Премудрая царица. Историческая фантастика

© Светлана Бестужева-Лада, 2019

ISBN 978-5-0050-1790-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая. Медицина и история.

Листочки соскользнули у меня с колен и разлетелись по полу ординаторской. Н-да, увлекательное это, конечно, чтение – роман, который затеял писать мой супруг. И вроде все слова на месте и текст связный, а вот – в сон потянуло…

Мой муж, к счастью, не был законченным графоманом, и прекрасно понимал, что знаменитого писателя из него не получится. Но вот ведь поди ж ты – к шестидесяти годам в литературу потянуло. И не в какую-нибудь, а в историческую. Я же исполняла роль подопытного кролика: на мне пробовалось все, что удавалось написать мужу.

Именно удавалось, потому что времени на это хобби у него было, мягко говоря, маловато. Николай Павлович Пестровский, доктор медицинских наук, академик этих же наук и директор крупной больницы иной раз и для сна время с трудом находил. Правда, это у него всегда хорошо получалось – находить свободное время, если чего-то сильно хотелось.

Так в свое время, а точнее пятнадцать лет назад, он на мне женился. Я не блондинка, ноги у меня растут откуда положено, а не от ушей, да и все остальное – в пределах нормы. Почему только что назначенный директором больницы профессор Пестровский выбрал меня, врача-стажера в отделении неврологии, сказать трудно. Но – выбрал, месяц ухаживал по всем правилам, а потом сделал предложение руки и сердца.

Он мог бы предложить мне стать его любовницей, но не предложил. На мой прямой вопрос «почему?» ответил коротко и внятно:

– Когда любишь женщину, на ней нужно жениться.

Надо сказать, что я, как и весь женский персонал нашей больницы, перед Николаем Павловичем благоговела на грани влюбленности. Так что после такого конкретного предложения грань автоматически была перейдена, и замуж я вышла по любви. За человека вдвое старше меня и в сто раз умнее. И – такая мелочь – за все еще очень красивого мужчину, представительного, элегантного, прекрасно воспитанного.

За пятнадцать лет нашего брака я об этом ни разу не пожалела. У нас никогда не было даже мелких ссор и стычек: мы свято придерживались принципа «уступает тот, кто умнее». Понятно, что уступала всегда я. Ну, почти всегда. Ну, если быть уж совсем честной: один раз. Муж предложил съездить на недельку покататься на горных лыжах, а мне именно в это время до безумия захотелось погреться на солнышке у моря. Но он и тут нашел достойный выход из положения.

Мы отправились в… Объединенные Арабские Эмираты, где недалеко от главного города Дубаи в районе Аль-Барша недавно соорудили горнолыжный курорт Ski Dubai, вмещающий порядка полутора тысяч посетителей. Супруг размахнулся по-крупному и обеспечил нам недельный отдых в 5-звездочном отеле Kempinski, который был ближе всего к горнолыжному чуду. Пляж, правда, был далековат – 10 километров, но туда ходили специальные бесплатные мини-автобусы отеля, причем расписания, как такового, не существовало: просто идешь и садишься в транспортное средство, которое тут же трогается с места.

Поскольку я не собиралась целый день валяться на песочке, распорядок дня у нас выработался идеальный: супруг после завтрака, который подавали прямо в роскошный номер, отправлялся кататься на лыжах, а я – на пляж, где были и удобные лежаки, и мороженое, и прохладительные напитки, и всевозможные развлечения на воде. Меня они, впрочем, не очень манили, я практически не вылезала из воды, настолько это было здорово. А к обеду возвращались в гостиницу, где, кроме такой обыденной мелочи, как огромный жидкокристаллический телевизор, была еще и ванная комната размером с небольшой зал, отделана мрамором. Ну, и джакузи, разумеется.

– Почувствуй себя миллионершей, – не без ехидства порекомендовал мне супруг. – При нашей с тобой работе очень разгружает нервную систему.

