Loe raamatut: «Сказы деда Хабырыыса»

© Юлий Софронов, 2025

© Издательский дом «BookBox», 2025

* * *

Моему отцу Софронову Гавриилу Георгиевичу,

Учителю с большой буквы, воину,

с любовью и искренним уважением

посвящаю

Сказы деда Хабырыыса
Сказки, легенды, были малых народов

Хорошо летом в дачном посёлке на берегу Волги: аккуратные небольшие уютные домики расположились в ряд вдоль берега Волги, как ныне принято говорить, вдоль первой и второй линии, или на берегу и чуть в отдалении. За каждым забором течёт своя тихая, наполненная каждодневными летними заботами дачная жизнь. Вдоль домов плывёт голубоватый дым – это где-то жгут мусор, ветки, собранную листву; где-то над банями вьётся дымок – это горожане, заждавшиеся окончания длительной зимы, торопятся распарить свои тела и души и с разбега окунуться в величавую волжскую волну…

Я люблю вечерами полюбоваться на закат над водой. От реки веет теплом, мощью, спокойствием и уверенностью в будущем.

И величаво несущая свои воды Волга вызывает из памяти дорогие сердцу воспоминания о другой тоже большой и сильной реке – Колыме, на которой я родился и вырос. И сразу вижу перед глазами деда Хабырыыса, который, сидя перед костром, ворошит палкой угли под висящим на вешалах чайником, неспешно разливает крепкий, пахнущий дымком чай по эмалированным кружкам и передаёт одну из них мне. Я отхлёбываю мелкими глотками чай, вижу в отблесках неяркого пламени бронзовое от загара и падающих отблесков доброе лицо, и мне вновь становится на душе тепло и уютно. Недалеко плещется волна, потрескивает костёр, разбрасывая быстрогаснущие искры в вечерние сгущающиеся сумерки.

И, как наяву, звучит в ушах его негромкий голос, рассказывающий нам, молодым и даже юным ребятам, легенды, были, сказки, иногда напевающий старые народные песни, которые он слышал от своего деда-сказителя, рассказывавшего народный эпос по наслегам.

Ведь дед Хабырыыс и сам помнил ещё те времена, когда не было не то что телевизора, Интернета – не было даже радио. И сказитель-олонхосут был источником новых знаний, связывающим людей с прошлым и настоящим. Он приносил новости с Большой земли, рассказывал о войнах, о революции, о белом царе, о новой власти.

Он знакомил людей с историей родного края. Он рассказывал о добре, о сильных и смелых боотурах, сражавшихся за счастье людей со всеми злыми и страшными силами Верхнего, Среднего и Нижнего миров.

Дед Хабырыыс рассказывал нам сказки с присущим ему чувством юмора и уважения к людям.

Он был очень добр. Мы любили ходить к нему, любили его слушать. И когда он негромко рассказывал разные истории, нам казалось, что мы видим наяву людей, о которых идёт рассказ.

И только со временем мы узнали, кто такой наш дед Хабырыыс.

Когда он рассказывал о Кызыл Боотурах (Красных богатырях), оказалось, что некоторых он видел сам, будучи ребёнком. Его память хранила встречи с разными людьми из далёкого теперь уже времени: приходили к ним в наслег вооружённые люди в блестящих и белых погонах со звёздами на плечах, они громко кричали на отца, а тот им что-то говорил, показывая рукой на стоявших у юрты детей. Потом один из солдат оттолкнул отца и вывел из хотона корову. Её зарезали тут же на дворе. Уходя, забрали с собой нарту, накидали на неё шкуры, мороженое мясо и рыбу из небольшого ледника, срезали и тоже забрали с собой кожаные ремни, висевшие на стенке в хотоне. Это были белогвардейцы, уходившие дальше на север в надежде скрыться от Красной армии, отсидеться, переждать опасное время, полагая, что новая власть их не достанет. Юный Хабырыыс помнил, как пришли красноармейцы, – они были, в отличие от белых, добрые, весёлые. Привозили с собой газеты, читали их вслух, собрав всех людей в юрте. Они нравились Хабырыысу. Вот тогда он впервые увидел и услышал гармошку. Один из красноармейцев лихо играл и бодро пел незнакомые ему песни. Прямо в душу легли слова: «Мы наш, мы новый мир построим…»¹ Мальчик не знал тогда, что такое интернационал, но песня запала в душу. Содержание и смысл он начал понимать позже, когда через несколько лет сам отправился строить новый мир.

Суровые, сложные времена были: гонялся за белогвардейцами интернациональный отряд венгра Эрнеста Георгиевича Светеца, попавший в засаду белогвардейцев на Индигирке, через их наслег проходила группа Василия Котенко, зверски замученного в Аллаихе белогвардейцами поручика Деревянова. А у них на стойбище несколько дней стоял отряд красного командира; как дед говорил, в его памяти он очень был похож на маршала Родиона Малиновского, командующего 2-м Украинским фронтом, в дальнейшем министра обороны Союза.

