Loe raamatut: «Россия и современный мир №2 / 2013»

Россия вчера сегодня, завтра

2012 год: размышления о русской истории и русской современности

Ю.С. Пивоваров

Пивоваров Юрий Сергеевич – академик РАН, директор ИНИОН РАН.

Мне кажется, что ушедший 2012 год был очень интенсивно насыщен различного рода событиями. Причем, если так можно выразиться, и ретроспективного характера. Напомню: он был объявлен Годом российской истории, праздновалось 1150-летие зарождения российской государственности и т.п. Поэтому представляется вполне обоснованным поговорить о путях России – исторических и современных – именно в контексте ее прошлого. Некоторое время назад я высказал предположение: режим, господствующий в нашей стране, кажется, пережил себя, и вполне возможно мы находимся в самом начале перемен. Конечно, я надеялся на изменения в сторону большей свободы, открытости, демократичности, плюральности и т.п. Действительно, трансформации налицо. Только содержательно прямо противоположные. Стало еще больше авторитарности, полицейщины, антивестернизма, советскости и пр. Подзатих либеральный протест, не структурировалась оппозиция (я не о «внутрисистемной»), не появились новые яркие имена, которые могли бы повести за собой… В рамках путинского режима, вне всякого сомнения, усилились политики и идеологи национально-социалистического типа и активизировался процесс «перебора людишек». Последнее – старинное и испытанное занятие русских правителей по «отрыванию голов» зажравшихся и заматеревших ближних людей, прислужников, вообще всякого рода «мечтателей», возомнивших себя субъектами социального порядка.

Нынешняя борьба с коррупцией, безусловно, принадлежит к тем же властно-насильственным технологиям, что и битвы Сталина – с различными уклонами и бесчисленными вредителями, врагами народа, космополитами, Петра – со старомосковскими боярами, старообрядцами, казаками, Ивана Грозного – с «биомассой» Рюриковичей, с изменщиками и др. Это и вправду технологии – по укреплению режимов личной власти и полной подотчетности подданных, в нашем случае – граждан. Никакого другого смысла сегодня борьба с коррупцией не имеет. Как сброс лишнего веса и диета лишь укрепляют организм, так и удар по «жирным котам» придает системе бóльшую витальность.

Однако если мы ограничимся только констатацией этого, далеко в понимании ситуации не уйдем. Главное все-таки не это. – Так что же? Такая эволюция режима вводит его в еще большее противоречие с основными тенденциями мирового развития и потребностями русского социума. То есть режим идет в одну сторону, а мир (разумный и приемлемый, а не те его «представители», которые периодически изумляют, скажем мягко, своей экстравагантностью) – в иную. Углубляется и раскол между Россией чаемой, возможной, уже вчерне существующей, нормальной и органической, Россией, за которую не стыдно и… Не хочется даже говорить чем и кем.

О том, что делать и как все это разуметь предлагаемый текст.

Кого и что мы вспоминали в 2012 году

2012 год изобилует памятными историческими датами.

850 лет назад Александр Ярославович по прозвищу Невский получает от татар ярлык на Великое княжение Владимирское, становится главным администратором-распорядителем на завоеванных Ордой русских землях. До конца своих дней сохранит неукоснительную и горячую верность своим работодателям. Он был, конечно, герой, патриот и искусный дипломат. Поэтому, как мы знаем, соотечественники и полагают его «лицом» России. Все это так. Но мы должны также помнить, что именно с этого древнерусского витязя устанавливается и поныне существующая традиция авторитарно-насильнической власти азиатско-кочевнического пошиба.

Недаром об Александре Невском вспоминают и любят в минуты очередного подъема русской автократии. Он был канонизирован (и, кстати, получил весьма высокий чин в небесной иерархии – святой благоверный; это, так сказать, принадлежность к высшему комсоставу) в 1547 г. – тоже ведь дата – 555 лет назад митрополитом Макарием, который, как известно, провел национализацию корпуса святых, резко увеличив представительство «русичей». Тем самым Макарий торил историческую дорогу своему ученику – великому князю Ивану Васильевичу. И Грозный-царь не подвел его, а также продолжил дело своего пращура.

