Loe raamatut: «Если он выбрал тебя… Повести и рассказы», lehekülg 2

Глава 4. Малик

Стоя у вишнёвого куста в своём саду, я наблюдал за Ситарой, поливавшей в это время огуречные грядки из резинового шланга. Любовался каждым её движением, будь то лёгкий взмах головой, когда девушка пыталась с забавной гримасой на лице откинуть шаловливую чёлку со лба, или когда она нечаянно наступала на огуречную плеть и, закусив губу, опасливо оглядывалась по сторонам, готовая услышать недовольный материнский окрик:

– Наступила на плеть? Теперь огурцы будут горькими! Неумеха!

Но моё любование Ситарой оказалось недолгим. Не прошло и пары минут, как вдруг, откуда ни возьмись, появилась Ирада.

– Я сама полью грядки! А ты иди и помой посуду! Или приберись дома! – сказала она ей. Ситара захорохорилась было, но Ирада, прикрикнув на сестру, заставила её подчиниться.

Что меня удивляло в Ираде больше всего, так это то, что она находила меня одним взглядом, где бы я на тот момент ни прятался, наблюдая за ними. В душе я даже считал её немного ведьмой. Вот и на этот раз ей стоило лишь обернуться, и вмиг застала меня врасплох: пронзительный взгляд старшей сестры Ситары обнаружил моё укрытие в считанные секунды. С большой неохотой мне пришлось ретироваться.

Время то шло, тянулось, то летело, но одно оставалось неизменным: мои сны. В них ко мне приходила Ситара, и я проводил с ней поистине волшебные мгновения. Но так как мои желания разительно отличались от того, что происходило в действительности, ночи стали для меня кошмаром, зачастую сопровождаемые бессонницей, а дни проходили в необоснованной озлобленности на весь мир и на родных в том числе.

И не понятно, сколько это ещё могло продолжаться, пока однажды я не услышал, как моя мать пожаловалась отцу:

– Мальчишка всякий покой потерял с тех пор, как влюбился в дочь Марзийи. Слова ему сказать нельзя – волком рычит. Вот только одно и знает, как им во двор тайком заглядывать. Девчонка этим летом школу закончила. Сестра постарше тоже пока не замужем. Она с Маликом в одном классе училась. Но вот, понравилась ему Ситара, а не она. Что делать-то будем, а?

Я напряжённо замер, прислушиваясь к доносившимся до него голосам родителей.

– Марзийя женщина трудолюбивая и нравом спокойная. И дочерей она воспитала хорошо. Я не против, жена. Пусть люди узнают, что Али муаллим человек широкой души, раз позволил сыну жениться на сироте, – проговорил отец после непродолжительного молчания.

Мать помолчала, словно раздумывая над чем-то, а потом сказала:

– С Марзийёй у меня всегда были хорошие отношения. Хотя мы могли бы выбрать в жёны нашему сыну любую девушку из семьи с достатком, со связями. Но зачем нам это? Я не корыстна, да и помощница мне по дому нужна, а не ленивая и капризная принцесса на горошине, каковыми являются эти невесты из богатых домов. И раз нашему сыну нравится Ситара, то её и сосватаем.

Услышав последнюю фразу матери, я радостно заулыбался. Сердце моё тут же наполнилось горячей благодарностью к своим понятливым родителям, да так, что мне захотелось выйти из своего укрытия и расцеловать их обоих. Но я постеснялся и сдержал свой порыв. Прекрасно! Теперь всем моим переживаниям пришёл конец!

Но я не знал, что на одной из соседних улиц нашего городка проживал один юноша, не на шутку влюблённый в мою Ситару. Дом, где он жил вместе с матерью, располагался неподалёку от школы, в которой училась девочка. Дом со стороны казался крошечным, и подруги Ситары однажды, шутя и смеясь, сравнили его со сказочным жилищем волшебных гномов. Весной и летом он буквально утопал в окружении высоких и густых зарослей душистых роз и кудрявых ив.

