Пес с ушами-крыльями

Шимун Врочек

Пес с ушами-крыльями

Припадок закончился, кровавая муть схлынула, обнажив каменистое, болезненное дно – он даже не пытался встать и лежал, широко раскрыв глаза. Он смотрел в потолок и там вместо аляповатой грубой лепнины, вместо пышнотелых нимф и ангелочков, похожих на сельскую выставку окороков и копченостей, вместо яркой лазури потолочной росписи – вместо всего этого Иерон видел серое небо, брызги грозовых облаков и черные силуэты чаек в вышине. Чайки кричали «Уа-у! У-а-у!». Было холодно, ветер дул справа – порывами. Щеку холодило. «Уа-у!», крикнула чайка Иерону. Он моргнул в ответ, раздул ноздри и глубоко вдохнул. Твердые прозрачные струи потянулись через нос в грудную клетку, наполняя ее стеклянной прохладой, как наполняет отворенная кровь цирюльничий таз. Стало совсем хорошо. Ветер пах йодом и болью. И покоем.

Прошла вечность.

Барон поднялся – тело висело на нем, как лишний груз; словно он раскрашенный ярмарочный болван и несет себя на костяке. Он донес болвана к зеркалу, долго разглядывал и остался доволен: показываться гостям в таком виде было категорически нельзя. Празднование можно было считать завершенным.

Впрочем, гости, наверное, и сами обо всем догадались. Несомненно.

Я, кажется, кричал – равнодушно вспомнил барон.

УБИЙЦА

Смерть похожа на кошку с содранной кожей.

Она бесшумно ступает, но иногда все же выдает себя.

У меня невероятно острый слух, знаете ли.

БАРОН

Вы что-то сказали, милейший?

– Я говорю: прикажете одеваться, вашмилость? – повторил слуга; у него были крупные ладони и глаза со слюдой – бегающие. И этот боится. – Куда после изволите?

– В псарню, – сказал барон.

Иерон гладил всех, чесал за ушами – собаки млели, толкались, вываливали розовые языки, совали породистые морды; капала слюна, пятная камзол и штаны, в воздухе висел густой запах песьей рабской радости – а барон гладил, чесал, похлопывал по янтарным чистокровным телам, щупал мышцы и смотрел зубы. С него сходил седьмой пот, а на подходе был восьмой. Иерон работал.

В углу сидел, и наблюдал за стараниями барона внимательно и хитро, единственный, кого он по-настоящему любил здесь, в этой кузнице чистопородства – худой голенастый пес грязно-серого окраса; с черным пятном вокруг левого глаза. Помесь, ошибка. Зовут – Джангарла. В переводе с эребского: ублюдок.

Человеку нужно кого-нибудь любить, верно?

– Господин барон! Ваша милость! – закричали в дверях. – Ландскнехты напали на деревню!

* * *

– Как твое имя, бродяга?

– Великий Эсторио, ваша милость.

Барон медленно поднял голову.

– Слишком громкое имя для бродячего жонглера. Ты, конечно, владеешь магией?

– Ээ. Не совсем. – бродяга смутился. – Я, видите ли, скорее лекарь.

Магические умения для жонглера – обычное дело, но – лекарь? Иерон посмотрел на лейтенанта.

– Деревенские говорят, что жонглер действительно лечил, – подтвердил лейтенант, – двоих или троих.

Иерон хмыкнул.

– Ну то, что лечил, я не сомневаюсь. А вот вылечил ли?

Жонглер встрепенулся.

– Старого Ила от подагры, – начал он перечислять с легкой обидой в голосе. – Жену Ила – от грудной жабы, дочку старосты…

– От девственности, – закончил за него барон. – Ладно, допустим. Что у тебя там?

– Где?

– В сундуке.

Жонглер встряхнул лохматой головой, блеснул глазами. Возможно, не только дочку старосты от девственности подлечил, но и еще кого. Парень красивый, ловкий, язык подвешен.

– Куклы.

– Что?

* * *

Иерон разглядывал кукол, брал их аккуратно, чтобы не помять. Октавио, плут, ясно. А это кто? Похожа на Силумену, хозяйку гостиницы. Пальчиковые куклы. Правильно, сундук и есть театр, понял Иерон. Настоящий, передвижной. Барон усмехнулся. Поставить сундук набок и раскрыть – вот и сцена. И говорить разными голосами. Великий Эсторио, надо же такое имя придумать.

– Вы разве меня не убьете? – спросил вдруг жонглер.

Барон поднял голову – оторвавшись от рассматривания. Интересный у куколок хозяин.

– Почему я должен тебя убить? Ты вор?

– Нет.

– Насильник?

– Нет.

– Убийца?

– Нет, я…

– Может, ты выкапываешь трупы и сношаешься с ними при полной луне?

Эсторио передернуло.