Ну, а уж о любви к Александру Невскому Петром Великим и Иосифом Сталиным известно всем. Причем, скажем в скобках, из сталинской эпохи, как это ни парадоксально, сохранились два кинематографических мифа – о штурме Зимнего (см. «Октябрь» Эйзенштейна) и об Александре Невском (см. одноименный фильм). Действительно, Александр Ярославович – одно из лиц России: мужественное, красивое, волевое и повернутое на Восток, чтобы лучше слышать, чего хотят от него начальнички. Надо сказать, что хотели они всего-то пустяк – держать в повиновении и грабить этот «жалкий народец». (Понятно: мы «модернизируем» образ кн. Александра. Но ведь речь идет именно об «образе»; кого сейчас интересует сам Александр Ярославович…)

Исполняется 400 лет великому подвигу русских людей – взятию Кремля ополчением князя Дмитрия Пожарского. Москва была очищена от польских интервентов. Наша Родина вновь начала обретать, как выражаются ныне, властную и международную субъектность: через несколько месяцев учредятся новые династия, государство, порядок. Не случайно 4 ноября – а это день штурма Кремля – стал сегодня национальным праздником демократической России. Но и здесь, как в случае с Александром Невским, история, если в нее внимательно вглядеться, подсовывает нам и другую картинку.

Оказывается, поляков в Москву заманили сами русские. Причем сделали это совершенно легитимным способом: избрали наследника польского престола Владислава русским царем. То есть эти самые ляхи-интервенты и были русской армией (армией русского царя). И даже не армией, а гвардией, поскольку дислоцировались в Кремле. Выходит, что князь Пожарский сотоварищи выступили против законной власти и ее институтов (армия – это институт власти). Здесь хотелось бы напомнить, что за семь лет до этого поляки уже были в Кремле в качестве западной армии законного русского царя Дмитрия, которого с восторгом приняла и возвела на царство Москва. Это ведь потом он стал Лже-Дмитрием, когда не угодил боярско-церковной верхушке. А также напомним: не только представителей древней римско-католической веры призывали в те годы наши предки «володеть ими», но и посланцев молодого протестантского мира – шведов.

Мы совершенно не собираемся девальвировать великую победу второго ополчения и начало прекращения Смуты, а хотим просто сказать о многомерности исторических событий, о полифоничности исторических фигур.

Правда, полного освобождения Руси от иноверческой западной силы не произошло. Напротив, европейское влияние в XVII в. растет год от года. И это один из важнейших результатов Смуты, который, как нам кажется, не вполне учитывается современной наукой и исторической памятью. Ведь в страшные годы Смуты русичи впервые были вынуждены жить бок о бок с людьми западной культуры (религиозной, бытовой). То есть наши предки увидели, что можно существовать иначе. Тогда же наши начальники получили первые уроки политической деятельности. Ведь их прежние учителя – монгольские ханы – политикой не занимались. Основу их управленческого искусства точно выразил один русский поэт второй половины ХХ в.: «рэзать». У поляков и шведов арсенал был побогаче.

И уже первое романовское царствование – очевидный крен в сторону тогда еще не гниющего Запада. Патриарх Филарет, находясь в плену в Польше, многому научился в профессии политики. А он, как мы помним, вернувшись на родину, стал соправителем. И при его сыне русская армия начинает переодеваться в европейское платье, осваивать европейское вооружение и привыкать к офицерам-выходцам из Европы. Добавим: именно в эпоху Михаила Московия создает второе по численности в Европе сухопутное войско (самое большое было у Франции). Делается правильный вывод из смутных лет: чтобы существовать на политической карте мира, надо иметь крепкую боеспособную армию. Так что не внуку Петру, а деду Михаилу обязаны мы началом строительства современной по тем меркам армии. При Михаиле же Россия впервые принимает участие в общеевропейской (Тридцатилетней) войне. Причем действует грамотно: выступает на стороне противников своего главного тогдашнего противника – Польши.

Вообще все это правление отмечено разумными умеренными действиями власти. Так, к примеру, Михаил умел прислушиваться к Земскому собору. И даже тогда, когда ему очень хотелось, но земцы говорили «нет», он находил в себе мужество уступать. Второго Романова уже учили по «немецким» книжкам, географическим картам, он вырос среди немецких игрушек. При нем запретили являться ко двору в польском платье. Это значит, что в таком «прикиде» щеголяла уже значительная часть русской верхушки. Вообще-то отечественная аристократия (не вся, конечно) говорила и читала по-польски и латыни и выписывала учителей своим детям из польских земель.

