Дед, насыпав в газету жменьку табака, стал ловко сворачивать громадную «козью ножку». Захария же продолжал гнуть свою линию:
– Так вот, я наслышанный о ваших безуспешных попытках в этом щекотливом деле готов содействовать принятию решения на основе консенсуса.
– Эк, ты загнул! – восхитился дед, щелкая зажигалкой. – Это она тебе сама значить сказала, что отказывала мне все время?
– Ну да! А что, разве не так?!
– Так, да не так! – выпуская дым и закашлявшись, проворчал Онфим. – Баба! Что с нее возьмешь? Николи всей правды не скажет, значить.
– Ну-ка, ну-ка, изложите свою версию, – чувствуя, что дело не такое простое, как казалось вначале, заинтересовался ангел.
– Все уж у нас было сговорено, еще почитай лет семьдесят назад. И заявление уж в ЗАГС подали, все чин чином, – окутался дымом старик, так, что его было почти не видно, – а только втемяшилось глупой бабе освятить брак церковным таинством.
– Пока не вижу ничего необычного, – пожал плечами полковник. – Многие так делают.
– А ты слухай дале. Вот и пошла она, значить, к попу. А тот и ну ее выспрашивать, что мол, да как. А потом и заявляет, значить, что никак не может совершить обряд.
– Как это не может?! – изумился Захария, неплохо разбирающийся в церковном правосудии.
– А так! Нельзя, говорит, ему жениться, потому как он уже дважды вдовый, а третий брак церковь воспрещает, значить. Во, как, а ты говоришь!
– Как же так случилось то? – сразу нахохлился Захария.
Старик поерзал на кровати, посопел. Раз пустил дым, затем еще раз, как бы собираясь с мыслями и окунаясь в не слишком приятные воспоминания.
– Первый раз женился я еще в царствование матушки императрицы Екатерины Ляксевны в семьдесят пятом годе. Красивая моя была Полюшка – глаз не отвесть. А коса у ей толще руки моей, едва не до пят. Тока-тока свадьбу отгуляли, как забрили меня, значить, в солдаты. А барыне нашей Измайловой уж больно завидно было глядеть на ейную косу. Вот и повелела она схватить мою любушку, да остричь, чтобы значить парик себе соорудить. Не пережила Полюшка позора эдакого, да и кинулась в омут. Я ж тем временем у Суворова Ляксандра Василича служил в полку драгунском. При Фокшанах ядром оторвало мне ногу. Лекарь полковой – Осип Давыдыч спас, храни его, значить, Господь. Списали меня, вчистую. Вернулся домой, долго горевал, а что поделать? Жить-то как-нибудь, все одно надо. Через года три сошелся с одной. Ефросиньей звали ее. Не старая ишшо была, но тоже вдовая. Хорошая была, тихая, да ласковая. Думал, хоть теперь заживем, как ни то. Ан не вышло. Детушек троих, одного за другим, ишшо во младенчестве Бог прибрал, а вскорости до Ефросиньи добрался – померла от нутряной болести. Вот с тех самых годов я к горькой и пристрастился. А тут ужо и Лукерью встретил. У ней, ить тоже жизнь не сахар была, вот и подумал я, что нам по углам от жить, одиночество коротать? Так то.
– Да-а, – почесал в затылке ангел, – это конечно проблема с точки зрения церкви.
Однако чесание в затылке, как утверждал Винни-Пух, порой приводит к поразительным результатам. Так произошло и на этот раз. Почесывание затылка породило в мозгу ангела простую и одновременно оригинальную мысль: «Если есть запрет церкви на что либо, то в истории непременно должен найтись и прецедент его отмены. А кто вправе отменить запрет? Конечно же, верховная церковная власть. Кто на Земле олицетворял верховную власть? Патриарх осуществлял ее в перерывах между Вселенским либо Поместным Соборами. Так-так».
– Послушай меня, Онфим, – начал ангел, – а что если я попробую договориться с одним из наших патриархов о снятии с тебя запрета? Как ты на это посмотришь?
– Батюшка, ангел! – бухнулся тот, почти не раздумывая, на колени. – Век буду Бога молить! Яви такую милость! Ить сопьюсь окончательно от жисти такой!
– Погоди бухаться в ноги! Еще вилами на воде писано. Посиди тихо, мне надо сделать один важный звонок.
Захария достал комтор, и быстро пролистав список абонентов, набрал нужный номер. Почти сразу на том конце прогудел сочный голос Гермогена:
– Я слушаю тебя, отче!