Потом рассказывали, что Ситаре нравился этот дом, нравилось любоваться его высокой острой крышей, сложенной из потерявших свой былой цвет черепиц, круглым окошком на увитом розами чердаке и садиком. Этот домик напоминал девушке одну картинку из особенно любимой ею в детстве книжки со сказками. Но не было почти такого утра, чтобы юноша, живший в этом домике, не стоял у калитки и не ждал там Ситару, когда она шла в школу. Он неотрывно смотрел на неё: жадно, восхищённо. Говорили, что Ситаре его внимание было малоприятным. Тем более что и внешностью был неказист: щуплый, невысокий, смуглый. Старые и потёртые штаны, бесцветная футболка летом и тёмный свитер зимой составляли, кажется, весь гардероб Зафара. Так звали этого юношу. Подруги подтрунивали над Ситарой:

– Его зовут Зафар, что означает «победа». Будь осторожна, Ситара, человек с таким именем не отступает и не сдаётся!

Ситара в ответ им беспечно отшучивалась. Но чем дальше, тем ситуация становилась сквернее. Юноша уже не ограничивался взглядами, а осыпал Ситару комплиментами и бросал ей вслед громкие признания, не стыдясь прохожих и подруг девушки, чем вызывал ещё больший смех у них. Но Ситаре было совсем не смешно. Она решила идти в школу обходными путями. Только таким образом девушке на некоторое время удалось избавиться от неприятных ухаживаний своего назойливого обожателя…

Через неделю после разговора с мужем моя мать вместе с несколькими нашими родственницами пришла в дом вдовы Марзийи. Но когда та узнала о намерениях соседки, то не очень-то и обрадовалась их приходу.

– У Ситары есть старшая сестра, и она ещё не замужем, – выдавила из себя Марзийя, выслушав гостей.

– Ах, соседка, забудь о старых обычаях, сейчас уже не те времена! – воскликнула в ответ моя мать. – Пусть твоей старшей дочери Ираде Аллах даст прекрасную судьбу, хорошего мужа, но сама посуди… раньше-то как было? Младшим сёстрам приходилось годами подчас ждать, пока старшие сёстры выйдут замуж. А бывало и так, что и старшие, и младшие так и оставались в девках. Твоей Ситаре выпала счастливая доля. Не терзай свою душу сомнениями. Всевышний всё видит. Судьба каждого человека предопределена заранее. Почему мы сегодня пришли в твой дом? Потому что так захотел Аллах! Не гневи его, милая Марзийя, а радуйся, что птица счастья села на плечи твоей дочери!

Ну как могла признаться Марзийя непрошеным гостям в том, что её старшая дочь по уши влюблена в парня, который вздумал посвататься не к ней, а к её младшей сестре? Я уверен, что её материнское сердце раздиралось на части от переживаний, и все её мысли были возле Ирады. О Аллах, спаси мою девочку, не дай ей совершить глупостей! Она, наверное, сейчас с ума сходит от тоски!

Когда моя мать во главе других женщин вошла в дом Марзийи, Ирада их встретила на пороге и от неожиданности аж попятилась. А в следующее мгновение её смуглые щеки окрасил яркий румянец. Она посмотрела на мать таким непередаваемым словами, ликующим, счастливым взглядом, что всегда сдержанная Марзийя улыбнулась ей в ответ и заговорщически кивнула. Мол, знаю, и радуюсь вместе с тобой.

Ирада спряталась на кухне, и из-за полуоткрытой двери начала с жадным вниманием подслушивать всё, о чём разговаривали гости. Когда моя мать произнесла имя «Ситара» и попросила Марзийю выдать её младшую дочь за своего сына, Ирада словно окаменела. Ни слова не говоря, она, побледнев, как полотно, прошла через гостиную, где сидели гостьи, и покинула дом. Её уход обеспокоил Марзийю ещё больше, чем если бы Ирада устроила скандал и выгнала сватов из дома. Она сидела как на иголках. Ситара принесла гостям чаю. Но вместо того, чтобы с улыбкой принимать комплименты, произнесённые гостями в адрес её юной дочери, Марзийя сердито ущипнула дочь чуть повыше локтя, и прошипела:

– Иди и найди сестру, чёртова девчонка! Не спускай с неё глаз, пока я не приду!