Сам он с наслаждением оттягивался в огромном стеклянном кубе, высотой около 85 метров. Толщина снежного покрова, заботливо созданного искусными сотрудниками комплекса, была около 70 сантиметров (и откуда они снег берут?). Четыре горнолыжных склона разного уровня сложности, трамплины, трассы для тобоггана, бобслея, сноуборда.

Один раз и я посетила это уникальное заведение – из чистого любопытства. Кататься на горных лыжах я умела, но весьма средненько. Но впечатлений получила на всю оставшуюся жизнь, во-первых, от катания на бобслее, а, во-вторых, от общей атмосферы. По-моему, если бы я пожелала, чтобы меня покатали на саночках, это было бы исполнено незамедлительно. И попить ароматного кофе в уютном кофе прямо рядом с лыжным спуском было тоже классною

В стоимость входного билета включено использование теплой одежды, специального снаряжения, возможность пользоваться бугельными подъемниками.

– Это просто рай, – оценил заведение муж, вообще-то не склонный к преувеличенным восторгам. – Жаль, что ты не можешь оценить все это с профессиональной точки зрения.

Заодно он посоветовал мне «не дразнить гусей» и купаться в специальном костюме для правоверных мусульманок. Костюм этот представлял собой нечто вроде второй кожи из тончайшего черного (ну, разумеется!) материала. На голову надевалась специальная косынка-шлем, прикрывающая не только волосы, но и рот. Звучит странно, но купаться в нем довольно комфортно.

При этом на меня не косились, как на других европеек, которые не представляли себя на пляже не в бикини. Местные жители терпели (бизнес!), но особого восторга не выражали. К тому же при каждой даме был спутник – обычно пожилой и грузный мужчина с непременной золотой цепью на шее. Так что даже флирт был проблематичен, а смотреть и облизываться, согласитесь, раздражает.

А в отеле, помимо всего прочего, было 6 ресторанов и баров, ультрасовременный оздоровительный клуб с тренажерным залом, пейзажным бассейном и теннисными кортами, спа-центр и косметический салон. Так что я не отказала себя в удовольствии почистить мордочку на европейском уровне: в Москве мне на такие развлечения элементарно не хватало времени.

В общем, отдых оказался сказочным, хотя первоначально я испытала шок, узнав о ценах. Но супруг беззаботно махнул рукой:

– Зарабатываем оба прилично, отдыхаем редко, квартира и машина есть, а бриллиантов ты не просишь. Осилим, не переживай.

И я переживать перестала, полностью отдавшись суперкомфортабельной неге курорта высшего класса.

Ну, и какие у меня могли быть причины для недовольства своим браком?

Конечно, одна неделя – это всего лишь неделя. Но и в Москве мне грех было жаловаться на жизнь. Быт не заедал: два раза в неделю приходила очень милая женщина – убрать квартиру и постирать. Готовить я любила и делала это с удовольствием, а все продукты заказывали на дом. Какой быт, я вас умоляю!

Про интимную сторону нашего брака умолчу, скажу только, что она нас вполне устраивала. Но главной «скрепой» являлось то, что мне с мужем было всегда безумно интересно. Профессиональные интересы у нас совпадали на сто процентов, к тому же я почти каждый день узнавала что-то новое, о чем прочитать вряд ли где-нибудь могла. Даже Интернет не мог конкурировать с моим супругом по эрудированности и играл чисто прикладную роль поставщика информации.

Что же касается Николая Павловича… Начинавший как врач-невролог, он постепенно и методично овладевал остеопатией – сложнейшей и не везде признанной методикой лечения больных. Достаточно сказать, что остеопат должен быть еще и незаурядным мануальным терапевтом, поскольку все болезни определяются преимущественно с помощью чувствительности рук доктора.

Список болезней, которые способен исцелить настоящий остеопат, колоссален. Это и болезни суставов и позвоночника: сколиоз, спондилез, остеохондроз, межпозвоночная грыжа, остеоартроз, артрит и другие. Это и болезни неврологии: межреберная невралгия, патологическое внутричерепное давление, головные боли, мигрени и иные патологии.

