Loe raamatut: «Вечера в книжном Морисаки», lehekülg 2

Громко хлопнув дверью, он сказал что-то из серии:

– Хорошая погодка сегодня, поэтому захотел почитать Такии Косаку⁷.

После этого он как ни в чем не бывало плюхнулся на стул у кассы. Дядя по привычке предложил ему выпить чаю и поставил чайник.

Среди всех постоянных клиентов лавки господин Сабу – самый ревностный.

При этом он ни капли не влияет на рост продаж. Чаще всего он просто заглядывает и приценивается, так сказать. Добрый, очень низкий и крепкий разговорчивый мужчина, точный возраст которого был неизвестен, но наверняка где-то за пятьдесят. Он был удивительно лысым и иногда даже сам шутил на эту тему.

– О, госпожа Момоко сегодня тут? – внимательно обводя глазами магазин, поинтересовался он у дяди.

Тетя пользовалась невероятным успехом среди постоянных покупателей. Она хорошо умела слушать и поддерживать беседу, поэтому мужчины проникались и не хотели уходить. Из-за этого в последнее время в магазине увеличился поток посетителей, которые хотели с ней увидеться. И господина Сабу тетя, конечно, тоже приручила.

– Она сейчас в той лавке.

Дядя с горькой усмешкой указал подбородком на дверь, а господин Сабу сразу загрустил.

– Как жаль, как жаль.

С недавних пор тетя Момоко по вечерам начала помогать в кулинарной лавке, что располагалась в десяти шагах от магазина. Единственный повар внезапно уволился, и хозяин сразу приметил умелую в готовке и общении с посетителями госпожу Момоко. Правда или нет, но, похоже, тетя в разы улучшила положение ресторанчика. Когда мы начинали волноваться, что, помимо лавки Морисаки, она еще занимается такой сложной работой и хорошо ли она себя чувствует, она всегда отвечала: «Ну, успокойтесь. Какие вы оба тревожные».

– Здравствуйте.

Господин Сабу совсем меня не заметил, поэтому мне ничего не оставалось, как самой с ним поздороваться.

– Ой, Такако, ты тут?

Господин Сабу взглянул на меня, как будто впервые в жизни увидел. С тех пор как вернулась тетя, он стал обращаться со мной заметно грубее. Ранее я ему приглянулась, он даже предложил мне выйти замуж за его сына, но мне все равно было неловко в его присутствии.

– Сегодня помогаю с магазином.

– Помогаешь? Молодежь обычно слоняется в обеденный перерыв. А ты работаешь?

– Простите. Я работаю в таком месте, где в будние дни можно взять выходной, – раздраженно ответила я, на что он громко расхохотался. Да, господин Сабу человек хороший, но иногда как ляпнет.

С одной стороны, он все знал, но постоянно этим хвастался. Поэтому, стоило ему прийти в магазин, как он начинал расспрашивать дядю об остальных покупателях.

– Как там поживает Рюгава?

– А, в последнее время не заходил. Раньше хотя бы раз в две недели обязательно захаживал.

– Не заболел ли он?

– Буду спокоен, когда он снова придет.

– А что профессор Курусу? Такой жулик: покупает книги с научной стипендии.

– Он приходил два дня назад.

– А что с Ямамото? Он раньше хвастался, что у него в библиотеке уже пятьдесят тысяч книг. Но я уверен, что он привирает.

И все в таком роде.

Разговор всегда заканчивался так:

– Но все стареют. А что этой лавке делать без новых клиентов?

– Действительно.

И они с дядей смеялись, словно услышали какую-то глупость. Они каждый раз говорили одно и то же. Я постоянно удивлялась, как им хватает терпения.

Но в господине Сабу я с самого начала немного сомневалась. Что он вообще за человек?

Он только самонадеянно высказывался обо всех посетителях района, и с ним всегда можно было столкнуться в той или иной части Дзимботё вне зависимости от времени суток. Он постоянно был свободен, и я ни разу не видела его за работой. К тому же он, пусть и за маленькие суммы, но с незапамятных времен покупает книги. Если он не живет в довольно большом доме, то где же он их складирует? Также оставалось загадкой, почему у него такая красивая жена, которой идет традиционная одежда.

У меня всплывал и еще один закономерный вопрос. Кем работает господин Сабу? Если подумать, он был самой загадочной личностью.

С господином Сабу мы уже давно общались не как с покупателем. Дядя, наверное, не рассердится, если задать ему пару вопросов.

