Лантерн. Русские сны и французские тайны тихой деревни

Когда я рассказываю историю своей жизни, мне не верят. Когда говорю о своих снах, меня считают сумасшедшим. Честно говоря, я и сам не всегда понимаю, где сон, а где явь.

Как сказал этот русский парень? «Сделай все возможное, чтобы загладить вину, и стойко прими последствия». Откуда он знает, что надо делать? Наверное, знает, если его слова засели в мою голову. Он хороший человек. Хотел бы я иметь такого друга.

До сих пор не верю, что решился на это – после стольких лет встретиться с любовью всей моей жизни. Как она выглядит? Такая же миниатюрная? Или располнела? Ей сейчас должно быть около пятидесяти. Почему она сразу не бросила трубку, услышав мой голос?

Я рад, что вернулся на юг Франции. Снова купил дом. Очень выгодная была сделка, кстати. Теперь живу в другой деревне, в соседнем департаменте. Слишком тяжелые воспоминания связаны с прежним местом. С тех пор, как уехал оттуда год назад, ни разу не возвращался. Не могу.

Год вынужденной жизни в Лондоне меня измотал. Надоел сырой климат. Да еще суд – ужасная нервотрепка. Мог ли я подумать, что придется изображать бедного пенсионера? Жить в жалкой конуре, которую предоставила социальная служба. И все ради того, чтобы три алчные фурии не добрались до моего капитала. Они предали меня – из-за денег. И жена, и, что самое печальное, обе дочери. Но теперь этот кошмар позади. Что дальше? Увидим. Надо принять последствия…

Кажется, приехал. Вон дом с вывеской. Фасад не слишком ухоженный.

Стоп! При чем здесь фасад?! Сейчас я увижу ее! А она увидит меня. Как-то неловко… Столько лет…

Вот звонок. Как начать разговор?

– Бонжур! Входи, пожалуйста, Эдвард.

Первый день

У порога соседнего дома, буквально в нескольких шагах от Никиты, остановилась пара прилично одетых пенсионеров. Границ личной территории они не нарушали, но откровенно наблюдали за тем, как он достал из дорожной сумки большой ключ и принялся возиться с замком.

– Бонжур, мадам, месье! – радостная интонация не слишком ему удалась.

Мужчина и женщина слаженным хором пропели:

– Бо-онжу-у-р!

Входная дверь была неровная, из толстых дубовых досок, со старинным замком и прорезью для почты в железной оправе. В этот раз Никита впервые отпирал ее самостоятельно – под пристальными взглядами соседей у него это получалось плохо. «Шли бы вы домой, мадам, – раздраженно подумал он. – Вместе с месье».

Ключ неожиданно повернулся. Клацнул замок, по-стариковски заскрипели ржавые петли. Никита кивнул соседям, подхватил чемодан и сделал шаг в прохладную прихожую. Полуоткрытая дверь слева вела в кухню. Повинуясь житейской привычке, сюда он и вошел первым делом.

Ставни были закрыты, его встретил полумрак, а еще – удивительный запах. Большой дом перед продажей тщательно отмыли, однако в кухне пахло так вкусно, будто здесь недавно пекли что-то сдобное. Никита бросил вещи у входа и включил свет.

Он никогда не выбрал бы эти грубые, темные фасады для шкафов и полок. Мелкую керамическую плитку вместо монолитной столешницы посчитал бы непрактичным решением. И такой неуклюжий стол он тоже ни за что не купил бы. Тем не менее приходилось признать, что ничего более уместного для старинного дома нельзя было придумать.

Никита присел на край добротного тяжелого стула. Мысли, которые он отгонял в дороге, налетели и накрыли его с головой.

Он принял решение о покупке дома в средневековой французской деревне ни с кем не советуясь. В глазах родных и друзей это был безумный, необъяснимый поступок.

– Что я буду делать в деревне?! – заходилась от негодования жена Ольга. – Давай лучше купим небольшую квартиру на побережье! Пускай дороже, но это будет курорт, развлечения, общество!

