Loe raamatut: «Ромео для балерины», lehekülg 9
– Значит, все отрывки должны принадлежать ей? – поинтересовался Уваров.
– Да, подтверждаю.
– А музыканты "Брандспойта" не будут против?
– Думаю, не будут. Я не понимаю, куда ты клонишь… Вэйс, ты что задумал?!
– Если я сделаю программу, которая позволит любой голос превращать в голос Меркулова, можно сделать альбом из отрывков?
–Да на два альбома наберётся! А ты сможешь?
– Смогу.
– Можно девочку ввести в группу, у меня солистка, Анечка, есть с замечательным голосом. А голос Меркулова можно фонограммой пустить… – зажёгся аранжировщик.
– Ну, тебе виднее, ты – профи. 80 процентов выручки с выпуска – Лее, а 20 процентов распилим между участниками проекта.
– Согласен. А тебе?
– Мне ничего не надо. Я потом эту программу доведу до ума, сделаю универсальной и продам музыкантам.
– За сколько сделаешь?
– День-два мне дай!
– Ого! Лихо! Тогда я пока собираю "Брандспойт" и Аню.
– Только давай так: для всех эта идея с альбомами – твоя. Я – за кадром.
Рома, Илья и Тарас не просто одобрили идею, они воспрянули духом. Месяц они писались на студии звукозаписи. Уже в мае состоялся концерт-презентация нового альбома группы "Моя душа". Альбом бил все рейтинги, звучал на всех радиочастотах, раскупался с неимоверной быстротой.
Через два месяца музыканты выпустили вдогонку второй, уже последний альбом "Всё бывает лишь раз". После этого "Брандспойт" официально прекратил своё существование.
* * *
Лея уже полтора месяца танцевала в "Ла Скала". Конечно в кордебалете, но и этому она была несказанно рада, ибо к любой балерине предъявлялись максимальные требования. Труппа "Ла Скала" держала марку!
Как и советовал отец, она старалась загрузить себя максимально: после репетиций, спектаклей, в короткие промежутки свободного времени учила итальянский и немецкий языки. Перед сном – обязательно сеанс по скайпу с мамой и папой. А потом наступал самый страшный момент: когда она выключала свет и ложилась в кровать. Ей казалось, что сейчас зайдёт Он и возьмёт её на руки.
С той их первой памятной ночи они придумали ритуал: он всегда нёс её в постель на руках. Даже если она забиралась туда раньше, он вытаскивал её, кружил по комнате, а потом осторожно приземлял на подушки…
– Лис должен быть ручным! – любил повторять Меркулов.
– Ой, растолстею к старости! Что делать будешь?! – смеялась она, обвивая его за шею.
– Ой, растолстей сначала, – фыркал он.
Конечно, когда он приходил под утро, а она спала, ритуал отменялся. И сейчас она плакала, засыпая… Утро снова утягивало Лею в водоворот неотложных дел и событий.
Вдруг в один из вечеров ей позвонил Байер:
– Лис! Если стоишь – сядь. Села? "Брандспойт" выпустил новый альбом с песнями Меркулова.
– Что?! А кто поёт?! Солист кто?!
– Меркулов поёт и ещё какая-то девочка. Вся Москва, вся рок-тусовка на ушах. Говорят, подняли старые его наработки.
– Сашенька! Вышли мне, пожалуйста!
– Уже выслал. Смотри почту. Всё, давай.
Лея открыла почту, скачала альбом, включила. Действительно: голос Алексея, родной, любимый голос! "Душа моя" – песня, как будто он обращается к ней… Не было горечи, не было печали! Было такое ощущение, что он не умер, а просто уехал надолго и где-то пишет для неё песни. "Я ноги буду целовать тому, кто придумал идею с альбомом!" – ликовала Турава. Она перестала плакать перед сном. Он снова жил для неё, только в параллельном мире, иногда давая о себе знать.
* * *
Наумов позвонил Байеру в Берлин:
– Привет, музыкальное дарование!
– А, это ты, капиталист! Рад тебя слышать, чертяка. Мама как? – отозвался Дэн.
– Елена Николаевна? Она меня усыновила, на фиг ей сын, который по полгода в Россию нос не кажет.
– Ну, усыновила, положим, она тебя уже давно, – ничуть не обиделся Дэн. – Как там мой домик?