И я, потягивая из кружки чай, вступила в их диалог:

– Господин Сабу, могу я спросить?

– Что это вдруг?

– Ну, кем вы работаете? Вы говорите, что все слоняются без дела, а сами разве не этим занимаетесь?

Господин Сабу, словно давно ожидая моего вопроса, приподнял уголки губ, точно детектив из остросюжетного рассказа, и ухмыльнулся. Мне это подействовало на нервы.

– Хочешь знать?

Он встал со стула и приблизился ко мне. Невероятно раздражающе.

– Да.

Я уже пожалела, что начала этот разговор, но кивнула, как того явно хотел господин Сабу. Беседовать с ним было невероятно утомительно.

– Очень хочешь узнать?

– Ну, не прямо так сильно.

– О, какая ты бессердечная.

– Да бросьте. Я просто хочу узнать, и все. Если не расскажете, то я сегодня не усну. Ну?

– Правда?

– Да, я очень хочу узнать. Ну, чем вы занимаетесь? – навязчиво спросила я, на что господин Сабу довольно кивнул и, стоя рядом, прошептал:

– Не ска-жу.

Я открыла рот, словно золотая рыбка. Глядя на мою реакцию, он, держась за живот, расхохотался.

– Минутку…

Какой же он вредный. Совсем ни во что меня не ставит.

– Как это понимать?

– Вот ведь выкинул шутку.

– Каков старик… Дядя, а вы знаете?

– А, ну, вроде…

– Нет, Сатору! – господин Сабу торопливо остановил дядю и резко покачал головой. – Ей еще рано знать.

– Ай-ай, как невежливо.

– Что? О чем вы?

– Мужчина более интересен, если в нем есть доля загадки. Поэтому я не расскажу тебе. Лучше я тебе буду сниться, а ты – мучиться от любопытства.

– Отвратительно. Мне уже совсем не интересно.

– Хм, вот упрямица.

– Это и правда уже не имеет значения. Больше не буду спрашивать, – разочарованно протянула я.

– Что ж, я вдоволь посмеялся над Такако, можно и уходить.

Господин Сабу одним глотком допил остатки чая и направился к выходу, продолжая странно посмеиваться.

– Ох, ну что это за человек такой, – изумилась я.

На этот раз дядя со мной согласился:

– Да, он странный.

В самом деле, в этом магазине собираются одни чудаки.

Глава 3

– А где Дзиро? – неожиданно заволновался дядя вечером. Громкий голос эхом разнесся по маленькому магазинчику. – Нигде не могу найти после возвращения из доставки.

– Не знаю, – резко ответила я, когда меня, тихо читающую книгу, прервали. Обычно дядя разговаривал спокойно, если кто-то читал. Ему совсем не свойственно такое поведение.

Мне всегда было хорошо в лавке Морисаки, но надоедливость дяди – точно ложка дегтя в бочке меда. Еще когда я жила здесь, дядя постоянно наведывался в больницу из-за больной поясницы, поэтому мы мало проводили времени вместе. Но теперь мы всегда были вдвоем, и я невольно стала его собеседницей. Плохо, конечно, воспринимать его как обузу, ведь это его магазин, но он допытывался до любой мелочи, поэтому такие вот вспышки раз в день, но обязательно случались.

– Он все время был здесь, пока я не ушел!

Причитая, дядя расхаживал по магазину, подошел за кассу, где сидела я, и беспардонно начал обыскивать все вокруг.

– Я же сказала, что не знаю. Наверное, сами куда-то переложили.

– Для меня сейчас Дзиро дороже жизни. Разве можно с ним так плохо обращаться?

Треща без умолку, дядя вдруг воскликнул: «О!» – и побежал на второй этаж. Шум и возня были слышны даже внизу.

– Ну какова эта Момоко!

Некоторое время спустя дядя вернулся, прижимая к груди коричневый дзабутон⁸. Я не знаю ни одного взрослого, кроме него, кто будет поднимать такой шум из-за какого-то дзабутона.

Недавно, помимо проблем с поясницей, у дяди обнаружили еще и геморрой, поэтому сидеть долго на стуле было для него «настоящей пыткой».

А в книжном магазине ты полдня можешь просидеть, ожидая клиентов. Так работать невозможно. Решением стал дзабутон в форме пончика.

Он смягчал болевые ощущения, поэтому дядя на него чуть ли молиться не начал. И, по его словам, просто называть его дзабутоном – как-то невежливо, поэтому он нарек его Дзиро, так как использовал подушку для борьбы с геморроем.

