Серебряные змеи

5
Северин

Северин знал: для того, чтобы стать богом, нужно отрешиться от всего, что делало тебя человеком. Усилием воли он уничтожил то теплое чувство, которое разгоралось у него внутри при взгляде на Зофью, и ощутил, что постепенно становится все менее человечным. Он мог бы дать ей денег, чтобы она могла уехать домой, но не сделал этого. На секунду у него промелькнула мысль, что, если бы у нее не было сестры, – не было бы и причины возвращаться в Польшу… Но что-то в нем противилось такой идее. В итоге он решил отправить к ее сестре врача. Северин убедил себя в том, что это более прагматично и расчетливо. Что это ничего не значит. Но даже повторяя себе эту мантру, он вспоминал их первую встречу.

Два года назад до него дошли слухи о блестящей еврейской студентке, которую исключили из академии, а затем отправили в тюрьму за поджог и неправомерное использование своих способностей Творения. Эта история заинтересовала Северина, и он отправился в тюрьму, чтобы навестить девушку. Зофья оказалась пугливой, словно жеребенок, а из-за своих ярко-синих глаз больше напоминала какое-то неземное существо. Он не мог бросить ее там, и в итоге забрал юную преступницу с собой в Эдем. Через несколько дней прислуга сообщила ему, что каждую ночь девушка спала на полу, укрывшись одеялом и совершенно игнорируя наличие пуховой кровати.

От этой новости внутри у Северина потеплело.

Он делал то же самое в доме каждого из своих приемных отцов. Они с Тристаном никогда не оставались надолго, поэтому было опасно к чему-либо привязываться. Даже к кровати. Северин убрал всю мебель из комнаты Зофьи и дал ей каталог, чтобы она могла выбрать то, что ей захочется. Он объяснил девушке, что стоимость каждой вещи будет вычтена из ее зарплаты, но, по крайней мере, все это будет принадлежать только ей.

– Я понимаю, – тихо сказал он.

И тогда Зофья впервые ему улыбнулась.

ПОДХОДЯ К астрономической комнате, Северин услышал звуки пианино. Музыка парила в воздухе, и ноты, полные надежды, проникли под его кожу, заставляя молодого человека замереть на месте. Эти звуки заглушили все его мысли, и на одно яркое мгновение ему показалось, что они исходят от звезд, словно Музыка Сфер, двигающая планеты в мерном ритме. Когда музыка остановилась, Северин выдохнул, чувствуя, как его легкие болят после долгой задержки дыхания.

– Сыграй еще раз, Гипнос! – сказала Лайла.

Северин знал ее достаточно хорошо, чтобы услышать улыбку в ее голосе. Звук его собственного пульса прогнал остатки чарующей мелодии. Ей легко было улыбаться. В конце концов, она никогда ничего не теряла. Возможно, она была разочарована, что они не смогли найти Божественную Лирику, но эта книга была нужна ей лишь для того, чтобы удовлетворить любопытство, касающееся ее прошлого.

– Когда ты научился так превосходно играть на фортепиано? – спросила Лайла.

– Не так уж он и хорош, – проворчал Энрике.

Два года назад Энрике пытался – ко всеобщей досаде – научиться играть на пианино. Вскоре его «игра» наводнила коридоры отеля. Тристан объявил, что от этой музыки увядают все его растения, после чего Зофья «случайно» пролила растворитель для дерева прямо на инструмент. Таким образом, уроки были прекращены.

В комнате снова зазвучала музыка, пробуждая в его сознании мысли о прошлом. Северин впился ногтями в ладони, умоляя своих призраков оставить его в покое. Воспоминания поблекли, но все же он успел уловить запах любимых роз Тристана.

Фантомный аромат заставил его пошатнуться. Чтобы не упасть, Северин выставил вперед руку и схватился за тяжелую дверь. Музыка резко оборвалась.

Подняв глаза, он увидел Гипноса, который склонился над фортепиано, а его руки застыли над клавишами. Лайла сидела на своей любимой зеленой кушетке, напряженно выпрямив спину. Зофья замерла на высокой табуретке, сжав в руках новую пачку спичек. Энрике, расхаживающий туда-сюда вдоль полок с книгами, резко остановился.

Перед глазами Северина возникли две картинки. Раньше. И сейчас.

Раньше здесь был теплый чай и сахарное печенье. Смех. Северин медленно выпрямился, отпустил дверь и одернул манжеты рубашки, словно проверяя, решится ли кто-нибудь из них посмотреть ему в глаза.

