Loe raamatut: «Стаи. Книга 1», lehekülg 22
– Ничего с ним не случится! – Амма тоже была на месте. – Он сейчас на перепутье, а не в Океанесе, и сильнее связан с этой Вселенной. В теории, опасность невелика.
Для электронной проказницы проложили отдельную оптоволоконную линию связи под землёй, ведущую от института ко дворцу. Хранительницу секрета Алгоритма считывания информации с эволэков в мир людей не пускали, опасаясь внешнего воздействия. А-1СТТ3327 была изолирована от сетей планеты, варясь в собственном соку, а передача информации осуществлялась только вручную, через информационные носители, и никак иначе. Отсутствие нормального общения, как полагали многие, было одной из основных причин её злющего характера.
Глава ИБиСа не удержался:
– Кстати, госпожа Полякова с месяц назад приняла решение о продолжении Контакта, хотя дело уже было сделано. Не вызваны ли нынешние затруднения именно этим её откровенно спорным решением?
Миненков на дух не выносил бескомпромиссную наставницу Элана, вечно высказывающую всем в глаза, а не за глаза, правду, естественно такую, какой её, правду, видела. Но мириться вынужден был.
Полякова с самого начала работы в институте продемонстрировала смелость и настойчивость, взяв себе в качестве первой подопечной Лерири – слабейшего эволэка клана Воздуха. Девушку не хотели допускать до погружений вообще, настолько плохо обстояло дело с сопряжением её сознания и ИР. Взваливать на себя бремя возможной потери этой неумёхи не хотел никто из опытных кураторов, но новоиспеченную наставницу трудности не пугали. Тяжёлым и кропотливым трудом, старанием и интуицией она вывела подопечную на вполне приемлемый уровень, сопроводив два успешных Контакта. И хотя третье погружение Лерири закончилось трагически, даже родители погибшей ни словом, ни взглядом не упрекнули Александру в некомпетентности.
Рыжего хитреца так же никто не хотел брать под своё крыло – кто-то считал его просто психически не совсем нормальным, кто-то сомневался в принципиальной возможности одновременно качественно отработать пару существ. Полякова снова впряглась в бесперспективный, казалось бы, тандем и блестяще провела работу для Форрела. Её с Эланом погружение стало, как говорится, классикой при жизни, войдя в учебные пособия.
Целеустремленность Александры могла бы сослужить ей хорошую службу, не будь она через чур прямолинейной в своих поступках и высказываниях. Нежелание лицемерить, помноженное на довольно импульсивный характер, порождало массу конфликтных ситуаций. В итоге Полякова быстро стала абсолютным лидером среди кураторов по числу высокопоставленных недоброжелателей.
Вот и сейчас, директор ИБиСа недвусмысленно давал понять – случись беда, и защищать её не станут. Да Саша и сама понимала, что потерю двух подопечных в пяти погружениях ей не простят, несмотря ни на какие объективные трудности, коих было ох как немало, и на карьере можно будет ставить берёзовый крест.
– Если Вы, как руководитель ИБиСа, хотите умыть руки в случае неудачи – дело хозяйское. – Выдавила Полякова сквозь зубы, вспылив тут же, и не очень задумываясь над возможными последствиями. – Ответственность я беру на себя! В общем, всё как всегда!
Повисла неловкая пауза, во время которой спорщики почувствовали на себе пристальное внимание Императрицы. В подобных ситуациях Анна Вторая никогда не вмешивалась, давая возможность противным сторонам высказаться. Всегда действовал принцип – не давить людей собственным авторитетом, а то пропустишь что-нибудь важное ненароком, локти потом будешь кусать!
– На борту «Сталинграда» найдётся свободная каюта? – Спросила Анна Сергеевна.
– Одной не хватит, – Михаил Альбертович уже в уме прикинул планировку. – Разберём переборку, объединив два грузовых отсека, так удастся поместить всё необходимое, да и Верпы смогут хоть как-то нормально летать! Ведь, насколько я понимаю, уже «размороженных» зверьков повезут вместе с парнем.