Наумов уговорил Байера купить участок рядом со своим и продать квартиру – родовое гнездо Байеров. Сам построился первым, забрал Сашку и мать Дэна к себе в коттедж. Дэн, по контракту работая в Берлинском филармоническом оркестре, все свободные деньги переводил Саше на постройку дома.
– Строится, уже крыша есть, внутренняя отделка идёт. До ума пусть Лерка доводит, она же у тебя художник.
– Наумов, она у меня уже дизайнер, Берлинский университет искусств закончила. Кстати, нарасхват, дома не сидит: всё какие-то выезды, встречи… Я ревную!
– Может, вам третьего завести? Одомашнить, чтоб не скакала…
– Я подумаю, – хохотнул Дэн. – Чувствую, Сань, дело у тебя ко мне.
– Ну, ты психолог, блин, прям как твой Сашка. Вот откуда гены… Но ты прав. Зайди в одну клинику, узнай, сколько денег не хватает на операцию одному человеку. Информацию я тебе в ящике скинул. И спроси, сколько на реабилитацию нужно.
– Ладно, сделаем. А кто он?
– Сумасшедший гонщик, как мы с тобой в своё время…
* * *
Вэйсу на электронную почту пришло письмо из клиники Германии. "Господин Уваров! Вы приглашаетесь на плановую операцию с последующими восстановительными процедурами". Сначала он подумал, что это ошибка. Когда он позвонил в саму клинику в Берлин, то узнал, что на его счёт поступила сумма, превышающая сумму операции. Денег хватало и на реабилитацию. Вэйс был в замешательстве.
– Это не может быть ошибкой? Я ничего не отправлял.
– Нет, господин Уваров, деньги поступили от третьего лица.
– А от кого?
– Благотворительность в нашей клинике – нередкая практика. Мы не знаем зачастую имена благотворителей. Вам повезло. Вы ведь спортсмен? Ищите среди Ваших поклонников. Мы ждём Вас. В информационном письме всё подробно написано.
Через два дня, сдав клиентам заказы, он уже ехал в аэропорт Шереметьево.
Врач, осмотрев Алексея, остался весьма доволен:
– Всё замечательно. Есть шанс, что эта операция пройдёт успешно, станет последней, и Вы будете ходить.
* * *
В июле вышел последний альбом "Брандспойта". Турава была счастлива. И хотя парни из группы ей сказали, что это – последний, что больше отрывков и набросков Алексея нет, она твердила:
– Пусть! Он ещё как-нибудь напомнит о себе. Не знаю как, но напомнит!
В сентябре Лею вызвала в Москву официальным письмом какая-то юридическая фирма. Ей сообщали, что она должна наследовать средства, полученные с продаж альбомов и концертов "Брандспойта". Лея ничего не понимала, попросила отца помочь ей разобраться, и Наумов прилетел в Москву.
Лея узнала, что она – правообладательница всего, что было написано Алексеем
Меркуловым, что до конца своих дней она будет получать прибыль от продажи его альбомов и прибыль, если записи его будут где-то использованы.
"Да, перещеголял меня Меркулов", – подумал Александр Николаевич. – Так обеспечить свою женщину…" Лея получала сорок миллионов, и сейчас ручка дрожала в её руке.
– Где расписаться?
– Вот здесь и здесь. Открыт счёт в «Райффайзенбанке». Он имеет филиалы по всей Европе. Вы, Лея Александровна, часто живёте за границей, и фирма сочла, что Вам с этим банком будет удобно управлять своим счётом.
– Могу я перевести десять миллионов на счёт матери Алексея Меркулова?
– Да, конечно. Вы – хозяйка счёта: просто снимаете любую сумму без ограничений.
Когда они вышли на улицу и сели в машину, Лея спросила:
– Папа, как сделать, чтобы мошенники не прознали о 10 миллионах и не отняли деньги у Татьяны Сергеевны?
– Давай я съезжу к ней, и мы подумаем вместе, как лучше разместить деньги, чтобы она получала хорошие проценты и ни в чём не нуждалась.
– Спасибо, папа, – прижалась Лея к отцу. – Сама я пока не могу к ней приехать. Пусть она на меня не обижается. Не могу…
– А со своими деньгами ты решила что-нибудь?
– А со своими 30 миллионами я, кажется, знаю, как поступить.
* * *
Игорь сидел за аппаратурой, когда в студию вошла изящная молодая девушка.
– Игорь Александрович! Вы меня не помните? Мы один раз заходили к Вам вместе с Алексеем Меркуловым. Я – Лея, Лея Турава.