Никто, кроме Гипноса, не поднял на него взгляд.

Гипнос опустил руки на клавиши.

– Я слышал, у тебя есть хорошие новости, mon cher.

Северин заставил себя кивнуть, а затем указал на полки с результатами исследований.

– Прежде чем я начну, давайте вспомним все, что мы уже знаем.

Гипнос вздохнул.

– Это обязательно?

– Прошло много времени, – сказал Северин.

– Два месяца, кажется, – холодно напомнила Лайла.

Северин даже не посмотрел в ее сторону. Вместо этого он указал на Энрике. Несколько секунд Энрике растерянно смотрел на своего начальника, пытаясь собраться с мыслями. Наконец он прочистил горло и указал на рисунок, висящий у него за спиной. На нем была изображена гексаграмма – символ Падшего Дома – золотая пчела и библейская Вавилонская башня.

– В течение последних месяцев мы пытались определить местонахождение Божественной Лирики – древней книги, в которой описаны секреты силы Творения, а также способ соединить Вавилонские Фрагменты. Падший Дом верит, что с ее помощью им удастся овладеть силой самого Бога, – начал Энрике. Его глаза метнулись в сторону Северина, словно он хотел убедиться, что сказал все правильно. Северин лишь поднял брови.

– Эм, об этой книге очень мало информации, – торопливо продолжил Энрике. – В большинстве случаев – это всего лишь легенды. Единственная известная запись о книге была сделана одним из первых рыцарей-тамплиеров на кусочке пергамента, от которого осталась лишь часть…

Энрике поднял иллюстрацию с изображением пергамента:

Б О Ж Е С Т В Е Н Н А Я П О Э З

– О точном происхождении книги почти ничего не известно, но, судя по всему, она появилась после падения Вавилонской Башни, – сказал он. В глазах Энрике зажегся знакомый огонек. – Предположительно, у строительного участка находилась группа женщин, которые дотронулись до верхних камней упавшей башни и впитали божественный язык. Они записали полученные знания в книгу. С тех пор, каждая женщина в их роду должна была оберегать секреты этой книги, чтобы никто не смог использовать божественный язык и построить еще одну башню. Разве это не поразительно?

Ухмыляясь, Энрике указал на другой рисунок, изображающий девятерых женщин.

– Их называли Забытыми Музами, что, предположительно, являлось отсылкой к греческим богиням божественных искусств и вдохновения. Вполне удачный выбор, учитывая, что Творение – тоже вид божественного искусства. По всему древнему миру были разбросаны постройки, посвященные им, – Энрике задумчиво посмотрел на изображение. – Считалось, что не каждый может прочесть Божественную Лирику. Якобы для этого нужен особый навык, унаследованный от первых Забытых Муз по кровной линии.

– Какой глупый миф, – усмехнулся Гипнос, стуча по одной из клавиш. – Ты можешь прочитать книгу, только если происходишь из определенного рода? Творение так не работает. Оно не передается вместе с кровью, иначе я бы обладал способностью разума.

– Я бы не стал смеяться над мифами, – тихо сказал Энрике. – Большинство мифов – правда, покрытая хитросплетенной паутиной времени.

Лицо Гипноса смягчилось.

– О, конечно, mon cher. Я не хотел оскорбить твою работу.

Он послал историку воздушный поцелуй, и Энрике… покраснел? Северин нахмурился, переводя взгляд с одного на другого. Гипнос поймал его взгляд, и уголок его рта пополз вверх.

Когда это произошло?

Но внимание Северина быстро вернулось к Энрике, который вытащил пожелтевшую карту, изображающую южную часть индийского субконтинента. Боковым зрением он заметил, как Лайла наклонилась вперед, словно от тоски по дому, и Северин ощутил горечь на кончике языка.

– Последняя известная локация Божественной Лирики была в Пондичерри, в Индии, – сказал Энрике. – Согласно документам Ордена, они попытались ее заполучить, но по прибытию в город обнаружили, что кто-то уже забрал книгу, назвавшись их именем…

– …а затем они умалчивали о краже на протяжении двадцати лет, утверждая, что книга была утеряна, – добавил Гипнос.

Энрике кивнул.

– Благодаря Ру-Жуберу мы можем предположить, что Божественная Лирика находится в Спящем Чертоге… и на этом месте заканчиваются все данные по нашему исследованию, – он посмотрел на Северина. – Только если ты не нашел способ найти Спящий Чертог.

