, приезжая на родину – одна из России, другая из Лондона, – не возвращаться в ставший чужим и негостеприимным копенгагенский дворец Амалиенборг, где теперь поселился и властвовал их племянник король Кристиан X, совсем не жалующий своих тетушек.
Этот особняк приглянулся им сразу. Двухэтажный, увенчанный куполом и ажурной башенкой и опоясанный балюстрадой с белоснежными мраморными перилами, он красиво возвышался на вершине пологого холма. Скульптуры четырех античных богинь украшали его фасад. А с веранды открывался чудный вид на море. Ведь сам этот крохотный поселочек Видере протянулся вдоль побережья пролива Эресуни, соединяющего Балтийское и Северное моря.
Сестры сами на свой вкус обставляли и украшали этот особнячок, этот уголок их тихого уединения и покоя, искали по всей Европе и покупали для него мебель, заказывали ткани для оконных гардин и обивки стен, а для оформления интерьеров сами нанимали скульпторов, художников, декораторов. Садовники приводили в порядок аллеи и газоны парка, высаживали деревья, разбивали цветники, обустраивали уютные беседки.
Впоследствии Минни не раз приезжала сюда и со своим супругом. Она была счастлива оттого, что Саша, так же как и она сама, полюбил этот дом. Разве могла она тогда знать, что это место станет для нее последним прибежищем в ее большой, полной самых невероятных, радостных и трагических событий жизни!
Музыка смолкла. Императрица закрыла крышку рояля и обернулась к нему.
– Вот мы и снова встретились, – с мягкой улыбкой сказала она. – Ты добрался сюда силой воображения, а я своей памятью все возвращаюсь и возвращаюсь сюда из этого нового своего бытия в давно минувшую, но такую незабываемо дорогую для меня земную жизнь. Что ж, признаться, я рада видеть тебя в моем доме… – Минни ненадолго умолкла, и лицо ее стало грустным. – У вас там прошла целая вечность, целая вереница жизней и событий, а здесь – всего несколько мгновений. И поэтому со мной остались, поэтому я храню в своей памяти, вижу, переживаю вновь и вновь каждый день, каждый час своей прежней жизни. А позади столько всего – разных впечатлений, разных людей, клянущихся в вечной преданности и дружбе. Но вот приходит старость, и с нею – одиночество. И кто же рядом? Со мною осталась лишь моя дочь Ольга, верный казак Тимофей, не предавший меня и все так же готовый защищать до последней капли крови, князь Долгорукий да адмирал Вяземский, которые в самые трудные годы были моими единственными преданными друзьями и помощниками, да пара подруг из той, другой, жизни… А еще, скажу тебе по секрету, частенько вели мы задушевные беседы с моим дорогим Сашей. В последнее время он навещал меня часто…
Это признание Марии Федоровны вовсе не показалось ему неправдоподобным. Ведь, по правде говоря, и он сам мысленно частенько общается с теми, кого давно уже нет рядом, – со своей матерью, отцом, рано ушедшими друзьями, а еще, конечно, с теми, кого просто нет рядом…
– Но расскажи, Минни, при каких обстоятельствах после кончины Николая вы снова встретились с Александром? – постарался он вернуть императрицу к воспоминаниям о далеком прошлом. – Ведь с момента вашего расставания с ним прошло целых два года. Почему?
– Два долгих года… – задумчиво повторила Минни. – За это время много чего произошло. Потеря Николая оставила тяжелый след в моей жизни. Казалось, что я уже никогда не буду счастлива. Нет, я не была обделена вниманием европейских женихов. Но я и думать не могла о замужестве после такой тяжелой утраты.
– А как же завещание Николая? Русский цесаревич?