Меньше всего Никите хотелось курортной тусовки и ее предсказуемых развлечений.

– Кто тебе сказал, что в деревне скучно? – возражал он. – Это изумительное место!

– Ты издеваешься?! – не сдавалась Ольга. – Я там умру со скуки!

Никита пытался сломить ее оборону рациональными доводами:

– Вокруг полно термальных источников и СПА-комплексов. Три часа на машине – и вот тебе Средиземное море. До Атлантического побережья – четыре часа. Пиренеи недалеко, там отличные горнолыжные курорты. По времени – как до родительской дачи в субботу!

Аргументы разбивались о необъяснимое и совершенно нетипичное для его жены упрямство:

– Ноги моей там не будет!

Юго-запад Франции манил Никиту щемяще прекрасными ландшафтами, красивыми деревушками, замками и монастырями, которых хватило бы на целую жизнь, полную приключений.

Он любил путешествовать. А еще любил Францию. Школа с углубленным изучением французского сделала Никиту франкофилом. Во всем, что касалось французской истории, кино и литературы, он мог заткнуть за пояс любого. Жена относилась к его увлечению благосклонно. Она сама прекрасно говорила по-французски и обожала Лазурный Берег. Они много путешествовали, объездили полмира, но одна традиция оставалась неизменной: каждое лето, в июне, Никита проводил неделю на рекламном фестивале «Каннские львы».

Ольга терпеть не могла Канны и не вмешивалась в бизнес мужа. Зато ей нравилась соседняя Ницца, где она с удовольствием жила в арендованных апартаментах и со вкусом делила время между пляжем, ресторанами и магазинами. У нее давно сложился обширный круг курортных приятельниц, которые до крайности раздражали Никиту. В его голове не укладывалось, что общего могло быть с ними у его ироничной и самостоятельной жены.

– Ты не понимаешь, – пыталась объяснить Ольга. – У них есть чему поучиться.

– Тебе?!! У этих тупых бездельниц?!! – дивился Никита. – Шутишь, надеюсь?!!

– Они не бездельницы. И не тупые. Они пашут без устали, чтобы отвечать ожиданиям своих мужчин. Там борщом не отделаешься. Я бы так не смогла.

– И не надо! Ты без всякого тюнинга красивее любой из этих калиброванных кукол.

Он не слишком преувеличивал. Ольга, безусловно, ухаживала за собой, однако главные достоинства достались ей от природы. Стройная, но не худая, с умными серыми глазами, густыми волосами и идеальной кожей, она была хороша, как Василиса Прекрасная. С годами во взгляде Ольги появилась царственная уверенность в себе, которая делала несущественным вопрос о возрасте. Муж обоснованно ею гордился.

Никита был не в силах делить курортные будни с женой. После Каннской фестивальной недели он брал напрокат машину и колесил по окрестным провинциям. Иногда сельские дороги уводили его так далеко, что приходилось срочно искать ночлег. Отелям Никита предпочитал домашнюю атмосферу частных пансионов, но чаще выбирать не приходилось – в разгар сезона хороша была любая свободная комната.

– Опять загулял? – деланно-сердито спрашивала по телефону Ольга, когда он в очередной раз оставался ночевать неизвестно где. – Веди себя хорошо!

За шутками скрывалось беспокойство – внеплановые отлучки мужа ее нервировали.

– Хорошего поведения обещать не могу, – глумливо отвечал Никита, – но постараюсь вести себя прилично.

Он действительно вел себя прилично, и дело было вовсе не в твердых принципах. Никита наслаждался легальной свободой и не искал сексуальных приключений. Если только они сами не находили его, конечно.

Одним словом, Никита и Ольга любили Францию по-разному. Они относились к причудам друг друга терпимо и проводили ежегодный французский отпуск в относительной гармонии.