Короче, большинство болезней, которыми страдает огромное количество людей, и которые чрезвычайно редко излечиваются хотя бы наполовину. У моего мужа неизлечимых больных не было по определению, но и попасть к нему на прием было очень и очень непросто. Деньги тут ничего не решали: помочь могло только очень близкое знакомство или счастливый случай.

Правда, качественное лечение отнимало изрядное количество сил. Если я пыталась применить полученные знания на практике, то потом полдня ходила полусонная. Муж уверял, что со временем будет легче, но я на всякий случай не слишком злоупотребляла его способами лечения. Каждому, как говорится, свое.

В последнее время Николай Павлович увлекся еще и народными средствами лечения позвоночника, суставов и сопутствующих им недомоганий. Даже завел двух помощников-энтузиастов, которые (за счет патрона) ездили по глухим деревням и селам России и пытались раздобыть «бабушкины рецепты». Кое-что у них получалось.

Я же карьеры не сделала (не очень-то и хотелось). Так и осталась врачом-неврологом, правда, высшей квалификации. Хотя могла бы стать и заведующей отделением, и даже главным врачом. Но проблема была в том, что руководить людьми я не умела – от слова «совсем». Потолком моих способностей были распоряжения медсестрам и санитаркам, но они, надо сказать, меня никогда не подводили. И даже уважали: во-первых, за полное отсутствие гонора, а во-вторых, за профессионализм.

Муж не зря вечерами обсуждал со мной медицинские проблемы и рассказывал про случаи самых невероятных исцелений. Когда мне удалось в буквальном смысле слова поставить на ноги и вернуть к нормальной жизни замученную тяжелым артрозом еще молодую женщину, услышанное от мужа «молодец» было для меня ценнее всех благодарностей в приказе.

Так что можно сказать, мы жили медициной. И тут – неожиданное увлечение Николая Павловича русской стариной. Причем не абы какой, а жизнью царя-загадки Ивана Грозного, исхитрившегося жениться то ли семь, то ли восемь раз, четырежды овдовевшего (два раза по собственному желанию), убившего собственного сына и наследника и скончавшегося при загадочных обстоятельствах.

– Зачем тебе это? – несказанно удивилась я первоначально. – Других забот мало? Ты же высыпаться не успеваешь…

– Интересно, Майечка, – услышала я в ответ. – Как-то в самолете нашел забытую книгу, других дел не было, я и начал читать от скуки.

– Ну и прочитал бы, – продолжала недоумевать я. – Зачем самому романы писать? Лавры Чехова покоя не дают?

– Глупости! – отмахнулся супруг. – Понимаешь, я прочел, что Иван наш, прозванный за свою жестокость Васильевичем, довольно рано начал страдать от болей в суставах и спине. Говоря современным языком, у Ивана Грозного развились мощные солевые отложения на позвоночнике, особенно досаждавшие ему в последние шесть лет жизни.

– Остеофиты? – осведомилась я.

– Они, родимые. Так что отравление ртутью или мышьяком было бы для Ивана Васильевича благодеянием.

– Ну да, ограничение подвижности, острая боль при каждом движении… Как говорится, врагу не пожелаешь, тем более при тогдашнем уровне развития медицины.

С этим я была полностью согласна. И возражать против нового хобби мужа не собиралась. Наоборот, во время дежурств сидела в Интернете, пытаясь выкопать оттуда что-нибудь особенное.

Редко, но случалось наткнуться на необычную статью о жизни и болезнях Ивана Грозного. Тогда я это распечатывала и с торжеством несла супругу, который компьютер недолюбливал и предпочитал читать тексты по старинке, с бумаги. И писал тоже от руки. Общение с техникой было моей специализацией.

Часы показывали два часа. Пора было совершать ночной обход. Вообще-то никто из дежурных врачей этого не делал: устраивались на диване в ординаторской и надеялись, что дежурство пройдет без происшествий. Но мне этот вариант не подходил: ночами многим больным становилось хуже, а звать медсестру большинство стеснялось. Да и все равно она позвала бы врача – в данном случае меня. Лучше уж самой убедиться, что все в пределах нормы.