Раньше Северин любил этот момент, когда он мог раскрыть новую информацию и наблюдать за их удивлением. Он любил делать небольшие намеки насчет их будущих миссий… как в тот раз, когда он попросил Лайлу сделать торт с золотыми розами, когда она отправились в Грецию, чтобы найти Руку Мидаса. Но теперь его не волновали выражения их лиц. Он даже не смотрел в их сторону.

– Да, – сказал он, не отходя от двери. – Координаты Спящего Чертога можно увидеть сквозь Тескат-очки, и я знаю, где их найти.

Зофья с интересом наклонилась вперед.

– Очки?

В воздухе зазвенел резкий голос Лайлы:

– Как ты об этом узнал?

Она не смотрела на него, а он не смотрел не нее.

– Информатор, – так же холодно ответил Северин. – Еще он сообщил мне о том, что Спящий Чертог находится где-то в Сибири.

– В Сибири? – повторил Гипнос. – В этом месте… полно призраков.

Молодой человек оглядел комнату в надежде, что кто-нибудь выразит свое согласие, но все лишь удивленно смотрели на него.

– Ну, это было еще до моего рождения, – продолжил он. – Но мой отец как-то рассказал мне о странном случае, произошедшем там много лет назад. Ходили слухи, что возле озера Байкал слышали ужасные звуки, как будто десятки девушек кричали от страха. Это напугало местных жителей, и дело зашло так далеко, что российская фракция – Дом Даждьбог – попросила Орден вмешаться. Мой отец отправил туда небольшой отряд мастеров разума, чтобы определить, не находятся ли местные жители под чьим-то гипнозом. Они так и не нашли ничего подозрительного.

– И все просто прекратилось? – спросила Лайла.

Гипнос кивнул.

– Через какое-то время. Местные жители утверждали, что там были убиты девушки, но никто не находил тел. Надеюсь, Спящий Чертог все-таки не в Сибири, – тихо закончил он.

Энрике вздрогнул.

– Я думаю, само название это подтверждает… Этимология слова «Сибирь» не совсем ясна, но оно очень похоже на слово сибирских татар, означающее «спящая земля», которое звучит как «сиб ир». Отсюда происходит и Спящий Чертог. Но я могу и ошибаться, – добавил он, заметив выражение паники на лице Гипноса. – В любом случае, где эти Тескат-очки? В банке? В музее?

– В особняке, – ответил Северин.

Он постучал по мнеможучку на своем лацкане. Сотворенное создание встрепенулось, расправило свои изумрудные крылья и раскрыло крошечные челюсти, проецируя изображение на ближайшую стену. Проекция изображала огромный особняк с окнами, выходящими на реку Неву. В скобках был обозначен адрес: Английская набережная, Санкт-Петербург, Россия.

– Какой… большой дом, – сказал Энрике.

– Это в России? – спросила Зофья, прищурив глаза.

Северин поменял картинку, показывая присутствующим следующее изображение особняка.

– Тескат-очки находятся в частной коллекции, в доме антиквара. Нам нужно найти «Покой Богинь», но я не нашел никакой информации…

Энрике издал пронзительный писк.

– Я слышал об этом! «Покою» не меньше ста лет… Неизвестно, кто был его скульптором. Если, конечно, там есть скульптуры. По крайней мере, я так думаю, – на его лице появилась ослепительная улыбка. – Только представьте, что можно найти в Покое Богинь…

Зофья подняла бровь.

– Богинь?

– Это всего лишь название, – фыркнул Энрике.

– Название обманчиво?

– Нет, название отражает смысл произведения искусства, но не обязательно в буквальном смысле.

Зофья нахмурилась.

– Иногда я не понимаю искусство.

Гипнос поднял бокал.

– Совершенно согласен.

– Значит, мы должны попасть в эти Покои, найти очки и выбраться оттуда, – сказала Зофья.

– Не совсем, – возразил Северин. – Самое главное в Тескат-очках – это линзы, а их антиквар всегда носит на шее, – он остановился, чтобы свериться со своими записями. – Месье Михаил Васильев.

– Это имя кажется знакомым… – Гипнос потер подбородок. – Он владелец Покоя Богинь?

Северин кивнул.

– Но почему Падший Дом доверил ему ключ к своему древнему поместью и сокровищам? – спросил Гипнос. – Что ему известно?

