Loe raamatut: «За две жизни до мечты»

Глава 1. Фосфор

С Вовкой я познакомился давно. Помню, мы бегали по соседним дворам и фотографировали автомобильные номера фотоаппаратом с засвеченной плёнкой. Мы бы бегали и дальше соседних дворов, но туда пока мамки не отпускали.

Фотографировали скрытно, лица были полны энтузиазма и достоинства, но полезная нагрузка от этого занятия оставалась нулевой. То есть мозг был развит ещё не в полной мере, а жизненные интересы пока не соответствовали высоким требованиям гражданской морали страны советов.

Для чего мы фоткали эти номера я сейчас даже под присягой не вспомню. Может в шпионов играли, а может ещё в кого покруче. Да это, в общем, и не важно. Куда важнее то, что уже тогда мы с ним были отличными друганами.

Вообще, сфера интересов выходила далеко за рамки шпионских игр. Мы, к примеру, были всерьёз озадачены вопросом создания народного ополчения на случай ядерной войны с враждебно настроенным Ближним Востоком. Мобилизовать собирались дворовых пацанов. И хотя мы прекрасно понимали, что армия из парней, которые всего пару лет назад ещё носили колготки, выйдет невесть какая, времени для лишних раздумий не было совершенно. Судя по голливудскому фильму «Нострадамус», Третья Мировая была не за горами, и злобный вражина должен был ударить по родине-матушке чуть ли не завтра в три. В связи с этим физическая подготовка занимала в жизни отнюдь не последнее место, и мы, в свои неполные двенадцать лет, выглядели на все тринадцать, готовые в пух и прах разнести любого врага железными мускулами и необузданным стремлением к триумфу справедливости.

Боюсь даже вспоминать, как мы были бодры и сильны в те годы! Каждую неделю в местном видеосалоне показывали фильмы с Брюсом Ли в главной роли, а мы не пропускали ни единого вечернего сеанса. Ну кто ещё мог так тщательно изучить технику «кунг-фу», если не мы с Вовкой?

Нет… Несмотря на возраст, мы были людьми здравомыслящими. Даже дураку было понятно, что владелец видеосалона – дядя Лёша Душман – видел эти фильмы раз по сто каждый. Иначе и быть не могло! Если бы у нас была возможность смотреть Брюса Ли бесконечно, мы бы именно так и делали. А потому дядя Лёша считался воистину непревзойдённым мастером восточных единоборств, личным учеником самого Брюса и двоюродным братом Джеки Чана в одном лице. А ещё дядя Лёша служил в Афгане. Все об этом знали и сильно его за это уважали. В-общем, сверхчеловеком был владелец видеосалона. С таким меряться силами решился бы разве что бессмертный безумец.

Мы с Вовкой безумцами не были, и вместо того чтобы побеждать сверхчеловека, решили сделать его своим союзником. Не спрашивая согласия дяди Лёши, мы внесли его в мобилизационный список первым номером. Несомненно, союзник такого масштаба внушал будущим ополченцам уверенность в правоте общего дела.

А ещё голливудские создатели «Нострадамуса» показали представителей враждебного востока весьма неорганизованными. Все они были какими-то дёргаными, нервными, общались только криком, и вообще, производили впечатление людей диких и некультурных. То есть мы даже мысли не допускали, что у таких дикарей могут быть кинотеатры. О последнем писке технической моды – видеосалонах – я вообще молчу. Где в пустыне видик взять? На верблюде из Японии привезти, что ли? А если так, то и каратэ им было неведомо. Ну в самом деле! Как в неудобной, длинной арабской одежде бить ногой с разворота? А прыгать? Ответ очевиден – никак!

Иногда, в моменты минутной слабости, я даже начинал жалеть этих арабов. Возникало чувство, будто планирую избивать беззащитных детей. Но Вовка на это сказал, что жалость к врагу – последнее дело; что, стоит дать слабину, и коварные арабы тут же нанесут подлый удар в спину. То есть бдительности с такими людьми терять было нельзя! И я старался не терять.