Тем более, что я сегодня дежурила одна: напарник отпросился по причине серьезной поломки машины. Зная, что его железный конь для него значит больше, чем все больные, я не стала возражать. Что ж, зайду еще и в мужское отделение, невелик труд.

У мужчин, как доложила мне дежурная медсестра, все было в порядке, жалоб не поступало. В женском отделении – тоже, но мне послышались какие-то странные звуки в одной из палат.

– Зоя, вы ничего не слышите? – спросила я у медсестры.

Та сделала большие глаза.

– Нет, Майя Михайловна. Вроде все тихо.

– А давай-ка заглянем в седьмую палату. Кажется мне, там кому-то не очень хорошо.

В палате было темно и вроде бы тихо, но через минуту послышался слабый жалобный стон. По звуку я определила, что стонет немолодая пациентка на кровати у окна. Что там могло приключиться? При вечернем обходе она ни на что не жаловалась.

Зоя зажгла ночник возле кровати Алины Генриховны, бывшей балерины, а теперь пенсионерки и инвалида второй группы из-за травмы спины. Опасная это все-таки профессия – балет, навидалась я тут ее жертв достаточно.

– Что случилось, Алина Генриховна? – шепотом спросила я. – Боли?

– Ох, доктор, так спину сводит, что завыть хочется, да совестно.

Совестно ей, видите ли. Давно бы послала за мной.

– Переворачивайтесь на живот, – распорядилась я. – Посмотрим, что там у нас.

«Смотрела» я руками – этому искусству меня научил супруг. Спина была проблемной, конечно, но в одной точке полыхнула огнем. Так… значит можно не ждать результатов рентгена, диск из позвоночника все-таки выскочил окончательно. Придется рискнуть и попробовать поставить его на место. Или хотя бы боли убрать.

Пока я манипулировала над спиной бывшей балерины, та постепенно успокоилась и уже почти не стонала. Зато я взмокла, как мышь под метлой. Все-таки остеопатия штука энергоемкая, и сил у врача забирает немало. Но результат того стоил.

– Легче? – спросила я, когда почувствовала, что горячая точка почти совсем остыла.

– Кажется, все прошло, доктор, – неуверенно ответила больная. – Ничего больше не болит.

– Ну вот и славно. Зоя, сделайте успокоительный укол. Пусть Алина Генриховна поспит как следует.

– Конечно, Майя Михайловна, – отозвалась Зоя, глядя на меня восторженными глазами. – Вы как всегда…

У меня на отделении была репутация то ли колдуньи, то ли местной ведьмы. И все из-за таких вот случаев «чудесного исцеления». Но я-то знала, что исцеления пока еще не произошло и скорее всего придется делать операцию. Силешек у меня не хватит вправить диск окончательно, такие чудеса только моему супругу удавались.

– Попробуйте поспать, – посоветовала я пациентке. – Сегодня уже болеть не будет, а может, и завтра тоже. Но операцию делать все-таки придется.

– А может быть…

Я покачала головой.

– Чудеса, конечно, бывают, но я не волшебница.

Зоя уже принесла наполненный шприц и ловким движением ввела лекарство.

– Переворачивайтесь на спину и отдыхайте, – строго сказала она. – И следующий раз не терпите, вызывайте дежурную медсестру.

– До завтра, – попрощалась я. – На обходе посмотрим, что там такое вдруг выскочило.

В ординаторской я собрала с полу рассыпавшиеся листки и сложила их аккуратной стопочкой на столе. Теперь можно было бы заняться привычными поисками в Интернете, но меня неудержимо клонило ко сну. А это могло плавно перетечь в глубокий и крепкий сон, если бы я прилегла на диван.

Кофе! Кружка крепкого кофе вполне могла вернуть меня к почти нормальному состоянию. Ведь предстоял еще полноценный рабочий день, и я не могла себе позволить расслабиться. Вечером лягу пораньше, всего и делов-то.

Кофе в ординаторской всегда был хоть и растворимый, но самый лучший. Можно было бы, конечно, установить плитку и завести джезву, но это был бы уже перебор по взяткам. Ладно, микроволновка, врачи в ней подогревают принесенные из дома закуски. Но кофе варить нужно все-таки дома.