– Лея!
– Я не займу у Вас много времени. Во-первых, я Вам очень благодарна за два последних альбома: вы уняли мою боль!
– Лея! Это – не я… Один человек, но он просил не называть его имя.
– Неважно! После продажи альбомов и концертов "Брандспойта" на меня свалилось целое состояние. Часть я перевела матери Лёши. Что касается остальных денег, то сегодня я открыла Благотворительный Фонд Алексея Меркулова для помощи начинающим талантливым рок-музыкантам, и 30 миллионов теперь в распоряжении этого фонда. Могу я доверить Вам, с Вашим опытом и чутьём поиск и отбор новых талантов? Я думаю, Алексей тоже выбрал бы Вас…
Игорь во все глаза смотрел на эту девочку, губы его дрожали.
– Фонд Алексея Меркулова! Лучшего нельзя и придумать. Я согласен. Лёша был бы счастлив…
– Я знаю, – тихо сказала она.
Лея возвращалась в Милан.
Отец, провожая её в аэропорт, помолчав, произнёс:
– Ты – удивительная женщина, Лея Турава. Я тобой горжусь. И не потому, что ты – моя дочь. Как дочь я тебя просто люблю. Твоя идея с фондом просто великолепна!
И он крепко обнял её.
– Ты правда так считаешь? – спросила она.
– Да, – уверил её Наумов.
– Как я рада!
* * *
– Вэйс! Это Игорь, аранжировщик. Я сижу в шоке. Знаешь, кто сейчас был у меня?
– Кто?
– Лея Турава, невеста Алексея Меркулова.
– Бывшая, – поправил Уваров.
– Да, конечно. Знаешь, как она распорядилась своим состоянием?! 10 миллионов отдала матери Лёхи, на остальные – открыла Фонд Алексея Меркулова, себе ничего не оставила! Я отвечаю за отбор талантливых ребят.
Вэйс молчал: такого он не ожидал, даже не мог предположить. "Меркулов! Я, кажется, завидую тебе…" – признался себе Вэйс.
* * *
Осень пролетела незаметно. Уваров уже почти обходился без палки. Очень подмывало сесть на мотоцикл, но врач запретил до контрольного тестирования в середине декабря. "Кости должны срастись с запасом прочности, иначе потом Вы не сможете вернуться в спорт. Потерпите! Ради будущего". И Вэйс терпел. Аккуратно принимал препараты с кальцием, делал специальную гимнастику, конечно, работал и очень ждал декабря: ему маячил Берлин и окончательный вердикт врачей.
* * *
Жёсткий диск был заполнен под завязку. Вэйс вздохнул: надо было срочно покупать новый. "Кажется, в торговом центре "Аркаден", что на Потсдамской площади
Берлина, был отдел электроники"
. А это совсем рядом. Алексей посмотрел в окно: морось. "Тоже мне, декабрь"
, – хмыкнул он, надевая чёрные кожаные брюки и кожаную куртку. Уваров оделся и вышел. Вот и "Аркаден".
Вэйс чуть притормозил у эскалатора: "Лестница или подъёмник?" Для пользы лучше лестница, но после вчерашнего тестирования доктора Йозефа Бёрна ноги ныли. Он не халтурил – выложился на тесте по полной: врачи, да и сам Алексей, были довольны. Но сегодня!.. И Вэйс пошёл на эскалатор.
Она спускалась сверху, тоненькая, изящная в короткой шубке – статуэтка!
– Лея?
Он узнал её по рыжим волосам, того самого изумительно чистого оттенка.
– Вэйс?!
Она распахнула от изумления глаза и открыла рот, плавно провожая взглядом ленту эскалатора, поднимающую людей и Уварова вверх. Он одним мощным толчком перемахнул через заграждение на её эскалатор, девушка только ахнула:
– Ну ты даёшь!..
Когда она в апреле внезапно свалилась на его голову, он был в инвалидном кресле. Ей было немного непривычно: сейчас он стоял перед ней высокий, 1 метр 85 роста, статный, широкоплечий.
И главное: на ногах, здоровый! Лея, как заворожённая, смотрела на его ноги:
– Ты больше не в кресле! Это… Это здорово, Вэйс!
Он подал ей руку, помог сойти с эскалатора.
– А ты? Ты же в Милане должна быть.
– У меня здесь родные, на Рождество приехала. Завтра же Рождество!