– Прости, сыне, что отвлекаю тебя от дел праведных, – с пафосом начал хитрую игру Захария.
– Я не занят отче, а вечерю будет служить сегодня Феогност.
– Это хорошо, сыне. Посему, прошу тебя, уделить толику времени для свершения в миру церковного подвига. Дело не мешкотное и требующее сугубого разбирательства, которое может затянуться весьма.
– И простой чернец и священник ризоносный одинаково должны беспрекословно являться к членам паствы церковной, для утешения и наущения.
– Тако же, сыне.
– Мантию одевать или рясы с куколем будет достаточно? – уже деловито осведомился Гермоген.
– Надень, – секунду поразмыслив, сказал Захария. – И это… вот еще что…
– Сколько? – спросил, не дожидаясь пояснений, на том конце сообразительный патриарх.
– Пару литров, думаю, хватит для затравки.
– Адрес?
– Выселки-27, Клубничный проезд, 5-я просека. Я встречу.
– С Богом!
– С Богом! – эхом отозвался Захария и отключился.
Связь была отчетливой, поэтому Онфим, сидящий на кровати, и почти не дышавший, слышал каждое слово. Сообразив, что разговаривать с патриархом в таком покровительственном тоне может ангел только очень высокого ранга, он поневоле воспрял духом и уже смотрел на него даже не как на своего спасителя, но как чуть ли не Мессию.
– Все слышал?! – обратился ангел к деду. Тот покивал подобострастно. – Одевайся во все лучшее, что найдешь, и беги к бабке. Скажешь ей, что я пошел встречать патриарха. Скоро буду.
Затем вдруг остановился и неожиданно спросил:
– На баяне то играть умеешь?
– Неа.
– А зачем тогда он тебе?! – удивился Захария.
– Красивый! – с какой-то теплотой и детской наивностью в голосе проговорил старик.
– Тогда захвати и его с собой.
Выпалив эти рубленые фразы, Захария не мешкая, пустился на улицу. Идя скорым шагом по сельской улочке, услышал звонок комтора. Сначала подумал, что это патриарх перезванивает, чтобы уточнить детали, но поднеся комтор к лицу, обнаружил ошибку в своем предположении. Звонил Гавриил. Вот уж от кого не ожидал звонка в этот предвечерний час.
– Здравствуй, Захария! – пророкотал архангел. Вид у него был такой растерянный и виноватый, что Захария испугался. Прежде всего, за себя. С таким видом начальство обычно сообщает своему любимому подчиненному о грядущем сокращении штатов.
– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенат! – по-уставному ответил он, внутренне приготовившись к самому неприятному.
– Ну что ты за человек такой?! – поморщилось начальство. – Удивляюсь, как это еще молоко не прокисает рядом с тобой?!
– Осмелюсь напомнить, товарищ генерал-лейтенант, я не являюсь человеком, – все так же сухо заметил Захария.
– Ладно. Оставим дискуссии. Я вот чего звоню, – тут он на миг остановился ища подходящие случаю слова, но не найдя, махнул рукой и с былой прямотой начал высказываться. – Я тут всю ночь и весь день думал. Нехорошо мы вчера поговорили. Неправильно. Да и расстались тоже плохо. – Признаю, я был неправ, давая тебе, вполне обоснованный повод для обиды, – видно было, с каким трудом даются старому ангелу эти слова. Даже маленький экранчик комтора не смог скрыть эмоционального настроя шефа. Захария незаметно для Гавриила облегченно выдохнул. Гроза, которую он ждал на свою голову, миновала. И если честно, то он и сам испытывал сильную неловкость от покаянных слов начальника.
– Да ладно, чего уж там… Проехали, как говорится, – почти панибратски ответил он. – В каком серпентарии не бывает чешуйчатых терок между герпентологами ?!
– Во-во, и я о том же, – обрадовано поддержал его шеф, вряд ли понимая слова, но ощущая примирительные интонации в голосе подчиненного, – может, встретимся, а? Ты где сейчас?
– Вообще-то я не в Городе, – начал Захария, но тут его осенила гениальная мысль. – Послушайте, шеф, а присоединяйтесь-ка вы к нам!
– Это куда? – несколько озадаченно спросил тот.
В двух словах, Захария на ходу объяснил причину своего неожиданного приглашения. Шеф был умным и поэтому сразу понял, что дело пахнет грандиозной выпивкой, а значит, его присутствие на данном мероприятии просто необходимо с какой стороны не смотри.
