Loe raamatut: «Стаи. Книга 1», lehekülg 51
Но оправился батальон быстро, и снова заработала смертоносная карусель – врага били всем, что было под рукой, неплохо взаимодействуя друг с другом, и царица полей, пехота, перетекая из воронки в воронку, при поддержке танков снова двинулась вперёд.
Новый взрыв. Ракета, прорвав систему защиты, попала в танк. Сноп искр и раскалённых до бела капель металла, летящие во все стороны куски сработавшей динамической защиты. Но, тандемная боевая часть смертоносной оперённой сигары пробила броню. Машина, тяжело взвыв умирающим двигателем, застыла на месте, и из люков показались трое танкистов, но, опережая оглушённых, контуженых «людей», радуясь обретённой свободе, на волю, в богатый кислородом воздушный океан рвануло пламя.
Жуткий крик трёх живых факелов резанул по натянутым нервам. Элан и Афалия, бросив перевязывать простреленное предплечье «бойца», понеслись к пылающей машине, на ходу срывая замки с рюкзаков. Им на помощь, не обращая внимания на свинцовый дождь, бежали Мирра и Диолея. Танкисты катались в жиже, пытаясь сбить пламя, пожирающее их живьём, и эволэки вмиг накрыли их одеялами, обрезав доступ воздуху, прижав вопящих «людей» к земле.
Как только пламя умерло, и погасившая его ткань отлетела в сторону, взгляду открылась жуткая картина – ноги командира танка и наводчика превратились в обугленные головешки, сильно обожжены руки, водитель выглядел получше, но не на много.
Элан не выдержал вида чудовищных ожогов и тошнотворного запаха дымящейся плоти. Его рвало, не переставая, хотя уже было просто нечем – ещё в начале боя всё содержимое желудка непроизвольно вышло наружу. Диолея так же не сумела сдержаться, а Афилия сначала вроде поборола приступ, но потом всё произошло по ещё более плохому сценарию – девушку из высшего общества вытошнило прямо на раненого. Только Мирра держалась молодцом, развернув специальные коконы – они приняли в свои объятия обожжённые тела, оградив их от жуткой грязи, что хлюпала под ногами. Действовать приходилось с величайшей осторожностью – «танкистам» и без того досталось, а факт того, что это были не живые люди, а лишь ходячие манекены, до уставшего от чудовищных сцен разума не доходил, настолько искусно было сымитировано их поведение. Три тела беспрестанно оглашали округу леденящими кровь воплями.
Зажёгся белый сигнальный огонь – знак высшего приоритета. Санитары, задрав головы, как ангела-хранителя ждали удивительное создание, поверившее людям, доверившее им свою жизнь и душу. И помощь пришла. Сквозь стелящийся дым стала видна стремительная тень, несущаяся к истерзанной земле. Лесавесима даже не пыталась сесть вертикально, устало плюхнувшись, подняв бурые фонтаны жижи, заскользила подобно гидросамолёту.
Девочка вымоталась физически и была опустошена морально, действуя, как робот. Удар о землю, и новая ноша пристёгивается к «сбруе», каждый раз придавливая к пропахшей смертью грязи всё сильнее и сильнее. Рывок, и собственное тело с «раненым» отрывается от земли, но с каждый новым заходом всё труднее даются метры спасительной высоты. Разверзшийся под крылом огненный ад, словно магнит, тянет вниз, в объятия смерти.
Хилья тоже устала. С каждым разом операцию по передачи хрупкого груза приходится производить всё ниже и ниже – нет сил рваться ввысь. Большая сестра с тяжёлой ношей проделывает всё более долгий путь, ведь бой, безразличный к их чаяниям, катиться всё дальше, не спеша, но неотвратимо, и каждый лишний метр маршрута подтачивает отнюдь не бесконечный запас прочности двойняшек.