– От Саши не было никаких вестей. Его отец и его матушка писали мне добрые, ласковые письма, продолжали называть меня своей дочкой. Как могли поддерживали меня в моем горе. А Саша… В те дни, когда мы оказались рядом, тяжелая потеря сблизила нас. Он был так заботлив, так ласков со мной. И я тогда подумала, что Никса был прав, когда соединил наши руки. Саша, наверно, единственный, кто мог бы заменить его в моем сердце. К тому же я видела, чувствовала, что нравлюсь ему. Просто в тот момент он не мог высказать своих чувств, не хотел оскорбить память брата, хотя тот и завещал нам быть вместе. Но я… я была настолько потрясена тем, что произошло, что просто ушла в себя, не желая ничего и никого видеть. Мне казалось, что жить дальше уже не имеет смысла. Должно было пройти какое-то время для того, чтобы утихла боль, чтобы каждый из нас мог снова в полной мере вернуться к жизни, все взвесить, прислушаться к себе и понять, хотим ли мы на самом деле быть вместе и имеем ли мы на это право. Но вот прошло время, и я поняла, что мне нужен этот робкий, ласковый, пусть немного неуклюжий, но оттого еще более обаятельный принц. Саша не был похож на старшего брата, но было в нем нечто неуловимое, что роднило их духовно. И очень часто, думая о Никсе, я вдруг неожиданно для себя живо представляла Сашу, а вспоминая об Александре, о наших беседах с ним, я мысленно возвращалась к тем дням, когда впервые увидела Николая, постепенно узнавая его все больше и больше. Все перепуталось в моих мыслях и чувствах, это и пугало меня, и тянуло к Александру… И все никак не уходили из головы эти последние слова моего жениха… Но Александр был от меня далеко. И от него не было никаких вестей. Я совершенно не могла представить, что будет со мной, как сложится моя жизнь дальше. А потом вдруг до Копенгагена докатились слухи, будто у русского цесаревича в Петербурге появилась какая-то женщина… Так-то, мой дорогой автор! С самого начала все в моей жизни было совсем не просто, но, видно, Господь Бог не оставлял меня в своей милости, давая сил достойно переносить все выпавшие на мою долю горести, потери и разочарования…
Долетевшие до Минни слухи не были пустыми сплетнями досужих газетных репортеров. Возвратившись в Петербург после потери брата, Александр переживал невероятную пустоту. И тут на жизненном пути юного наследника оказалась женщина – новая фрейлина его матери княгиня Мария Мещерская.
Марии не было и года, когда умер ее отец, не оставив им с матерью сколько-нибудь серьезного состояния. А в пятнадцать лет девочка потеряла и мать, оставшись круглой сиротой. Отныне ей самой нужно было как-то приспосабливаться к новым обстоятельствам и не просто выживать, а находить свое место в жизни, и желательно получше, потеплее, поближе к сильным мира сего. Должно же оно соответствовать ее княжескому титулу!
Родители наградили ее сильным характером и изворотливым умом. А принципы… Ну какие могут быть принципы, если судьба оказалась так жестока к ней! Живя на иждивении дальних родственников, Мария научилась приспосабливаться к тем, от кого зависела ее судьба, научилась угадывать их пристрастия, выполнять их желания, нравиться им. Она прилежно постигала не только науку жизни, но и школьные премудрости – много читала, ночи просиживала, изучая иностранные языки, прилагая все усилия для того, чтобы вырваться в свет из своего незавидного сиротского положения в так манящее ее высшее светское общество.
И добилась своего, упросила свою родственницу, княгиню Барятинскую, представить ее императрице.
«А уж там я расстараюсь, сделаю все возможное и невозможное, чтобы понравиться ей», – думала Мария.
И расстаралась, и понравилась. Покоренная знаниями, манерами и, как ей показалось, скромностью милой девушки, императрица Мария Александровна решила позаботиться о ней, сделав своей фрейлиной.
Мещерская была на седьмом небе от счастья! Ведь эта должность открывала ей, весьма симпатичной и обаятельной девушке, да к тому же еще и благородного происхождения, большие возможности для выгодной партии.
«Теперь-то я не пропаду! – восторженно думала она. – Теперь, когда я оказалась при дворе императрицы, все будет по-другому. Здесь, при дворе, среди этих надутых и богатых завсегдатаев салона императрицы мне не составит труда найти себе достойного жениха!»