Только в год двадцатилетия Победы в Великой Отечественной войне мы узнали, что дед Хабырыыс войну закончил под Прагой. В клубе был вечер чествования ветеранов, и мы впервые увидели деда Хабырыыса в военном френче с медалями на груди. Нам он никогда не говорил о войне.

Именно он показал нам место на берегу реки, где белогвардейцы расстреляли членов первого ревкома и сочувствующих им, дедов и прадедов некоторых наших товарищей; именно он рассказал нам про нашего участкового милиционера, дядю Егора, с детьми которого мы дружили, как он, вернувшись домой после войны с милитаристической Японией, пошёл на службу в милицию, в одиночку брал вооружённых бандитов, спасал людей из огня, когда загорелась электростанция, и за свои подвиги в мирное время был награждён двумя орденами Боевого Красного Знамени.

Дед Хабырыыс часто приговаривал: «Мы не просто жили – мы делали историю!» И мы ему искренне верили.

И сейчас я хочу внукам донести истории, рассказанные им.

Встреча с медведем

В девять лет я уже работал на сенокосе вместе со взрослыми на участке Туора Сиэн (поперечный (як.)).

Как-то отправили меня домой за молоком для сенокосчиков. Быстро добравшись до дома, я взял приготовленные бабушкой пузыри с молоком (для хранения жидкостей использовался бычий мочевой пузырь, тщательно обработанный).

Я возвращался по тропинке среди высоких густых тальников, держа в обеих руках по пузырю с молоком. Солнце уже клонилось к горизонту, но было ещё довольно светло. Хорошо было бежать по тропинке: лёгкий ветерок ласково обдувал разгорячённое от быстрой ходьбы лицо – комары и мошкара не успевали пристать ко мне. На душе было легко и весело.

Вдруг в кустах завозилось с шумом что-то неуклюжее и тёмное. Сразу мелькнула в голове мысль: «Это, наверное, наш бык бродит? А почему один?» Интерес и беспокойство тянули меня вперёд, в заросли кустарника. Пробравшись через густые ветки, я неожиданно увидел огромного бурого медведя, продиравшегося через кусты, ломая их лапами, двигавшегося прямо навстречу мне. Я непроизвольно бросил прямо в грудь медведю влажный пузырь с молоком. От неожиданности могучий хищник упал на четыре лапы, испуганно пискнул, резво развернулся и, подминая кусты, рванулся с тяжёлым топотом в противоположную сторону. Треск ломающихся кустов, почти плачущее подвывание быстро удалялись, и вскоре наступила тишина.

Я постоял, успокоился, отдышался. Полез в изломанные кусты, среди кочек и примятой травы увидел пузырь с молоком. К моей радости, он не порвался, не развязался, молоко было в целости и сохранности. Не пострадал пузырь и от медвежьих когтей. А я-то боялся, что медведь или порвёт, или сожрёт пузырь с молоком. Но не случилось ни того ни другого. Я подобрал пузырь, перехватил его рукой покрепче и, довольный собой, продолжил путь. Когда я пришёл на стан сенокосчиков, то, конечно, не удержался, рассказал им о происшедшем.

Отец как-то нарочито небрежно приобнял меня за плечи и спросил: «Ну как, испугался?» На что я бодро ответил: «Знаешь, я даже испугаться не успел, так встреча быстро оборвалась с бегством медведя!.. Я только боялся, что молоко пропало и я его не найду. Было бы очень обидно!»

Когда все страсти и на стане, и у меня в душе улеглись, жизнь вновь вошла в привычное русло. Старшие мужчины косили траву. Мы, дети, её сгребали, собирали в валки, готовили палки для стогов. О встрече с медведем я уже не вспоминал, – видимо, не придавал этому большого значения. Но среди детей я пользовался вполне заслуженным авторитетом. В их глазах я был истинным героем, не дрогнувшим перед хозяином тайги. И во время отдыха и наших игр они не раз просили меня подробно рассказать об этой встрече. Конечно, пережитое постепенно обрастало различными подробностями, которые услужливая память подбрасывала мне, и, не буду скрывать, мне нравилось такое внимание ребят.

Родился оленёнок

На необъятных просторах Колымы дети пасли оленей сызмала. Смотреть за пасущимся стадом оленей могут и женщины, и дети. Главное – уберечь стадо от нападения волков. А волки, как всем известно, днём не нападают. Мне уже исполнилось тринадцать лет, когда мне доверили пасти оленей ночью.

