Loe raamatut: «Лето в Сергейково», lehekülg 3
Они совершенно не боятся человеческого присутствия, исследуя любые положенные на крышку мангала предметы. Нехотя растекаются, блестя медными чешуйками кольчуг, в надежде, что не будет огня.
Впрочем, к ночи они возвращаются в свой остывший приют.
Эдисон и Свен
Счётчик в Сергейково двухтарифный, и в одиннадцать вечера (с началом ночного тарифа) дом вспыхивает всеми возможными огнями. Мы – большие любители электричества, а для этого, как говорил Ньютон в «Физиках» Дюрренмата, не нужно разбираться в физике – достаточно нажать выключатель.
И мы нажимаем…
В каминном зале: в колокольчиках люстру и два настенных бра, с мягким оранжевым светом; для чтения Толстого – ярко белую дорожку из шести светильников, отделяющих эркер с двумя мягкими креслами.
В малой столовой: три белых матовых шара. Коридорный и лестничный свет, а также гардеробный второго этажа.
Три жёлто- малиновых трубчатых светильника в Жориной спальне и, наконец, два плафона на распорных балках потолка, упирающихся в скаты крыши, плафон за кроватью, и – на десерт – малый цветочный шар с галогенками, что висит на длинном проводе перекинутый через балку, над креслом с цветочной обивкой и ажурным белым подголовником, а также высокую бронзовую лампу на низком столике с кружевной салфеткой.
Лампа зовётся Вавилон и состоит из многочисленных ярусов: нижняя усечённая пирамида с намёком на львиные лапы заканчивается четырьмя завитушками, на этом основании покоится хрустальный куб с решётчатой насечкой, четыре тонких в вензелях бронзовых хоботка (на них удобно вешать на ночь цепочку с крестиком) дают начало хрустальной четырёх угольной призме в локоть высотой, с такой же насечкой, как у нижнего куба, на призме стоит как бы маленькая бронзовая пузатая ваза с лампочкой, на которую крепится, наподобие присборенной гипюровой юбки, шитый шёлком сетчатый плафон, но не круглой, а овальной формы.
В этом тарифном режиме не включены постоянно только три шарительно- по- стенных светильника: ночной на верхней площадке лестницы за гардеробной. Это – маленький выключатель на самом светильнике, после чего он загорается бледным белёсым крылом в голубых мотыльках, настолько маленький, что умещается в кулаке и нашарить его ночью весьма непросто, нужен опыт.
И два наружных подвесных фонаря, как на бриге, один на нижнем правом скате крыши, второй – под балкончиком второго этажа. Выключатель от них – на улице, у лестницы крылечка. Эти фонари зажигают для навигации, если кто-то ночью отправился в летнюю кухню, снабжённую на углу таким же фонарём.
Оттуда, в темноте, дом и вправду кажется бригантиной из тёмного морёного бруса: с носом – эркером, решётчатым балконом, будто бушприт с сеткой, и двухярусной тёмной крышей (задняя, где лестница, повыше).
И мнится, что оклик…
– Эй, на шлюпке, чёрт вас дери! Правь сюда!
… придаст силы выключить последний ходовой фонарь, отдав кухню во власть океана тьмы подходящего вплотную леса, и двинуться по дорожке из плиток к трапу: узкой и короткой, в пять ступенек, прилегающей к боку дома лестнице крыльца.
В Гефсиманском скиту
Погода солнечная, день субботний, Медовый Спас, и мы едем из Сергейково в Сергиев Посад.
До Хотькова дорога знакома, потом поворот налево по стрелке и на горку со стелой "Хотьково", где оно в этом направлении благополучно заканчивается. Дорога здесь ухабистая, до Сергиева Посада девять километров.
У Троице-Сергиевой Лавры не припарковаться, куча машин, асфальт новый, разметки нет. В самой Лавре каша из народа. Только бросив взгляд за её мощные стены, мы даём задний ход, к брошенной машине.