Став фрейлиной Марии Александровны, девушка постоянно находилась рядом с ней. Выполняя те или иные мелкие поручения, она должна была угадывать ее желания, развлекать, нравиться не только ей, но и очаровывать ее окружение. Она получила счастливую возможность общаться со всеми родственниками императрицы, представителями высшей знати и самыми высокопоставленными сановниками.
В салоне императрицы собирались ее дети и их молодые знатные друзья, а также богема того времени – поэты и музыканты, скульпторы, архитекторы и художники. И молодая красивая девушка, получившая неплохое образование и обладающая достаточным кругозором, легко находила с ними общий язык. Камерные беседы и помпезные балы, настольные игры и «фанты», прогулки по аллеям дворцовых парков и конные выезды – все это теперь стало доступно и ей. И конечно, легкий флирт то с одним, то с другим высокородным повесой…
Юный Александр не любил эти посиделки. Однако с тех пор, как здесь появилась княгиня Мещерская, стал их активным участником. Дело в том, что, увидев новую фрейлину своей мама, он был очарован с первого взгляда. Это была целомудренная, наивно-восторженная влюбленность совершенно неискушенного в романтических перипетиях двадцатилетнего юноши.
Несмотря на молодость, уже имеющая весьма большой опыт в любовных интрижках Мария сразу заметила особенное внимание к ней цесаревича и пустила в ход все свои уже хорошо отрепетированные на других мужчинах чары, умело разжигая пыл неискушенного в любви юноши.
– Ах, дорогой Александр Александрович! Здесь стало так душно, что у меня закружилась голова… – вдруг шептала она на очередных посиделках у императрицы так, чтобы никто, кроме Александра, не слышал, томно состроив ему глазки. – Не будете ли вы так любезны и не проводите ли меня в парк, на свежий воздух?
И Александр был счастлив от представившейся вдруг счастливой возможности остаться наедине с предметом его, как он думал, тайных воздыханий.
– Конечно, княгиня, я к вашим услугам!..
А там, в парке, в тиши теплого летнего вечера, она действовала уже более решительно.
– Александр… Можно я буду вас так называть? – с придыханием шептала она, будто в изнеможении прижимаясь к нему и склонив голову ему на плечо с таким расчетом, чтобы он ощутил волнующий аромат ее духов. – Я так благодарна вам за ваше столь снисходительно проявленное сочувствие… Вы такой… такой сильный, мужественный… настоящий рыцарь. И если бы между нами не лежала такая пропасть, я бы даже, наверно, позволила себе влюбиться в вас… Может быть, даже я уже люблю вас. Но вы не должны этого знать. Ведь я не могу, не имею права на это чувство. А потому забудьте то, что я сейчас вам сказала. Я справлюсь со своими безумными мечтаниями… Непременно справлюсь…
– Но, Мари, зачем же вы так! – порывисто взял ее руки в свои Александр. – Если б вы знали, как я счастлив от того, что услышал сейчас! Ведь и я полюбил вас с той самой минуты, когда впервые увидел. Но я не был уверен, не надеялся…
– Я боюсь поверить в то, что моя любовь нашла отклик в вашем сердце, – прижавшись к нему и заглянув ему в глаза, с драматическим надрывом продолжала Мария. – Однако пусть это будет нашей тайной. Никто, кроме нас, не должен об этом знать. Иначе… Иначе все это может плохо кончиться для меня. Но вдруг однажды я не совладаю со своими чувствами – и что тогда?
– Но я только этого и хочу, только на это буду надеяться! Я буду ждать. И если вы так желаете, то, конечно, пусть до поры это будет нашей волшебной тайной…
В отличие от Мещерской, для которой это была только игра, Александр влюбился в нее не на шутку. Ведь, как и у Минни, это была его первая влюбленность, всегда и для всех так похожая на ту большую, настоящую любовь, которая приходит потом.