Да и Соборное Уложение 1649 г., сыгравшее конститутативную роль в формировании властно-социальных порядков более чем на столетие вперед, было подготовлено по европейским юридическим лекалам. (Содержание-то, конечно, было нашенским, но формы – ихние. А связь между содержанием и формой сложнее, чем нам представляется; еще Аристотель учил: форма есть актуализированное содержание.) Ну, а уж в 80-е годы XVII столетия, при Федоре и Софье, западные веяния были ощутимы всеми. К этому добавлялось и воздействие Немецкой слободы, где, кстати, в те годы получал первые опыты западной социализации будущий Медный всадник.

Но к чему мы это? Да к тому, что в этом году исполняется 300 лет, как русская столица переехала из Москвы в Санкт-Петербург. Или нет, скажем точнее: триста лет назад перестало существовать Московское царство и Москва как столичный город; возникли будто из небытия, из болот, из угрюмых и неуютных волн Балтии Российская империя и град Петров. Получается то, что не удалось Европе в 1612 г., случилось в 1712-м. А также чего не смогли сделать русичи в 1612 г., сумели добиться россияне в 1712-м: империя по европейским образцам, культура по европейским образцам, город по европейским образцам.

1712 год – это тот угол зрения, который необходим для понимания 1612 г. И вот под этим углом зрения мы говорим: победила тенденция, которая, казалось бы, потерпела поражение от ополченцев князя Пожарского. Так в истории бывает. А для русской – чуть ли не правило. Нам сегодня это надо иметь в виду. При этом мы сами не солидаризируемся ни с тенденцией Рюриковича Пожарского, ни с тенденцией Петра Великого.

А через пятьдесят лет после триумфа воли Петра происходит событие, которое, будь он еще жив, крайне бы его расстроило. Внучок Петр III, случайный и беспутный, безродный космополит на русском троне, совершил, как выяснится впоследствии, самоубийственное для нашей любимой деспотии действие. Он разрушил гармонию тотального рабства, с таким трудом оформленную при прадедушке и с таким гениальным умением усовершенствованную дедушкой. Из абсолютно закрытой самодержавно-крепостнической бутыли он выпустил джинна. Сей джинн назывался российское дворянство.

Ровно сто лет назад журналист (он так сам себя определял) В. Ленин написал статью, посвященную 100-летию (сплошные даты, поэтому извиняемся за неизбежную тавтологию) А.И. Герцена. В которой есть слова, известные каждому советскому человеку, даже если он ничего не слышал ни о Ленине, ни о Герцене: декабристы разбудили Герцена. Журналист говорил правду. А вот кто же разбудил самих декабристов? – Петр III. Это он пустил в Россию заразу свободы. А это страшная вещь. Противоядия против нее человечество пока еще не придумало. Даже самые радикальные хирурги русско-немецко-китайского разлива не сумели ее побороть. Манифест о вольности дворянской породил у нас первую социальную группу свободных людей… Требую памятника Петру III на всех площадях больших и малых городов Российской Федерации! Требую причисления его к лику главных положительных деятелей нашей истории!

Правда, следствием освобождения дворян стало восстание Емельяна Пугачёва, у которого в этом году нет никакой особо круглой даты (так, 240 лет). Но это, говоря наивно-метафорически, то, что «всегда с тобой». Только не праздник по Хемингуэю, а нечто, что может потенциально в любую минуту погубить Отечество. Деяние Петра III в очередной раз создало в стране ситуацию, при которой друг против друга встали люди одной веры и одной этничности. Но это были рабы и рабовладельцы. Это самый мучительный и драматический раскол, которой только можно себе представить.

Около тридцати лет назад я догадался (а до меня, гораздо раньше – Иван Киреевский, Александр Герцен, Карл Маркс, Василий Ключевский и др.), что главным результатом насилия, совершенного Петром I над Россией, был распад целостной культуры на две враждебные друг другу субкультуры – традиционалистскую и европеизированную. Моя догадка была правильной, но, как бы это поточнее сказать, неполной. В условиях тотального рабства противостояние этих субкультур «смягчалось» общерабской зависимостью от переодевшегося в европейское платье Моносубъекта. Петр III противопоставил друг другу свободных и рабов. Чем внес в отношения двух субкультур абсолютный (а не относительный, как у деда) антагонизм. Пугачёвщина – это всегда готовое к бою оружие навсегда униженных и оскорбленных. Это вечный двигатель, порождающий ненависть к образованным русским европейцам. Ненависть может принимать различные формы: от недоверия, непонимания, неинтереса до вселенского погрома. Вследствие всего этого и первые русские свободные – от тех, что разбудили декабристов, до тех, кто в 1917 г. сверг монархию, – стали «кающимися дворянами».