Устали все. Элан, разрывая сухожилья, тащит обожжённого танкиста к Лесавесиме. Она умудрилась на пробеге снести неосторожно оказавшегося на пути «дракона» пехотинца, и боец чуть не переломал себе кости, когда на него налетело огромное крылатое создание. Руки трясутся от нервного напряжения и усталости, и проклятый замок никак не хочет застёгиваться. Наконец раздаётся щелчок, и он с трудом поднимается на ноги, хватая воздух полной грудью, и никак не может привести дыхание в порядок. А сердце уже не просто бьётся, оно почти ломает грудь, не желая более принимать участие в жестоком соревновании со смертью.
Их глаза встретились. Небесно голубые почернели от пережитого, а в шаровых скоплениях звёзд уже гас свет, будто две вселенные устали жить и жаждали только одного – покоя, спасительной темноты и тишины.
Элан обнял окровавленными руками перепачканную грязью и копотью шею дочурки и попросил.
Ещё этих двоих, и всё, с вас хватит! Вы уже сделали всё, что могли…
Хорошо…
До истерзанного разума едва доходит ответ. Лесавесима с трудом делает свечу. Предательски дрожащие лапы едва сумели оторвать её от земли, крылья, уже не пойми каким чудом, совладали с притяжением, и летунья тяжело пошла вверх, с трудом набирая высоту.
Устали… Перехват «раненого» чуть не закончился трагедией – Хилья едва сумела поймать падающее тело, но набрать высоту уже была не в силах, и вместе с тяжёлой ношей буквально рухнула на землю, сумев только в самом конце погасить ускорение… Фух, цела! Немного отдышаться, постоять, пока хоть чуть утихнет гул в голове, и перед глазами не рассеется кровавый туман. Снова сжать волю в кулак. Вверх! Вверх!!! Ещё выше!!! Когда зрение снова прояснилось, большая сестра даже удивилась: лечу! С какой лёгкостью она первый раз преодолела небольшое на взгляд расстояние до госпиталя, а теперь…
Стройные ряды белоснежных палаток, словно насмехаясь над её гудящими от напряжения мышцами, мучительно медленно росли в размерах. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем глаза увидели знакомую картину: снующие машины, деловая суета людей, и уже знакомый врач, бегущий навстречу стремительно снижающемуся «дракону». Снова резкие запахи больницы, ненависть к которым она вынесла ещё из тесных коморок института, проклятья медиков, едва успевших убраться с траектории посадки, сорванные крыльями растяжки палаток, опрокинутые баки с окровавленными бинтами и тампонами… Устала…
Знакомый врач суёт ей под нос смоченную чем-то тряпку, и мозг будто взрывается. Неизвестно из каких тайных хранилищ в тело вливается жизнь, но Хилья уже прекрасно знает, что это самообман, и за минутное облегчение скоро придётся платить вдвойне…
Но пока в крыльях ещё есть силы, она поднимается снова, разметав вихрем всё, что попало под удар тугих струй. Ей надо назад. Там, выбиваясь из последних сил, дорогие её сердцу люди, странные, но страстно любимые, пытаются в чудовищном урагане сражения спасти хоть кого-нибудь от страшной участи, и она не может их бросить. Хилье неведомы были понятия воинского долга или необходимости служения Отечеству. Она старалась не за страх, и не совесть гнала её вперёд. Она чувствовала отчаянную решимость матери, краешком сознания ощущала непреклонное упорство отца, снова и снова находящего в себе силы подняться с колен и идти вперёд. Ярким маяком горела душа Диолеи, даже в кровавой жути жестокой схватки умудрившаяся сохранить непередаваемую чистоту и тепло. Яростный огонь души Мирры взвился костром к небу, а от несгибаемой воли бойцовской рыбки у сестричек аж сводило судорогой челюсти – она не отступит, не бросит. Афалия, такая странная и противоречивая, заткнув поглубже свою обыденную заносчивость, с мрачной сосредоточенностью ползает от одного раненого к другому, ставя своими умелыми руками непреодолимые препятствия на пути костлявой старухи. Лассава с неженской силищей всё носит и носит под свист пуль тяжеленных мужиков в спасительное чрево машин. Крошечная Нариола, сумев побороть страх, мужественно переносит все ужасы боя, не отставая от своих подруг ни на шаг. Ольга, вечно глухая к их с сестрой ментальным голосам, ловко дирижирует эволэками, регулируя движение людей и техники.