В детстве Вовка был высоким, худющим, как скелет, созданием с конопатым носом и замашками Коли Герасимова. Он любил сокрушаться, что не родился во времена рыцарских турниров и расписывал стены в подъезде фразами, типа: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». Сложно сказать, чем могла закончиться жизнь на коленях лично для меня, но Вовку в такой позе не видел ни разу. Мне кажется, он даже спать ложился, падая бревном на кровать, чтобы не дай бог ногу в колене не согнуть.

Вообще, мой друг – невероятно идейный человек. Если ему в голову приходила какая-нибудь дурь, выбить её оттуда было уже практически невозможно. Так однажды Вовке срочно понадобилось проникнуть на чердак нашего многоэтажного дома дореволюционной постройки, чтобы создать настоящую химическую лабораторию. Для чего? Глупый вопрос. Ясно для чего! Чтобы динамит синтезировать! И порох! Надо же, в конце концов, чем-то воевать с дикими арабами.

Мне очень понравилось слово «синтезировать», и я, без лишних раздумий, поддержал идею.

Оборудование для лаборатории раздобыли в школьном кабинете химии. Химичка была женщиной принципиальной, строгой и страшной. Её знали абсолютно все, а некоторые даже говаривали, что она ест детей. Мы, конечно, в эти сказки не верили, но проверять на себе как-то не хотелось. А ещё все знали, что она никого не любит, кроме Менделеева Дмитрия Ивановича, его периодической системы химических элементов и яиц всмятку с чёрным хлебом и солью.

Само собой, выпросить колбы и пробирки дипломатическим путём у такого человека представлялось делом невозможным, а главное – опасным. Поэтому пришлось пойти на крайние меры и взять необходимое оборудование в бессрочную аренду… без ведома арендодателя. Проще говоря – спереть.

Так в лаборатории появилось множество разнообразных стеклянных посудин, закреплённых на штативах и соединённых между собой спиральными трубками. Мы даже электричество умудрились провести. Как при этом живыми остались и дом не сожгли, до сих пор не понимаю.

Вместе с тем, в лаборатории появилась масса плакатов с красивыми и не очень красивыми женщинами. Плакаты были аккуратно вырезаны из журналов «Работница» и не менее аккуратно расклеены на стенах. Всё же, мы были хоть и юными, но мужчинами, и ценить красоту противоположного пола умели уже тогда.

На лестничном пролёте, между третьим и четвёртым этажами, с незапамятных времён стояло дряхлое, замусоленное кресло. Раньше в нём отдыхала баба Шура. Ей было тяжело подниматься на четвёртый этаж, поэтому каждый раз она присаживалась на минутку отдохнуть, но, как правило, засыпала и могла так просидеть не один час, громко храпя на весь подъезд и распугивая соседских кошек. Но после того как внуки бабы Шуры отвезли её в дом престарелых, кресло потеряло последнюю функциональную ценность и приобрело статус монолитного памятника бренности человеческой жизни.

Мы с Вовкой в те годы разными там бренностями не заморачивались, поэтому разобрали кресло по частям, перетащили на чердак, и там снова собрали. И вот, когда мой друг плюхнулся пятой точкой на дырявое и скрипучее сидение, я, наконец, понял, что теперь-то наша лаборатория полностью готова. Замысел воплощён!

Какое же это потрясающее чувство! Мы своими руками создали настоящий оазис свободы и вседозволенности в мире взрослых ограничений и запретов! Место, где никому, ни единому человеку не взбредёт в голову нас искать. Место, где даже дядя Лёша Душман не страшен, потому что взрослый не сможет пролезть между жердями решётки, которой был зарыт проход на чердак. Мы чувствовали себя злыми гениями, задумавшими создать «Нечто»! Нечто, способное пошатнуть все человеческие каноны и идеалы!