– Ну, положим, Рождество только 7 января будет , – усмехнулся Уваров. – Но всё равно, рад тебя видеть, Лея Турава!
– А тебя как в Берлин занесло? – спросила Лея.
– Плановое тестирование после второй операции.
Вэйс внимательно прислушался к дочке Наумова: прежней боли и надрыва не было. От неё исходила лёгкость и кружащее голову обаяние. "Очень интересно", – отметил про себя Уваров. И стал наблюдать за ней, инстинктивно, как это делают все мужчины от 3 до 90 лет.
Ей нужно было купить подарки родным. Вэйс даже не понял сам, как оказался в отделе женской одежды и аксессуаров рядом с ней, затем в сувенирном отделе, потом в книжном…
– Ты тоже за подарками? – поинтересовалась она.
Блин, только сейчас он вспомнил, зачем он здесь.
– А? Нет, мне жёсткий диск нужен новый.
– Так пойдём!
Она взяла его за руку и потащила к эскалатору. Турава встала не две ступеньки выше, сделавшись с ним одного роста, что-то рассказывала весёлое о том, как покупают в Италии. Он не слушал, он смотрел на её губы. "Что, если их поцеловать?! " Потом тряхнул головой, прогоняя наваждение.
Диски были вполне хорошего качества, Вэйс купил два: в последнее время его завалили заказами. С покупками было покончено. Лею и Вэйса больше ничего не держало в торговом центре "Аркаден". Нужно было уходить.
Лее вдруг стало грустно: ей было с ним удивительно уютно, невероятно спокойно и защищённо, как тогда в Листовом. Сейчас они расстанутся, и может, навсегда…
– Ты разрешишь проводить тебя?! – вдруг спросил он.
Вэйс ничего не понимал: внутри него всё бунтовало при мысли о расставании с этой девочкой. Он испытывал невероятный комфорт и душевный подъём рядом с ней. Они взяли такси, добрались до квартиры Байеров.
– Может, зайдёшь? – с надеждой спросила Турава.
– Наверное, нет.
– Вэйс! Здесь не церемонятся. Здесь живёт папин… брат и лучший друг Дэн Байер.
– Тем более… – вспомнил Наумова Алексей и предложил. – Давай лучше завтра встретимся.
– У-у-у… Завтра мы с Дэном участвуем в Благотворительном Рождественском вечере. Он играет на саксофоне в первом отделении, а я танцую во втором.
Вдруг её глаза загорелись.
– Ты же тоже можешь прийти! Я, как участница, имею право на одну контрамарку! Только… там дресс-код: пускают только в смокингах. И она жалобно посмотрела на Уварова и вздохнула: "Не пойдёт…"
– То есть мой кожаный прикид не подойдёт? – рассмеялся Вэйс.
Она яростно замотала головой, а глаза просили: "Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…"
– Ладно, где эти смокинги берут напрокат?
* * *
Вытащить Лею в Берлин была идея Даниила Андреевича Байера. Ему показалось, что их "Туравочка" загрустила в своём Милане и решил, что Рождество в семейном кругу ей точно не повредит!
Два семейства Наумовых и Байеров давно перемешались в одно. Сашка с Еленой Николаевной жили с Наумовыми, Лея была частым гостем и "любимой дочкой" Байеров. Дэн, как один из организаторов вечера, прислал важную бумагу директору труппы "Ла Скала" Леславу Шиманскому о необходимости участия российской балерины в Благотворительном Рождественском вечере в Берлине. И Лею отпустили с напутствием "не посрамить балетное отечество". Она была на седьмом небе, так соскучилась по всем: Валерии, Дэну и Димке, их сыну, будущему выпускнику гимназии. И сейчас она отогревалась, как продрогший мотылёк, у их жаркого семейного очага.
Утро прошло в обычной разминке балерины и приятных хлопотах на кухне с Лерой. Мужики то и дело забегали на кухню, на запах, и утаскивали то мясную нарезку, то сладости. Лера смеялась и потакала "воришкам". Потом, ближе к обеду, сели отмечать Европейское Рождество, воспринимая его как хороший повод собраться семьёй. Вечером Лера и Лея надели вечерние платья, мужчины облачились в смокинги, и все поехали в концертный зал при отеле "Estrel".