– С пустыми руками, вроде как-то неловко, тем более без приглашения…
– Да придумайте что-нибудь! – войдя в азарт, воскликнул полковник.
Шеф у себя там как-то осторожно оглянулся и извиняющее-просящим тоном спросил:
– А можно я Липочку возьму с собой, а то она и так уже обижается, что я никуда ее не беру?!
– Конечно же, можно, и даже нужно! – подхватил Захария, чем заслужил полный благодарности взгляд шефа.
– Добро, жди нас минут через десять, – сказал архангел и отключился.
Он уже подходил к перекрестку, где располагался телепорт, как в оранжевом круге появилась массивная фигура в зеленом архерейском облачении, держащая в руках дорожную сумку с торчащим из нее горлышком бутыли. На сельской улице виднелись только редкие прохожие, поэтому обошлись без церемоний.
– Вижу, принесли?! Это хорошо.
– Как и договаривались. Пойдемте? А по дороге расскажите, что за дело казуистическое.
– Давайте лучше я вам сейчас прямо тут все расскажу, потому что мне надо будет еще кое-кого встретить. Не возражаете подождать со мной?
– Ни в коем разе! А кого ждем?
– Начальство мое, – коротко бросил Захария.
– Да, неужто самого Гавриила?! – закрестился Гермоген, когда Захария утвердительно кивнул. – Вот благодать-то мне выпала!
– С супругой пожалует, – многозначительно пояснил полковник.
– Не мало ли я тогда взял? Может еще сбегать? – засомневался тот, тряхнув сумкой.
– Ничего. Если что, то там, на месте, целый спирт-комбинат, – успокоил он патриарха. – Правда, пойло еще то…
– Пустяки. Мы люди привычные, – усмехнулся священник и подмигнул ангелу. – Ну, давайте, вводите в курс дела.
Опять пришлось Захарии рассказывать нехитрую историю жизни Онфима и его провального сватовства. После окончания повествования, патриарх значительным жестом огладил свою пышную бороду, и как бы разговаривая сам с собой, произнес:
– Конечно, с одной стороны батюшка прав, исходя из канонов и заповедей православия, а с другой стороны… – он опять тряхнул сумкой с бутылью и прислушавшись к бульканью закончил, – в общем, придумаем что-нибудь удобоваримое по ходу дела.
Только он произнес эти слова, как оранжевый круг вновь вспыхнул зарницей и из него вышли… Нет. Не вышли, а выплыли две фигуры. Одна из фигур принадлежала Гавриилу. Ослепительно белая, с золотой генеральской оторочкой тога, полутораметровые парадные крылья, блистающие на свету серебром перьев, аграф, скрепляющий тогу и плащ, с переливающимся всеми цветами радуги драгоценным камнем посередине, все это должно было подчеркивать, что обладатель данного великолепия относится к ангелам наивысшего разряда. Держа сумку с таинственным содержимым, он, улыбаясь во весь рот, первым шагнул из круга. Не менее колоритной была и вторая фигура. Не потерявшая с годами свой классический греческий профиль, с подаренными вчера янтарным колье и диадемой в густых волосах, одетая в небесного цвета легкую длинную тунику, опять же греческого образца, Олимпиада Дормидонтовна выглядела настоящей королевой. Видя такое великолепие, Гермоген едва не бухнулся в ноги к Гавриилу, но тот вовремя спохватился и удержал старика от подобного поступка, взяв его осторожно под локотки.
– Так, господа-товарищи! – командным голосом возвестил Захария. – Сейчас, все дружно шествуйте вот по этой улице до семнадцатого участка, там вас встретят, а я еще ненадолго задержусь, мне тут еще кое-кого надо встретить.
Когда троица немного отдалилась, он поспешно набрал номер Ирии, чтобы предупредить ее о гостях, но ее комтор был отключен. Тогда он быстро пролистав список абонентов нашел бабкин номер. Та, хоть и не сразу, но отозвалась:
– Захарушка, ты куда пропал?! – услышал он тревожный голос Лукерьи.
– Потом, бабушка! Где там Ирия?! – нетерпеливо спросил он.
– Рядом стоит, а что стряслось?!
– Дайте ей комтор! – не стал вдаваться в объяснения ангел. Бабка беспрекословно подчинилась, чувствуя, что Захария сейчас является движущим механизмом чего-то важного и мешать ему ни в коем разе не стоит. Ирия взяла комтор, произнеся бессмертное во все времена слово: «Алло!»