А учебник по химии за шестой класс возносил лихие устремления до головокружительных высот, вселяя уверенность, что впереди – масса научных открытий, апогеем которых станет самодельная переносная водородная бомба с часовым механизмом.

– Только часовой механизм нужен будет обязательно, – многозначительно заметил Вовка, – а то не успеем далеко смыться, и нас либо взрывной волной зацепит, либо облучение получим критическое. Главное – запомнить, что после того, как рванёт, нужно быстро ложиться на землю, головой от эпицентра. А когда взрывная волна пройдёт над нами – сразу выпить красного вина! Оно радиацию из организма выводит.

Папины электронные часы «Монтана» были доставлены на следующий же день. Бутылка дорогущего импортного коллекционного вина, привезённая папой из заграничной командировки в Румынию и заботливо хранимая в серванте уже второй год, также благополучно перекочевала в храм химических богов. Тёмно-красную жидкость заботливо разлили в стеклянные пробирки, более удобные для ношения в карманах. Часы решили пока отложить в сторону, потому что бомба ещё не была готова, а значит, подключать их было пока не к чему.

С чего начинать сомнений не было. Из самого названия бомбы следовало, что делалась она из водорода, а значит, надо было, во что бы то ни стало, его добыть. Я был мальчиком настойчивым и любознательным, и из имеющегося у нас в распоряжении учебника по химии выяснил, что водород – это газ, и что добывается сей чудный элемент весьма просто: достаточно смешать обычную столовую соль, воду и медный купорос, после чего – бросить в эту волшебную жижу кусочек простого алюминия. Ну и немножечко подогреть…

Безусловно, был восторг от удачного опыта! А ещё был восхитительный гейзер от неправильной пропорции составляющих. Процесс завораживал, а тёплая жижа, вырывающаяся из колбы, заливала всё вокруг, создавая атмосферу фантастического хаоса и эффект нестиранных штанов бурого цвета. За штаны потом крепко влетело, не говоря уже о папином вине, пробирка с которым лопнула в кармане и залила без того чудный натюрморт на левой штанине.

«Монтану» в тот день я вернул папе сам – совесть загрызла. Папа был растроган, и на первый раз простил учёного-романтика.

Воодушевлённые успехом, мы в полной мере осознали, к какой великой мощи получили доступ. И что важно – для этого у нас было почти всё! Пробирки, колбы, трубки, спиртовые горелки – это полдела. Даже нужные реагенты находились без труда! Практически в каждой семье имелась кладовая или гараж. В них-то и копилось годами то, что в стране повального дефицита имело ценность. А ценность имело всё! Потому соляная или серная кислота, медный купорос или ещё какая химия проблемой не были совершенно.

Единственное, в чём мы испытывали дефицит – это в информации. Интернета ещё не изобрели, поэтому любые мало-мальски ценные знания черпались либо из книг, либо из журналов «Юный техник» и «Наука и жизнь». Подшивку журналов можно было отыскать в детской районной библиотеке, но там о водородной бомбе не писали. А вот с книгами всё оказалось значительно сложнее.

Почему-то в библиотеке, кроме единственного толстенного талмуда какого-то матёрого советского учёного, книг по химии не нашлось. Да и с талмудом этим возникли сложности ещё на этапе изучения обложки. Вовка не смог выговорить фамилию автора, а мне сразу не понравилось, что обложка серая и совсем без картинок.

Не знаю где и каким чудом, но Вовка сумел-таки раздобыть книгу «Занимательная химия». И, скажу я вам, книженция эта была стоящей! Вся в картинках! Вся! И опыты описаны прекрасные, забавные… Занимательные, одним словом! И даже о водороде что-то вкратце изложено. То есть химичь – не хочу! Добывай что хочешь из чего хочешь!

Но мы с Вовкой были большими оригиналами… До сих пор не могу понять, что нас подвигло на тот «героический» шаг. То ли желание исследовать возможности собственного организма, то ли интерес к тому, как простое вещество может светиться в темноте без батарейки, а может и то и другое вместе… Не знаю. Но было принято твёрдое решение синтезировать фосфор. Даже какое-то полезное применение ему заранее придумали, хотя интересовало оно нас в самую последнюю очередь.