Великий русский мыслитель А.С. Хомяков сказал: христианин может быть рабом, но не рабовладельцем. Вообще-то, христианское вероучение не предполагает такого хода мыслей и чувства. Проповедано же: оставайся в том звании, в котором находишься. То есть допускается существование и рабов и рабовладельцев; так сказать, христианство не об этом. Но основатель славянофильства, богослов, поэт, ученый, общественный деятель, помещик, офицер, изобретатель, охотник, врач Хомяков гениально выразил самочувствие русского свободного. Эта его нетрадиционно христианская (а с моей-то точки зрения, самая, что ни на есть, христианская) мысль – это стыд, боль, жалость, это душевная мука людей, очень глубоко чувствующих, что их свобода основана на глубокой нравственной неправде.

За всем этим стоит болезненно гениальный поиск новой «христианской» формулы русской культуры. Это Ф.М. Достоевский с его князем Мышкиным, с его «открыть миру образ русского Христа». Это тот же Хомяков с учением о соборности, где по сути заявлен отказ каноническому евангельскому положению, согласно которому спасутся не все. Убежден: моральный порыв Хомякова и Достоевского (и многих других) коренится в этом самочувствии неправды. Попутно замечу, этот порыв – может быть, самое драгоценное, что русская душа сумела выработать в ходе своего развития.

Всем этим пафосом пронизано произведение, вышедшее из-под пера свободного барина И.С. Тургенева ровно через сто лет после раскрепощения его предков. «Отцы и дети» в элегантной европейской форме выражает все те темы, о которых мы только что говорили. Это, если можно так сказать, классическое (в смысле стиля классицизм: в классических формах, без надрыва) изображение (отражение, выражение) темы кающегося русского дворянина. Тургенев, безусловно, заслонен более мощными фигурами Достоевского и Л.Н. Толстого, но, как и Ивану Гончарову, именно ему удалось «схватить» модальные типы личности, которые не допускают деления мира на рабов и рабовладельцев. Именно в этом смысл великого романа «Отцы и дети», а не в манифестации «нового типа» человека, т.е. карикатурного, самодовольного и вздорного Базарова.

Напомню: в те годы, когда Тургенев создавал роман «Отцы и дети», в России шла великая реформа по эмансипации крестьян. Рабовладельцы все же решились. И в контексте этого великого освобождения роман Тургенева приобретает еще одно значение. Он пропитан воздухом этого свершения. Перефразирую: «ныне отпущающи». А через век Россия услышит очередной в своей истории выстрел. Помните, Герцен о первом «Филозофическом письме» П.Я. Чаадаева: словно выстрел в ночи? Или мифический выстрел «Авроры» – холостыми-то холостыми, а русскую жизнь расстреляли и заменили на советскую. Но через сорок пять лет после «Авроры» в русскую историю вернулся нормальный русский мужик – Иван Денисович. 1962 год был, наверное, апогеем хрущёвской оттепели. Многое было сделано, и еще более крупное замысливалось. Обычно обращается внимание на политические, экономические реформы этого периода. А мы сделаем акцент на раскрепощении основной тогда еще массы русского населения – крестьянства.

Н.С. Хрущёв, говорят, совершил много глупостей в сельском хозяйстве. Но есть то, что на весах истории перевесит эту и другие его глупости. Он выпустит русского мужика из ГУЛАГа – как из лагерного, так и из колхозно-совхозного. За тридцать лет до того (1932) большевики введут паспортную систему. Но ни великорусские, ни какие иные пахари паспортов не получили. И это означало восстановление крепостного права в нашей стране. К 1962-му крестьяне еще не обрели паспортов, т.е. еще не сравнялись в гражданском состоянии с другими социальными группами. Паспорта им выдадут уже при Леониде Ильиче, в 1974 г. И структурно второе освобождение русского крестьянства воспроизведет первое. Александр II освободил крестьян от крепостного права, оставив их в рамках общины. Хрущёв сделал по сути то же самое: освободил и оставил в колхозах. Паспорта крестьянам выдадут в ходе уже столыпинской реформы, а колхозникам – на излете брежневско-косыгинского подъема.