Ситара пулей вылетела вон из комнаты.

Моя мать Аида первая почувствовала неладное. Всегда гостеприимная Марзийя выглядела недовольной, отвечала на вопросы коротко и нехотя, и всем своим видом выказывала, что чем-то крайне обеспокоена.

Естественно, что Аиде не понравилось поведение Марзийи и её холодность и безразличие, с которой та отнеслась к предложению Аиды о возможном браке Малика с Ситарой. Да она от радости на седьмое небо взлететь должна при одной только мысли, что я пришла в её дом просить руки её дочери! А ведёт себя так, будто на день десятки сватов отваживает от ворот своей хижины! – возмутившись, подумала женщина, но вслух сказала спокойным, мирным тоном:

– Марзийя, вижу, ты растерялась и не знаешь, как поступить, какое принять решение в этом важном для наших семей деле. Думаю, тебе нужно хорошенько всё обдумать, взвесить все «за» и «против». Я и не собиралась прямо сейчас и сию минуту поженить наших детей. Спешить – только людей смешить. Ну что ж, буду ждать от тебя приятных вестей. Нам пора. Засиделись тут, – с постной улыбкой и недобрым взглядом закончив свою речь, Аида вместе с родственницами покинула дом вдовы Марзийи.

Не успели незваные гости удалиться, как Марзийя бросилась искать свою старшую дочь. Нашла она её в саду, лежащей на траве. Рядом с ней на корточках сидела Ситара и судорожно всхлипывала. Увидев мать, она вскочила и затараторила гневным и обиженным тоном, тыча пальцем в сторону Ирады:

– Она вела себя как сумасшедшая! Каталась по земле, царапая себе щеки, выла и стонала, а когда я попыталась её остановить, она набросилась на меня с криком: «Я тебя ненавижу! Я убью тебя!» и начала меня бить! А потом легла и затихла.

Марзийя наклонилась над Ирадой и, погладив её по голове, что-то зашептала девушке на ухо. Ситара удручённо вздохнула. Побили-то её, а жалеют противную Ираду! И почему жизнь такая несправедливая?

Видимо, уговоры матери возымели своё действие на Ираду. Через несколько минут еле слышных переговоров она встала и пошла вместе с матерью по направлению к дому. Ситаре ничего не оставалось, как поплестись вслед за ними.

– Мама, а зачем к нам приходили те женщины, а? – спросила она.

– Много будешь знать – скоро состаришься! – ответила, не оборачиваясь, мать, но Ираду словно иглой укололи.

– Вы только посмотрите на неё! – взвизгнула она, бросая на Ситару ядовитый взгляд. – Делает вид, что ничего не понимает! Ангела из себя строишь? Жениха из-под носа сестры увести вздумала, да ещё и поиздеваться решила?!

– Какого ещё жениха?! – заикаясь, переспросила Ситара. – Ирада, ты с ума сошла?!

В следующие три минуты Ситара открыла для себя многое. Она узнала, ради кого пришли те женщины в их дом, а также поняла, насколько сильно ненавидит её сестра. По крайней мере, об этом говорили её взгляды, злобное выражение на лице, жестокие слова, которыми она осыпала Ситару, обвиняя девушку во всех своих неудачах.

Глава 5. Ситара

Ночью, зарывшись лицом в подушку и обильно смочив её слезами, я мысленно поклялась себе, что никогда не выйду замуж. По крайней мере, за Малика. Пусть он нравится мне… очень, очень сильно нравится, но… мама сказала, что Ирада страдает, она любит Малика так, что может наложить на себя руки, если… если она, Ситара, согласится выйти за него замуж. Ах, Малик! Он даже не удосужился открыть мне своё сердце, прежде чем послать сватов! Как будто бы я какая-то вещь, а не человек, и меня можно взять, не спросив на то разрешения! Но кроме вполне понятной обиды на Малика, меня одолевала жалость к Ираде и пронизывающее чувство вины. Если бы не я, то Малик полюбил бы Ираду и женился бы на ней. Бедная сестрица!