– Ирия! – зачастил он. – К вам направляется делегация в составе нашего шефа с женой и патриарха Гермогена, ты уж встреть их там!
– А ты, где сам?
– Я тут на перекрестке, мне еще кое-кого встретить надо. Я скоро.
– Хорошо, только ты все равно постарайся быстрей управиться.
– Постараюсь.
Порывшись в поясном кошельке, Захария извлек на свет визитку, оставленную ему Гумилевым. Глубоко вдохнув и так же глубоко выдохнув, набрал номер.
– Слушаю, – послышался старческий голос после непродолжительных гудков.
– Здравствуйте, Лев Николаевич, еще раз, это Захария вас беспокоит. Помните меня?
– Я еще не успел забыть вас, – ехидно заметил тот.
– Прошу прощения, за назойливость, но позвольте узнать, не заняты ли вы в данный момент?
– Да, в общем-то, нет. А вы что, желаете продолжить дискуссию?
– Нет. То есть, да, – совсем было запутался Захария. Наконец, кое-как справился с внутренними противоречиями и выпалил, – в общем, хочу пригласить вас на одно неформальное мероприятие, на котором, как мне кажется, могут быть найдены очень важные ответы на последние вызовы, что стоят перед нашими обществами.
– И что это за мероприятие? – без какого-то было энтузиазма поинтересовался ученый.
– Поводом для его проведения служит сватание одной немолодой пары.
– Голубчик, да в уме ли вы? Сугубо келейное торжество и я, тут как тут! – возмутился Гумилев.
– Да никакое оно не келейное! Соберутся почти незнакомые друг с другом люди, – возразил Захария. – Кстати, там будет ваш давний оппонент – патриарх Гермоген.
– Вы хотите использовать меня в своих целях?!
– Да, Лев Николаевич, хочу,– не стал отрицать очевидное ангел. – Но поверьте мне, не я а что-то или кто-то, упорно подсказывает мне, что эта встреча должна многое прояснить для всех нас.
– Право слово, вы ставите меня в неловкое положение, – начал сдавать позиции Гумилев.
– Я в этом положении нахожусь уже 4000 лет, – пробормотал собеседник.
– Я даже не знаю, что и дарить жениху с невестой, – с укором сказал ученый.
– Да, Боже мой, – едва не прорычал Захария. – Подарите женщине цветы, а мужчине, мундштук нормальный, а то он всю домашнюю обстановку попортил своими «козьими ножками».
– Ладно. Обождите, я скоро.
– Хорошо, но вы там скоренько давайте. Запомните адрес: Клубничный проезд-27, 5-я просека. Я жду вас на перекрестке у телепорта.
Поговорив с Гумилевым, набрал номер Эзопа, который у него хранился еще со времен прошлых посещений его заведения.
– Эзоп, дружище! – воззвал он к нему, как только прекратились длинные гудки. – Не задавай глупых вопросов, а бросай все, хватай кувшин самого лучшего вина и дуй ко мне!
– А что случилось?
– Некогда объяснять, но дело очень важное, хоть и не формальное. К тому же ты знаешь, что у меня нет привычки, отвлекать по пустякам, – заявил ангел, тем самым развеивая последние сомнения ресторатора.
– Говори адрес.
Обрадовавшись, что хотя бы этого не пришлось долго уговаривать и объяснять что к чему, Захария назвал адрес. Несмотря на хромоту, Эзоп прибыл на место уже через пять минут, держа в руках громадную амфору литров на двенадцать. Захария, чтобы облегчить ношу приятелю, перехватил ее из рук, порядком уморившегося ресторатора, и взвалил ее себе на могучие плечи.
– Заведение закрыл? – спросил он у философа.
– Зачем? Я открыл погреб и сказал клиентам, что сегодня у нас день самообслуживания. Деньги пусть оставляют на стойке, – флегматично доложил он.
– А с меня, сколько за кувшин? – полюбопытствовал Захария.
– Сам сказал, чтобы я брал лучшее. Дорогое. Критское. Сорок восемь райалов. Ангел кивнул и свободной рукой полез в кошелек, висящий на поясе, откуда достал 50-ти райаловую купюру. Эзоп в этот раз не противился и без лишних слов взял деньги.
– Сдачи с собой нет, запишу, как переплату, – без тени юмора сообщил он.
Немного погодя, с пышным букетом белых роз появился и Гумилев. Кивнув Эзопу, напустился на ангела с упреками:
– Вы авантюрист, молодой человек! Но не это странное.
– А что? – потупил виноватый взор ангел.