Ей очень надо туда! Лесавесима уже на земле – сестра будто собственным носом чует запах обгоревшей плоти ещё одного бедолаги. Серая молния чуть не падает в грязь, мышцы уже почти не слушаются. Она даже не кланяется пулям, никак не реагирует на грохот разрывов, на вой ракеты, что пронеслась над головой так низко, что можно было даже различить надписи на её хищном теле… Она не может их оставить сейчас! Ей не до конца понятны мотивы, побудившие родителей ввергнуть своих детей в этот кровавый кошмар, но она чувствует, это почему-то очень важно для всех, и для неё тоже, и это неведомое знание толкает её вперёд. Взмах, ещё взмах!.. Всё громче голос смертоносного металла, всё сильнее режет острый нюх резкий запах взрывчатки. Под крылом уже мелькает тёмная змея первой траншеи, всё плотнее стаи огненных шмелей трассирующих пуль. Взмах! Ещё! Ещё…
Когда третий обожжённый танкист оказался на руках у врачей, а выжатая, как лимон, Хилья просто грохнулась в воронку к своей сестре, не замечая огромной лужи воды и крови, в которую провалились её задние лапы и хвост, Элан побрёл в полный рост к Лёлику. Уже неизвестно какая по счёту аптечка, сорванная со стенки боевого отделения, пудовыми гирями налипшая на ботинки грязь. Он весь вымок – вода была всюду, капая с неба, плюхая под ногами, набираясь в штаны, в обувь, даже за шиворот, когда случалось, а случалось часто, падать в особенно глубокие омуты, спасаясь от коварного, едва слышного в грохоте боя шелеста падающей мины. Но он совершенно не ощущал холода, а от разгорячённого тела клубами валил пар.
Всё. Вторая позиция взята, враг из глубины предпринял контратаку, но с громадными потерями отступил, только облегчив батальону задачу – танки и пехота на плечах бегущих ворвались и в третью траншею. Преследование – кульминация наступления, когда охваченных паникой вражеских бойцов давят гусеницами, косят из всего, что только может стрелять…
Бой устало стихал, и с каждой секундой всё поле охватывала оглушительная тишина, даже санитарные машины, казалось, «ходили» на цыпочках, рык их двигателей походил скорее на мурчание довольных котов.
Едва переставляя ноги, Элан поплёлся к насыпи, вдоль которой рядком лежали раненые, причём не только «куклы», но и настоящие бойцы – в хаосе почти настоящего боя неизбежно некоторые пули и осколки попадали не совсем туда, куда надо. Но «тяжёлых» среди людей не было ни в их секторе, ни в соседних – Македонский как всегда блестяще справился с задачей, максимально приблизив учения к реальности, но, при этом, не допустив жертв и серьёзных увечий живых бойцов.
– Сказали же – отбой! – Ольга отняла у рыжего плута дорогостоящее имущество, вернув медицинские принадлежности в машину.
Лис только головой помотал:
– Вот же… Даже команды не услышал…
Он упал на насыпь спиной, чуть не придавив лежащую без сил Афалию. Эволэки уже не могли пошевелить ни рукой, ни головой, уставились в небо, жмурились от падающих на лица капель дождя. Хилья и Лесавесима, как два крокодила, подняв фонтаны брызг, выбрались из воронки, не веря наступившему покою, настороженно вертели головами, на всякий случай держась поближе к Лёлику – его броня сегодня не раз их выручила.
Пока взрослые мужики грузили в БТРы «тела», пока мимо кучки смертельно уставших гражданских шли назад в лагерь вереницы техники, никто из девушек не проронил ни слова. Даже Ольга, баюкающая на своих коленях голову принцессы цветов, только улыбалась лидеру Клана Флоры, одними глазами говоря: ты молодец, справилась…
***
Конец боя не означает, что солдат может быть свободен от всего на свете. Настоящий солдат в первую очередь приводит в порядок оружие и снаряжение – здравый смысл подразумевает постоянную готовность к новой схватке, иначе ты не солдат, а кандидат в клиенты для армейской похоронной команды.