Все последующие дни Ирада без конца терроризировала меня упрёками и подозрениями, и доводила до слёз своей грубостью. Мать пыталась образумить Ираду, но та настаивала на своём, утверждая, что я нарочно строила глазки Малику, и давала ему повод при каждом удобном случае увиваться за ней. Ирада во всех мельчайших подробностях припоминала нашу встречу с Маликом в магазине, но настолько искажала смысл слов, произнесённых им и мной, что очень скоро я и сама начала верить в то, что вела себя по-свински, и разлучила сестру с её возлюбленным, разрушив их нежные отношения.

Даже сдав последние школьные экзамены и получив аттестат, я не смогла вздохнуть полной грудью и радоваться жизни и новым перспективам.

– Нет, дочка, поступать в институт ты не будешь. Во-первых, у меня нет денег на твоё образование. Откуда мне взять деньги на съёмную квартиру, продукты, одежду и всё остальное, чтобы ты смогла проучиться? Сами еле-еле перебиваемся. Времена нынче плохие, людям доверять нельзя. Целая страна разрушена, всюду безработица. Вон, учительницу твою бывшую на базаре видела я. Лоток открыла и зелень продаёт. Кому нужно твоё образование?! Лично мне не нужно! Во-вторых, женщине учиться не обязательно. Тебя будет кормить твой муж, когда создашь семью. А до тех пор сиди и не задавай мне больше глупых вопросов! Учиться она хочет, видите ли! Иди лучше научись готовить нормально.

Мать ворчала и, кажется, не собиралась затихать. Я плакала и думала, что лучше бы я умерла при рождении. И с завистью вспомнила своих подружек. Многие из них собирались вскоре поступать в техникумы и в вузы, и спешно собирали нужные для поступления документы. Моё сердце сжалось от горечи и обиды. А тут опять Ирада со своими колкостями:

– Да, мама, Ситара хоть сейчас готова выскочить замуж! А болтовня про институт и прочее, это всего лишь отговорки нашей хитрой лисицы, – процедила она сквозь зубы.

Меня передёрнуло от звука и тона её голоса. Он был напоен ядом и ненавистью.

– Хватит. Отстань от меня. Мне и так плохо, а тут ещё ты…

– Замолчи! – в один голос крикнула и мама, и Ирада.

– Ты ещё мала, чтобы грубить взрослым! – процедила сквозь зубы Ирада. Она посмотрела на меня таким взглядом, что я, от злости сама не понимая, что делаю, схватила яблоко, лежавшее в вазе на столе, и без всякого сожаления запустила им в старшую сестру, а сидели мы во дворе. Яблоко попало ей прямо в глаз. Дико вскрикнув, Ирада схватилась за лицо:

– У меня вытек глаз! Мама, я ослепла! Ослепла! – она повалилась со стула на землю.

В то же мгновение я опомнилась, и охваченная раскаянием, бросилась было ей на помощь, но мать, наградив меня хлёсткой пощёчиной, оттолкнула в сторону со словами:

– Убирайся вон, мерзавка! С глаз долой моих!

Перед глазами у меня всё помутилось от злости и обиды. Как была, босая, в домашнем платье, я выбежала из дверей родного дома. В эти секунды я желала одного: очутиться как можно дальше от не понимающей меня матери и вредной сестры, или ещё лучше того – умереть, исчезнуть навсегда. И я бежала, бежала… Очнулась я, лишь когда кто-то цепко схватил меня за руку:

– Что с тобой? Тебе плохо? Почему ты плачешь? – услышала я словно из тумана чей-то встревоженный голос.

– Отпусти! – закричала я и, подняв голову, посмотрела сквозь пелену слёз на человека, посмевшего остановить меня.

Передо мной стоял Зафар.