– Да, лучше не ломать сложившуюся связь, – задумчиво сказала Амма. – Мало ли что?
– Хорошо… Хорошо, если куратор говорит: «Лететь», значит надо лететь, – Императрица явно сильно устала и решила закруглять ночное заседание.
* * *
Лететь. Это было проще сказать, чем сделать. Система жизнеобеспечения эволэка была стационарной. В смысле, совсем стационарной. Подходящие к живому телу жгуты проводов и полые трубки с поддерживающими суппортами – это только видимая часть сложнейшего комплекса, выполняющего массу полезных и важных функций. Он и нянька, кормящая с ложечки, он и «Мойдодыр», и личный врач с круглосуточным бесплатным вызовом, и связной адъютант. До прибытия звездолёта оставались считанные дни, и бедным инженерам ИБиСа приходилось круглые сутки ломать голову над проблемой – как сделать всю эту махину хотя бы условно подвижной, но сохранить её функциональность, и всё это в стахановские сроки?
Выручила шагающая транспортная платформа «Мул». Система специально разрабатывалась для переноса по земле, в условиях сложно пересечённой местности, на небольшие расстояния крупногабаритных грузов. Представлял он из себя некое подобие мостового крана, только вместо рельсов использовал для передвижения четыре собственные ноги с развитыми ступнями, способными перемещать тяжёлую ношу в купе с не менее тяжёлой машиной по довольно крутым склонам.
К брюху «Мула», прямо на центральную балку, и стали подвешивать всё оборудование. Сначала хотели обойтись лёгким классом, но ещё при теоретической проработке быстро поняли, что в купе с собственным реактором полная масса комплекса зашкаливает за лимит. Пришлось прейти к среднему. Средним он считался только потому, что ещё кое-как мог пройти под автомобильными мостами, и то не под всеми.
Но дело спорилось, инженеры и техники быстро сумели свести разномастное оборудование в то, что можно было с натяжкой назвать мобильным комплексом жизнеобеспечения. К сроку механическое чудовище было готово.
День отлёта выдался дождливым и холодным, осень вступала в свои права. Дабы не усложнять себе жизнь транспортировкой «Мула» по железной дороге к космопорту, челнок решили сажать прямо на поле рядом с ИБиСом, заранее смирившись с последствиями – струи двигателей разметают почву заодно с растениями и на месте зелёного моря появиться безобразная рана спёкшейся корки.
Кораблик уже твёрдо стоял на опорах посреди сотворённого хаоса, когда на грунтовой дороге показалась странная процессия.
Первой с черепашьей скоростью ехала машина сопровождения с десятком техников, тремя инженерами и медтехником. Всей этой честной компании вкупе с медиками предстояло незапланированное путешествие на «Сталинграде», кому-то же надо следить за «Мулом»! Следующим шагало чудо научной мысли, под ступоходами которого опасно крутился эволэк. Хотя люди не допускали попадания живого тела под смертельный удар, просто ограничивая длину шлангов, но смотреть без замирания сердца на эту картину было невозможно. Замыкала колонну большая группа людей, несмотря на непогоду решившая преодолеть пару километров, отделяющих институт от импровизированной посадочной площадки, пешком. Кроме ответственных работников ИБиСа присутствовали и родители Иригойкойя, и эволэки со своими наставниками, все, кто только смог прийти на проводы.
Словно римские легионеры, защищающиеся от вражеских стрел поднятыми над головой щитами, люди создали настоящую живую реку из раскрытых зонтов, о которую бессильно разбивались водяные струи. Считается, что дождь в дорогу – к удаче, но настроение процессии было далеко не праздничным.
Полякова, шедшая в компании Раткиных, не отличалась в этот день ни разговорчивостью, ни весёлым расположением духа. Прошедшие дни были переполнены авральной работой над «Мулом», так что об отдыхе не приходилось и думать. Хорошо ещё Мирра взяла на себя обязанность сиделки и приглядывала за своим другом.
