Пламенные строки

«Зачем же мысли нас тревожат,

Пока не сыщется ответ?..

Куда же смерть меня уложит,

Не слушая ничей совет?..»

Илья сидел за письменным столом с включенной настольной лампой. Днем на этом же месте и в той же позе он делал уроки. Особенно легко ему давалась математика. Что в ней было сложного? Почему ее многие так боялись и не любили? Непонятно. Запоминаешь формулы и подставляешь туда цифры. Все очень просто. «Царица наук» поддавалась ему легко. В их классе, да что там в классе, во всей школе было сложно найти еще одного ребенка, так легко и с таким удовольствием справляющегося с новыми примерами и задачками, в пределах, конечно же, своей школьной программы. «Щелкает их как семечки», – любила поговаривать мама. И это была абсолютная правда. С математикой он был на «ты», чем вызывал непомерную гордость как родителей, так и учителей.

Совершенно иначе обстояло дело с русским языком и литературой… И в этом Илья видел конкретную причину – невообразимое количество различных слов, правописание которых не подчиняется никаким правилам. Нет, нет, правил в русском языке было предостаточно. Даже более чем. Но больше всего его раздражали постоянные исключения из них. Их было так много, и они были везде, что ему иногда казалось, было бы проще поменять их местами. Правила обозвать исключениями, а исключения – правилами. Так и запомнить было проще, и ученики совершали бы меньше ошибок. Для чего они вообще такие нужны? Казалось, что их придумали для одной-единственной цели – создать как можно большую путаницу. Здесь нельзя было запомнить формулу и подставлять туда буквы для получения правильного результата.

Несмотря на все трудности освоения этой науки и тройку по русскому языку, Илья знал, что, в конце концов, и она ему поддастся, со временем. Надо только немножко подождать и позаниматься.

«Нужно просто больше читать», – говорил отец и был абсолютно прав.

На улице уже третий день шел дождь – совершенно нерасполагающая погода для гуляния. Все его друзья сидели по домам. Двор опустел. Родители никого никуда не отпускали. Да и сами дети не изъявляли особого желания мокнуть под холодным осенним дождем. Удовольствие так себе. Поэтому сразу после школы Илья бежал домой, обедал и садился делать уроки.

После выполнения домашнего задания он ужинал и вновь садился за письменный стол. Телевизора в его маленькой комнате не было. Отец говорил, что он только отвлекает от занятий, а смотреть взрослые передачи вместе с папой в зале у Ильи совершенно не было желания. К тому же время неуклонно приближалось к 21-00 – это значило, что сейчас начнется программа «Время», где будут показывать произошедшие за сегодняшний день новости. А это самое неинтересное, что только можно увидеть по телевизору. Вот чего-чего, но этого Илья совершенно не понимал. Какая разница, что там у кого произошло за сотни километров от нас? Показывают каких-то незнакомых людей и со своими совершенно для нас незначимыми проблемами. Кому это вообще может быть интересно?

Жаль, что родители не разделяли его точку зрения, особенно отец, который с большим удовольствием слушал ведущих, не отрывая своего взгляда от телевизора от начала до конца передачи. Мама периодически выглядывала из кухни, вытирая сухим полотенцем только что вымытую тарелку, обменивалась с папой, устроившимся на диване, несколькими короткими фразами на тему происходящего по телевизору, и удалялась обратно. Да, вот такое вот было несправедливое разделение территории. Кухня – мамина, диван – папин. Они будто бы этого не замечали и казались вполне счастливыми.

Но больше всего, прямо до колик в животе, Илью раздражала музыка перед началом этой самой скучной на свете передачи. Вот уж действительно набор громких неритмичных сигналов и звуков. Тот, кто ее сочинил, не имел к музыкальному образованию никакого отношения. Это еще мягко сказано. Как говорила школьная учительница музыки Лариса Николаевна своим ученикам: «Во времена Людвига ван Бетховена вас бы побили палками за такие звуки». Да, она часто не скупилась на резкие и веселые фразочки, за что, в общем-то, дети ее и обожали.

Илья сидел за своим письменным столом. Яркий желтый свет и излучаемое от мощной лампочки тепло попадало на его маленькие ручки. Стол стоял прямо перед окном, периодически Илья приподнимался, отодвигал занавеску и выглядывал в окно в надежде, что дождь уже закончился. Но он не прекращался, шел и шел… третий день. Маленький, противный, от которого даже лужи не успевали разрастаться, а лишь поддерживали себя в приобретенной форме. И эта постоянная сырость… Брррр… Зонты в их классе среди мальчишек были крайне непопулярны. Даже если дома тебя заставили взять зонт, идешь с ним до первого поворота и, как только пропадаешь из родительского поля зрения, сразу сворачиваешь и убираешь в портфель, а дальше движешься с гордым лицом навстречу мороси. Плюс к уважению во дворе ты уже заработал. Дошел до школы – весь мокрый, вернулся домой – опять мокрый, пошел за хлебом – та же история. Даже если дойти до мусорных баков выбросить мусор, обязательно успеешь отсыреть, а ведь они стояли всего в пятидесяти метрах от дома. Их даже из окна было видно. Был бы Илья взрослым и сильным, можно было попробовать докинуть мусорный пакет прямо из окна. Странно, что отец так не делал. Ему бы сил наверняка хватило. Но отец оказался гораздо хитрее и просто переложил обязанность по выносу мусора на сына. Когда Илья поступил в третий класс, отец сказал, что ему пора становиться мужчиной, а для этого недостаточно было им просто родиться. Нужно выполнять мужские поступки и обязанности. Выносить мусор как раз одна из таких, с которой Илье и нужно начать. С такой торжественно-вдохновляющей речью он вручил Илье его первый мусорный пакет. Сам он больше этим никогда не занимался. Мама взглянула на отца с легким упреком, покачала головой, но ничего не сказала. Илья же не обладал в семье должным авторитетом и перечить родителю не смог. Он всегда был хорошим и послушным мальчиком.