Воды в электрическом чайнике было как раз на порцию кофе. Хотя по уму надо было бы долить: чайник у нас капризный и может забастовать в самый неподходящий момент. Но сейчас я решала этим пренебречь.

Почему-то вилка чайника оказалась вынутой из розетки. Мне это показалось странным – обычно мы чайник из розетки не выключаем. Но ничего криминального я в этом не усмотрела. Насыпала в кружку кофе и сахар и воткнула штепсель в положенное место…

Искры, полетевшие во все стороны после этого нехитрого действия, могли напугать кого угодно. Но я даже испугаться не успела, потому что меня что-то сшибло с ног и я очень неслабо приложилась головой к ручке дивана.

После этого наступила темнота и тишина, которые я ощущала всего несколько секунд. Дальше я не ощущала уже ничего, провалившись в какой-то бездонный колодец. Даже не колодец – пропасть, в которую я летела и летела и дна которой не предвиделось.

«Сотрясение мозга обеспечено», – как-то вяло подумала я. Мысль о том, что я вообще могла благополучно отлететь в мир иной, мне в голову не пришла. Как и большинство врачей, к смерти я относилась ровно и достаточно индифферентно.

«Врач сказал – в морг, значит, в морг».

А кто же спорит с врачами?

Глава вторая. Царица-матушка.

Странные звуки. Странные запахи. Где я нахожусь? Не в ординаторской – это точно. И вообще не в больнице – там нигде не может пахнуть ладаном и каким-то горящим маслом.

И лежу я не на полу и не на больничной койке – слишком мягко. Пора открывать глаза и определяться с местонахождением, а то как-то не по себе становится. Да еще что-то влажное на лбу лежит и тоже пахнет. Правда, не ладаном, а чем-то непонятным.

Я слегка приоткрыла глаза. Полумрак, под потолком передо мной тлеет огонек. Лампада, что ли? Похоже, я прилично приложилась в ординаторской – вон какие глюки.

А… а если не глюки? Куда меня занесло или занесли?

В этот момент со скрипом распахнулась дверь, и я от испуга снова закрыла глаза. Шорох, стук, точно кто-то на колени брякнулся, и низкий хрипловатый мужской голос:

– Как царица, очнулась?

Царица?!!!

Ответил старушечий голос:

– Нет еще, государь-батюшка. Но порозовела маленько, а то ланиты совсем белыми были. И дышит ровно.

– Где лекарь?

– Отлучился на время, сказал, что новое снадобье приготовит.

А вот это уже было лишним. Что за лекарь и какое снадобье он будет ко мне применять – неизвестно. Пора включаться в окружающую жизнь, иначе это добром точно не кончится.

Я осторожно открыла глаза. Возле моей постели, точнее, ложа, обретался высокий сутуловатый мужчина с седой головой, острой бородкой и пронзительными глазами. Почему-то на нем была островерхая шапка, богато изукрашенная и отороченная мехом. Ну, и кто это к нам пожаловал?

Мужчина заметил, что я открыла глаза и склонился ко мне:

– Никак очнулась, Марьюшка?

Я выдавила слабую улыбку, потому что совершенно не представляла себе, что и как сказать.

– Очнулась государыня! – радостно взвизгнул старушечий голос, и я обнаружила рядом с мужчиной сморщенную женщину, закутанную в черный платок. – Очнулась, касатушка наша!

– Бегом за лекарем, – скомандовал мужчина. – Может, и не понадобятся его снадобья-то. Знаем мы их…

Бабку унесло из комнаты, а мужчина присел на табурет рядом с кроватью.

– Болит что-нибудь? – участливо спросил он.

Я прислушалась к организму: вроде все в норме.

– Нет… государь. А почему я в постели?

Лицо мужчины омрачилось.

– Значит, не помнишь, как на лестнице давеча оступилась, да головой о перильца ударилась?

– Не помню… государь. Все ровно в тумане.

– Ну, Бог милостив, Марьюшка, все обойдется. Полежишь, в себя придешь…

– Снадобий бы не надо, государь. Как бы хуже не стало.