Девушка всё время в пути провела рядом с Эланом, защищенная от дождя специальным навесом, наспех, впрочем, как и остальное, смонтированном на шагающей платформе.
До самого шатла все дружно играли в молчанку, но рядом с кораблём процессия как по команде остановилась. «Мул» замер на металлическом настиле, ведущем от дороги к аппарели, провожающие рассыпались полукругом. Раткины безбоязненно вошли под брюхо механического исполина, преисполненные желания ещё раз увидеть родное чадо. Как знать, может в последний раз.
Парень по-прежнему обитал где-то далеко, вяло реагируя на внимание со стороны родителей и деда. Они тискали его в объятиях, и тот всё же жался к ним, но взгляд, полностью обращённый в себя, не оставлял сомнений в истинном положении дел. Отсутствие возможности нормально пообщаться с ребёнком пред дальней дорогой сильно расстроило и отца, и мать. Екатерина Вячеславовна хоть и держалась, но эмоции невольно прорывались наружу – из круга крепких объятий нет-нет, а слышались всхлипывания.
А вот для Александры стабильно пассивное состояние подопечного было настоящим подарком Небес, позволившим без приключений преодолеть ключевые два километра до кораблика.
Дождь барабанил по стальному исполину, ручейки сбегали к земле по ногам, оплетённым как мышцами кабелями и сервоприводами, собирались в ямах, оставленных в почве, изуродованной ступоходами.
Раткины с Миррой уже затягивали прощание, а Полякова не решалась их торопить, чувствуя свою вину, пусть и недоказанную, за всё происходящее, топталась в сторонке, будто чужая.
Недоказанная вина. Точнее сказать недоказуемая. Является ли её, куратора, решение о продолжении контакта ошибочным? Если бы она сразу попыталась вытащить подопечного из Океанеса, а не отложила выход на более позднее время, было бы проще? Или они бы так же стояли тут, на этой поляне? Или не будь невзначай оброненной Миррой фразы, и не родилась бы в её голове сумасбродная идея о полёте на Измер, что тогда? Принудительный выход из Контакта с вероятным превращением молодого человека в пустую куклу с умственными способностями младенца? Нет ответа ни на один из вопросов.
Александра вздрогнула от прикосновения и, непроизвольно отшатнувшись, вышла из-под защиты навеса. Холодные капли тут же запутались в волосах, ледяными пальцами проникли под воротник.
– Не бойтесь. – Мать эволэка улыбнулась сквозь слёзы, поймав рукав её куртки, и затащила назад в укрытие. – Мы Вас ни в чём не виним.
Полякова судорожно втянула воздух, уткнулась взглядом в землю, старательно изучая русла мельчайших ручейков, бегущих между ног трёх человек, стоящих напротив.
– Он считает свою работу очень важной, да она такая и есть. – Андрей Николаевич не мог подобрать слов, но сказать что-то надо было. – Удачи вам обоим.
Отец и мать Элана двинулись к толпе провожающих, но дед задержался.
– Дочка, – Раткин старший положил свою ладонь на её плечо, – это был его выбор. Не принижай его мужество пустым самобичеванием. Это как на войне. Все эти самоанализы, вроде: «если бы, да кабы бы»… Ведь ещё есть надежда, ещё можно и нужно бороться… Чтобы не случилось, помни, мы всегда тебе рады, ты для нас родная. Только привези его назад… Со щитом или на щите, но верни парня домой.
Плеск удаляющихся шагов. Прощальный хлопок от Мирры по спине и напутствие не раскисать Саша уловила только краем сознания. Ей удалось совладать со слезами. Не время для эмоций. Горячее сердце, но холодный разум. Так и только так. Она подбежала к эволэку, обняла его за талию, чувствуя даже сквозь костюм тепло тела. Резкий взмах её руки, и оператор «Мула», повинуясь сигналу, тронул машину вперёд. Несколько шагов, и открытый зев аппарели принял механического гиганта в утробу корабля. Идя рядом с подопечным на яркий свет, заливающий грузовой отсек, куратор всем сердцем верила, что это дорога в цветущий райский сад, а не огненную геенну.