Вот так и получилось, что третий вечер подряд Илья сидел за своим столом в полутемноте с включенной настольной лампой и сочинял стихотворение. Днем, когда он делал уроки, мама запрещала выключать центральный свет, хотя в комнате и без него было достаточно светло. «Испортишь себе зрение», – твердила она. Но сейчас она была занята на кухне, и Илья оказался предоставлен самому себе. Так было легче: темнота, окружавшая его, помогала сконцентрироваться и собрать воедино постоянно пытающиеся разбежаться мысли, помогала сосредоточиться на поставленной задаче.

– Это даже хорошо, что идет дождь: можно уделить гораздо больше времени сочинению второго куплета, – думал про себя Илья. – Как поется в некогда популярной песне, «везде есть свои плюсы, их видеть просто нужно».

Идея придумать стих пришла в его голову совершенно неожиданно. В школе одноклассник Витя сочинил любовное стихотворение для Светки – тоже одноклассницы. С покрасневшим лицом, трясущимися руками он передал на уроке ей записку. Она прочитала и… оставила ее у себя. Ей понравилось. Света не отправила в его адрес никакой усмешки, никакой издевки, даже намека на это не было, просто посмотрела на него, улыбнулась и убрала записку в портфель. Позже, конечно же, этот смятый листочек с тремя небольшими куплетами прочитал весь оставшийся класс. Это было весьма предсказуемо: девочки не умеют хранить тайны, что в юном возрасте, что во взрослом. Илья подмечал это неоднократно за мамой и ее подругами. Взрослые часто забывают, что у детей есть уши и они совсем не для красоты.

Но все же, по мнению Ильи, получилось весьма неплохо, особенно для шестиклассника. Позже Витя очень засмущался – большинство одноклассников подшучивали за это над ним. Дети жестоки, они высмеивают всех и за все подряд. Благодаря этому Витя даже был удостоен нового прозвища – Пушкин. Не самое плохое, особенно когда учишься в одном классе с Пончиком, Чиполлино и Чичком.

В тот момент, когда Илья перечитывал эти строчки, в его голове что-то щелкнуло. Странные и непонятные эмоции одноклассника и его попытка выразить их на листе белоснежной бумаги не показалась ему смешными. Почему бы и нет… Раз троечник Витя смог придумать такое, подталкиваемый чувствами к этой действительно симпатичной девочке, то и для него это не составит большого труда. Илья был почти хорошистом (родителям даже не приходилось заставлять его учиться и проверять домашнее задание), не считая троек по русскому языку и литературе. Но уж точно он был намного сообразительнее Вити, это сомнению не поддавалось. Витя просто нашел в Свете свою музу, толкнувшую его на подвиг. Илья часто про это читал, но сам никогда о таком серьезно не задумывался. Не доводилось.

Но одно дело решить, другое – сделать. Он, конечно же, не планировал посвящать никому свое стихотворение и про любовь писать не собирался. Это казалось слишком примитивным: про это пишут все кому не лень. Даже Витя смог, а повторять за ним Илье уж очень не хотелось. Нет, для уровня Ильи нужна была более серьезная тема, более взрослая. Сам же процесс написания казался каким-то уж очень интимным. Не дай Бог кто-то в школе об этом узнает… Второго Пушкина в классе не будет, придумают что-то обиднее. Этого нельзя было допустить.

Но, как и ко всем своим увлечениям, к новому Илья решил подойти основательно.

Для этого он даже специально завел себе блокнот. Подписал его на первой странице: «Блокнот Илюши!!! Посторонним открывать воспрещается!!!», предварительно посмотрев в словаре, как правильно пишется слово «воспрещается». Хотя родители все равно не смотрели его записки (в маме на все сто процентов он не был уверен), но на всякий случай… Спрятал его в верхнем ящике своего стола, под альбомом для рисования. Затем пошел в магазин канцелярских товаров и купил там синюю гелевую ручку за 5,50 рублей. Деньги взял у матери в кошельке, спросив накануне разрешения, хотя мог этого не делать: она все равно бы не заметила исчезновение такой маленькой суммы, а кошелек хранила в шкафу на полке, не особо утруждаясь в обеспечении его безопасности. Почерк с этой ручкой получался куда более ровный и красивый. Напрасно Екатерина Алексеевна – классный руководитель Ильи – запрещала своим ученикам писать на уроках такими ручками, ссылаясь на то, что такие ручки сильно мажутся и очень быстро расходуются, что правда, то правда.