Солнечный свет лился в класс во все окна. У тех учеников, которые сидели у окна, насквозь просвечивали уши, но всем сейчас было не до этого. Тридцать пар самых разноцветных глаз напряжённо следили за авторучкой в руках Раисы Павловны, нависшей над классным журналом.
– К доске пойдёт… – Раиса Павловна была учительницей по физике, но любила делать театральные паузы, во время которых у её учеников бесследно сгорали миллиарды нервных клеток. – К доске у нас выйдет…
Авторучка опустилась вниз к журналу, собираясь клюнуть какую-то фамилию, но передумала и снова поднялась вверх.
– Раиса Павловна, а можно я! – раздался голос Кирилла.
Физичка подняла глаза, и лицо её вытянулось от удивления.
– Поварёшкин? – Раиса Павловна даже потеряла ненадолго дар речи, но быстро нашла его. А может, это была очередная театральная пауза. – Ну попробуй…
Кирилл вышел из-за парты, подошёл к доске и встал лицом к классу.
– Ты хочешь порадовать нас своими знаниями? – уточнила физичка.
Кирилл кивнул в ответ. По классу пронёсся лёгкий гул и смешки.
– Тихо! – Раиса Павловна строго посмотрела на класс и повернулась к Поварёшкину. – Хорошо, Кирилл… – и снова эффектная пауза. – Расскажи нам… Что ты знаешь про электрический ток…
Оказалось, что про электрический ток Поварёшкин знал немало. Или точнее будет сказать – много, слишком много. Он говорил минут тридцать. Раиса Павловна несколько раз делала попытки его прервать, но Кирилл, сложив умоляюще руки, просил её:
– Раиса Павловна, ещё один интересный факт… – и продолжал, продолжал, продолжал, словно хотел выговориться за все предыдущие годы…
Когда он закончил, учительница сделала попытку отправить его на своё место, но Кирилл потребовал, чтобы ему задали дополнительный вопрос.
– Вы же всем всегда задаёте дополнительные вопросы! А я чем хуже! – потребовал он.
– Хорошо, хорошо… Расскажи нам что-нибудь про… э-э-э… Фарадея…
Тут физичка допустила промашку. Кирилл мало того что перечислил все научные достижения Фарадея, годы его жизни и смерти и местожительство, но и рассказал, что любил кушать Фарадей на обед, какими болезнями переболел в детстве, болельщиком каких спортивных команд он являлся, и перебрал всю его родословную до седьмого колена.
В конце своего выступления Кирилл поведал одноклассникам, как звали любимую собаку Фарадея, какой она была породы и сколько у неё было щенков…
Когда Кирилл закончил ответ, в классе воцарилась могильная тишина. Было слышно только, как муха, одуревшая то ли от жары, то ли от полученного объёма информации, билась головой о стекло.
Первой в себя пришла Раиса Павловна. Она вся как-то передёрнулась, сняла очки, протёрла глаза своими маленькими кулачками и резко вскочила со стула.
– Вот! Смотрите, дети! – звонко, по-юношески воскликнула Раиса Павловна и осеклась. Откашлявшись, она схватила со стола указку и ткнула её в сторону Поварёшкина. – Вот это я называю – развёрнутый ответ! – и, повернувшись лицом к Кириллу, добавила. – Садись, пять!
В полном безмолвии Кирилл шёл к своей парте. Лица одноклассников встречали его ошарашенными взглядами и, поворачиваясь, провожали вслед. А Кирилл пробирался по узкой дорожке между двумя рядами парт, и было у него такое ощущение, будто он идёт по плитам космодрома. Впрочем, возможно, он на самом деле был в начале пути к своей ракете.
Кирилл сел за парту. Его соседка Ирка Снегирёва, как и все, смотрела на него глазами, полными восхищения и ужаса. Огненными точками отражалось в них бушевавшее за окном солнце. На брегетах искрились какие-то маленькие зелёные камушки. Ирка уверяла всех, что это изумруды.
– Снегирёва, рот закрой! – уголками губ прошептал в её сторону Кирилл. – Теперь так будет всегда.
Иван Васильевич спал. Устав от бессонной ночи, он быстро и незаметно для самого себя заснул. И снился ему рокот космодрома. И бездонная ледяная синева бесконечного космоса. Он видел Кирилла в белом скафандре, опутанном какими-то трубочками. Поварёшкин шёл к стоящей на стартовой площадке ракете, которая ждала его и тряслась от нетерпения, испуская клубы дыма и огня.
Потом ракета медленно взлетела и, дрожа от натуги, начала свой путь к Луне. Когда она пролетала над слоном, Иван Васильевич увидел в иллюминаторе Кирилла.
– Камень! Не забудь про лунный камень! – прокричал ему Иван Васильевич и увидел, как Кирилл кивнул ему в ответ.
– Привезу! – понял слон по движению губ Кирилла.
Затем ракета стала подниматься вверх и превратилась в крохотную огненную точку…
– Иван Васильевич, а, Иван Васильевич, – услышал он сквозь сон чей-то голос.
Нехотя расставаясь с таким прекрасным сном, Иван Васильевич медленно открыл глаза. Перед вольером стоял дядя Витя.
Несмотря на жару, дядя Витя был при полном параде – в костюме, галстуке и шляпе, из-под которой выглядывали мокрые от пота волосы. Под руку он держал тётю Клаву с новой причёской, сделанной с утра в лучшей парикмахерской города. Одета она была в красивый яркий сарафан преимущественно красного цвета, гармонирующего с помадой. В руках она что-то держала, накрытое полотенцем.
– Вот, пришли, – сообщил дядя Витя слону. – Решили тебя проведать. Как ты тут?
С этими словами он залез рукой в карман брюк, вытащил немалых размеров бело-синий носовой платок и протёр лоб и шею. Затем отжал платок кулаком и убрал обратно в карман.
– Спасибо, хорошо, – ответил слон и стал потихоньку шевелить ушами, стараясь, чтобы создаваемый ветерок попадал на дядю Витю, а потом обратился к тёте Клаве. – Вы прекрасно выглядите. Вам так идёт это платье… И причёска…
– Вы меня прямо в краску вгоняете, Иван Васильевич, – засмущалась тётя Клава и ткнула локтем в бок мужа. – Вить, давай…
– Чего? – не понял дядя Витя.
Тётя Клава взглядом указала на полотенце, скрывающее что-то у неё в руках.
– Ах, да… – сообразил дядя Витя. – Сейчас, минутку!
Он сделал серьёзное лицо и обратился к Ивану Васильевичу.
– Супруга моя всё утро старалась… Хотела сделать сюрприз… Вот! – с этими словами он убрал полотенце. Под ним оказался тазик, до краёв заполненный пухлыми румяными пирожками. Улыбаясь, тётя Клава протянула их Ивану Васильевичу.
– Кушай, родимый…