Батальон приводил себя в порядок: драили обмундирование, разряжали и чистили оружие, отмывали от грязи боевую технику.
Эволэки так же не остались в стороне от столь увлекательного и важного процесса, тем более что закреплённый за их группой Лёлик так же требовал к своей персоне самого пристального внимания. Вытряхнув из боевого отделения всё содержимое и открыв люк днища, прямо из шлангов струями воды девушки гнали с пола и лежаков грязь вперемешку с кровью, искусственной и настоящей. Элан, как самый рыжий, получил почётную обязанность – отмыть ходовую часть. Набившийся между катками и фальшбортом глинозём отрывался только ударами лома, а после приходилось металлической щёткой отдирать то, что отлипать не желало.
Между подразделениями сновали тыловики, составляя сметы израсходованных боеприпасов, медикаментов, топлива, офицеры бегали с докладами к старшим по званию.
Как только техника приведена в подобающий вид, настаёт черёд живой силы вспомнить о чистоте и гигиене.
Девушки, смертельно уставшие, опустошённые, ушли в отведённые им душевые кабинки, пока Элан с Ханнеле, раздевшись до нижнего белья, отмывали крылатых сестричек. Тёплая вода и заботливые руки разморили «драконов», и летуньи, распластав крылья, нежились под струями импровизированного гидромассажа. Никто эволэков не подгонял, и странная компания гражданских и их удивительных крылатых помощниц приковывала всеобщее внимание – все они, и летающие, и нет, постоянно ловили на себе заинтересованные взгляды.
– Ей, красавица, а нам плечи не разомнёшь?
Ханнеле, сидя верхом на своей дочурке, свесив стройные ножки к земле, натруженными руками мяла ей задеревеневшие от пережитого напряжения мышцы, а проходящие мимо бойцы без стеснения рассматривали ладную фигурку, мало чем прикрытую. Но им, увлеченным лицезрением женских прелестей, стоило быть повнимательней.
Старший сержант словно вырос из-под земли.
– Ну, что, озабоченные, энергии много осталось? Спинку вам потереть?
Пятеро бравых солдат тут же вытянулись по струнке, но повернуться лицом к Каланче не решились, только стремительно бледнели, сознавая неизбежность расправы.
– Знаете, какой боец после учений не падает от усталости? – уморительно доброжелательным тоном спросил сержант.
– Никак нет! – хором ответили провинившиеся.
– Ленивый!!!
От его крика даже Лесавесима оторвала голову от деревянного настила, с удивлением глядя на вояку, а тот и не думал останавливаться, распекал салаг:
– Раз осталось много сил – значит, не выложился до конца на занятиях!!! А раз не выложился – значит ленился!!! Раз ленился – значит, ничему не научился!!! Раз ничему не научился – значит, в бою погибнешь!!! Вам, сосункам, это понятно?!?!
– Так точно!!! – во всю глотку заорали товарищи по оружию.
– Раз понятно, то кросс три километра! Бего-о-ом!!! Ма-а-арршшш!!!
Незадачливые ухажёры рванули галопом, даже не держа мысли ослушаться приказа, а довольный сержант подошёл к эволэкам, и, присев на корточки, с любопытством рассматривал сестричек. Элан с Ханнеле как раз закончили с помывкой, и приступили к ещё более длительной процедуре. Отмыв от грязи каждое пёрышко, теперь предстояло их просушить, благо оснащённость полигона позволяла выполнить это без затруднений. Погода не баловала, но под обширным навесом было сухо, а система предстартового прогрева силовых установок стала настоящей палочкой-выручалочкой. Чтобы не сажать зря аккумуляторы боевых машин, под землёй, прямо под боксами техники, смонтировали коммуникации для подачи горячего воздуха и электричества, и Элан уже растягивал шланги.
Загудели вентиляторы, и Лис, неосторожно сунув руку «померить» температуру воздушной струи, отдёрнул ладонь, шипя, как рассерженный кот.
– Давай я, – сержант, опасаясь несчастного случая (технику грели всерьёз!), сам взялся регулировать температуру. – Сколько?