Так продолжалось до тех пор, пока Никита не объявил о покупке дома. Этому предшествовала цепь то ли случайных, то ли закономерных событий, которая замкнулась в очередной день его рождения – Никите стукнуло сорок пять.

В те годы рекламный бизнес Никиты Шереметева процветал – агентство было известным, одним из старейших на молодом российском рынке и имело прекрасную репутацию. Никите удалось собрать сильную креативную команду и завязать отношения с нужными людьми на ключевых рекламных площадках. Клиентский лист агентства выглядел впечатляюще, а рекламные бюджеты ставили его в число крупнейших локальных игроков. Однако в недрах этого сияющего благополучия Никита чуял угрозу. Международные рекламные холдинги, которые до той поры вели себя в Москве хаотично, обратили внимание на стремительно развивавшийся российский рынок. Пришел конец эпохе отчаянных самоучек и везучих дилетантов, наступала эра корпораций.

Однажды бессонной ночью, выстраивая в голове линию поведения в очередном крупном тендере, Никита вдруг отчетливо понял, что, оставшись независимым, его агентство обречено на угасание до размеров мелкого нишевого бизнеса. Еще он понял, что к такому исходу не готов. Его детище должно было жить. Для этого следовало стать частью крупной компании.

Никита потерял покой. Периодически в нем поднимался протест и желание биться до последнего, однако здоровый расчет возвращал его к мысли о том, что с любой точки зрения слияние было наилучшим решением. И момент казался подходящим.

Очень скоро мысли Никиты материализовались. Не успел он озвучить новую стратегию вслух, как одно за другим получил два предложения о вхождении в международные сети с поэтапной продажей агентства. Скрепя сердце, после упорного торга одно из предложений Никита принял. По условиям контракта еще некоторое время он продолжал возглавлять компанию, обеспечивая плавный переход управления к новым владельцам. Этот период стал для него убийственным испытанием.

– Что ты мучаешься? – Жена не понимала. – Ты же сам говорил, что слияние – самый правильный вариант. И условий ты добился выгодных.

Собственными руками Никита лепил из родного агентства то, что сам не готов был принять. Он не был подходящим человеком для работы в корпорации. Непредсказуемость и авантюризм, которые помогли Никите создать собственный бизнес, не позволяли стать частью огромной машины. Его сотрудники восприняли перемены по-разному. За исключением самых близких соратников, никто не осмеливался обсуждать его решение открыто. Зато взгляды, которые Никита ловил в офисных коридорах, отражали весь спектр возможных реакций – от горькой укоризны до открытого ликования. Защищаясь, он отключил эмоции, а вместе с ними замерли чувства и желания. Он не мог говорить об этом ни с кем, даже с женой. И терпел свою боль в одиночку.

Шло время. Переходный период подходил к концу, одновременно на Никиту надвигался очередной день рождения. Обычно они отмечали его изобретательно и шумно, а в этот раз обстоятельства были особые: ему исполнялось сорок пять. Друзья и родственники ожидали большого банкета, достойного такой даты.

– Я не хочу праздновать день рождения в этом году, – вдруг заявил Никита жене. – Не хочу гостей.

– Давай уедем во Францию, – предложила Ольга, всерьез обеспокоенная его полумертвым состоянием. – Развеешься. Покатаешься по окрестным деревням, как ты любишь.

Идея внеочередной поездки на юг Франции, хотя и не вызвала душевного подъема, показалась Никите неплохой альтернативой натужному торжеству.

– Только, чур, я не участвую в вечерних променадах и не тусуюсь с твоими подругами, – предупредил он.

– Делай что хочешь, – опрометчиво разрешила жена.

Окрестности Ниццы давно были изучены им вдоль и поперек. В поисках новых впечатлений в тот раз Никита уехал гораздо дальше обычного. Бродя по улицам провинциального городка, он зачем-то остановился около витрины агентства недвижимости и принялся читать вывешенные на стекле объявления. Неизвестно почему информация о старинном доме в деревне Лантерн запала ему в сердце. Он записал контактный номер телефона и уехал.