Лицо мужчины перекосила странная гримаса.

– Хуже станет, лекаря на кол посажу. Грозным-то меня не за красивые глаза прозвали.

Ох, мамочки! Это же сам Иван Грозный. А я, стало быть, его супруга, только неизвестно какая по счету. Не вторая, которую Марией звали – это точно. При ней царь много моложе был, и уж точно не седой. И, слава Богу, не Анна – эти плохо кончали. Значит…

Значит, Мария Нагая, которую царь взял в жены за необыкновенную красоту и веселый нрав. Вот уж повезло, так повезло. И что мне теперь делать?

Я сделала попытку присесть, но ее тут же пресекли.

– Пока лекарь не разрешит, лежи тихо. А то вдруг хуже будет. Мне больная жена ни к чему.

– Прости, государь, не гневайся, – пролепетала я и непроизвольно заплакала.

Лицо царя смягчилось.

– Ну будет сырость-то разводить. Шучу я. От шишки на голове еще никто не помирал.

Я рискнула снять тряпку со лба и ощупала голову. Действительно, небольшая шишка над левым ухом имелась. Этим точно местом я и приложилась, когда в ординаторской грохнулась. Но Иван Грозный в качестве законного мужа – это уже перебор.

Или, как сказал бы мой взаправдашний супруг Николай Павлович, грамотно замотивированная галлюцинация. Только было у меня грустное подозрение, что галлюцинация тут совершенно не при чем.

– Я скоро поправлюсь, государь, – голосом первой ученицы сообщила я. – Завтра уже на ногах буду.

Тут в комнату бочком протиснулся еще один персонаж: мужчина в черном, явно не русский, если судить по внешности. Надо полагать, их знаменитый долгожданный лекарь. Увидев царя, он заметно побледнел и повалился на колени. Чего испугался – непонятно.

– Встань, – почти ласково сказал царь, – очнулась супруга моя богоданная. Теперь и снадобья твои, пожалуй, ни к чему будут.

– Как повелите, государь, – с сильным акцентом отозвался врач.

– Прикажи, государь, пусть свинцовую примочку к ушибу приложат, – не сдержалась я. – Быстрее пройдет.

– С каких это пор ты в медицине сведуешь, Марьюшка? – усмехнулся царь.

– Так ведь маменька братцам моим всегда к шишкам такие примочки прикладывала, – выкрутилась я. – Они непоседы были и драчливы зело…

Ого! Я уже начинаю переходить на здешний диалект.

– Ну, чего медлишь? – пристукнул посохом царь. – Выполняй царицыно повеление. А что за снадобье ты принес?

– Повязку целебную. Смесь спиритуса и цитрона сока.

Умник! Кожу сожжет только так. Эти средства, по-моему, в каменном веке применялись.

– Прикажи, государь, унести. Сам, небось, ведаешь: не люблю я запаха винного.

– Ведаю, ведаю… Неси обратно свои примочки, лекарь, да приготовь свинцовую, как царица повелела.

– Слушаюсь, государь, – пискнул лекарь и быстренько шмыгнул из комнаты.

– А ежели тебе, Марьюшка, каких-нибудь яств диковинных или заморских захочется – только скажи. Из-под земли достанем.

Рука царя лежала на моей постели и мне было нетрудно повернуть голову и припасть к царской длани благодарственным поцелуем.

– Балуешь ты меня, государь, – прошептала я. – Мечта у меня одна-единственная…

– Говори.

– Сыночка хочу тебе родить. По три раза в день перед иконами вымаливаю…

Упс… Откуда я знаю, что моя предшественница в этом теле по три раза на день делает? Но, похоже, случайно угадала.

– Ведомо мне сие. Ну, отдыхай, набирайся сил. А как наберешься, приходи в мою опочивальню.

Меня непроизвольно бросило в жар. Доболталась.

– Ах ты, скромница моя, – по-своему оценил мое смущение царь. – Люба ты мне Марьюшка, и за это. Бог даст, пошлет ребеночка. Елена-то вон зачреватела. Да ты и сама знаешь.