Уваров с интересом смотрел на своё отражение в зеркале. Дотошный немец сбился со счёта, принося на примерку мужские костюмы. С низом всё было нормально, но вот бицепсы Вэйса никак не хотели пролезать в узкие рукава пиджаков. "На кого же они их шьют?! На каких дрищей?" – досадовал Уваров. Наконец, одна модель подошла, и сейчас он лицезрел в зеркале напротив молодого элегантного мужчину, вполне подходящего быть вечерним аксессуаром для рыжеволосой красотки.
– А у вас красной ковровой дорожки не будет напрокат?
– Что? – обомлел несчастный немец.
– Шучу, – успокоил его Уваров и забрал квитанцию.
Пролетали редкие снежинки, Вэйс уже топтался минут пять у входа в отель "Estrel". Наконец, появилась Лея.
– Вэйс, прости, пожалуйста, Митяй долго собирался.
И она подвела его к своим спутникам.
– Это – семейство Байеров, мои родные: Валерия, Даниил, Димка. Это – мой знакомый, Уваров Алексей, для друзей Вэйс, – представила она их друг другу.
– Вэйс… – поднял вверх глаза Димка, что-то припоминая и с интересом разглядывая Алексея. – А Вы с компьютерами как-то связаны?
– Ну, всё человечество как-то связано с компьютерами, – отшутился Уваров.
– Вы же в Москве живёте?
– Да, в Москве.
– Расскажу своим – не поверят… – пробормотал он себе под нос.
– Я что-то пропустила? – переводила взгляд с Димки на Алексея Турава.
Первое отделение утомило Уварова: играли какие-то виолончелисты, скрипачи. Очень выгодно среди всех отличался Байер на саксофоне. Вот он окунул Алексея в волшебный мир воспоминаний и грёз. Почему-то вспомнились мама, отец, Славка Зорин, бабушка с котёнком на коленях.
Вэйс ждал второе отделение. И вот объявили: "Вальс цветов" из балета "Щелкунчик" Петра Ильича Чайковского, исполняет Лея Турава, балерина театра "Ла Скала", обладательница Гран-при международного конкурса артистов балета". Уваров забыл, как дышать, ему казалось, что если он сделает вздох, это чудо, скользящее, парящее на сцене, исчезнет, растворится призрачной дымкой. Он просто боялся спугнуть то, что не поддаётся объяснению: неземное и неповторимое. Она на его глазах и на глазах сотни зрителей творила новый мир, таинственный и прекрасный.
Лею осыпали аплодисментами и отпустили. Вэйс остался в зале только из вежливости и уважения к организаторам. До конца второго отделения он думал о Тураве, о семье Наумова: всё пытался представить, какой она была в детстве. И что, по сути, он ничего о ней не знает, кроме того, что она потрясающая балерина и понесла тяжёлую утрату…
Лея нашла Вэйса на фуршете. Она была в чёрном вечернем платье: его любимый цвет.
– Не жалеешь, что пришёл со мной? – спросила она.
– Конечно, нет, давно хотелось посмотреть, как ты танцуешь: бесподобно! – искренне восхитился он. Потом наклонился к самому её уху. – И последствия тоже видел: твои стопы…
– Лея вспыхнула и покраснела.
– Ты не хочешь уйти с фуршета? Как на счёт прогулки по ночному Берлину? Если, конечно, ноги не устали…
– Я не против, – уже улыбалась она.
Мимо проходил Димка.
– Дим! – окликнула его Лея. – Сделай снимок на мой телефон и скажи родителям, что мы с Вэйсом решили погулять и что я буду поздно.
Она порылась в сумочке и достала телефон. Димка качественно пощёлкал их с разных сторон, потом отдал телефон.
– Фотки потом скинешь!
Они вышли на улицу и пошли куда глаза глядят. Праздничная Рождественская подсветка столицы несла атмосферу ожидания чуда. Говорить не хотелось, они просто шли рядом. Иногда она бросала не него взгляд, иногда он. Пару раз они встречались взглядами, Лея не выдерживала – опускала глаза. И они шли дальше…
Вдруг пошёл снег, настоящий, рождественский, большими пушистыми хлопьями. Вэйс поднял голову: нескончаемый десант белых парашютиков летел прямо с чёрного неба, покрывал скамейки, траву, его голову, не успевая таять.