Вообще впечатление от Лавры сумбурное, столько всего намешано, что хочется всё это разделить на несколько лавр, и ты одеваешь шоры и выключаешь боковое зрение. Так намного лучше, но народные реки ворочают нас вспядь, и мы решаем ехать в Гефсиманский скит.
Здесь тихо и покойно, места на парковке. Когда-то Филлипушка Хорев вырыл себе здесь по благословению землянку. Из шумной Лавры и правда хочется сбежать, вот хоть бы и сюда, на Исаковскую горку.
Если Троице-Сергиева – это шумная жаркая эклектичная Москва, то Гефсиманский Покровский – холодный строгий Петербург. Терракотовый кирпич, бело-красный единый стиль. Невероятная, высокая надвратная колокольня, мелодичный звон часов. В Покровском храме идёт служба. Розарий, зелёные скамеечки, вокруг апсиды три разлапистых голубых ели.
Богородичная просфора после службы—это на завтра. Она большая, с ровным красивым оттиском.
Слева в храме две главные для меня иконы: Черниговская и Нерушимая стена. На Нерушимой пересчитываем ангелов, говорят— их число меняется, проступают новые лики. Мы здесь впервые, в следующий раз непременно снова пересчитаем.
Крокет
С понедельника по пятницу в Сергейково первозданная тишина. Шумят и колышут ветвями берёзы на участке, супятся высокие ели за лесной калиткой. Берёзы растут купками: пять перед домом, – их яркие солнечные ветви в окнах радуют глаз, как природное мобиле, – пять вокруг уличного стола, где мы кушаем в тёплые дни, и только одно большая береза соседствует с орехом. Все плиточные дорожки засыпаны монетками берёзовых листьев. Ещё на участке есть две пондерозовых сосны и два высоченных пирамидальных кипариса. Кипарисы на удивление свежи и зелены.
Впрочем, приходят выходные, и мир наполняется машинами, дымами от мангалов, рычанием триммеров, разговорами и криками приехавших. Вот и у Марины с Алексеем сегодня гости, все высыпали на улицу и играют в крокет. Слышны стуки деревянных молотков и возгласы играющих.
Удивительно, что эта игра продолжает существовать, этакий дворянский дачный стиль, и не только существовать, а даже пропагандироваться. Можно, например, поиграть в крокет в Тютчевской усадььбе Мураново, где сам Тютчев и не жил-то никогда. Там есть крокетная площадка.
Ну, а мы играем в бадминтон, между прочим – олимпийский вид спорта. Мы соседи и живём в доме Алёшиной мамы. Дома абсолютно разные. Если всё, что окружает нас, цвета натурального ореха, то у ребят – белый бук. Дом, в стиле фахверк, молочного цвета с коричневой крышей и балками, с двумя балкончиками во фронтонах второго этажа построен буквой «Г». Наш тёмный дом морёного дерева по пропорциям похож на бриг, фундаментом, как стапелем, поднятый над землёй. Носом-эркером он смотрит в сторону белого дома.
В сумерках, особенно, когда везде погашен свет и зажжены лишь уличные висячие фонари под балконом и у лесенки крыльца, кажется, он тихо плывет по мягким волнам тумана к белому ажурному дебаркадеру.
Обычно же – это сияющий всеми огнями и бурлящий жизнью "Титаник", который плывёт навстречу своему айсбергу (белому дому), такому близкому, что не свернуть.
Софрино
Сегодня из Сергейково в Москву мы едем не через Хотьково и Радонеж, а через Новое Гришино, по малому Московскому кольцу, по Софрино и старому Ярославскому шоссе. День солнечный с лёгкой облачностью. Дорога весёлая с горки на горку, с подныром под ЦКАД.
Машин практически нет, пока под Софрино, перед переездом мы не встаём в большую пробку из большегрузов.
Сворачиваем налево и едем через сам посёлок по длинной и зелёной дороге, – в Софрино много зелени, – мимо станции, магазинов, предприятия "Софрино" с новопостроенным храмом в честь второго обретения мощей Серафима Саровского, библиотеки и стадиона.