Елена? Какая еще Елена? Как принято говорить в таких случаях в оставленном мню времени, «никогда еще Штирлиц не был так близко к провалу».

– Бог милостив, – только и могла произнести я.

Ничего другого мне просто не приходило в голову.

– Твоя правда, Марьюшка. И мне супругу послал любезную сердцу, и невестками утешил. У Ирины, Бог даст, тоже скоро детки пойдут. Только бы Федча не хворал…

У меня точно молния перед глазами сверкнула. Федча – это же Федор, младший сын Ивана Васильевича, муж Ирины, в девичестве Годуновой. А Елена – ну, конечно же! – супруга старшего сына, Ивана. Какое счастье, что Николай Павлович увлекся жизнью Ивана Грозного. Я же помню: после моей свадьбы на другой день две сыграли. То есть помню, что читала об этом. Пиршество, небось, знатное было – три царских свадьбы подряд.

– Сейчас-то он во здравии? – осведомилась я. – А Иван как?

– А что Иван? Как сходил из Можайска в литовские земли, да разорил несколько малых городов, так без всякой чести в Смоленск и вернулся. Али запамятовала?

– Запамятовала, государь, прости дуру грешную.

– Да не бабьего это ума – дела ратные. Теперь вот доносят мне, что король Стефан Баторий с почти 100-тысячным войском собирается на Псков. Думаю, Ваньку туда послать, пусть командует тамошним гарнизоном. Как только Ленка опростается, так и поедет.

– Мудро, государь.

– Да что это я с тобой о делах государственных рассуждать вздумал? Ты и так голову зашибла, почитай, совсем ничего не соображаешь.

– Прости, государь. Только мне отрадно голос твой слышать. А о чем вещать – твоя воля.

У-фф, кажется, проскочили. Тут ведь всех женщин считают идиотками по определению, а уж в делах государственных… даже думать смешно, что с бабой можно о ратных делах рассуждать.

Царь погладил меня по голове и поднялся.

– Поправляйся, Марьюшка. А как поправишься – на богомолье отправимся, с Сергиев Посад. Помолимся о ниспослании нам чада.

– На все твоя воля государь.

Богомолье – это, конечно, хорошо, только я ни единой молитвы не знаю. Нужно срочно выздоравливать и по-умному внедряться в окружающую среду. Иначе объявят ведьмой и сожгут на костре. У них с этим просто, читала, знаю. В лучшем случае в монастырь законопатят. А оно мне надо?

Как только за царем затворилась дверь, возле меня опять возникла женщина в черном. Пожилая, лицо доброе, но встревоженная. Что ж, или пан – или пропал.

– Ты кто? – негромко спросила я.

Женщина всплеснула руками и охнула:

– Батюшки-светы, няньку свою Агафью не признала!

– Я и государя не признала, – слабо улыбнулась я. – Видать, память совсем отшибло. Ничего не помню, точно только что родилась.

Агафья схватилась за виски?

– Так что же теперь делать, Марьюшка?! Надобно лекарю…

– А вот этого совсем не надобно, – уже тверже сказала я. – Прознают, что царица память потеряла – враз в монастырь отправят. Ты лучше мне сама помоги.

– Да как же?

– Будь все время при мне, подсказывай, кто есть кто. А там, глядишь, и память вернется.

– Слава Богу, государь ничего не заподозрил, – чуть слышно прошептала Агафья. – А то не сносить бы нам головушек-то.

– Вот и я про то же. Какое ныне число на дворе, ведаешь?

– Первое ноября 7088 года.

Очень ценная информация. И как я с такими цифрами оперировать буду?

– А свадьба у меня когда была?

Агафья, похоже, расслабилась и перестала удивляться.

– А двух месяцев еще не прошло, касатушка. И все было ладно, да лепо: государь-батюшка тебя возлюбил и подарками задаривал. Один такой подарил… прости Господи, грех и срам.

Комплект эротического белья, что ли?

– Это что же за подарок?

– Да вон, велел на стенку повесить. Мы его пологом закинули, а то не приведи Господи кому ведомо станет.

На стене напротив постели действительно висело что-то размером с художественный альбом, завешенное темно-красным бархатом.