Он много думал о треугольнике. Что он такое? Одна вершина – это Она и малышня, те, кто всё время вились рядом. Другая вершина – те, кто оставались на близком берегу, берегу, на который он так и не решился выйти, в их числе и Она Другая, и Те, что раньше были за Стеной. С ними всё ясно, они все знакомы. А вот третья вершина была непонятна по своей сути. Её было много, очень много, но в ней не было привычного океана жизненного огня. Холод, да именно холод сковывал свет миллионов сердец. Но в этом ледяном царстве не чувствовалось кладбищенского ужаса, просто крохотным уголькам ещё не пришло время перерасти в настоящий пожар. Всему своё время, мелькнула философская мысль.
* * *
Лапенков Владимир Анатольевич, капитан «Сталинграда», был не в духе, весь корабль напоминал растревоженный улей. Какому-то придурку на земле взбрела в голову гениальная идея – привезти на борт эволэка, вместе с системой жизнеобеспечения – СЖО, причем не флотского образца! Пришлось в авральном темпе очищать целый ангар, чтобы принять лишний челнок, а для этого гигантский контейнер с грузом (упаси Бог, не с животными!) пришлось выбросить в вакуум, на милость спасательной службы.
Принять в открытом космосе шатл во внутренний ангар. Мало кто из сухопутных крыс может вообще представить себе сложность этой операции! Сначала надо выкачать воздух из гигантского помещения, при этом не допуская его остывания – иначе от конденсата потом спасу не будет. Затем, убедившись в герметичности всех соседних помещений, отрубить искусственную гравитацию, открыть ворота, и с ювелирной точностью ввести кораблик во чрево большого брата. Затем закрепить его на палубе, закрыть ворота, вернуть назад нормальное атмосферное давление. И, напоследок, привести гравитацию к одной «же», моля, чтобы никто из экипажа по рассеянности не оказался в неудачный момент и в неудачном месте, и не был бы расплющен в лепёшку чем-нибудь, начиная от опор челнока и заканчивая любым тяжёлым предметом, коих на борту было немало.
Вся процедура занимала не один час, но к счастью уже подходила к концу, о чём говорили струи горячего воздуха, бьющие из вентиляционных отверстий – металл легко отдал тепло космосу, и теперь, прежде чем ступить в помещение без скафандра, его следовало основательно прогреть, во избежание обморожений.
Челнок уже приветливо открыл аппарель, приглашая в гости, чем Лапенков и не замедлил воспользоваться. Внутри расположилась странная компания. Группа штатских возилась с оборудованием «Мула», чьё нестандартное оснащение представляло собой непокоримую высоту искусства импровизации, и женщина, которая расположилась прямо на полу, рядом с человеческой фигурой, затянутой в чёрный, прямо-таки смоляной костюм, подключенный к СЖО.
– Ну, и какому идиоту стукнула в голову сия гениальная мысль? – без предисловий и приветствий осведомился капитан.
– Не, идиоту, а дуре, тогда уж, – отозвалась Полякова.
Прямое оскорбление женщина пропустила мимо ушей, так как картинки на мониторах занимали её куда больше, чем чьё-то негодование.
– Прошу прощения, – без особой искренности в голосе сказал Лапенков, – но мы провели сложную и незапланированную операцию. Можно хоть узнать ради чего?
– Ради него, – Куратор невозмутимо кивнула на спящего без задних ног парня, поправляя свисающий из-под брюха «Мула» суппорт с притороченным к нему компьютерным терминалом.
– Что с ним?
– Старая история… Не хочет возвращаться… А надо.
– Понятно. Меня зовут Лапенков, можно Владимир Анатольевич, можно просто, капитан.