«Что бы я дал за один ее поцелуй! – писал он в своем дневнике. – Были минуты, когда казалось, что совсем недалеко до этого, но было нельзя… Однажды, когда мы христосовались, то это мгновение мне показалось волшебным сном, ведь я прикасался к ее губам… Почти к самым губам…»
Прекрасно осознающая свои достоинства и умеющая пользоваться ими, Мещерская сразу поняла, что наследник престола отныне в ее руках. И ее сердце замерло от осознания фантастических перспектив, которые можно извлечь из их отношений, и она раз за разом, при каждой встрече умело подогревала его чувства – томным взглядом, жестом, «случайным» прикосновением…
«Заметив, что нравится наследнику, она и сама взглянула на него новыми глазами. А он был хорош в свои двадцать лет: светлоглазый, высокий, стройный, с правильными чертами лица, густыми русыми волосами и сильными руками – настоящий русский богатырь», – писал граф Шереметев.
Со временем все чаще в голову Мещерской закрадывалась сладкая мысль: «А почему бы и нет? Ведь даже брачные узы не помешали отцу моего воздыхателя, императору Александру Николаевичу, влюбиться в княгиню Юрьевскую и закрутить с ней многолетний роман, в результате которого у них даже родилось двое детишек – мальчик и девочка. А тут… юный наследник, у которого где-то там, далеко-далеко будто бы есть какая-то невеста. Ну и что? Она там, а я здесь. Мы еще посмотрим, чья возьмет!»
Стать супругой наследника, императрицей – такая волнующая, захватывающая дух мечта! И Мария решила приложить все усилия к тому, чтобы эта мечта стала явью. Она все чаще как бы ненароком оказывалась на пути Александра, рядом с ним. Они совершали совместные прогулки, делились маленькими секретами, обменивались записками весьма интимного содержания. На вечерах у императрицы за игрой в карты Александр старался подсесть к ней поближе, в играх выбрать себе в партнеры именно Марию, и его глаза не только ей, но теперь уже и окружающим выдавали его тайные чувства к фрейлине.
Однажды Мещерская решилась и завела с Александром разговор о его невесте, принцессе Дагмар.
– Ваше высочество, Александр Александрович, – начала она нарочито отстраненно, трагическим тоном. – Я сегодня не спала всю ночь, размышляла о наших отношениях. И как мне ни было тяжело, пришла к выводу, что настало время положить им конец.
– Но почему?! Как вы можете говорить такое, Мари! – ужаснулся Александр. – Как вам могла прийти в голову такая мысль? А как же наша любовь? Ведь прежде вы говорили – и я так чувствую – что мы созданы друг для друга!
– Нет, ваше высочество, решено. Это наша последняя встреча… Хотя я и не представляю, как дальше смогу жить без вас. Как я вообще смогу жить…
– Ах, не говорите так, не пугайте меня! Да объясните же, наконец, что произошло? – принимая ее слова за чистую монету, ужаснулся цесаревич.
– У вас есть невеста, принцесса Дагмар. Она ждет вас, она верит вам… И вы не имеете права обмануть ее надежд. Ведь судьба и без того так безжалостно обошлась с ней. Эта несчастная девочка потеряла своего жениха, вашего брата, она не переживет второй потери. И я не хочу, чтобы в том была моя вина. К тому же жениться на ней – это ваш долг перед страной, перед отечеством. Ведь вы – наследник престола. В ваши руки когда-нибудь будет вручена судьба самой России!
– Принцесса… Да, да, принцесса… – растерянно повторил Александр. – Но ведь между нами ничего не было. Мы виделись с ней всего несколько дней. Да еще при таких трагических обстоятельствах. Признаюсь, смерть Никсы, наша общая утрата, сблизила нас. К тому же он сам хотел, чтобы мы были вместе, завещал нам это. И тогда нам обоим даже показалось, что это возможно, что мы непременно должны выполнить его наказ. В тот момент между нами пробежала какая-то искра… Она чудная, милая, обаятельная девушка, но вот уже больше года прошло с тех пор, и все это теперь так далеко-далеко. Это вы, Мари, теперь заняли ее место.
– Вот и я о том же. Я заняла место в вашей душе, которое по праву принадлежало принцессе Дагмар, и потому наша любовь не принесет нам счастья… К тому же ваш батюшка, государь император, и ваша матушка никогда не дадут своего согласия на наш брак. Ведь я вам не ровня, а значит, не пара.