Спустя несколько дней Никита позвонил в агентство. И с этого момента все покатилось как будто само собой. Он съездил в Лантерн и, вернувшись, объявил жене, что покупает дом. В течение нескольких дней Ольга утешала себя тем, что это просто блажь. Но блажь не прошла. А в день своего сорокапятилетия Никита внес задаток.

Желание купить дом было первым шевелением жизни после долгих месяцев безразличия. Именно поэтому Никита принял решение не колеблясь, вопреки протестам жены. Ее уговоры и даже слезы ничего не изменили, однако их ядовитый след отравлял радость Никиты.

– Эгоист! Ты всегда все делаешь по-своему!

В последнее время он слышал этот упрек с раздражающим постоянством.

– Ты что, собрался эмигрировать? – Это был еще один надедливый мотив. – Я ни за что не уеду из Москвы!

– Я тоже не собираюсь уезжать навсегда! С чего ты взяла?

Слово «эмиграция» почему-то коробило Никиту.

Он не осуждал тех, кто покидал страну, но свою красиво обставленную попытку сбежать от реальности эмиграцией не признавал:

– Считай, что это дача! Приют в теплых краях, где молочные реки и кисельные берега. Да, мир таков не для всех, а только для тех, кто сумел заработать кое-какие деньги. И этим обстоятельством я намерен воспользоваться!

Подобные аргументы звучали чванливо даже для самого Никиты, а Ольге они казались просто отвратительными. Но, как часто бывает, безрезультатные споры выносили на поверхность запретные мысли, которые в нормальных обстоятельствах не имели шанса быть произнесенными вслух.

– Да, я всегда все делаю по-своему! Да, я эгоист! – запальчиво сказал Никита пустому стулу напротив, будто здесь, за столом на его французской кухне, сидела жена. – Мне нужен источник радости. Иначе свихнусь.

Продолжая мысленно препираться с Ольгой, он откладывал то, что хотел сделать больше всего. Никита представлял себе эту минуту много раз. Пока тянулось оформление документов на покупку дома. Пока он собирался, до последнего надеясь, что Ольга поедет с ним. Пока пытался договориться о новом, компромиссном, формате летнего отдыха – для нее и для Алекса, их взрослого сына. Он предвкушал этот момент во время перелета из Москвы в Тулузу, с ночной пересадкой в Мюнхене, а затем по дороге из аэропорта в Лантерн.

И вот он здесь. Оробевший и немного растерянный, Никита почувствовал потребность встряхнуться.

– Чего расселся? – вслух спросил он сам себя. – Иди, принимай владения.

Он решительно встал. Открыл дверь из кухни в полутемную гостиную. Прошел сквозь огромную пустую комнату. Повозился с оконными замками, раскрыл высокие створки двух французских окон с деревянными переплетами, раздвинул ставни и сделал шаг на балкон.

Вот оно! Прямо перед ним с головокружительной высоты открывался вид на холмистую долину, которая тянулась на десятки километров до самого горизонта. Пологие склоны волнами расходились вправо и влево. Среди разноцветных полей и виноградников кое-где группами или по одному стояли домики. У ног Никиты, под балконом, по крутому боку холма вилась вниз узкая улица. Он видел серые от времени и мха черепичные крыши в нижней части деревни. Все пространство между ними заполняла яркая южная зелень. Над крышами, деревьями и холмами синело небо. Несколько месяцев назад эта изумительная панорама приворожила его с первого взгляда, как женщина. Он хотел смотреть на нее. Упиваться ее красотой. Обладать ею. Ради нее Никита купил старинный дом в деревне на высоком холме. Он никому не смог бы объяснить свои чувства, но в эту минуту его сердце переполняло тихое счастье.