– Сорок градусов, если возможно, – попросил Элан, и, удовлетворившись результатом, начал непростую процедуру, предварительно передав ещё один шланг Ханнеле.
Под струями горячего воздуха зашуршали перья. Начали с крыльев, поскольку головы и шеи уже успели основательно подсохнуть. Хилья вела себя спокойно, а Лесавесима, дурачилась (откуда только силы брались?), всё время совала нос под раструб, кусая шипящий поток. Не торопясь, сантиметр за сантиметром, девушка и парень двигались вдоль огромных живых полотнищ, перебирая пальцами оперение, выгоняя из пуха влагу.
– Не все родители так своих детей холят! – неожиданно тепло заметил сержант.
Оба эволэка с нескрываемым изумлением смерили его взглядами, и хором ответили:
– А они и так наши дети.
– В каком смысле? – насторожился военный.
– В самом прямом, – так же слаженно ответили юноша и девушка.
Вокруг замерло движение – все, кому случилось оказаться неподалёку, с округлившимися глазами таращились на чудаков.
– Вы сумасшедшие, – выдал диагноз Каланча, сказал без осуждения, скорее просто жалея.
– Да, согласна, – кивнула Ханнеле. – Но, я вижу, что попала в правильную компанию…
Послышались смешки военных, но веселье оборвалось тут же.
– И вы их создали, чтобы бросить в такую мясорубку? – недобро сощурившись, спросил один из бойцов. – Мы хоть знаем, за что сражаемся, а они?
Прозрачный намёк был ясен – то, что эволэки очень хорошо зарабатывают, секретом не было, но смутить Лиса не получилось.
Рыжий плут, не отрываясь от дела, кивнул в угол парка, куда уже стащили разбитую технику. Отработавшие своё машины чаще ремонтировали, считали народные деньги на совесть, но некоторые, совсем уже старые, заканчивали свою жизнь на полигонах, и несколько таких несчастных, изувеченных попаданиями ракет, готовились отправиться в последний путь, в печи Огнегорска.
Рядом с танком, тем самым, стояла Мирра, положив ладони на обожжённую броню. Лица девушки не было видно, далеко, но Элан прекрасно понимал, что за буря эмоций сейчас рвёт на части её душу, как с новой силой заныли зажившие было раны в сердце.
– Это лидер Клана Воды, Мирра, – нехотя начал он рассказ, голос безжизненный. – Она с сестрой потеряла обоих родителей в Мукденском сражении.
Легендарный подвиг Русского Добровольческого корпуса вписан в анналы военной истории, но вписан кровью тысяч его солдат. В жестокой схватке с китайскими войсками сошлись союзные армии – немцы, поляки, прибалты, и примкнувший к ним РДК. Союзники дрались отчаянно, но и враг оказался умён и упорен, быстро поставив соперника в критическое положение. От разгрома их во многом спасла железная твёрдость русских бойцов, но и цена добытой победы оказалась высока…
– Её отец, командир танковой роты, – продолжил Элан, – умер, промучившись пять часов, от страшных ожогов у своей машины… Не смогли эвакуировать…
Многим тогда не сумели помочь. Потери были такие, что сотни и сотни бойцов просто не дождались помощи.
– Мать погибла прямо в госпитале, – юношу слушали молча, лица посуровели. – Медики пытались хоть чем-то помочь, и перенесли лагерь прямо в красную зону, чтобы раненые как можно быстрее оказывались на операционных столах. Как раз прибыл транспорт, и персонал побежал встречать пострадавших. Пролетающая рядышком ракета своими куцыми мозгами решила, что это законная военная цель – в хаосе сражения раненых эвакуировали на чём попало, любую технику использовали, а несогласованная работа радиостанций была воспринята как действие системы РЭБ… Кассета раскрылась прямо у них над головой…
Элан помнил тот день, когда воющая от горя подруга билась у него на руках, помнил торжественные проводы павших бойцов, бесконечную красную ленту из сотен закрытых гробов, растянувшуюся по мемориальному комплексу – тела родителей были так изувечены, что сёстрам даже не дали на них взглянуть в последний раз…
В те дни бойцовская рыбка едва не ушла из жизни, во всех смыслах. Потеряв родных, она вместе с ними потеряла и душевный огонь, а её закадычный напарник по всем проделкам и шалостям даже не знал чем помочь, но чувствовал, что не имеет права бросить её. Только не сейчас.