– Ну-ка, посмотрю.

– Да тебе же вставать ни в коем разе не велено…

– А мы никому не скажем, – усмехнулась я, осторожно спуская ноги на ковер. – Бог не выдаст.

Агафья тут же насунула мне на ноги парчовые туфельки без задников, отороченные, похоже, лебяжьим пухом.

– Дверь постереги, – велела я. – Это быстро.

Когда я встала, то почувствовала только легкое головокружение, которое почти сразу же прошло. Так, сотрясения мозга точно нет, уже хорошо. А с остальным справимся.

Ступая «с бережением» я в несколько шагов пересекла комнату, щедро заставленную всевозможными креслами, пуфиками, столиками и еще какой-то мебелью и приблизилась к таинственному предмету. Отвела полог – и ахнула:

– Что это?

На меня из богато вызолоченной рамы глядела молодая девушка… живая. Большие серые глаза смотрели на меня явно испуганно, длинные пушистые ресницы трепетали, губы вздрагивали. На конкурсе красоты в оставленном мной будущем ей делать было нечего: круглолица, полновата. Но объективно – хороша. Губки – как вишенки, носик прямой, зубки белые, ровные.

– Кто это? – немного изменила я вопрос, а девушка в раме беззвучно пошевелила губами.

– Да ты же это, Марьюшка, твой лик в зерцале отражается.

Как говорится: предупреждать надо. Откуда я могла знать, что тут зеркала чуть ли не под кроватью прячут. Но если это я здешняя… Выбор царя меня в супруги становился понятным.

Хотя что это я? Знала же, что в России более или менее приличные и большие зеркала появились только после Петра Первого. А да него еще – целый век с хвостиком. Только очень богатые люди украдкой покупали за бешеные деньги «венецианские диковинки» у ганзейских купцов и держали их вот так, скрытно, исключительно в спальнях. Для верности их еще укрывали в киоты и зашторивали богатыми занавесками из ценных тканей.

– Ступай-ка обратно в постель, касатушка. Лекарь сулился перед сном пожаловать. А ему это видеть невместно.

Я бросила последний взгляд в зеркало, улыбнулась своему отражению и помахала рукой. Агафья кинулась зашторивать грешное стекло, а меня заинтересовало совсем другое. Ноги у меня оказались от силы тридцать четвертого размера, но достаточно полными. И руки – небольшие, с короткими чистыми ноготками на тонких пальчиках. Красавица? Похоже на то…

– Ложись, касатушка, в кроватку. Лекарь-то вот-вот придет, а ты по покоям скачешь. Неладно выйдет.

Я послушалась. Пока укладывалась, обнаружила, что у меня, оказывается, солидных размеров коса. Темно-русая, толстая – в полруки толщиной, до подколенок длиной. Вот теперь развлечение будет – расчесывать и заплетать заново эту массу волос. Хотя для этого, наверняка, служанки имеются.

Лекарь действительно появился, как только я поудобнее устроилась на постели и на всякий случай приняла томный вид. Хотя, кроме легкой слабости, ничего на самом деле не испытывала. Даже голова не болела.

Лекарь пощупал мне пульс, удовлетворенно пощелкал языком, посмотрел на место удара и тоже остался доволен увиденным. Но какую-то влажную тряпицу все-таки извлек из недр своего балахона.

– Вот, свинца примочка. На ночь приложишь, – приказал он Агафье. – А этот микстур царица должна пить три дня. По три раза день.

– Слушаюсь, батюшка, – покорно кивнула Агафья.

– Государь почивать отправились и тебе, царица, приказал отдыхать. Завтра наведается.

Не до конца доверяя покорности Агафьи, первую ложку мутноватной жидкости лекарь скормил мне лично. Состава я определить на вкус не смогла, но на амброзию это точно не было похоже. И эту дрянь пить три дня подряд? Это вряд ли.

Дрянь, похоже, была со снотворным эффектом, я почувствовала, как глаза мои сами собой закрываются. Что ж, утро вечера мудренее. В конце концов все это может оказаться только сном.