Наступала ночь. Я обошёл стадо и заметил, что одна самка отделилась от стада. Обойдя группу молодых оленей, я подходил уже к ней, но она отошла к кустам и, скрывшись от моего взора, легла. Я пробрался через кусты к ней, но она испуганно вскочила и отбежала дальше в кусты. Я приблизился к ней, но она опять, правда уже как-то неловко, неспешно попыталась от меня уйти. Она пыталась затеряться в стаде, всхрапывали молодые олени, прикрывая собой её от меня. Я только увидел, как она медленно опустилась на снег, шевельнулись крохотные ножки, блеснул чёрный носик. Самка поднялась на ноги и медленно ушла в группу оленей, оставив на снегу тёмное шевелящееся существо. Я подошёл ближе и увидел, что самка оставила маленького новорождённого оленёнка. Он лежал на снегу мокренький, худенький, качал беспомощно головой. Его чёрные глазки были широко раскрыты. Раскинув тоненькие ножки, малыш пытался подняться. Но у него это не получалось. Мне стало очень жалко его, но я не знал, что делать. Я пытался с ним говорить, но он явно меня не понимал. Я попытался его поднять, но он упал на снег. На некоторое время эта борьба выбила меня из сил. От невозможности помочь и жалости к малышу я даже заплакал. Несколько молодых олених встали недалеко от нас, негромко всхрапывали, покашливали, кивали головами и, как мне казалось, насмешливо смотрели на меня. Казалось, они что-то мне говорили, советовали, как быть, но я пока их не понимал. Я только знал из предыдущего небольшого жизненного опыта, что новорождённого оленёнка надо поставить на ножки. Я огляделся: мамы оленёнка не было даже видно – она убежала в стадо, ей ведь тоже надо было отдохнуть, набраться сил, поесть. А для этого нужно было копытить твёрдый снежный наст.

Дул холодный ветер.

«Даже мне стало холодно. А каково маленькому оленёнку?» – подумал я.

Я приподнял малыша, подложил под него свою шапку, меховые рукавицы.

Открыв свои большие чёрные глазки, он принюхивался ко мне, тянулся своей мордочкой, жалобно и протяжно пищал. На его голосок молодые оленихи начали громко покашливать и пищать в ответ. Малыш попытался встать. Я помог ему – поддержал за спинку. Сзади подойдя, молодая самочка, издавая мягкие гортанные звуки, подтолкнула его мордой. Малыш пытался встать и, наконец, с моей помощью встал на тоненьких дрожащих ножках. Покачиваясь, ему удалось сделать несколько маленьких шажков. Увидев это, молодая самочка начала кашлять и приближаться к малышу. Он тоже начал реагировать на её кашель и тыкаться в её бочок мордочкой. Его ноздри задвигались, он начал шумно дышать и довольно требовательно, зовуще пищать.

«Маму ищет», – подумал я.

А в это время самочка нежно обнюхивала малыша и, почувствовав его мокрую шёрстку, начала старательно его вылизывать. Малыш пищал и искал пищу. Наконец, он губами нашёл её вымя и начал быстро сосать молочко. Она в это время продолжала его вылизывать. И прямо на моих глазах он стал чистым и красивым: он уже не был мокрым, он ел. И я понял: «Этот оленёнок будет жить!» Мне было радостно, что я стал свидетелем и участником рождения новой жизни.

Когда оленёнок наелся, молодая самочка громким звуком позвала его и пошла к стаду, где уже сбивались в кучу новорождённые оленята, а молодые оленихи их кормили. Я увидел и маму моего оленёнка, возле неё уже стоял другой малыш и сосал молочко. В стаде продолжалась своя жизнь.

Ни минувшей, ни следующей ночью волки наше стадо не беспокоили. Поэтому рождение оленят прошло спокойно. Наутро оленята уже бегали друг за другом, мамы кормили их, пищали и отгоняли не в меру разыгравшихся самцов, неотступно круживших вокруг стада.

Потрескивали горящие ветки в костре. Дед Хабырыыс неспешно ворошил угли, перекатил к краю кострища пару уже обуглившихся снаружи картофелин. Ловко, еле заметным движением подцепил ножом и вынул из углей картошку. Так же быстрыми, выверенными временем движениями положил горячую картофелину на подготовленную «салфетку» из бересты, положил её на ладонь, быстро ножом разрезал дымящуюся картошку и протянул нам. Картошка в берестяной «салфетке» удобно лежала в руке, не обжигала пальцы. От неё шёл вкусный, волнующий воображение запах. Это было очень вкусно!

Рассказывая нам невероятные были и сказы, дед Хабырыыс даже помолодел. Воспоминания вернули его в то время и в тот мир, когда он был ещё мальчиком, только познающим этот большой мир.

В опустившихся сумерках в отблесках костра загадочным огнём горели его помолодевшие глаза.

Видя наше желание слушать, он продолжил своё повествование:

– Отчётливо помню свой первый взрослый охотничий трофей.