Он, не веря больше жестоким играм взрослым, выкрал Мирру из госпиталя, куда та попала после тяжелейшего нервного срыва, и, сбежав с ней из дома в глухомань, наедине с природой, долгие месяцы, как мог, лечил её душевные раны, вытащив девушку из полнейшей апатии. Как умел развлекал её, отвлекая от мыслей о самоубийстве, заставляя двигаться, учиться жить снова… Все эти бесконечные недели родители самого Элана знали только одно – он жив и борется за дорогого человека. Только записка с просьбой понять и простить вселяла надежду, что их сын не канул в неизвестность. А когда они вернулись, и в глазах Мирры все снова разглядели огонёк и задор, никто на Лиса даже голос повысить не посмел…
Лесавесима и Хилья, переняв череду образов прошлого, что пронеслась в голове эволэка, только сейчас поняли, что двигало их отцом, и почему такое непростое решение он принял и осуществил, пойдя на сделку с собственностью совестью.
– Я не знаю, что правильно, а что нет. – Элан сжал челюсти, замотал головой. – Я просто думаю, что этот мир сложен, и нельзя не замечать полутонов, нельзя его вот так просто делить только на чёрное и белое!
Он сел у плеча Лесавесимы прямо на настил и, втянув с шумом воздух, закончил:
– Я знаю только одно – будь на том смертном поле наши девчонки, – Элан обнял шею дочурки, – и отец Мирры через считанные минуты оказался бы в безопасности, а заботливые руки любящей женщины вернули бы воина к жизни. Будь они там, и госпиталь можно было бы, как сегодня, развернуть в зелёной зоне, и ничего бы не случилось…
Никто и никогда из чужих не видели его в таких расстроенных чувствах – эволэк шумно и тяжело дышал, глаза наполнились влагой. Лис, вдруг постаревший лет на десять, поднялся на ноги и заковылял к своей закадычной подруге, бросив через плечо:
– У меня нет других мотивов, и оправданий других тоже нет…
Броня уже остыла. Только касающиеся её кончики пальцев пытались передать металлу мёртвой машины тепло, но тут же леденели сами. Тепло живой души не находило отклика. Потёки ржавчины и окалины, словно открытые раны, избороздили борт и башню. От чудовищного жара сгоревших боеприпасов в нескольких местах лопнула броня, и рубцы чёрными провалами уставились на девушку.
Она касалась почерневшей стали снова и снова, медленно идя вдоль борта, не замечая любопытства проходящих мимо людей, потеряв счёт времени, не чувствовала, как её пальцы царапают мельчайшие острые лезвия вставшей колом искалеченной брони. Кто-то подошёл сзади, но не решался сделать ещё пару шагов, переминался с ноги на ногу. Даже не оборачиваясь, Мирра точно знала кто он, незваный гость, посмевший разрушить печаль её одиночества.
– Я в порядке, спасибо, – не отрывая глаз от машины, негромко сказала староста. – И не вздумай просить прощения – тебе не за что извиняться. Я уже взрослая девочка, и знала, что здесь увижу.
– Я даже не знаю, что и сказать, – Элан развёл руками, всё равно чувствуя себя виноватым.
Он втравил в это всех, кому только была совершенно не интересна грязь и кровь войны – эволэки, будучи людьми созидательного труда, исключительно негативно относились ко всяким милитаристским закидонам военной касты, тем более что большинство из них были девушками. У лидера Клана Воды был скорее мужской склад души, но и её Лис втянул в моральную мясорубку, заставив не только с новой остротой пережить боль утраты, но и, фактически, увидеть собственными глазами смерть отца такой, какой она была в действительности, а смерть танкист принял лютую…
– И не надо ничего говорить, – совершенно спокойным тоном ответила девушка. – Я понимаю, так было нужно. Назревают очень серьёзные события, и, как знать, может нам всем придётся поучаствовать в настоящем бою.