Лея тоже смотрела вверх: снежные хлопья падали ей на лицо, таяли и сбегали ручейками вниз. Вэйс посмотрел ей в лицо и вдруг понял: "Да ведь она плачет !!!" Память внезапно перенесла её в Новогоднюю ночь, 31 декабря, когда они с Меркуловым бродили по заснеженным сказочным улочкам Дмитрова, держась за руки, и целовались, прячась по закоулкам от прохожих. Тогда тоже падал снег…
Она подошла к фонарю, прижалась к нему лбом и, уже не скрываясь, заплакала. Вэйс хотел подойти и обнять: она выбросила руку, останавливая ладонью. "Стой! Не подходи… Нет!"
– Спасибо тебе за вечер, Вэйс! Не провожай. Я хочу побыть одна.
Он остался стоять, а она уходила всё дальше и дальше в слепой снегопад, в снежное кружево, держа за руку Меркулова…
Алексей чуть постоял. Он не мог вот так повернуться и уйти: был первый час ночи, улицы были пусты, редкие прохожие торопились домой. Уваров пошёл за ней следом, держась на достаточном расстоянии, чтобы она не видела его. Он не мог оставить её одну без защиты: при необходимости через секунды он бы оказался с ней рядом…
Так они прошли с полчаса. Потом девушка очнулась, осмотрелась, вызвала такси. Вэйс проводил взглядом машину и тоже вызвал такси. На следующий день она улетела обратно в Милан. Через два дня Вэйс вернулся в Москву.
* * *
Боже! Как хорошо дома! Лея сидела на полу, на пушистом ковре в гостиной и теребила собаку, любимицу Наумовых – Гешу. Та лежала кверху пузом, довольная и счастливая. Шестого января директор труппы господин Шиманский отпустил кордебалет на 3 дня: увёз двух прим на какой-то очередной конкурс современной хореографии. Лея тут же рванула в аэропорт. Вот это подарок: Рождество в России, дома! Милан – Москва – Самара.
– Лисёнок! С наступающим Рождеством тебя! Как у вас погода в Милане? – поднял трубку Наумов, увидев вызов дочери.
– Не знаю, пап! Потому что я – не в Милане, – интриговала отца Лея.
– Ты где? – изменился в голосе отец.
– В нашем доме, под дверью! Открывайте уже!..
И она бросилась в объятия мамы, Елены Николаевны, отца, Сашки под восторженное гавканье Геши.
– Какая ты молодец, Лея, что приехала!
Потом были доверительные "пошептушки" с мамой, рассказы и фотографии с Рождественской вечеринки у Байеров.
– Димус-то как вымахал! – дивился Сашка Байер на брата. – Мне то заумные письма в контакте пишет, то на счёт девочек советуется: совсем взрослый стал.
Среди фотографий мелькнуло фото Вэйса с Леей. Снимок притягивал, останавливал взгляд.
– Что за молодой человек с тобой? – поинтересовалась Дарико.
– Знакомый…
– Очень даже ничего, – одобрила мама. – Мне нравится.
Наумов тут же оживился:
– Ну-ка, дай посмотреть…
– Саша!!!
– А что, мне просто интересно… – сказал Наумов, забирая телефон Леи. -О! Вэйс… Он-то что делает в Берлине?
– Представляешь, встретились случайно на эскалаторе в торговом центре, когда я Байерам подарки покупала. Он в клинику приезжал к своему врачу.
– Неплохо выглядит. Хромает?
Лея порозовела, вспомнив Уварова.
– А? Что? Нет, не хромает… – рассеянно ответила она.
– Хорошо. Значит, операция успешно прошла, – задумчиво проговорил Александр Николаевич. – Кстати, у меня подарок к нему: железки, нужные для него, давно лежат, никак отвезти не могу.
– Я могу завезти, у меня будет время между самолётами, – как бы между делом, небрежно бросила она.
За внешней невозмутимостью, её душа ликовала: вот отличнейший повод снова увидеть его, не испытывая неловкости. Слава богу, расспросы о нём на этом закончились.
Рождество удалось на славу: посидели за столом, потом гуляли, катались на снегоходах. Не каталась только Дарико: ей немного нездоровилось.
Утром восьмого января самолёт приземлил Лею в Москве. Следующий самолёт до Милана улетал только в 22.30. Лея взяла Сашкину Тойоту и поехала в Листовое.
* * *
Вэйс тщательно выполнял все рекомендации доктора Бёрна. Для него, Уварова Алексея, была написана индивидуальная программа восстановления, исходя из особенностей его организма, плотности костей, скорости регенерации тканей. Как человек, сам пишущий программы, Вэйс понимал: малейшая неточность может повлечь сбой всей системы. Сегодня у него в плане стояла пешая ходьба 50 минут со скоростью не больше 7 км/час. Вэйсу хотелось бежать, но он полз с черепашьей скоростью, проклиная немецкую педантичность.