– Нет, – сказал он твёрдо, не отпущу. Ты выглядишь ужасно. Ты босая, ты плачешь. Вот тебе мой совет: посиди у нас, успокойся. А потом пойдёшь домой.

– Не нужны мне твои советы! И пусть тебя не волнуют мои дела и проблемы! Это тебя не касается, – я ударила его кулачком по груди, и юноша отпрянул. Но вдруг совсем рядом с нами послышались чьи-то громкие голоса.

Я оглянулась и увидела нескольких женщин, направлявшихся в нашу сторону. Моё сердце испуганно ёкнуло. Да это же наши соседки! Какой ужас! Они непременно заметят меня в этом старом перештопанном халате, босой, и беседующей с каким-то парнем! Картина маслом! Мама убьёт меня!

– Пойдём, – взволнованно зашептал мне Зафар, – спрячешься у меня дома, пока они не пройдут мимо.

Уже в следующую секунду я стояла во дворе сказочного домика.

Группа женщин уже вплотную приблизилась к невысоким, с облупленной краской воротам. Кто-то из них ласковым тоном приглашал всех пройти в дом и выпить чаю.

– Это моя мать! Чёрт, они нас сейчас увидят! – слова Зафара прозвучали как приговор.

Медлить было нельзя. Вконец потеряв голову, я помчалась вслед за ним, и, забежав в какую-то небольшую комнатушку, собственноручно захлопнула дверь на задвижку. А в это время нежданные гости уже о чём-то оживлённо судачили во дворе.

Припав ухом к замочной скважине, я пыталась подслушать, о чём они говорят. Меня сильно беспокоила мысль, заметили меня или нет. Но по обрывкам доносившихся до меня голосов я поняла, что женщины говорят на какие-то общие, интересующие их темы. Это меня немного успокоило. Я почувствовала чьё-то учащённое дыхание у себя за плечами. О! На какой-то миг я позабыла о Зафаре. Недовольно поморщившись, я всё же решила потерпеть его присутствие, пока опасность в лице местных сплетниц не минует меня окончательно, и пост свой у двери решила не оставлять. Но в душе я устыдилась той ситуации, в которой оказалась по собственной глупости.

– Сознайся, а ведь я тебе нравлюсь, – неожиданно проговорил Зафар с возбуждённым придыханием.

– Что? – искренне удивилась я и, отстранившись от замочной скважины, повернулась лицом к юноше, почти вплотную приблизившегося ко мне.

– А то, что я тебе нравлюсь, – ухмыльнувшись, повторил Зафар и ласково провёл ладонью по моим щёкам. Вот нахал! А он продолжил: – И всегда нравился. Просто ты немного капризная, любишь, чтобы за тобой побегали. Но раз ты здесь, то всё становится ясным, как день. Ты моя, и больше ничья.

Я, онемев от удивления, смотрела на него, и в это мгновение наверное походила на беспомощного птенца, выпавшего из гнезда и оказавшегося перед диким зверем. Я протянула было руку к дверной ручке, намереваясь выйти, но Зафар не позволил мне этого сделать. Он крепко ухватил меня одной рукой за талию, а другой зажав мне рот, подтащил меня к широкой железной кровати и повалил на неё. Между нами завязалась отчаянная борьба, во время которой Зафар не переставая шептал:

– Не кричи, а то услышат! Они придут и увидят тебя здесь! На кровати вместе со мной! Ты только представь себе, какие про тебя пойдут слухи! – и я, отлично понимая, что только помощь посторонних людей может вызволить меня из той ужасной ситуации, в которой находилась, не закричала, не позвала на помощь. Я изо всех сил пыталась столкнуть с себя навалившегося на меня всем телом Зафара, в ужасе сознавая, что теряю последние силы, но не проронила ни звука…

После того как он изнасиловал меня, он встал, отдышался и сказал:

– Не думай, что я плохой человек. Вот уже год, как я в тебя влюблён без оглядки. А ты даже и не смотрела в мою сторону. Но теперь у тебя нет другого выбора, как выйти за меня замуж. Вернёшься домой, – опозоришь себя и всю свою семью. Но ты не беспокойся – со мной ты будешь сытой и счастливой, – великодушно пообещал он живому комочку, беспомощно сжавшемуся в углу кровати и пытавшемуся руками прикрыть свою наготу.