Теперь нам был важен процесс! И он, надо сказать, был не менее увлекательным, чем ожидаемый результат. Заключался он в том, чтобы добыть волшебный химический элемент посредством… выпаривания мочи. По крайней мере, авторы книги клятвенно обещали, что испарив обычную человеческую мочу, занимательные химики обязательно обнаружат на дне пустой пробирки настоящий фосфор.

Долго решали, чью выпаривать. Я сказал, что стесняюсь, и Вовка, во имя науки, предложил свои услуги, а я, недолго думая, согласился.

После нескольких минут невыносимого удушения аммиачными парами и прочими неприятными запахами, естественный продукт жизнедеятельности моего лучшего друга был полностью испарён!

Та-дам!!! Звук торжественных фанфар и свет софитов! Овации! По грязным щекам обильно текли слёзы. Сложно сказать, были это слёзы радости или защитная реакция слизистой оболочки счастливых глаз на ядовитые испарения кипящей Вовкиной урины, но на потемневших от копоти лицах отчётливо просматривались заинтересованные улыбки.

Едва дождавшись, когда заветная колба остынет, мы потащили её в самый дальний и самый тёмный уголок чердака. Присматривались долго, пытаясь заметить характерное зеленоватое свечение.

– Вовчик, что ты пил с утра? – спросил я приятеля, продолжая всматриваться в темноту.

– А что? – так же, не отвлекаясь от созерцания, уточнил тот.

– Может, надо было что-нибудь специальное пить? Ну, с фосфором что-нибудь.

– А-а-а… – протянул Вовка и пожал плечами. – Чай пил. В чае фосфор есть?

– Не знаю, – честно признался я, а затем, словно вдруг опомнившись и вернувшись в реальность, уставился на Вовку. – Нету, наверное. Там вода и заварка… Ну сахар ещё. Не светится! Придётся теперь мою выпаривать, я молоко утром пил.

– А в молоке есть фосфор? – засомневался друг.

– Конечно, есть! А ты как думал!

Я понятия не имел, есть ли фосфор в молоке, но вот так легко сдаваться совсем уж не хотелось. Пришлось вести себя решительно и, для пущей убедительности, добавить:

– Там его вообще – завались.

Мы внимательно следили за процессом, и с каждой минутой скептицизм рос в арифметической прогрессии. Вначале казалось, что уж больно долго закипает. Потом, когда всё же закипело, Вовке не понравилось как именно кипит. Решили для верности плеснуть какой-нибудь кислоты. Плеснули серной, концентрированной. Закипело веселее. Мы тоже повеселели, но и слёзы на лицах выступили обильнее. Потом показалось, что слишком уж много кислоты плеснули. Она весь фосфор могла разъесть, и тогда – прахом все усилия. Добавили ещё какой-то жидкости…

Пыхнуло так, что я почувствовал, как от ресниц запахло горелым! Вовка отпрыгнул в сторону и даже взвизгнул от неожиданности. Над лабораторией повисло облако коричневого дыма, а в носу закрутило от резкого, едкого запаха. Глаза щипало. Горелка погасла. Бурление прекратилось.

Мы переглянулись. Вовка тяжело дышал, а его слезящиеся глаза были огромны. Уверен, что я выглядел не лучше, но когда наши взгляды встретились, мы нервно рассмеялись.

Оказалось, что в молоке фосфора тоже не было. Да и надоело нам выпаривать, если честно. Времени на создание оружия массового поражения оставалось всё меньше, и надо было торопиться спасать мир, а не размениваться на пустяки с писанием в пробирки.

Едва мы разложили химические приборы по местам, взяли каждый свою пробирку для отмывки дома от остатков фосфора и собрались уходить из лаборатории, как Вовка вдруг замер и настороженно прошептал:

– Чё за фигня, Серый?