– Полякова, можно Александра Викторовна, можно просто, куратор.
Просто капитан во время состоявшегося-таки знакомства, подошёл к эволэку вплотную, опустившись на правое колено, внимательно всмотрелся в спящего. Если отбросить странное одеяние и длинные хвосты шлангов и кабелей ничего особо примечательного в нём не было. Парень, как парень.
– И зачем его понадобилось везти в такую даль? – не удержался он от вопроса.
– Есть положительная реакция его сознания на присутствие его же детей, – Александра смертельно устала, но командира корабля лучше ввести в курс дела. – Когда прибудем на место, спустим Элана на планету, пусть войдёт в контакт с миллионами воспрянувших ото сна особей. И тогда, возможно, удастся завершить выход из погружения без применения грубой силы.
– Ах, вот оно как!
– Вроде всё в ажуре! – Один из техников закончил тестирование систем.
– Хорошо, ребята, можете идти, но если что, позову.
– Зови, Саш, обязательно. Примчимся галопом.
Все ибисовцы покинули шатл, отправившись в каюты.
– Вы не идёте? – немного удивился капитан.
От его внимания не ускользнули многие мелочи, по которым он безошибочно определил – женщина еле держится на ногах, и отказ от нормального отдыха показался неуместным.
– Нет, надо всё время быть рядом, мало ли… Прикорну здесь, ничего страшного…
Ей придавал сил важный факт, в подлинности которого сомневаться не приходилось – подопечный ещё немного «подвсплыл», как только оказался рядом с «холодильниками», битком набитыми Вилианами и Верпами. Новый сюрприз, не имеющий внятного объяснения, ведь принято считать, что в ментальной реке расстояние не играет роли. Хотя наверняка это утверждать Саша не взялась бы, ведь раньше расстояние от эволэка, любого, до его питомцев измерялось самое большее тысячами километров, а не десятками миллионов. Да и сразу такого большого выводка не делалось очень давно, а если и делалось, то уже после выхода из погружения. В этот раз слишком многое протекало не так, как обычно, и многое ещё предстояло осмыслить.
* * *
Челик Ататюрк любил столицу Измера больше, чем любой другой город Федерации, а он повидал их на своём веку немало. Шенай была не просто достопримечательностью планеты, символом новой эпохи. Ататюрк очень многое сделал, чтобы Счастливая Луна оправдала своё имя. Будучи архитектором-самоучкой и весьма одарённым художником, он, став президентом и сумев переизбраться на этот пост уже четвёртый раз, пользуясь всеобщей поддержкой и любовью народа, вложил свою душу в этот город. Не было ни единой улицы, в которой он бы не ориентировался, как у себя дома, ведь многие здания, мечети и даже сложные ансамбли проектировались при его живом участии. Он не был барствующим начальником, перстом указывающим на понравившейся проект, и отделывающийся лишь общими замечаниями, часто довольно нелепыми. Бессчётное число вечеров, а нередко и ночей он провёл за старой, изрядно потрёпанной доской, на которой старомодным способом с помощью бумаги, карандаша и туши оживлял идеи, роящиеся в его неординарной голове. Сколько дней он провёл, мотаясь по стройкам, вникая в трудности, решая вместе с инженерами и строителями головоломки, радуясь успехам и огорчаясь неудачам. Какое это было счастье, видеть собственными глазами, как из года в год столица преобразовывалась, приобретая волнующую смесь черт современного мегаполиса и восточной сказки.
В столице удалось органично совместить высокие технологии, стремительность ритма деловых центров и бесконечные кварталы традиционных лавок, где даже электронные весы были большой редкостью, да и вообще в среде здешних торговцев считалось дурным тоном не следовать многовековым традициям. Любой товар здесь был не просто предметом торга, а подсвеченная огнями лавка не просто местом работы. Восточный базар. Это место, где прохладным вечером отдыхает душа, уставшая от бешеного ритма дня, его ярких красок и стремительных смен декораций, где можно вести неторопливые философские беседы со знакомыми людьми, покупателями и торговцами.