– Пустое! Никто не может запретить мне любить того, кого я хочу, того, кто мне близок и дорог. И если люди, обстоятельства и какие-то условности встанут у нас на пути, я откажусь от трона ради нашей любви, ради того, чтобы нам быть вместе! – с жаром воскликнул Александр, схватив Марию за плечи, словно так хотел ее удержать.
«Ну уж нет! – подумала Мещерская. – Такой вариант меня совсем не устраивает. Этот простофиля думает, что я и на самом деле влюбилась в него по уши. За мной ухлестывали такие изысканные красавцы – не чета этому увальню! „Откажусь от трона!" Да на кой ляд ты тогда мне будешь нужен!»
И потому она решила пока отступить, не торопить события, сгладить созданную ею же самой ситуацию.
«Значит, еще не время, – подумала она. – Но время работает на меня. Надо просто подпустить его поближе, позволить побольше – и тогда уж не только он, а и трон может стать моим».
А вслух сказала:
– Нет, нет, Александр, я не могу принять от вас такой жертвы. А потому я смиряюсь, пусть все остается так, как есть…
Шло время…
Наступила зима, и молодежь потянулась на катки. Для императорской семьи заливались катки в Царском Селе и Петергофе. Но цесаревич с Марией Мещерской старались выбраться подальше от дворцовых соглядатаев – в парк, окружавший дворец князя Юсупова, где тоже был обустроен каток, ничем не уступающий царскому – освещенный яркими люстрами, окруженный удобными ложами для отдыха, с теплыми комнатами и буфетами с изысканными закусками и напитками.
Это были счастливые часы для Александра и очень удобная обстановка для Мещерской. Здесь они могли быть вместе, ни от кого не таясь, и здесь можно было позволить себе многое. До изнеможения с восторгом и замиранием сердца рука об руку с Марией Александр скользил по идеально гладкому льду. И дух захватывало от ощущения единения с этой красавицей. А потом, разгоряченные и раскрасневшиеся, они уединялись в одной из теплушек. И там…
В эти вечера он ощущал себя самым счастливым человеком!..
Но, как известно, все тайное рано или поздно становится явным. Доигралась и эта сладкая парочка. О близких и весьма двусмысленных отношениях наследника престола и фрейлины очень скоро было доложено императрице, и ей, конечно, это очень не понравилось. Мария Александровна незамедлительно вызвала сына на беседу.
– Саша, у меня к тебе серьезный разговор, – непривычно для него строгим голосом начала она. – Мне стало известно о том, что у тебя сложились неприлично близкие, поговаривают, даже весьма интимные отношения с моей фрейлиной, Марией Мещерской. Я понимаю – возраст, я понимаю – кровь бурлит, я понимаю – она весьма недурна и неплохо воспитана. Но твое положение обязывает быть осмотрительным. А насколько я знаю, ваши отношения уже стали компрометирующими тебя и, значит, всю нашу семью.
– Я не знаю, мама, кто и что тебе нашептал, но нас с Марией связывает только дружба и ничего более! – пряча глаза, попытался возразить Александр. – Мы всего лишь изредка вдвоем совершаем пешие и конные прогулки, ну еще несколько раз были в театре… На катке… Вот и все. Это какие-то мои или же ее недоброжелатели, может быть в силу своей испорченности, хотят видеть то, чего нет на самом деле, и доносят тебе.
– Не лги мне, Саша! Ведь ты не умеешь это делать. И не надо оправдываться передо мной. Но я настоятельно требую прекратить эти отношения и не забывать о том, что теперь ты наследник престола и к тебе приковано пристальное внимание не только людей, близких ко двору, но и всей России. Со всеми этими похождениями ты, вижу я, совсем забыл, что у тебя есть невеста, принцесса Дагмар, наша дорогая Минни, которая пережила трагедию, потеряв твоего брата. А ты представляешь себе, что будет с ней, если и до нее дойдет молва о твоей гадкой интрижке с этой Мещерской? Если это случится, ты опозоришь ее! Так что заканчивай эту интрижку, если не хочешь, чтобы я с позором выгнала Машку, эту зарвавшуюся выскочку, возомнившую о себе невесть что, не только из дворца, но и из Петербурга!