Вскоре в дом, выпроводив гостей, вошла мать Зафара. Её звали Фирузой. Это была женщина лет пятидесяти: невысокого роста, но плотного телосложения, с выпуклыми карими глазами на одутловатом, болезненно-жёлтом лице. Фируза не удивилась присутствию в своём доме незнакомой девушки, хотя её тонкие, брезгливо изогнутые губы растянулись в загадочной улыбке. Не удивилась она и тому, что я была голой и плакала, а моя разорванная в клочья одежда валялась на полу. Ни мои жалобы, ни мои обвинения тоже не произвели на Фирузу особого впечатления. Она цепким взглядом осмотрела меня с ног до головы и, без всякого стеснения, сказала сыну, стоявшему рядом с ней, гордо подбоченившись:

– Да, хороша девка, ничего не скажешь. Но, смотри у меня, Зафар, не давай ей спуску, не превращайся в подкаблучника. Держи её в ежовых рукавицах, и чтобы ходила у меня по ниточке. Пусть не забывает, кто здесь хозяйка, – она наклонилась и поцеловала меня, оцепеневшую от её слов, в макушку.

– Пусть Бог оградит вас обоих от всяких невзгод! Отныне ты моя невестка и член нашей семьи. Не забывай об этом и благодари Всевышнего, что тебе попалась такая хорошая свекровь как я. Не перечь мне никогда, слушайся меня во всём, и всё у нас будет прекрасно!

Зафар ухмыльнулся, обнажив ряд неровных, с желтизной, но крепких зубов.

– Не беспокойся, мама. Ситара девушка благоразумная. Она не будет с тобой пререкаться, иначе я её накажу.

– Ну, иди, иди отсюда! Мне надо приодеть мою невестку до прихода её матери, – добродушным тоном прикрикнула на него мать и шутливо хлопнула его по плечу, – эх ты, дурак, позволил себя оцарапать. У тебя вся щека в крови!

– Она настоящая кошка!

Я смотрела на них с выражением дикого ужаса на лице. Боже! Что это? Страшный сон? Или я уже умерла и попала в ад?

Всё с той же загадочной улыбкой сфинкса мать Зафара протянула мне какую-то одежду и произнесла странную фразу:

– Специально заказала для такого случая у одной знакомой спекулянтки.

Это была длинная до пят синяя юбка и шелковая ярко-желтая рубашка. При других обстоятельствах я ни за что не согласилась бы и примерить на себя эти вещи, но сейчас не из чего было выбирать. Я постаралась одеться достаточно быстро, а мать Зафара стояла и беззастенчиво пялилась на меня. Одевшись, я еле слышно пролепетала:

– Я пойду домой.

Я стояла перед матерью Зафара с опущенной головой, и меня всю трясло.

– Нет. Ты никуда не пойдёшь. Подождём прихода твоей матери, – ответила мне Фируза и велела пройти в смежную комнату, такую же крохотную, как и спальня, и, видимо, служившую хозяевам чем-то вроде гостиной.

Всё моё тело ныло, но я терпела и молила бога лишь об одном – о спасении. Теперь, будучи одетой, я почувствовала себя более уверенной. Оказавшись в гостиной, я молниеносным рывком бросилась в коридор, к входной двери. Она оказалась запертой. Мать и сын, с нескрываемым любопытством наблюдавшие за мной, переглянулись между собой. Зафар смущённо потупил взор.

– Куда это ты собралась, красавица моя? – поинтересовалась женщина.

Я закусила нижнюю губу, чтобы удержать рыдания, но слёзы предательски капали у меня из глаз.

– Домой, – не поворачиваясь, сдавленным, хриплым голосом ответила я.