Уютные дома на окраинах и небоскрёбы в центре, мощные автомагистрали, пропускающие ежедневно сотни тысяч машин, и пешеходные и велосипедные дорожки, бесконечной чередой ведущие через красивые парки и набережные водоёмов, пересекающие Шенай вдоль и поперёк. Подземные электропоезда и конные упряжки мирно сосуществовали, перенося людей кому куда нужно, и не споря о том, кто из них важней.
Сколько труда и сил миллионов людей было вложено в эту красоту? Стоит ли измерять прекрасное деньгами?
А теперь она умирала. С болью в сердце Ататюрк читал ежедневные сводки о бесчинствах захватчиков. Город требовал много продовольствия, и склады, магазины, всё, где можно было разжиться добычей, становилось объектом атак. Днём и ночью, прокладывая пути на земле и под землёй, красная чума поглощала квартал за кварталом. Тысячи тонн продуктов питания приходилось выбрасывать каждый день, тысячи людей спасались бегством, покидая насиженные места, либо вели безнадёжную борьбу с агрессором. Счёт погибших, несмотря на принимаемые меры, уже шёл на сотни. Почти все жертвы муравьёв – немощные старики и маленькие дети, которых оставляли без присмотра всего на несколько часов, в основном ночью. Но ещё больше людей гибло и получало увечья по иной причине.
Вместо привычных ароматов город стремительно наполнялся ядовитыми испарениями. В отчаянии жители пускали в ход любые средства, иногда не задумываясь над возможными последствиями. Госпиталя каждый день принимали тысячи пострадавших. Ожоги химические и термические, отравления химикатами, угарным газом. Аварийные службы выезжали на десятки рукотворных пожаров, беспрестанно вспыхивающих по всей столице. На улицах вой сирен не стихал ни днём, ни ночью. Жителей просили не пользоваться личным транспортом, дабы не загружать магистрали, дать возможность каретам скорой помощи и пожарным выиграть очередную гонку со смертью.
Но на обороне Шенай беды не заканчивались. Огромные сельскохозяйственные районы юга были опустошены, там разгорелась настоящая война, беспощадная и бескомпромиссная, а столица просто оказалась на пути несметных полчищ прожорливых и плодовитых тварей. Шла масштабная эвакуация, спасали всё, что можно – урожай, точнее его остатки, чудом собранные на полях, скот и птицу, чьё поголовье стремительно таяло под ударами пришельцев. Многие животноводческие фермы и птицефабрики превратились в склепы, кишащие муравьями, растаскивающими разложившееся мясо павших коров и кур. Выброшенные бедой из своих хозяйств крестьяне, собрав пожитки, вереницами двигались на север и запад, в земли ещё пока не затронутые красной чумой. Сотни тысяч искалеченных судеб, плачь детей, суровая решительность мужчин, остающихся на поле брани, готовых сражаться до последнего.
Можно было попробовать зацепиться за водную преграду, но на беду целого континента крупные реки сбегали к океану в одном направлении, и муравьи наступали несколькими параллельными потоками вдоль русел, а не упирались в непреодолимое естественное препятствие. И приходилось создавать искусственные.
Горели леса и поля. Тяжёлый дым удушливой стеной поднимался на протяжении многих сотен километров. Кольцо огня очертило колоссальную область, страшным ожогом обезобразив лик планеты. Бесконечные колонны машин с химикатами, рёв летательных аппаратов, распыляющих над полями реагенты, всё слилось в смертельном урагане. Ветры гнали гарь, насыщенную ядом, заставляя птиц и зверей бежать от человеческого безумия. В отравленных водоёмах не осталось рыбы.
Ататюрк, стоя на балконе президентского дворца, возвёл глаза к светлеющему небосводу. Он не молился Всевышнему, он ждал. По странному стечению обстоятельств гость из далёкого мира, чьё появление на орбите многострадального Измера с нетерпением ждали миллионы людей, в некотором смысле был его тёзкой. Имя и корабля, и правителя планеты имело одну основу – сталь. Символичное созвучие вселяло в его сердце уверенность в благополучном конце затянувшегося кошмара. Так будет, так должно быть!