В V и IV веке до нашей эры племена храбрых и могучих воинов заселяли значительную часть территории современной Европы. Где были их корни, точно неизвестно – то ли к северу от Альп, то ли на далеком Востоке. Кланов было множество, но со временем у них появилось общее имя – кельты. Они не были дикими варварами. Кельты использовали греческий алфавит, выращивали зерно, разводили скот, ковали металл и создавали изделия из керамики, а для обороны своих поселений строили оппидумы – прямоугольные крепости из дерева и камня.

Два века спустя их земли были завоеваны войсками Римской республики. Из-за светлой кожи римляне называли кельтов галлами, от греческого слова «гала» – «молоко». А покоренные провинции стали называться Галлией. По другой версии, свое имя галлы получили от латинского слова Gallus – «петух», из-за того что кельтские воины украшали боевые шлемы петушиными перьями.

Римляне отличались практичностью и не воевали без четкой цели. Захваченные земли должны были приносить им доход: производить зерно, поставлять древесину, металл или что-то еще, необходимое для нужд республики, а потом – империи. Иной причиной завоеваний могло служить только стратегически важное расположение новых владений.

Для быстрого перемещения немногочисленной армии и для безопасной перевозки товаров римляне проложили через всю Галлию несколько мощенных камнем дорог. Первая из них, Домициева, тянулась вдоль берегов Средиземного моря и связывала территории современных Италии и Испании. Она проходила через средиземноморское поселение Нарбо. В этом порту, позже ставшем городом Нарбонна, брала начало другая дорога – Виа Аквитания. Она соединяла Нарбо с Атлантикой через территории, где сейчас располагаются французские города Тулуза и Бордо.

Когда-то одно из кельтских племен построило на высоком холме у реки оппидум. Спустя несколько веков оппидум превратился в наблюдательный пункт римской армии. Местный гарнизон контролировал перемещения торговых грузов на одном из ответвлений Виа Аквитания. Через тысячу двести лет, когда римлян в тех краях уже не было и в помине, холм привлек внимание графа Тулузского Раймонда V. Разумеется, тогдашний владелец безропотно подарил его графу для строительства замка. Огни на высокой вершине были хорошо видны со всех сторон. Благодаря этому замок и поселение вокруг получили название Лантерн, от латинского слова lanterna – «фонарь».

В Средние века город процветал, однако бурные события то и дело нарушали его покой. Инквизиция, английская оккупация, а позже религиозные войны и революции перемололи немало человеческих жизней и остались в его истории болезненными рубцами.

Потрясения остались в прошлом. Теперь деревня Лантерн входила в Ассоциацию «Самые красивые деревни Франции» и находилась под патронажем ЮНЕСКО. От средневекового замка остались только отдельные постройки. Она считалась типичным примером бастиды – укрепленного средневекового города.

Внешний ряд домов на восточной и южной стороне деревни выглядел естественным продолжением крутых склонов. Узкие здания из светло-серого камня были построены тесно, бок о бок. Их невероятно толстые стены некогда служили первой линией обороны города. Все вместе они составляли вырубленную из камня корону на вершине холма. Дом Никиты тоже стоял в этом плотном, неровном ряду. С мощеной улочки три его этажа смотрелись скромно, но впечатление было обманчивым. Вход в гигантских размеров подвал с обратной стороны дома добавлял ему еще один этаж и делал строение непропорционально высоким. Со стороны долины, у основания стен, по верхней кромке холма вокруг домов была проложена узкая дорожка. На нее выходила наполовину застекленная дверь в подвал, над которой несколькими метрами выше нависал балкон гостиной. А на балконе уже битый час стоял зачарованный Никита, незаметно обгорая на солнце.

Чувство голода заставило его очнуться. По дороге из аэропорта он заехал в супермаркет на въезде в деревню, чтобы запастись чем-нибудь для завтрака и оглядеться. Ассортимент условно деревенского магазина сделал бы честь большому торговому центру.

– Голодать мне здесь не придется, любимая, даже не надейся взять меня измором, – проворчал Никита, продолжая мысленно препираться с женой.

Выпад был так себе. В очной схватке Ольга парировала бы его одним ироничным взглядом. Но тем и хорош заочный спор, что ты в нем всегда и безоговорочно прав.