– И почему он носит линзы на шее?

– Судя по всему, он ничего не знает, – объяснил Северин. – Если верить моему информатору, линзы замаскированы под ностальгический сувенир, сделанный в форме старого ключа от двери его возлюбленной.

Лайла опустила взгляд на колени, дергая за кисточку на своем платье.

Кровавый оттенок ее наряда нервировал Северина. Он не хотел смотреть на нее.

– Но почему именно он? – не унимался Энрике.

– Он достаточно ответственный, чтобы надежно хранить свою коллекцию, но при этом достаточно незаметный, чтобы не привлекать лишнего внимания, – сказал Северин. – Он не имеет отношения к Ордену, поэтому его не будут допрашивать. Самое скандальное происшествие в его биографии – это интрижка с прима-балериной. Она забеременела, он отказался жениться, ребенок родился мертвым, и она покончила жизнь самоубийством, – Энрике вздрогнул и перекрестился. – Васильев залег на дно на несколько лет: именно тогда он приобрел Покой Богинь. Ключ на шее антиквара – символ его вины.

– Теперь я вспомнил его имя… Русский Затворник, – сказал Гипнос и покачал головой. – Не знаю, как ты заставишь его покинуть дом. Я давно не интересовался сплетнями Санкт-Петербурга, но единственная вещь, ради которой он выходит…

– Это Имперский Русский Балет, – закончил Северин, показывая на изображение величественного здания Мариинского театра, сияющего и экстравагантного, с Сотворенными дымчатыми балеринами, которые кружились в пируэтах, а затем исчезали в лунном свете. – Следующее выступление через три дня, и Васильев будет там. Мне нужно попасть в соседнюю ложу.

Гипнос щелкнул пальцами.

– Считай, что все уже сделано. У Ордена есть зарезервированная ложа, и я обеспечу тебе билет.

– Как? – спросил Энрике.

– Как обычно, – пожал плечами Гипнос. – Деньги, обаяние и так далее…

– Мне нужно больше. Два или три билета, – сказал Северин, рискнув бросить взгляд в сторону Лайлы. – На время этого задания Лайла будет притворяться моей любовницей. И с нами будет еще один человек.

В комнате повисла тишина.

Северин поднял бровь.

– Уверен, двух человек будет достаточно, чтобы справиться с работой в доме Васильева. Третий может пойти с нами.

Тишина начала становиться гнетущей.

Энрике увлеченно рассматривал свои ногти. Зофья нахмурилась. Северин посмотрел на Гипноса, и тот недовольно цокнул языком.

– Всех денег мира не хватит, чтобы я согласился сидеть между вами двумя на протяжении нескольких часов.

Энрике потянулся к стакану с водой, слишком быстро опорожнил его содержимое и закашлялся. Зофья постучала его по спине. Северин старался не смотреть на Лайлу, но это было все равно что игнорировать солнце. Тебе необязательно смотреть на него, чтобы чувствовать, как оно обжигает твою кожу.

– Нужно обсудить еще несколько вопросов, – резко сказал он. – У Васильева есть салон в здании театра, который он посещает вместе со своими телохранителями. Попасть туда можно только при наличии специальной метки, созданной с помощью кровного Творения…

– Кровное Творение? – повторила побледневшая Зофья.

Гипнос присвистнул.

– Без сомнения, это дорогая привилегия.

– Что такое кровное Творение? – спросил Энрике. – Я никогда о таком не слышал.

– Это особый талант, смешение нескольких способностей, – объяснила Зофья. – Разум и материя, жидкость и твердый металл.

– Умение манипулировать разумом и железом, содержащимся в крови. Это очень редкий талант, – сказал Гипнос, застенчиво улыбаясь. – И очень приятный.

Северин пару раз видел таких мастеров в Эдеме. Многие из них предпочитали оттачивать свои способности в управлении льдом, но те, кто выбирал кровь, зачастую появлялись на публике со своими покровителями, которым нужно было притупить боль во время медицинских процедур или обострить чувства во время… определенных занятий.

– Нам нужно разлучить Васильева с его охранниками, – сказал Северин. – Что может оторвать их друг от друга…

– Деньги? – спросил Энрике.

– Любовь! – воскликнул Гипнос.

– Магниты, – сказала Зофья.

Лайла, Энрике и Гипнос уставились на нее.

– Очень сильные магниты, – поправилась Зофья.