Он ещё три часа назад распорядился сделать по всем каналам вещания важнейшее сообщение. В холодной бездне, на границе системы станциями слежения вооружённых сил был засечён мощный выброс энергии, чьи характеристики не оставляли сомнения в происхождении аномалии – «Сталинград» вырвался в нормальную метрику пространства, неся на своём борту спасение.
Несмотря на ранний час улицы и площади были полны народа. Взоры людей с надеждой устремились на восточную часть небосвода. Безразличная к людскому горю чернота небес, едва подсвеченная зарождающейся зарёй, сливалась с темнотой пологих гор, что простирались на сотни километров от столицы вглубь континента.
Сколько ни ждали чуда, а произошло всё неожиданно. Сколько бы людей не всматривалось в чернильную ткань неба, всё равно, нашёлся тот самый, единственный, кто заметил первым зарождающуюся рукотворную звезду, тот, кто первым в океане людей вскину руку, указывая на стремительно светлеющую точку над горизонтом, тот, кто первым выкрикнул: «Смотрите!». Неудержимый ураган торжества разорвал напряжённую тишину. Словно получая через бездну пространства энергию ликования всего народа, звезда стремительно росла прямо на глазах, превращаясь из едва заметного пятнышка света в факел огня, несущий в уставший от безнадёжной борьбы и страха за будущее мир тепло и свет спасения. Большинство обезумевших от счастья обывателей не были доками в космических делах, но все осознали разом – это свет фотонного факела. Корабль, вырвавшись из гиперпространства, уже гасит субсветовую скорость.
Овации гигантскими цунами захлёстывали Шендай, её пригороды, и Ататюрк, разделяя всеобщее ликование, не стеснялся слёз радости. Почему-то его преследовала странная мысль: не так ли рождались в древности легенды о богах и спасителях, сошедших на Землю? Не отсюда ли в бесчисленных приданиях всех культур человечества единая основа, объединяющая многие религиозные учения? Не являются ли древние мифы описанием подобных событий, просто за давностью лет изменившимися под перьями бесчисленных «редакторов», волей или неволей вносящих исправления и дополнения в первоначальный текст?
Из размышлений его вырвал голос:
– Господин президент, «Сталинград» вышел на связь. Императрица Анна Вторая приветствует Вас и просит Вашей аудиенции.
– Предайте Её Величеству поздравление с благополучным завершением долгого пути и то, что я с нетерпением жду нашей встречи.
* * *
Их челнок опускался на планету последним, когда все криокамеры с пока ещё спящими существами уже были доставлены на поверхность. Для посадки выбрали район столицы Измера, так как он находился ближе всех к геостационарной орбите звездолёта. Александра, поглощённая подготовкой к предстоящему выходу, не уделяла обзорным экранам почти никакого внимания. Стремительное снижение корабля только нервировало, время, истекающее как крупа из порванного мешка, приводило к бестолковой суете, и женщине стоило немалых трудов правильно застегнуть комбинезон, подключить арматуру связи к терминалу, надеть дыхательную маску с фильтром. Душа ушла в пятки, от волнения мелко дрожали пальцы. Присутствие на борту дюжины накачанных громил из спецназа не способствовало обретению спокойствия – Полякова всё время чувствовала пристальное внимание со стороны мужчин. Хоть те формально и подчинялись сейчас ей, но командиром себя она не ощущала.
Техники, уже готовящиеся отстыковать упоры, не дающие «Мулу» свободно перемещаться по грузовой кабине, так же были собраны и взволнованы. Их чуду техники после приземления предстоял ещё примерно километровый марш, а вот стопроцентной уверенности в том, что какая-нибудь часть из наспех закреплённого оборудования не отвалится от вибрации, не было. Хоть и слыл пилот машины асом, и заслуженно, но поджилки тряслись у всех без исключения.