Никита купил чай в пакетиках, багет, абрикосовый конфитюр, два сорта сыра, прозрачно нарезанную ветчину и пару пачек печенья. В отделе посуды выбрал три чашки, три тарелки и комплект столовых приборов. Все в расчете на семью: в любых обстоятельствах он верил в победу. Проходя мимо полок с винами, прихватил наугад пару бутылок красного. Более серьезные закупки решил сделать позже, когда прояснится план на ближайшие дни.

Сейчас, все еще стоя на балконе, Никита прислушался к себе. Мысль о бутербродах воодушевления не вызывала. Воображение рисовало столик под белой скатертью и полноценный обед.

– Кстати, который час?

Из-за стыковочного рейса и разницы часовых поясов он совершенно потерял счет времени и рисковал остаться без обеда.

– Это ж Франция! Война войной, а обед по расписанию.

Он был совершенно прав. Пропустив время ланча, до ужина он не смог бы найти в деревне открытый ресторан или кафе.

К счастью, часы показывали половину первого и еще оставался шанс успеть. Небольшая гостиница с рестораном на первом этаже находилась в нескольких минутах ходьбы вниз по склону. Полгода назад Никита обедал там вместе с агентом по недвижимости после финального осмотра дома.

Он вернулся в гостиную, оставив двери на балкон открытыми – хотелось, чтобы комната наполнилась запахами разогретой солнцем долины.

Никита включил холодильник, закинул в него ветчину и сыр и вышел из дома. Дверной замок, будто признав нового хозяина, закрылся без усилий.

На большой ключ от входной двери Никита обратил внимание еще при первом визите, когда ему впервые показали старый дом – в точности волшебный ключик из сказки про Буратино, только не золотой, а темный от времени и очень тяжелый. Сейчас его пришлось засунуть в карман джинсов. Ключ напоминал о себе при каждом шаге, высовывая наружу круглые уши.

– Да, теперь без сумки из дома не выйдешь.

Последствия потери единственного экземпляра старинного ключа не сулили ничего хорошего.

Солнце жгло вовсю, но в тени было сносно – узкие улицы продувались сквознячком. Никита без труда нашел гостиницу. Он проехал мимо нее час назад по дороге из аэропорта.

После недолгого ожидания официант проводил его в зал – без этих церемоний его сочли бы невежей. Через несколько минут Никита сидел за накрытым белой скатертью столиком у окна, точно как в его голодных мечтах, и читал меню. Собственно, изучать было нечего. Предлагали три варианта комплексного обеда, которые различались только количеством блюд – бледная иллюзия выбора. Голодный Никита заказал максимально длинный список.

– Что будете пить? – мимоходом спросил официант.

Он, конечно, имел в виду вино. Стеклянный графин с водой из-под крана появился на столе без лишних вопросов.

– Бокал красного домашнего вина, пожалуйста. – Никита решил не горячиться с алкоголем. На улице было слишком жарко.

После хрустящих салатных листьев со сладкими помидорами и тертой морковью на столе появилась маленькая фарфоровая супница с половником. Незатейливую домашнюю похлебку из крупно нарезанных овощей Никита встретил с восторгом. Он подливал себе добавки, пока не опустошил супницу, а заодно и плетеную корзинку с хлебом под белой льняной салфеткой. К говяжьему бифштексу и жареной стручковой фасоли Никита подошел более критично. Мясо оказалось жестковато. Это было типичное местное блюдо для ланча. Разве что вместо фасоли могли подать картошку фри, которую здесь на английский манер называли чипсами.

Никита размяк от еды и вина. Он привел в изумление официанта, отказавшись от послеобеденной чашки кофе.

– Вы не хотите кофе, месье?! – простодушно переспросил официант. – А что же тогда?

У месье были сложные отношения с кофеином. Никита завидовал жене, которая могла без последствий пить кофе в любое время суток.