И как «Отцы и дети» есть в известном смысле памятник кающимся дворянам, так и «Один день Ивана Денисовича» – памятник измученному русскому крестьянству середины ХХ в. Но здесь же кроется неизмеримое различие между двумя произведениями. Тургенев говорил голосом русского европеизированного барина в стране, которая хоть и не была совершенной, но и не находилась в ситуации полного отчаяния. Об А.И. Солженицыне же можно сказать ахматовским языком: «из-под каких развалин говорю». Но этот голос был с самого начала столь мощным, что его не выдержали бетонные стены коммунистических бараков. Событие пятидесятилетней давности – «Иван Денисович» – означало, что у России вновь появился заступник. «И неподкупный голос мой был эхом русского народа».

…И, конечно, двести лет первой Отечественной войне. Она случилась через пятьдесят лет после освобождения дворян, а пятьдесят лет спустя освободят крестьян. Она – посредине. Отечественная – это единственный момент, когда послепетровская Россия опять обрела целостность. Именно поэтому она и стала основополагающим событием русского XIX в. Спектр ее воздействия был столь многообразен и глубок, что породил великую русскую культуру, великие русские реформы, великую русскую мировую державу. Иными словами, 1812 год дал России будущее, вернул прошлое, позволил гордиться настоящим. Без всего этого невозможно нормальное бытование народа в истории. Но об Отечественной войне и без нас сказано так много, что мы, пожалуй, ограничимся этим.

Правда, вспомним еще, что в 1812 г. родился А.И. Герцен К этому человеку сегодняшнее российское общество в целом безразлично. Оно почти забыло его. Жаль. Александр Иванович – одна из ключевых фигур нашей истории. Это первый русский, который с блеском вошел и занял одно из исключительных мест в европейской интеллектуальной элите своего времени. К его голосу прислушивался весь цивилизованный мир. Конечно, казацкие бивуаки в Париже были весьма убедительны, но речи Герцена в парижских и лондонских салонах еще более. Он создал важнейший институт русской социокультурной системы – эмиграцию.

Дефицит свободы в подавляющем историческом времени приводил Россию к ситуации, остроумно описанной Николаем Бухариным. Возражая своим собеседникам, утверждавшим, что во всем мире двух- или многопартийная система, а в СССР – однопартийная, он сказал: у нас тоже две партии, только одна сидит в Кремле, а другая – в тюрьме. Герцен открыл иную возможность: вторая партия сидит в эмиграции. И действует. И еще. Герцен – замечательный писатель. Его язык несравненен. Он – тончайший критик не только современных ему русского, но и европейских порядков. И, наконец, – один из главных творцов идеи крестьянского социализма, т.е. народничества. А это был (увы, сталинская коллективизация уничтожила эту возможность) один из магистральных путей русского развития. Напомню, на единственных в ХХ (до начала 90-х) столетии равных, всеобщих, тайных и прямых выборах безоговорочно победили народники – эсеры. Таковой была воля бóльшей части русского народа.

1912 год был лучшим в русской истории. Причем навсегда. Никогда русским не удастся повторить чудо этого года. Бэла Ахмадуллина сказала об этом времени: «как на земле свежо и рано». Но современники не заметили, что это акмэ русской истории, а потомки больше помнят о следующем, 13-м годе, с которым советские себя сравнивали, или с 14-м, когда все это чудо закончилось. О послевоенном германском подъеме (примерно 1947–1956 гг.) принято говорить «экономическое чудо». Здесь же было чудо общесоциальное, более того – культурное. Мы, сегодняшние, даже профессиональные исследователи, не в состоянии почувствовать эту невероятную возможность в русской истории.

Однако почему же все-таки ничего не случилось? То есть случилось – самоубийство. Всей Европы – а это значит, всего мира. Но наш суицид, если можно так сказать, был абсолютным. Как это объяснить? Мы поем гимн николаевской России и одновременно фиксируем: это конец. Действительно, как можно выйти из этого противоречия: взлет, неслыханный и несравнимый, и падение – такое же?

Были два события в этом любимом мною году: Пражская конференция социал-демократов и Ленский расстрел. В Праге будущие убийцы навсегда разошлись с будущими жертвами. То, что произошло там, – это не закрепление раскола между двумя фракциями одной партии. Это развод раз и навсегда между теми, кто готов на все плохое, и теми, кто не готов. И хотя историческая Россия ничего этого не заметила, поскольку все эти эрсдэры тогда были ничем, но вот так бывает: в братском славянском городе решилась судьба страны. И из Праги уехала уже неприемлемая (по моей терминологии) Россия.