Единственным, кому происходящие приготовления не доставляли нервотрёпки, был, естественно, виновник торжества. Заварив всю эту кашу, эволэк оставил взрослых разгребать последствия, раз они сохраняли трезвость мышления и ясность рассудка, сам же обитал на грани реальности. Прилипнув к левому борту, он провожал взглядом далёкий объект, словно видя его прямо сквозь обшивку корабля.
– Что это с ним? – спросил у куратора командир бойцов, Виталий Симонов, позывной Леший.
– Под нами и чуть в стороне контейнеры с Вилианами и Верпами, – перекрикивая рёв двигателей, объяснила Полякова. – Он чувствует их присутствие.
Леший бросил взгляд на тактический монитор и присвистнул: до места, о котором говорила «нянька» эволэка было добрых три сотни километров. Контейнеры с живым грузом были разбросаны по гигантской дуге, преграждая путь захватчикам дальше на юг и восток.
К моменту прибытия «Сталинграда» ситуация стала и хуже, и лучше одновременно. Один очаг эпидемии удалось полностью уничтожить, два локализовать, используя удачное сочетание сложной местности и тактики выжженной земли. На них питомцев первой волны решили не тратить. А вот другие разрослись, слившись в единую систему, где царствовали смерть и разрушение, и именно тут были сконцентрированы все усилия. Никто не питал надежды разобраться с гадами в один день, но остановить их натиск имеющими силами уже было можно и нужно.
Полякова не зря была куратором – среагировала раньше тренированного бойца. Что подсказало ей, отскочить от терминала и занять позицию у левой задней ноги «Мула»? Может простая логика смещения челнока относительно криокамер, лежащих где-то далеко внизу и уплывающих за корму? Или высшие силы шепнули? Так или иначе, но когда эволэк неожиданно рванул на всех парах воль борта к корме, на его пути оказалась только она. Ловко поймав подопечного, Саша (откуда столько сил взялось?) сумела погасить его стремительный бег, не дав врезаться в закрытую аппарель. Симонов быстро пришёл на помощь, и, спустя несколько минут яростной борьбы, эволэк прекратил сопротивление, повиснув в железной хватке спецназовца, провожая пустым взглядом удаляющееся слияние двух крупных рек.
– Отлично, просто великолепно. – Куратор лучилась от счастья.
– С чего это у Вас такой энтузиазм? Он же чуть в лепёшку не расшибся!
Недоумение командира отряда вызвало у женщины кратковременный приступ веселья:
– Он хорошо реагирует! – Полякова гладила притихшего подопечного по затылку, приговаривая, – потерпи, уже немного осталось.
Симонов встречал умалишённых, и ассоциация с жизненным опытом приходила на ум сама. Не все люди в состоянии перенести тяжелейшую психическую нагрузку боёв. Но там, на войне, было всё проще, нянчиться сутками на пролёт с человеком, чей разум навсегда расстался с бренным миром, не вынеся его жестокости, не было нужды. А тут пришлось не на шутку сражаться с парнем, чья комплекция оказалась обманчивой – безумие сознания вливало в жилы невероятную силу. На гражданке всё слишком сложно. Стукнуть бы буяна «по точке», не со всей дури, а коротенько, но точно, в самое яблочко, и дело с концом! Ан, нет! Крутись, как хочешь, а что бы ни царапинки на мальчишке не было, чтобы ни на секунду он не отключался! Легко идиотам, не сходившимся в рукопашке с настоящим противником, такие приказы отдавать!
Дыша, как загнанные лошади, взрослые сумели-таки оттащить парня на исходную позицию. Элан, впрочем, и не собирался теперь никуда убегать от их неусыпной заботы. Прямо по курсу корабля открывался вид на Шенай, и он безошибочно распознал наличие на холмах, подступающих с запада к городу, ещё скрытые от взора криокамеры.