Я посмотрел на друга, который, открыв рот и выпучив без того круглые глаза, созерцал потолок поверх моей головы. Вернее, это был не потолок вовсе, а мощная и очень старая деревянная балка. На таких держался каркас всей крыши. Переведя взгляд на неё, я увидел нечто, что впоследствии разделит наши жизни на «до» и «после». Оно заставит позабыть и о лаборатории, и о диких арабах, и даже о вечернем сеансе «Кулака ярости» в видеосалоне у дяди Лёши Душмана.

Глава 2. Наследство

Мы с другом нашли приключение! Настоящее приключение с настоящим другом! И оно находилось в полуметре над нашими головами! О чём ещё можно мечтать в этом возрасте? По крайней мере, мне так поначалу показалось…

– «Вем смута гряде великая, и въпълчение, и алчба, и мор, и язва, кою враг дивий несе, – полушёпотом вычитывал я вслух старательно выведенные сотни лет назад буквы с «ятями» и «ёрами». – «Ино тебе, сын мой дроля, очина моя тебе тяжко, вяще дружних детей моих хупавых. Рель сей уроком тебе буде, и от тати щитом, и от мунгита-бесермена худаго, и от мытаря. Ты же, наследок мой возлюбленнай, въсхыти жито своё, ибо аз, бачко твой, отай охабил очину твою…»

– Серый, что это? – По голосу было ясно, что Вовка начинает нервничать.

– Дай дочитаю, блин! Не перебивай! – раздражённо отмахнулся я от Вовки, вскарабкался на стол, чтобы быть поближе к балке, и продолжил вслух: – «…и злато, и басу, и рясы, и голландчики…, и гривны больма в кунах… скудельница отай охаблена … короб лутовяный промеж варганом и рекою Велик… Дон во трёх тысячах аршинах от реки во бочаге сокрыл…».

Я мельком посмотрел на Вовку и заметил, что тот опасливо озирается. От этого и мне стало не по себе.

– Как будто церковным языком написано… – почему-то шёпотом пробормотал я.

– Этой фигни тут раньше не было! – быстро пролепетал друг.

– Не было, – согласился я. – Ещё плакат хотел на это бревно прилепить, но передумал. Бревно как бревно было…

– Тогда как эти загогулины тут появились вообще?! – Вовка чуть не плакал, в глазах стояли слёзы. – И как ты на этом языке читаешь? Тут же не по-русски написано!

Я не ответил, потому что и сам не понимал, откуда это взялось. Присмотрелся внимательнее, поскрёб ногтем, потёр пальцем. В некоторых местах текста было не разобрать, но для общего понимания хватило и того, что я смог прочесть.

– Как ты эти загогулины разбираешь? – настаивал Вовка.

– У моей прабабушки в деревне Библия старинная есть, она на таком же языке написана. Это старославянский, вроде. Раньше на Руси все так писали. Я, правда, мало что понял, но…

– Слушай, не нравится мне эта фиговина. Тут какой-то чертовщиной попахивает. Давай в подвал лабораторию перенесём! Там хоть и крысы, зато понятно, что не привидения и не домовые всякие…

Договорить ему я не дал. Меня будто осенило!

– Это не домовой, Вовчик! И не привидение! Смотри! – я ткнул чёрным от сажи пальцем в таинственную балку. – «Злато»! Видишь? «Наследок» – вот! «Сын возлюбленный» – вот тут. А вот самое интересное: «…во трёх тысячах аршинах от реки во бочаге сокрыл»! Понял?

Вовка пожал плечами, а я от распирающего нетерпения даже со стола спрыгнул.

– Да тут же очевидно всё! Это написал мужик, который для своего сына наследство спрятал! Это клад, Вовчик! Самый настоящий клад! С золотом, с драгоценностями! А спрятан он где-то возле реки Дон. Ну или Великий Дон… И он ещё лежит где-то – точно тебе говорю!