Еще одно событие – Ленский расстрел. С детства знаем: Сибирь, золотые прииски, мерзавцы-буржуи не платят денег, жены с детьми, по ним стреляют. Министр внутренних дел генерал А. Макаров говорит: так было и будет. Генерал не знал, что через семь лет его расстреляют чекисты. Да и вообще никто не знал, что через семь лет Отечество станет местом расстрелов. Я всегда с недоверием относился к этой истории: мне казалось, коммунисты чего-то врут. Неужели в моей любимой и счастливой России, где были Блок и Ахматова, возможно такое? В том-то все и дело, что это было возможно.

Два эти события – одно малозаметное, другое в высшей степени шумное – были, быть может, важнее, чем все остальное, что произошло в том лучшем за всю русскую историю году.

А вот 1952 год. Ну, ни на каких юбилейных исторических картах его нет. А ведь это был последний год жизни Сталина. Ощущение одно: самые длинные ночи в году, одна сплошная ночь. Впрочем, в России середины века всегда ночь. Разумеется, в современной России – что там было при царе Горохе, мы не знаем. Мрачное семилетие (1848–1855) XIX в. и сталинская семилетка после войны, наверное, самые безвыходные времена за последние два столетия (а вот бездумная, глупая, легкомысленная семилетка Никиты – просто полет легкокрылых бабочек, свежий воздух, радость).

1982 год – один из самых трагических в истории России. В этом году закончился золотой век послесоветской истории (начался где-то около 1954 г.). Заметим: почти тридцать лет. Для недолгого (семьдесят лет) советского строя – чуть меньше половины. Вообще-то говоря, это была одна из лучших эпох не только советизма, но и в целом русизма. Покончили с массовым террором, перешли к скромному потреблению, создали общество более или менее «благосостояния». Да что там говорить! Кто не жил в это время, тот не поймет, что и в нашей стране возможна dolce vita. Ненадолго, не очень dolce, но – главное – vita. А до этого было (и немножко после этого) – Vernichtung (нем.: уничтожение).

В чем же смысл этой эпохи? А в том, что любое человеческое существо – и даже мы с вами – после массовых убийств и самоубийств хочет немного передохнуть. Ну, просто устают. И вот теперь, пытаясь понять логику исторического развития, я пришел к выводу: лучшие эпохи в истории человечества (и возлюбленного Отечества) это когда люди не хотят больше крови, но – пива, сосисок, отдыха (всего того, что было вдоволь у Ильича в Праге в 1912 г.). Как жаль, что он не догадался, что лучшее его и наше время – там.

Вообще-то шутить не хочется. Это была эпоха мирная, не агрессивная, гнусная, спокойная, когда впервые за много десятилетий к человеку перестали приставать, требовать от него чего-то особенного (замочить соседа, предать близкого и т.п.). Вообще, настоящий detente был не между СССР и США, а внутри советского общества. И его лучшим проявлением была улыбка народного героя Юрия Гагарина (отчасти и кепка Льва Яшина). Ну, какой террор при таких хороших парнях! Как пелось в песенке моего тинэйджерства: «А парень был хороший!» Помню, в ноябре 1963 г. учителя моей школы рыдали, узнав об убийстве Джона Кеннеди. Помню ужас осени 62-го – Карибский кризис. Вот тогда-то я и понял, какое это замечательное время. В конечном счете победят Гагарины, Яшины и Кеннеди. И никто никого не убьет.

Я был среди тех молодых дураков, кто не понимал великого исторического значения Л.И. Брежнева. Сегодня я хочу извиниться. При всей своей отвратительности этот человек (вслед за Н.С. Хрущёвым) дал моему народу почти тридцатилетнюю передышку между двумя, говоря воровским языком, эпохами «сарынь на кичку!»

Совершенным особняком среди всех этих дат стоит 1922 г. Девяносто лет назад последние русские войска ушли за пределы страны. Был сдан Владивосток. На этом закончилась старая Россия. И не случайно, что через 1,5 месяца после сдачи Владивостока на руинах России учреждается СССР. Первое в мире государство, в названии которого отсутствует субъект – страна и ее границы. На смену определенно русскому приходит неопределенно несусветное.

Тогда же из страны высылаются ее лучшие интеллектуальные силы. Открывается жесточайшая антицерковная кампания. То есть новые хозяева интенсивно избавляются от всего того, что составляло содержание русской жизни.