– Ты можешь это устроить? – спросил Северин.

Зофья кивнула.

– Это не решает проблему с проникновением в салон, – заметил Энрике.

– У меня есть одна идея, – сказал Лайла. – В конце концов, я – Энигма. Я могу использовать свою скандальную известность.

Не справившись с собой, Северин все-таки посмотрел на нее. Тысяча моментов сошлись в одной точке и превратились в пыль. Он видел сахар в ее волосах. Он видел ее тело, прижатое к полу под его весом, в тот момент, когда ему показалось, что Ру-Жубер целится в нее. Он вспомнил свои жестокие слова: как бы ему хотелось, чтобы они были правдивыми. Вот бы она не была настоящей.

Лайла подняла бровь.

– Я же должна тебе помогать, разве нет? – холодно спросила она.

– Да, – Северин притворился, что одергивает манжеты. – Послезавтра мы уезжаем в Петербург. У нас много дел.

– А после того как мы достанем Тескат-очки? – спросил Гипнос. – Мы расскажем Ордену…

– Нет, – резко ответил Северин. – Я не хочу, чтобы они вмешивались, пока мы не поймем, с чем имеем дело. Зимний Конклав будет проходить в Москве через три недели. Если к тому моменту у нас будет чем поделиться – мы все расскажем.

Гипнос нахмурился, но Северин предпочел этого не заметить. Он не собирался позволить Ордену забрать то, что принадлежало ему. Слишком многое стояло на кону. Поворачиваясь к двери, он заметил, что за окном начало темнеть, а на небе появились первые звезды.

Когда-то сама эта комната напоминала о том, что до звезд можно дотянуться рукой. Когда-то они могли поднять головы вверх и осмелиться взглянуть на небеса. Теперь звезды казались издевкой, белоснежной усмешкой судьбы, расставляющей созвездия в астрономическом порядке, таком же предопределенном, как участь каждого смертного на земле. Но скоро это изменится. Скоро… они найдут древнюю книгу.

Тогда даже звезды не посмеют навязывать им свою волю.

6
Лайла

Лайла смотрела, как Северин покидает астрономическую комнату, чувствуя внутри пустоту.

С одной стороны, впервые за долгое время она позволила себе на что-то надеяться. Если информатор Северина не соврал – у нее могло быть больше времени, чем она думала. Но Северин отравил эту новую надежду ненавистью. Она ненавидела этот холодный блеск темно-сиреневых глаз и его бесчувственную улыбку. Она ненавидела себя за то, что от одного взгляда на него у нее внутри что-то сжималось, заставляя ее возвращаться в тот единственный момент, когда она действительно была счастлива.

Более того, она ненавидела свою надежду на то, что, как только они найдут Божественную Лирику, он снова станет прежним. Словно это снимет с него проклятие. Лайла пыталась отогнать эту мечту, но она упорно цеплялась за сердце девушки.

– Моя лаборатория… – начала Зофья в тот же момент, когда Энрике пробормотал что-то про библиотеку. Гипнос прервал их обоих громким шипением.

– Non, – сказал он, указывая на пол. – Оставайтесь здесь. Я сейчас вернусь. У меня есть сюрприз.

Он стремительно вылетел из комнаты, оставив их втроем. Лайла покосилась на Зофью. Они не успели поговорить до начала собрания, и теперь, когда Лайла смотрела на подругу, в глаза бросались новые детали ее внешнего вида… Зофья не переодела свое дорожное платье. Под ее глазами залегли фиолетовые круги. Исхудавшее лицо говорило о пережитом волнении. Не так должен был выглядеть человек, который провел счастливую Хануку со своей семьей.

– С тобой все в порядке? Ты хорошо ешь?

Прежде чем покинуть Эдем, Лайла написала подробные инструкции для поваров, объясняющие, как кормить Зофью. Зофья ненавидела, когда трогали ее еду. Ей не нравились слишком яркие узоры на тарелках, а ее любимым десертом были идеально белые и круглые сахарные печенья. Раньше за этим следила Лайла. Но это было раньше. Как только вопрос слетел с ее губ, она почувствовала острый укол вины. Какое право она имела спрашивать о питании Зофьи, когда она сама покинула Эдем? Когда она сама отдалилась от подруги?