Не сказать, что он шутил, скорее, был очень серьезен.

– Теперь порядок.

Дядя положил Дзиро на стул и, точно обезвреживая бомбу в каком-нибудь боевике, осторожно сел на него. Одновременно с этим он не забыл и несколько раз помянуть недобрым словом тетю. Когда дядя уходил за доставкой, госпожа Момоко, которая с недавних пор помогала в кулинарной лавке, забирала Дзиро на веранду, чтобы отдохнуть. И поэтому дядя постоянно на нее злился.

– Хорошо, что нашелся, – с чувством сказала я дяде, который, избежав сложной ситуации, тяжело выдохнул.

– Как ужасно, что с возрастом появляются всякие болячки.

– Ну, хватит вам ворчать.

– Но я ведь и правда постарел, – произнес дядя, состроив мину брошенного пса.

– Вам ведь еще нет пятидесяти? – удивленно уточнила я. Хотелось бы, чтобы дядя всегда был здоров, без всякого геморроя. – Вы еще совсем молоды. Есть люди гораздо старше вас.

– Но с этим ничего не поделаешь.

«Эту боль поймет только тот, у кого она тоже есть» – вот такой поговоркой ответил дядя. Наверное, из всех подобных эту боль терпеть очень тяжело. Но все, что говорит дядя, звучит как шутка.

– Кстати, Такако, добыть тебе такую же подушку?

– Не надо. У меня геморроя нет, – холодно ответила я и, так как уже устала от разговора, решила больше не заговаривать с ним сегодня.

Понятия не имею, зачем он собирался добыть и мне дзабутон. Неужели он еще собирается завести Сабуро⁹? Очень утомительно, что у дяди есть еще куча странных навязчивых идей. Например, этот мужчина, которому перевалило за сорок пять, откажется есть дома вермонтское карри¹⁰, если оно несладкое. Однажды, когда тетя Момоко случайно купила карри средней остроты, то дядя был мрачен и недоволен. Тетя уже не выдерживала и говорила: «Как же я хочу надрать ему задницу!» И я очень хорошо ее понимала.

И все же, отыскав Дзиро, дядя немного успокоился. Я тоже вздохнула с облегчением и попыталась вернуться в мир повествования.

Однако я рано обрадовалась. Дядя невинно улыбнулся, придвинул ко мне стул и, как всегда, тихонько спросил:

– Слушай, Такако.

Я промолчала.

– А что ты читаешь?

– Ну чего вам опять? Какая разница. – Игнорировала я или сердилась, дядя с места не двигался.

– О, Ода Сакуноскэ?

Он без спроса взглянул на «Супружеский дзэндзай» у меня в руках и понимающе кивнул.

– Нравится книга?

– Да, уже второй раз перечитываю. Этого достаточно? Я читаю, так что не отвлекайте.

Но дядя как будто пропустил мои слова мимо ушей:

– Он был одним из тех писателей с печальной судьбой. – Устремив взгляд куда-то вдаль, он самозабвенно продолжал говорить: – Вот как, тебе тоже нравится Ода Сакуноскэ. Но, похоже, ты совсем ничего не знаешь о его жизни. Жаль, очень жаль.

Если это началось, то пиши пропало. Сразу понятно – ему не терпелось что-то рассказать. Пока не дослушаешь до конца, не отпустит.

Дядя в деталях знал не только произведение, но и биографию самого автора. Он любил перечитывать автобиографии, мемуары, биографии и собрания сочинений любимых авторов больше, чем трехразовое питание. Это никак не связано с его работой в книжной лавке, это было его хобби. Дядя обожал книги, в которых написано все о жизни писателя: как он любил, как покинул этот мир.

Думаю, это действительно здорово. Но мне очень нравилось, что дядя рассказывал обо всем этом так, как будто был всему свидетелем. Так я узнала о жизни Дадзай Осаму, Фукунага Такэхико, Сато Харуо и множестве других писателей. Конечно, мне было очень интересно узнать и о жизни остальных, кто оставил свое имя в истории. Однако я и о себе думаю. Бывает и так, что у меня нет настроения слушать. Но дядя совсем не беспокоился о моем комфорте, и стоило ему включиться, глаза за стеклами очков начинали блестеть, он продолжал болтать, пока не останется сам доволен.

Я выразительно вздохнула, что не возымело никакого эффекта, и закрыла книгу. Время чтения закончилось. Ничего не поделаешь. Придется слушать рассказ.

– У Сакуноскэ была печальная судьба?

– Да.