В 22-м заканчивается эпоха Ленина. Он отходит от управления. Сталин избирается генсеком и начинается его восхождение к власти. Ильич пишет завещание, которое по последствиям можно сравнить с петровским Указом престолонаследия. Как документ первого императора вверг на все XVIII столетие Россию в междоусобицу претендентов на трон и тем самым лишил ее государственной стабильности, так и Письмо Ленина к съезду открыло наследническую неразбериху среди коммунистических вождей. Попутно заметим: Сталин уничтожил всех, о ком в своем завещании его предшественник говорил как о потенциальных наследниках. Сталин не простил это Завещание ни Ленину, ни его «гвардии». И в этом смысле «кремлевский мечтатель» несет свою долю ответственности за уничтожение тысяч и тысяч старых коммунистов.

В общем, Ленин, «опустив» перед своей смертью Сталина, способствовал на самом деле его подъему. Думаю, после ленинского письма Сталин понял: или он, или они. В противостоянии же «или–или» ему не было равных.

И еще одно столкновение Ленина и Сталина в этом, 1922-м, окажет убийственное влияние на русскую и мировую историю. В соперничестве «союзного» и «автономистского» проектов организации новой государственности учитель дожал своего ученика. В 91-м г., когда СССР развалился, думается, если, конечно, существует ад, Сталин должен был отомстить Ленину за содеянное. Это ведь Ильич заложил бомбу с часовым механизмом под здание Отечества трудящихся всего мира. Этот, как сказали бы сегодняшние политологи, «case» является предупреждением нынешним политикам. Нельзя в уставы государств закладывать декларативно-неработающие сегодня и завтра механизмы. Вдруг они запустятся послезавтра.

Еще два славных события ознаменовали собой этот год. Создается Главлит – цензура, которая несколько десятилетий будет душить все живое и свободное в нашей стране. А также пионерская организация, которая десятилетиями будет превращать живых и свободных детишек в запрограммировано-ограниченных оловянных солдатиков (обоего пола). Об этой организации сейчас уже почти забыли, а она ведь была важнейшим институтом коммунистического порядка. Пионерия играла решающую роль в формировании homo soveticus.

Вместе с тем 1922 г. – это время отхода от крайних коммунистических утопий. Если в 1917, 1918, 1919 гг. Ленин и его сторонники полагали навсегда уйти от традиционных форм хозяйственной деятельности, то сейчас они успешно возрождают валюту – золотой червонец и активно осуществляют новую экономическую политику. Через несколько лет они откажутся от этого, казалось бы, разумного отступления, но никогда больше, несмотря на весь ужас и безумие происходившего, не вернутся к бредовой идее «экономика без денег».

Имея в виду все это вместе взятое, мы можем с полным правом сказать: 1922-й был годом великого перелома в русской истории и повседневной жизни нашего народа.

…Мы вспомнили, конечно, не все важные даты – юбилеи 2012 года, но эти, на наш взгляд, были важнейшими для современных русских. И не будем пока оставлять историческую проблематику, продолжим разговор о ней, но – в другом ключе, ином контексте и целеполагании.

О понимании истории

Наша (историков) ошибка зачастую в том, что мы хотим понять «историю» на основе фактов, документов, археологии. Но «история» снимается культурой. Которая ни в коей мере не есть «надстройка». Культура всегда в автономном плавании. Она – все то, что преодолевает «базис» (не в марксистском, конечно, смысле – «базис»). Вполне возможно, что именно это имел в виду Б.Л. Пастернак, когда говорил о «Новом Завете». Это – преодоление материально-фактических обусловленностей мира. Поэтому разговор о «русской бедности» (Л.В. Милов) или «русском богатстве» (все остальные) не имеет смысла. Смысл: культура, воодушевление etc. Откуда он берется? Думаю, что с какого-то момента (не всегда так было, но мы в этом историческом моменте) смысл порождался горением человеческой души. Она сама – высшее достижение человека (можно сказать: Бога, но тогда разговора не получится. Только молитва), «души воспламененной чьей-нибудь». О. Шпенглер утверждал: история – это то, что не есть математика. Что не счислимо. Я скажу: история – это то, что не есть «история». Что преодолевается культурой. Только способность к подъему, обретению нового качества является условием самосохранения, ревитализации основ, оздоровления почвы («и дышит почва и судьба»).