Лайла покрутила гранатовое кольцо на пальце. Иногда девушке казалось, что ее секрет постепенно впитывается в ее кровь, подобно яду. Больше всего на свете ей хотелось рассказать им правду, сбросить этот груз со своих плеч… но что, если правда их ужаснет? Ее собственный отец не мог смотреть на нее. Она не могла потерять единственную семью, которая у нее была.

Зофья пожала плечами.

– Голиаф теряет аппетит.

– Учитывая, что Голиаф питается сверчками, – я его не виню, – поддразнила ее Лайла.

– Он ест недостаточно, – сказала Зофья. – Я сделала график, на котором отображено количество съеденных сверчков, и он идет на убыль. Если хочешь, я могу тебе показать…

– Как-нибудь обойдусь, – ответила Лайла. – Но спасибо за предложение.

Зофья уставилась на свои колени.

– Я не понимаю, что с ним не так.

Лайла почти протянула руку, чтобы коснуться ее ладони, но остановила себя. То, что казалось ей проявлением любви, не всегда было таковым в глазах Зофьи. Светловолосая девушка задумчиво смотрела на черную подушку, на которой любил сидеть Тристан. Теперь она лежала под кофейным столиком.

– Может, Голиаф скорбит, – тихо сказала Лайла.

Зофья посмотрела ей в глаза.

– Может быть.

Зофья выглядела так, словно хотела еще что-то сказать, но в этот момент к Лайле подошел Энрике.

– Нам нужно поговорить, – пробормотал он, усаживаясь напротив нее.

– Мне не о чем рассказывать, – ответила Лайла.

Энрике бросил на нее выразительный взгляд под названием «от тебя буквально пахнет ложью», но не стал настаивать. Лайла рассказала ему о колдуне, который жил в ее родном городе и когда-то охранял Божественную Лирику… но ничего больше. Энрике и Зофья знали, что она ищет книгу, но не знали зачем. А она никак не могла набраться смелости, чтобы им рассказать.

Вздохнув, Энрике выгнул спину, и Лайла узнала это движение. Она протянула руку и почесала его между лопаток.

– Я скучаю по почесушкам, – грустно сказал Энрике.

– У нас в Польше была собака, которая тоже любила, когда ей чешут спину, – заметила Зофья.

– У меня нет сил отвечать на это оскорбление, – голос Энрике звучал обиженно, но он явно получал удовольствие от этого разговора.

– Это не оскорбление.

– Ты буквально назвала меня собакой…

– Я сказала, что ты ведешь себя, как собака.

– Что-то не похоже на комплимент.

– Это будет комплиментом, если я скажу, что это была на удивление образцовая собака?

– Нет…

Лайла не вмешивалась, наслаждаясь происходящим и боясь нарушить их перепалку. Этот момент казался отголоском прошедших времен. После смерти Тристана она старалась сохранять близость с друзьями, находясь на расстоянии, но, увидев Северина, она поняла, что это невозможно. Если бы она осталась в Эдеме – не выдержала бы постоянных напоминаний об этой незатянувшейся ране. Даже сейчас его образ преследовал девушку, словно привидение, и, хотя он прекратил есть гвоздику, она все еще чувствовала этот терпкий запах. Когда Северин вышел из комнаты, на нее нахлынули непрошеные воспоминания о том, как в подземной библиотеке Дома Ко́ры на них напало Сотворенное существо. Когда Лайла пришла в себя, первым, что она услышала, был голос Северина, звучавший совсем близко: Лайла, это твой Маджнун^[3]. И я действительно сойду с ума, если ты сейчас же не очнешься…

– Вуаля! – выкрикнул Гипнос.

Он толкал перед собой тележку с угощениями. Тут были и разноцветные печенья, ненавистные Зофье, и сэндвичи с ветчиной, от которых тошнило Энрике, и… дымящийся самовар с какао. Которое пил только Тристан.

Улыбка Гипноса не была похожа на его обычную кошачью ухмылку. Напротив, она казалась смущенной и неуверенной. Полной надежды.

– Я подумал, что после обсуждения планов… нам захочется подкрепиться?

Уставившись на тележку с едой, Энрике выдавил озабоченное «ох». Лайла не могла смотреть, как Зофья с любопытством наклонилась вперед, чтобы затем с отвращением отпрянуть от предложенного угощения. Гипнос стоял перед ними, и его улыбка становилась все более неестественной.

– Что ж, если вы не голодны, я поем в любом случае, – сказал он с наигранным задором.