Мирре, как и другим старостам, Лис пока ничего не сказал о надвигающейся грозе, но умницы и так понимали, что не с проста рыжий хитрец обратился к лидерам Кланов с необычной просьбой. Ведь нормальные мужики-санитары для прошедшего состязания подошли бы несравненно лучше – они и сильнее, и выносливей, и в огнестрельных ранениях понимают несравненно больше, чем прошедшие «ускоренный курс», с позволения сказать, подготовки девчонки. Но, если вдруг что случится, лучше старостам иметь пусть и небольшой, но свой собственный, а потому бесценный опыт участия во вполне реальном сражении – в настоящем бою не растеряются.
Элан обнял её за плечи, крепко прижал к себе, и всё-таки извинился:
– Всё равно прости, так было нужно. Саша прислала новое письмо, и, похоже, мы вляпались всерьёз. Я позже расскажу, а сейчас пойдём, а то на нас все смотрят, – не удержавшись, пошутил. – Да и Диолея ревновать будет, что я к тебе прилип тут…
У Мирры с лидером Клана Земли были настолько тёплые и искренние отношения, что над парочкой незло подшучивали, намекая на интимную связь, хоть это и абсолютно не соответствовало действительности.
Бойцовская рыбка рассмеялась, ткнув шутника под рёбра кулаком, и пара закадычных приятелей вернулась к подругам, застав уморительную сцену.
Молоденький лейтенант, воспользовавшись паузой, пытался приударить за Нариолой, а принцесса цветов, уставшая и злая, как тысяча чертей, только шипела в ответ:
– Никогда в жизни не пойду за военного! Надо быть законченным психом, чтобы любить такую работу! – Она даже не отняла голову от колен Ольги, скрестила руки на груди, и, насупившись, смотрела вверх, не удостоив офицера даже взглядом.
– Кто-то же должен защищать вас, хрупких, прелестных, и таких ранимых созданий, – не унимался лейтенант, склонив колено у её изголовья. – А для этого мужчина должен быть сильным! И армия – это школа, в которой мальчики стано…
Продолжить не дали.
– Есть масса способов закалить дух и тело, – это, конечно же, была бойцовская рыбка, – и армия тут не единственный, а может статься, что и далеко не самый оптимальный способ достижения этой благой цели.
– Да! – поддержала Лассава. – Мы можем постоять за себя! И любому похотливому псу, посягнувшему на нашу честь, мало не покажется!
– Эй, не при детях! – Попытался урезонить девчонок Элан, но эффект получился абсолютно неожиданный.
– Папа! – когда Лесавесима снисходит до общения на человеческом языке, её родитель непроизвольно настораживается – сейчас будет нечто!
Элан ждал подвоха, помня нелюбовь своего дитя к неуклюжему звуковому общению. Раз заговорила своим непередаваемым резким голоском, значит, в её понимании, слушателями должны стать не только эволэки…
Собравшиеся вокруг вояки с интересом и некоторой оторопью разглядывали вдруг заговорившую «дракониху», а та невозмутимо продолжала:
– Мы уже не маленькие, и знаем, что имелось в виду.
Папаня упёр руки в бока и сердитым взглядом обвёл своих соратниц:
– Интересно было бы узнать, от кого?!
– От всех понемногу, – голос прорезался и у большой сестры, и летунья с гордостью сообщила. – Я даже знаю, что такое принуждение к инти…
Она немного смешалась, пытаясь выговорить мудрёное словечко, но не смогла, зато нашла другое:
– К близости!
Элан, позеленев от злости, выдавил, надвигаясь на старост, хотя те и ухом не повели:
– Это ещё, что за… курсы молодого бойца???
Воины вокруг умирали со смеху, но то, что произошло далее, превзошло все его самые смелые ожидания.
– Кроме того, – многозначительно добавила Лесавесима, – иногда случается и совсем невероятное – женщина насилует мужчину!
Элан, вмиг остыв, с подозрением скосился на Ольгу и сокрушённо покачал головой:
– Опять тебе мама обо мне всяких историй понарассказывала?