Зато при такой ходьбе приятно думалось. С приезда из Берлина не было и дня, чтобы Алексей не возвращался мысленно к дочери Наумова. Его мучил вопрос: "Почему он ни разу не вспомнил о ней с апреля? Почему только в Берлине он обратил не неё внимание?!" В памяти всплывали её образы: вот она стоит с ним в чёрном вечернем платье с кружевом, танцует на сцене в длинной струящейся пачке, в шубке спускается на эскалаторе, уходит от него в снежную метель…
Последнее воспоминание было самое болезненное. "Меркулов был счастливым человеком: обладать таким сокровищем, которое, к тому же, так самозабвенно тебя любит…" Затем он почему-то вспомнил о Натали. Она приехала два для назад и сейчас хозяйничала в его доме. Сколько они уже вместе? Год? Два? До неё была Ира, до Иры – Лена… Он вспоминал о её существовании, только когда она появлялась на его пороге. Звонила тоже всегда она. Общение с ней сводилось к простой формуле: "Девушка сама плывёт в руки, почему бы нет?.." Кажется, её тоже всё устраивало. А даже если и не устраивало, какое дело было до этого Вэйсу?! Натали была недурна собой, где-то даже красива, с хорошей фигурой, не зажата в постели. Чего ещё желать мужику от партнёрши?! Особо с Натали Уваров не разговаривал, так, на отвлечённые темы: общие знакомые, мотоциклы, музыка. Его даже не интересовало: спит ли она с кем-нибудь ещё, кроме него. На душе Уварова было муторно.
Вдруг вспомнились глаза Леи, в апреле, когда она подходила к калитке: грустные, посветлевшие, удивительные. И ему, Вэйсу, стало хорошо.
* * *
Тойота осторожно кралась по посёлку: Лея не совсем хорошо помнила дорогу и боялась пропустить поворот. "Дачный посёлок Листовое, улица Лесная, 7" – вспоминала она продиктованный отцом адрес. Вдруг что-то чёрное бросилось ей под колёса: она едва успела выжать тормоз. Выбралась из кресла, с замиранием сердца заглянула под машину. Между колёсами сидел маленький черный, как смоль, котёнок. Кажется, он даже не испугался.
– Ах, ты, маленький террорист! – ухватив кота за шкирку, уже тянула его из-под днища Лея. – Попался, негодник! Будешь знать, как меня пугать!
Котёнок тут же замурчал, ничуть не возражая против шкирки.
Лея рассмеялась:
– А ты наглый!
Мальчишка – определила Лея, заглянув под хвост. "Что ж мне с тобой делать?! Кого-то ты мне напоминаешь… Брутал, всегда в чёрном?.. Вэйс!!! Может, вы друг другу понравитесь?!"
"Погоди-ка…" Она села с котёнком в машину, взяла ленту для пуант, отрезала кусок маникюрными ножницами, потом нашла в сумочке чёрный маркер и написала на ленте "Потапыч". После ловко завязала ленту на шее котёнка, соорудив пышный бант.
Машину Лея оставила у калитки. Прихватив из багажника увесистый свёрток, сунув котёнка за пазуху, закрыла Тойоту и поднялась по ступенькам. Вежливо постучала в дверь, затем толкнула её.
– Вэйс! Ты дома?!
Из дальней комнаты вышла невысокая ладная брюнетка в мини-юбке и майке-топе:
– Тебе чего?
– Извините, но мне нужен Вэйс. Он дома? – повторила вопрос Лея.
Она несколько растерялась. Девушка пристально рассматривала её, Лею со странной ухмылкой.
– Ух ты, Алекса на рыженьких потянуло… Тебя как зовут, дивное создание?! – фамильярно произнесла брюнетка.
– Кажется, мы с Вами незнакомы, чтобы перейти на ты, – осадила нахалку Лея.
– Натали, – представилась девушка. – Девушка Вэйса.
– Лея Александровна Турава, дочь его знакомого, – отчеканила Турава. – У меня слишком мало времени, могу я видеть Уварова Алексея?
– Да бегать он ушёл, – несколько обалдела Натали. – Скоро придёт.