– Это чувствуется по его стилю письма.

– Потому что у него много произведений, основанных на реальных событиях.

Довольный тем, что я поддерживаю разговор, дядя кивнул.

И так дядя с жаром начал рассказывать историю жизни Ода Сакуноскэ.

По его словам, жизнь писателя действительно представляла собой череду печальных событий. В студенчестве он заболел туберкулезом, в университете у него начались неприятности, поэтому ему пришлось уйти. Он женился на девушке по имени Кадзуэ, которая работала в кафе, и собирался построить карьеру писателя, но его талант не признали, поэтому он долго жил в глубочайшей нищете. После, в качестве награды за тяжелую жизнь, заметили его произведения «Вульгарность» и «Супружеский дзэндзай», и его писательская карьера стала развиваться, но через несколько лет любимая супруга тяжело заболела и умерла…

Его жизнь и правда была полна тревог, как у героя сериала.

– Когда Кадзуэ скончалась, Сакуноскэ рыдал прямо на глазах у других людей. Для него Кадзуэ была первой искренней и взаимной любовью.

Потеряв душевную опору, жизнь Сакуноскэ тоже начала разрушаться, а туберкулез только прогрессировал. Он чувствовал, что скоро умрет. Сквозь слезы он постоянно говорил, что и он через пару лет окажется на смертном одре, как и Кадзуэ. И оставшиеся дни он заглушал боль алкоголем, кофе, связями с женщинами и написанием романа под собственный кровавый кашель.

Дядя продолжал рассказывать без запинки, словно заучил все наизусть. Можно сказать, это был его особый талант. Я тоже погрузилась в историю и слышала слова дяди словно сквозь сон.

– Год спустя, изможденный и морально и физически, он начал принимать филопон, чтобы закончить роман. Он и так уже с трудом держал ручку из-за болезни, организм был истощен.

– Филопон – это?..

– Да. Сейчас такое сложно представить, но раньше его можно было легко купить в аптеке. Приняв его, он несколько дней писал роман без сна.

– Ужас…

Действительно сложно представить. Насколько отличается та эпоха и обстоятельства от нынешнего времени, но какая же грустная история.

– Но не только он употреблял филопон, многие другие писатели тоже это делали. Сакагути Анго¹¹ тоже был известен своим пристрастием к стимуляторам.

– Стимуляторам?

Само слово так приятно звучит, а на самом деле…

– Да, филопоновый наркоман.

Я еще раз ужаснулась:

– Жуткая история.

Дядя скорбно покачал головой.

– Но Кадзуэ продолжала жить в сердце Сакуноскэ. Один из его шедевров – новелла «Скачки» – повествует о герое, который, отчаявшись после смерти жены, как сумасшедший, с утра до ночи просаживает деньги компании на скачках, ставя на один и тот же номер – первый. Лишь по той простой причине, что жену звали Кадзуе¹². Мы не знаем, в каком состоянии писал эту историю Сакуноскэ, но, вне всякого сомнения, он очень много думал о Кадзуэ.

– Да… Наверняка.

Меня очень трогали такие истории. Стоило мне только все это представить, как я сразу могла расчувствоваться.

– Он как одержимый продолжал писать рассказы, уже глубоко наркозависимый и страдающий от тяжелой формы туберкулеза. Когда у него случилось сильное легочное кровотечение, его увезли в больницу, но он сбежал оттуда, так как должен был дописать рассказ, и совсем ослаб. После этого он все время находился в гостинице и уже не мог прийти в себя. А в двадцать втором году эпохи Сёва¹³, в возрасте тридцати трех лет он скончался.

– В тридцать три года?.. Если бы он был здоров, то еще столько бы всего мог написать, – с искренним сожалением сказала я. Какие бы еще он написал книги, если бы прожил дольше?

– Но ведь он и смог написать достаточно, хоть и жизнь его была коротка, хоть он и знал, что скоро умрет, и прожигал остаток жизни. И еще он был дьявольски одержим. Вообще, таких писателей было много, и за их короткую жизнь они смогли создать такие потрясающие книги. Таких, как Ода Сакуноскэ, мало, но он написал поистине чудесные новеллы. Теперь он только с небес слышит, как хороши они были, – с благоговением произнес дядя, поерзав на подушке в форме пончика.

– Да уж, – пробубнила я и бросила взгляд на корешки книг, что стояли на полке.

– Повторюсь: почти все авторы этих книг уже на том свете. И это немного удивительно. Мы и сейчас читаем эти книги и сопереживаем сюжету.