Раньше это было заботой Лайлы. В это мгновение комната показалась слишком душной и тесной: в ней роилось столько воспоминаний, что для воздуха просто не оставалось места.

– Прошу меня извинить, – сказала она, поднимаясь на ноги.

Зофья нахмурилась.

– Ты уходишь?

– Простите, – сказала Лайла.

– Печенье? – с надеждой спросил Гипнос, протянув ей угощение.

Лайла поцеловала его в щеку, принимая печенье из его рук.

– Я думаю, они только что поели и совсем не голодны, – прошептала она.

– О, – сказал Гипнос, и его руки соскользнули с тележки. – Конечно.

Лайла быстро покинула комнату, выбросив печенье в горшок с растением, стоявший у выхода. Все, чего ей хотелось – поскорее убежать из этого места и оказаться на улице. Ей хотелось освободиться от своего секрета и прокричать его всему Парижу… но затем она свернула за угол.

И увидела его.

Северина. Силуэт, сотканный из шелка и ночи, юноша, чьи губы были созданы для поцелуев и жестоких слов. Юноша, которому однажды удалось совершить чудо и почти коснуться ее сердца. Лайла обратилась к своей ненависти, чтобы использовать ее в качестве защиты, но он оказался быстрее.

– Лайла, – медленно сказал он, словно пробуя ее имя на языке. – Я как раз собирался тебя искать.

Сердце Лайлы не знало, как ненавидеть. Не по-настоящему. И какая-то часть внутри нее не хотела этому учиться. Она лишь замерла на месте, уставившись на него. Она вспомнила лицо Северина в тот момент, когда он читал ее письмо Тристану… исказившееся от боли и осознания того, как много демонов скрывал его брат. Может, это воспоминание помогло ей набраться смелости и заговорить.

– Мне жаль, что ты узнал правду о Тристане таким образом, но я…

– Мне не жаль, – прервал ее Северин. Он склонил голову, и на его лоб упали темные кудри. Его губы скривились в холодной усмешке. – На самом деле я должен поблагодарить тебя. И так как ты будешь изображать мою любовницу – у меня есть для тебя подарок. Я не могу допустить, чтобы Энигма была рядом со мной с обнаженной шеей.

До этого момента Лайла не замечала, что Северин держит в руках бархатный футляр. Он откинул крышку, и она увидела бриллиантовое колье-чокер, словно собранное из застывших льдинок. Одна мысль о том, что эти камни коснутся ее кожи, заставила ее вздрогнуть.

– Они настоящие, – сказал он, протягивая футляр, чтобы она могла потрогать украшение.

Лайла провела пальцем по одному из драгоценных камней и почувствовала легкое сопротивление в своем сознании. Такое случалось только в том случае, если она касалась Сотворенного предмета.

– Если ты мне понадобишься, колье потеплеет и немного стянет твою шею, – сказал он. – Тогда ты сможешь сообщить мне обо всем, что тебе удалось обнаружить. В свою очередь, я поделюсь с тобой своим прогрессом по нахождению Божественной Лирики.

Лайла отпрянула назад.

– Хочешь надеть на меня ошейник?

Северин поднял запястье, показывая оставленные ею метки.

– Я хочу отплатить услугой за услугу. Разве мы не должны быть равны во всем? Разве не об этом мы договаривались?

Его слова были искаженным эхо их первой встречи. Ярость сдавила горло девушки, и Северин сделал шаг к ней.

– Не забывай, что это ты пришла в мои покои и потребовала, чтобы я сделал тебя своей фальшивой любовницей.

Зачарованные бриллианты знающе мерцали на свету, словно насмехаясь над ней: А чего еще ты ожидала? Северин поднял колье с мягкой обивки футляра, и сверкающие льдинки повисли в воздухе.

– Полагаю, у тебя нет возражений.

По ее венам пробежал лед. Возражения? Нет. Лайла хотела жить, наслаждаться окружающим миром. Она не узнавала незнакомца, стоявшего перед ней. Чем дольше она смотрела на него, тем больше он напоминал ей надвигающуюся ночь, и ее глаза постепенно привыкали к темноте.

– Никаких возражений, – сказала она, выхватив колье у него из рук. Она сделала резкий шаг вперед, ощутив вспышку удовольствия, когда он вздрогнул от неожиданности.

– Разница между бриллиантовым колье и бриллиантовым собачьим ошейником лишь в том, кто его носит. Имейте в виду, что не только собаки могут кусаться, месье.