Лее захотелось уехать и поскорее. Все её планы мило поболтать с Вэйсом за кружкой ароматного чая рухнули в одночасье.
– Тогда передайте ему вот это.
Лея положила на диван в гостиной свёрток от отца. Потом вспомнила о котёнке: "Плохая была идея!" Но выхода не было.
– И ещё, я подобрала котёнка, у меня вечером самолёт, боюсь, не успею пристроить. Не могли бы Вы позаботиться о малыше?
И она достала Потапыча из-за пазухи.
– Прикольный, – умилилась Натали. – Вэйсу может понравиться. Оставляй.
Натали успокоилась, поняв, что эта рыжая – не соперница, а здесь по делу.
–Может, чаю?
Лея сначала хотела было отказаться и уйти, но вдруг ей стало очень любопытно. "Что за человек эта Натали, девушка Вэйса?"
– Можно, – приняла приглашение Турава, и они пошли на кухню.
Лея брезгливо осмотрела кухню: банки из-под пива валялись около мусорки: она была полной. В раковине стояла грязная посуда, плита с коричневыми подтёками: видимо, убегал кофе. "Могла бы и прибраться", – отметила про себя Лея.
Натали включила чайник.
– Ты извини, если что. Я думала, ты спишь с ним.
– Нет, я не сплю с ним, – ещё раз заверила Турава. – Я просто передала подарок из Самары. Я вообще плохо знаю Алексея: виделись всего пару раз. Может, расскажете о нём?
– Ну, Вэйс талантливый.
– Талантливый?
– Да, очень. Он программист, и в своей области гений. Он ведь "Бауманку" с красным дипломом закончил. У него мозги – дай Бог каждому.
– Не знала, – удивилась Лея. – А ещё?
– Мотофристайлом занимается, с головой в нём: сутками может в мотоциклах ковыряться. Ну а выступает, когда прыгает – красотень.
– Это я знаю, я фотографии видела.
– То фотографии, а то вживую: мороз по коже… Как не боится?! – поделилась с Леей брюнетка, разливая чай.
– Ну а на личном плане, свадьбу планируете? – задала вопрос Турава.
– Какая свадьба?! – засмеялась Натали. – Видно, что вы Вэйса совсем не знаете. Он же волк-одиночка!
– Но и у волка-одиночки должна быть своя волчица, – возразила Лея.
– Ой, я вас умоляю! – продолжала веселиться девушка. – Не родилась ещё та, которая привяжет к себе Вэйса. Такие, как он, не женятся!
– И Вас это устраивает? – изумилась Лея.
– Да. Вполне. Он с лихвой компенсирует… другим. Ну, ты сама понимаешь…
Они ещё немного поговорили, и Лея, простившись, села в машину. Всё дальше и дальше уезжала она от Листового. Что-то рушилось внутри, и на душе было гадостно. Она достала диск с музыкой Чайковского: через пять минут она уже плыла по волнам чистого и совершенного мира.
* * *
Вэйс вернулся через пять минут после отъезда Леи. Вернулся очень довольный, мокрый от пота, зашёл, снял кроссовки, прошёл в гостиную. Свёрток на диване заинтересовал его.
– Натали! На диване пакет твой лежит? Я же просил не разбрасывать вещи!
– Это тебе привезли, – отозвалась она с кухни.
Вэйс разорвал упаковку: детали к мотоциклу из новейшего каталога!
–Кто доставил свёрток? – тихо спросил Вэйс.
Он был очень взволнован, Натали никогда его таким не видела.
– Девушка рыженькая.
– Лея?! Лея была здесь?! Когда она уехала?!
– Минут за пять до твоего прихода. Ну, уехала и уехала, делов-то! – дивилась Натали его бурной реакции.
Вэйс стал лихорадочно одеваться: мотоботы, зимняя экипировка мотогонщика, шлем. Потом быстро выбежал во двор и открыл гараж.
– Вэйс! Ты куда? Сдурел? Врачи сказали не раньше февраля…
Он не слушал её, вывел их гаража КТМ. Мотоцикл взревел и помчался в строну трассы.
* * *
Он догнал её быстро. Лея ехала спокойно, как вдруг вперёд вырвался чёрно-оранжевый мотоцикл, поравнялся с Тойотой, потом снова вырвался вперёд и заставил съехать на обочину. Турава сначала не поняла: "Я что, что-то нарушила?!" И вышла из машины. Когда райдер снял шлем, она узнала Уварова.