– Я все понял, мама, – тяжело вздохнул Александр. – Если ты так хочешь, впредь мы больше не будем видеться с Мари. Но прошу тебя, не наказывай ее. Это я во всем виноват, только я один.
– Так и быть, сделаю вид, что мне ничего не известно. Но если я узнаю, что вы опять… Тогда уж не пощажу – и духу ее не будет в столице!
На этом разговор был закончен. А на следующий же день о своем разговоре с матерью Александр рассказал Марии Мещерской.
– Я знала, чувствовала, – после непродолжительного молчания сказала она, – этого рано или поздно следовало ожидать. Я же говорила вам, что пришло время нам расстаться или уж во всяком случае быть поосторожней.
– Что значит «поосторожней»? – взвился Александр. – Ради нашей любви я готов был даже отказаться от трона, а вы так легко смирились и отступили!
– Не будьте наивны, ваше высочество, – остудила его пыл Мещерская. – У каждого из нас в этой жизни свой путь. И с самого начала было ясно, что наши тропки пересеклись лишь ненадолго. Теперь вот пришло время разойтись в стороны. И не надо воспринимать это как трагедию. Наши отношения – это всего лишь милый эпизод в наших жизнях. Так что поезжайте к своей Дагмар, а за меня не беспокойтесь, рано или поздно я сумею женить на себе какого-нибудь знатного и богатого простачка и постараюсь быть с ним счастлива.
– А как же любовь? – растерянно-опустошенно воскликнул цесаревич.
– Любовь? Любовь… – задумчиво повторила Мещерская. – Любовь я оставлю для других, для тех, у кого кроме нее в этой жизни есть все. Для такой бедной сиротки, как я, любовь – непозволительная роскошь. А потому прощайте, ваше высочество. Желаю вам счастья. И, конечно, любви.
На этом они расстались.
После таких откровений Мещерской цесаревич несколько дней не мог прийти в себя.
«Так что же, значит, она меня не любила? Все это было лишь игрой?..»
Он вдруг вспомнил, что сказал ему когда-то его друг, дальний родственник Марии, князь Мещерский, с которым цесаревич откровенно делился всеми своими душевными переживаниями и даже мыслями о том, что ради брака с Мещерской он готов отказаться от трона. Он надеялся, что друг его поддержит, но в ответ князь, хорошо знавший свою родственницу, попытался остудить его пыл, умоляя не совершать этого неосмотрительного поступка.
– Ну хорошо, вы откажетесь от прав на престол, от титула, от положения, откажетесь от всего и женитесь на Мещерской. Но ведь она вас не любит. Она не способна любить. Это мелкая, эгоистичная натура, испытывающая наслаждение лишь оттого, что кружит голову самому престолонаследнику!
«Я тогда не поверил князю, – подумал он. – А люблю ли я ее сам или и для меня это было лишь мимолетное увлечение, которое мне так хотелось считать любовью? Ведь на самом деле я не представлял себе, что смогу прожить с этой женщиной всю жизнь, что у нас будут дети, внуки, что мы будем заботиться друг о друге в болезнях и старости, что у нас будет одна жизнь на двоих… Все это время после смерти брата я жил как во сне. Так, может быть, эти отношения с Мари были всего лишь средством от сердечной болезни, способом заглушить боль утраты? Это было как сон. И вот я проснулся. Что ж, спасибо ей и за то, что она помогла мне пережить эту боль. Но матушка права – как я мог забыть мою бедную, милую Минни?!»
Они расстались, но было уже поздно. Императрица как в воду глядела. Весть о романе Александра с Марией Мещерской долетела до Европы. В одной из французских газет появилась статейка о том, что наследник русского престола, жених датской принцессы Дагмар, завел интрижку с одной из фрейлин своей матери и даже, по слухам, готов на ней жениться, в связи с этими обстоятельствами родство двух семейств – российского императорского и датского королевского – вряд ли состоится. Благодаря этой газетенке слухи об интрижке Александра долетели и до Копенгагена.