От взрыва хохота крыша навеса чуть не ушла на низкую орбиту – бойцы хватались за животы, утирали слёзы, но никак не могли взять себя в руки.
– Дорогой, ты всё время забываешь важную деталь, – невозмутимо ответила Ольга. – Наши девочки сформировались в Океанесе, и это не их развитие опережает время, а ты постоянно отстаёшь от событий! Они там прожили целую жизнь, а ты всё меряешь их возраст не тем аршином!
– Ты права, любовь моя, – эволэк развёл руками, признавая поражение. – Я займусь их образованием в серьёз, в том числе и половым. Лучше если они это всё узнают от меня!
Но Ольга решила поддержать веселье:
– Учитывая, что ты женился на мне, киборге, не думаю, что это удачная мысль. Пусть уж лучше старосты им расскажут что, да как. У девочек хоть с наклонностями всё в порядке, а от тебя, мой благоверный, чёрт знает чего можно ожидать!
Новый приступ веселья свалил с ног собравшихся. Атмосфера апатии, охватившая было опустошённых боем людей, понемногу развеивалась. Люди – неистребимое племя…
***
Только когда всё приведено в порядок, люди и техника строятся, и командиры придирчиво оглядывают бойцов и боевые машины, докладывают вверх по служебной лестнице о готовности войска к дальнейшим действиям. Проверяли тщательно, но без типичного армейского солдафонства, то есть, щёголи-офицеры не совали белые шёлковые платочки в дула танковых пушек, да это было и ни к чему.
Каждого воина учили беречь имущество, оружие и технику как зеницу ока. Война – это очень дорого! И долг каждого воина не обременять народ ненужными расходами. Сегодня учения не только дали новичкам по-настоящему понюхать пороха, но и произошла, так сказать, утилизация техники и боеприпасов, чей ресурс и срок хранения подходил к концу – их всегда пускали на обучение и кадровых военных, и резервистов во время сборов.
Полковник коротко, но от души поздравил личный состав батальона с боевым крещением, высказав глубокое удовлетворение уровнем подготовки и слаженностью действий, а в конце заметил:
– Как вы знаете, сегодня с нами плечом к плечу действовало нештатное отделение медиков, состоящее из работников Института Биологических Систем, и, признаюсь, вопреки моим сомнениям, действовало блестяще. Расчёты Македонского показывают, что благодаря необычной методике эвакуации уровень выживания тяжелораненых бойцов составил…
Начальник полигона выдержал многозначительную паузу:
– Восемьдесят два процента!
Все ахнули, но сомневаться в словах полковника Давыдова не приходилось – современная медицина способна не допустить смерти солдата практически при любых ранениях, лишь бы его вовремя доставили в руки врачей! А вот с этим и была сложность. Бойца сначала надо было обработать на месте, потом, на медицинском БТРе (остальные бронемашины – законная мишень!) довезти до эвакуационного пункта, а это километра четыре от места ранения, то есть по пересечённой местности минут двадцать. Только там он попадал в чрево вертолёта, в лучшем случае, ещё минут через пять – очередь, однако! Сестрички сразу решили проблему, хотя летать так же быстро, как винтокрылые машины не могли, но всё равно получалось гораздо быстрее.
– Смею надеяться, – продолжил старший офицер, как только стихли аплодисменты, – что сотрудничество ИБиСа с нами, военными, не закончится сегодняшней демонстрацией, и мы получим возможность лучше заботиться о своих товарищах, проливающих кровь ради нашей Родины. Спасибо вам, молодые люди!
Снова весь строй аплодировал красным от смущения девушкам, а, проходящие мимо парадным маршем воины салютовали крылатым сестричкам и эволэкам. Лесавесима и Хилья вспыхнули от удовольствия, чувствуя направленные в свой адрес волны признательности, видя широкие улыбки на лицах солдат и офицеров. Сёстры уже не считали поступки своего отца странной причудой, ведь они сегодня спасли много жизней, спасли уже тем, что подарили бойцам веру в возможность победить и выжить.