Мать Зафара иронично хмыкнула и процедила сквозь зубы:

– Из этого дома ты отныне выйдешь только ногами вперёд. Я имею в виду, когда Азраиль приберёт твою душу. А до этих пор я ещё успею понянчить своих внучат, которых ты мне родишь. Зафар, посторожи эту дурочку, пока я буду звонить и беседовать с её матерью.

– Моя мама накажет вас! – выкрикнула я сквозь рыдания. – Она посадит вас в тюрьму!

– Не посадит! – уверенным тоном ответила мать Зафара, а её сын, смерив девушку неодобрительным взглядом, выразительно покрутил пальцем у своего виска.

– Тебя, милочка, силой к нам домой никто не тащил, – раздражённо всплеснув руками, затараторила мать Зафара. – Помнишь тех женщин, увидев которых, ты забежала в мой двор? Как только я тебя заметила, то сразу сказала им: – Это дочь Марзийи. Она встречается с моим сыном, и скоро они поженятся! – женщина намеренно повысила тон своего голоса, и в нем зазвенели властные нотки. – Бабы, – продолжила она, – дружно порадовались за меня. Так как же ты смеешь после всего, что видела я и остальные женщины, клеветать на Зафара? Пришла к нам по собственной воле, соблазнила моего сына, а теперь угрожать мне вздумала?! Можешь идти, всё равно тебе никто не поверит. Но ты ещё приползёшь обратно, и будешь умолять нас принять тебя, но запомни: уйдёшь сейчас, назад не приму. Так и знай!

Каждое слово, произнесённое этой злой женщиной, ударяло меня ещё одной оглушительной пощёчиной. Опозорена! Обесчещена! Все будут показывать на меня пальцем, смеяться надо мной и считать падшей женщиной – дешёвой и легкодоступной! Ну и пусть! Всё лучше, чем оставаться ещё хоть минуту с этими людьми! А Малик… Малик… как он поступит, когда узнает о том, что со мной произошло? Возненавидит… А вдруг… а вдруг он придёт за мной? О, если бы он пришёл! – я мысленно зацепилась за эту крохотную надежду, как утопающий за соломинку. Ведь именно сейчас Малик был мне нужен, как никогда…

В дверь постучали. Все трое: тетя Фируза, я и Зафар одновременно вздрогнули.

– Здесь я! Здесь! – завопила я сама не своя, бросаясь к двери и изо всех сил начав колотить в неё руками и ногами. Близость родного человека придала мне духу.

Тётя Фируза, не менее проворно подскочив ко мне, оттолкнула меня в сторону, а затем с непринуждённым видом открыла дверь. На пороге стояла моя мать…

Через десять минут она покинула дом Фирузы. Меня она с собой не взяла, а сказала на прощание такие слова:

– Уже не вернуть того, что сделано. Видать, такова твоя судьба. Не проси невозможного. Домой ты вернуться не имеешь права. Подумай о своей сестре. Если вернёшься, то все решат, что ты была «нечиста», и честь и достоинство нашей семьи будет навсегда запятнано. На Ираде никто не женится, и твоих остальных сестёр станут вечно попрекать тобой их мужья и знакомые. Не плачь, не умоляй меня, и не смей говорить, что наложишь на себя руки. Если ты сделаешь это, то и я умру. Если ты готова причинить зло своим родным, то поступай, как знаешь. – Марзийя сквозь слёзы взглянула в последний раз на склонившуюся к её ногам рыдающую дочь и ушла, растворилась в вечерних сумерках.

После этих событий прошло два месяца. За это время нам с Зафаром сыграли свадьбу. Зажили мы вместе с его матерью. Первые месяцы нашей семейной жизни Зафар обращался со мной хорошо: был ласков, предупредителен, да и тётя Фируза старалась не обижать юную невестку. Она учила меня готовить, стирать. Зафар работал сторожем в школе, а тётя Фируза получала пенсию, тем и жили. Покорившись своей судьбе, я безропотно выполняла требования и пожелания мужа и свекрови, всегда улыбалась, а по ночам, когда в доме все засыпали, беззвучно плакала в подушку.