– Издеваешься? Даже если это правда, писатель этот жил, ещё когда динозавры мамонтов за жопы кусали! Ты прикинь, когда это было! Уже лет триста прошло, не меньше! А если это Дон, то он за тыщщи километров от нас течёт!

– Больше! – быстро отмеряя шаги по чердаку, пробубнил я.

– А?

– Думаю, больше трёхсот лет прошло. Может даже больше пятисот.

– Ну так тем более! И с чего ты вообще взял, что сын этот наследство своё не нашёл? Может, он его сразу и прикарманил по-тихому?

– А с того, Вова, что надписи на бревне до сих пор не было видно! Она проявилась после того, как мы его своим фосфором драгоценным закоптили! Видать, что-то полезное всё-таки выпили. А значит, никто этот текст никогда не читал – ни сын, ни дочь, ни «враг дивий». Врубаешься, Ватсон?

– Это почему же сразу Ватсон? – недоумённо и даже с какой-то нелепой обидой уставился на меня Вовчик.

– Потому что Холмса из тебя не получается!

То ли мой друг и в самом деле тайно мечтал быть похожим на Холмса, то ли за что-то откровенно Ватсона недолюбливал, а может, просто мои аргументы звучали не убедительно, но после этих слов Вовка засопел, побагровел и, резко развернувшись на месте, быстро пошёл к выходу.

Я ещё постоял, несколько раз перечитал написанное и, решив, что в одиночку искать сокровища не интересно, заковылял к выходу вслед за другом.

Чуть позже у Вовки всё же возник интерес к кладу. Случилось это где-то месяц спустя, не больше. Как-то вечером я сидел поглощённый подготовкой к контрольной по математике, и в дверь очень настойчиво постучали. Едва щёлкнув замком, я был тут же бесцеремонно отброшен в сторону, а в прихожую ввалился Вовка. Он прискакал ко мне с журналом подмышкой и, активно жестикулируя, вдохновлено принялся рассказывать, что гривны – это такие золотые слитки, которые служили на Руси деньгами. В доказательство своих слов он раскрыл потрёпанный журнал «Огонёк», внутри которого имелись фотографии какой-то музейной экспозиции драгоценностей. Гривны там тоже присутствовали, и, скажу я вам, они-таки внушали уважение!

Мы немедля нашли в школьном географическом атласе реку Дон. От нас она протекала слишком далеко. За день туда и обратно никак не съездить. А ещё оказалось, что она была такой большой, что разобраться, где именно богатенький папаша зарыл несметные сокровища, было практически невозможно. То есть, мало того, что ехать далеко, так ещё и не понятно куда именно.

Но мы надежды не теряли. Даже наоборот! Вдохновились ещё больше! Мы прекрасно понимали, что дети имеют одно весьма ценное свойство – они взрослеют. И рано или поздно достигают возраста, когда путешествия и поиски кладов станут вполне по плечу. А значит, надо прямо сейчас приложить все усилия, чтобы потом не терять времени на выяснение деталей и экипировку.

Всего за пару походов в библиотеку мы смогли перевести на современный русский язык практически весь текст послания. Выходило, что написано оно было неким богатеньким папой и адресовано своему любимому сыну. Предусмотрительный отец спрятал сыновье наследство от нашествия монгол или от сборщиков налогов. А состоял клад из золотых гривен, соболиных мехов и прочих драгоценностей с украшениями. Хранилось всё это добро в двух разных сосудах – глиняном горшке и берестяной кубышке. Вот и всё, что удалось узнать.

Вначале энтузиазма мы не теряли и готовились к опасной экспедиции на берега славной российской реки, попутно предполагая, на каком её участке могли случаться глады, моры и алчба, упомянутые в чердачных письменах. Но, с течением времени, запас этого самого энтузиазма медленно таял, а с неминуемым наступлением пубертатного периода и приходом ночных поллюций, энтузиазм и вовсе переключился на лиц противоположного пола. Думы в буйных головушках поселились иные, и об экспедиции пришлось забыть на много долгих лет.