После обеда ноги понесли его вверх по улице, вдоль витрин магазинчиков и зеленого козырька аптеки. Все двери были заперты. Время ланча.

– Ну и ладно, – проворчал он, сворачивая на крутую, узкую улочку, – пойду домой.

«Домой» применительно к этому месту пока звучало странно. Никита на ходу поднял голову, попытался глазами найти свои окна на самом верху и чуть не упал, споткнувшись о каменную ступеньку на тротуаре. Он нелепо взмахнул руками, спешно взял под контроль перекошенное паникой лицо и украдкой огляделся. Кажется, обошлось без свидетелей.

– Спокойно, старик! Франции не до тебя, Франция обедает!

Со стороны склона тротуар огораживала невысокая стена. Ее камни поросли серым мхом, а маленькие деревянные калитки, ведущие к расположенным ниже домам, побелели от времени. Никита осторожно присел на каменный заборчик и еще раз посмотрел вверх. Несмотря на нелепые пропорции, на его взгляд, с этого ракурса дом выглядел грандиозно. Никиту распирала гордость. Для полноты ощущений не хватало чьей-нибудь похвалы.

– Молодец! Твоя новая резиденция великолепна! – мрачно поздравил он себя. В отсутствие жены приходилось обходиться собственными силами.

Неторопливо преодолев оставшийся участок подъема, Никита завернул за угол и вынул из кармана волшебный ключ.

Дверной замок встретил его как родного.

Пару упоительных часов он провел, бродя по комнатам и пытаясь представить, как все это будет выглядеть через некоторое время. Прежние хозяева оставили дом в отличном состоянии. Никите нравилась рельефная каменная кладка под полупрозрачной белой краской и дубовые балки на потолке. Не глупая имитация, а настоящие неровные, темные от старости балки, на которых в самом деле лежали доски перекрытия верхних этажей. Ему нравились ручной работы грубоватые двери и громадные встроенные шкафы в кухне и во всех четырех спальнях. Он сразу решил не затевать глобальную перестройку. Разве что санузлы требовали косметического ремонта. А вот что делать с интерьером, Никита пока не имел представления. Творческие замыслы метались от стиля Прованс до элементов хай-тек.

Самые яркие эмоции вызывала гостиная. И не только из-за роскошного вида с балкона. Размеры комнаты производили впечатление даже на жителя мегаполиса. Дом был сильно вытянут в направлении от улицы к долине, на глаз его глубина составляла метров тридцать. Гостиная занимала всю ширину первого этажа, и его половину – в длину. В центре дома, отнимая угол гостиной, уходил вверх до самого чердака просторный проем. В нем разворачивались ступени и галереи широкой деревянной лестницы. Под нижним ее пролетом скрывался вход в подвал. Высота потолков в гостиной была под стать ее площади, никак не меньше четырех метров, а то и все пять. Глубокий камин у балкона, закопченный внутри, с мраморной полкой и чугунными подставками для дров выглядел рабочим. В той же стене, только ближе к кухне, угадывались следы еще одного камина. Его когда-то переделали в небольшой шкаф с двумя открытыми полками. Второй очаг указывал на то, что на месте гостиной в прежние времена размещались две комнаты.

Никита с Ольгой дважды меняли квартиру в Москве и каждый раз без особых метаний, а главное, быстро принимали решение об отделке и мебели. Конечно, в агентстве под рукой всегда были дизайнеры, которые с удовольствием делали для Никиты эскизы. Среди них не было ни одного архитектора, зато они понимали его с полуслова. Достаточно было описать идею на словах, рисуя воображаемую картину руками в воздухе.

Кроме того, рядом всегда была жена. До сих пор Никита самонадеянно считал себя автором их неординарных московских интерьеров. И только сейчас начал понимать, что истинным вдохновителем и генератором идей была Ольга. Лишившись ее поддержки, Никита испытывал робость перед пятисотлетней историей этих стен.

– Сам справлюсь! – подбодрил он себя. – Пускай злится дальше. Ей же хуже. Все равно приедет – рано или поздно.

Мебели практически не было. Кроме полностью оборудованной кухни и объемных встроенных шкафов, прежние владельцы оставили две большие двуспальные кровати в комнатах на втором этаже. Спальни третьего этажа были пусты. Очень кстати в одном из шкафов лежали две подушки и одеяло в пластиковых пакетах с этикетками. Агент по недвижимости продемонстрировал их при осмотре дома и клятвенно обещал проследить, чтобы они никуда не исчезли. В чемодане Никиты лежала пара простыней, пара наволочек и пара полотенец. Сколько Ольга ни злилась из-за его отъезда, а об этом позаботилась. Минимальные бытовые удобства на первое время были обеспечены, а на большее он сейчас не претендовал.

Находившись вверх и вниз по лестницам, Никита с непривычки валился с ног. Все шло к тому, что до ужина он не дотянет, уснет где-нибудь на ступеньках между вторым и третьим этажами. К тому же воспоминания о плотном обеде еще не улетучились, он до сих пор был не голоден. Телесная усталость тянула его в постель, но внутреннее возбуждение и страсть к эффектам гнали вон из дома.

– Русские не сдаются, старик, – сказал Никита, с трудом отводя взгляд от еще не застеленной кровати, – великий день не может бездарно закончиться. Перед сном надо выйти в люди.

Он примерно помнил направление, в котором находилась центральная площадь. Учитывая размеры деревни, заблудиться было сложно, однако с первой попытки Никита все же промазал. Он наугад выбрал один из двух неотличимых друг от друга переулков и через несколько минут с досадой обнаружил себя на смотровой площадке с противоположной стороны холма. Затем сосредоточился, сориентировался по крыше церкви и вскоре оказался на месте.

Это была типичная площадь южной французской деревни. Маленькая, квадратная, с низкими полукруглыми арками в первых этажах домов. Церковь с одной стороны, туристический офис с другой. Средневековый антураж разнообразил арт-объект из бетона – творение столичного архитектора, сына одного из местных жителей. Современная скульптура площадь не украшала, зато являлась объектом повышенного внимания детей и туристов. Первые по ней с удовольствием лазали, вторые ее активно фотографировали.

На площади соседствовали ресторан, бар и кафе. Ресторан с наглухо запертой, давно не крашеной дверью выглядел заброшенным, зато два других заведения не могли пожаловаться на отсутствие посетителей. Никита не спеша пошел вокруг площади. Он, конечно, успел побывать здесь раньше, однако теперь смотрел на все совершенно другими глазами.

Несколько лет назад во всей исторической части Лантерн заменили мостовую. Красивая каменная кладка с аккуратными стоками для дождевой воды сделала деревню нарядной, как на иллюстрации в хорошей детской книжке. Здания, окружавшие площадь, были сложены из серого камня и покрыты выгоревшей черепицей, однако на этом их сходство заканчивалось. Разнокалиберные окна с цветными ставнями придавали каждому дому особое выражение: у одного физиономия была удивленная, у другого хмурая, у третьего глуповатая. Особенно выделялся домик с фахверковыми стенами второго и третьего этажей.

Невозможно равнодушно пройти мимо средневекового фахверкового домика. Один взгляд на него вызывает в памяти сказки о злых ведьмах, добрых волшебниках и драконах. Расцвет фахверка в Европе пришелся на XIV–XV века, однако зародилась эта техника строительства несколькими столетиями раньше.

Вместо того чтобы возводить стены жилых домов полностью из дерева или камня, средневековые строители создавали каркас из бревен, которые для жесткости соединяли под разными углами. Получалась мощная деревянная рама из прямоугольников и треугольников. Пространство между бревнами заполняли глиной, кирпичами или деревянными брусками. При этом каркас оставался видимым снаружи. В результате фахверковый фасад представлял собой переплет из темных бревен с более светлыми, чаще всего оштукатуренными промежутками.