– Странность заключается в том, что я почему-то вынужден подчиняться вашим безумным прихотям! – воскликнул ученый, потрясая букетом перед носом у «молодого человека», как тореро перед носом быка.
– Вы, Лев Николаевич, уж лучше доверьтесь и подчинитесь его безумствам, оно, ей-ей, того стоит, – засмеялся Эзоп.
– Так, – не слушая упреков ученого, распорядился ангел, – все в сборе? Тогда идемте быстрее. По дороге дам все необходимые пояснения.
Скорым шагом троица направилась вглубь улочки. Эзоп, несмотря на увечье, не отставал. Уже подходя к участку, спутники заметили суматоху и крики во дворе. Опасаясь нежелательного развития событий, Захария поспешил к дому. Опасения оказались напрасными. Суматоха и крики объяснялись тем, что архангелу в парадном облачении было тесновато в доме, поэтому стол из гостиной решили вытащить во двор, благо погода была хорошая, но упрямый предмет мебели не желал пролезать в узкий проем двери. Гавриил с Гермогеном так и эдак прилаживались, но ничего не получалось, а основной шум создавал громоподобный глас Олимпиады Дормидонтовны, руководящей этим процессом. Скинув с плеч амфору, Захария отстранил порядком запыхавшегося патриарха, велев тому не теряя времени, провести беседу с женихом по поводу возникших проблем. Сам же присел на корточки и заглянул под стол. Как он и предполагал, ножки стола были привинчены к столешнице болтами с «барашками». Пока он их откручивал, слышал, как за спиной, подошедшие знакомились с остальными гостями. Женщины гремели посудой на кухне.
– Тебе помочь? – спросила Ирия, возникая за его спиной.
– Не надо. А почему у тебя комтор отключен? Я тебе звонил.
– Ой, мамочки! – всполошилась она, поспешно доставая его из сумочки. – Я ведь как выключила его в церкви, так и забыла. Комтор, разделяя тревогу своей хозяйки, заверещал, информируя о пропущенных вызовах. Больше всего таких звонков было с комторов отца и матери. Девушка, не дожидаясь, когда грянет гроза, бесстрашно бросилась навстречу грядущей опасности, поспешно набирая отцовский номер. Нелегкие переговоры с предками она решила провести, немного отойдя в сторону, поэтому, хоть у Захарии и был хороший слух он смог уловить лишь лепечущий оправдания голос Ирии. Закончив разговор, она подошла к уже управившемуся ангелу, сообщив тусклым голосом, что кажется, число незапланированных гостей сейчас увеличится как минимум на одну единицу. И штукой этой будет ее разъяренный папаша. Прикручивать ножки обратно взялись философы. Гавриил пошел в дом за стульями. В одной из комнат бабкиного дома, Гермоген, тихим рокочущим голосом наставлял жениха. Старшие из женщин раскладывали холодные закуски по тарелкам и салатницам. Бабка при этом сияла как новый пятиалтынный. Виданное ли дело, чтобы к ней, простой бабке-травнице, пришли в качестве сватов такие высокие персоны?! Восторгов и воспоминаний хватит с лихвой на всю оставшуюся жизнь, а жизни этой по уверениям Захарии было еще как минимум два десятка тысяч летов.
– Что сейчас буде-е-т?! – испуганно пискнула юная ангелица. – А от меня еще пахнет спиртным, к тому же. Понюхай. С этими словами она выдохнула теплый воздух в лицо Захарии.
– Все уже почти выветрилось, – успокоил он ее.
– Вообще-то,по науке, CH3;CH2;OH не должен никак влиять на силикаты, – жалобно простонала она, ища еще большей поддержки с его стороны.
– Однако же влияет, – со смехом возразил он ей. – Ты лучше, вот что, перед тем как пить, в следующий раз, сначала выпей столовую ложку постного масла. Меньше захмелеешь.
– Ты что?! Целую столовую ложку?! Меня же завтра пронесет на работе! – с неподдельным ужасом сообщила девушка.
– Как знаешь, – пожал плечами опытный в этом деле ангел, – только это будет уже завтра и твоего позора, при умелой сноровке, никто не увидит, а если не послушаешь старика Захарию, то позора уж точно не миновать, ибо перепачкаешься сама и всех рядом сидящих, уже сегодня. Выбирай.
Их диалог прервал появившийся в дверном проеме улыбающийся Гермоген.
– Ну, что там?! – набросился на него Захария с расспросами.
–Все благополучно разрешилось! – продолжая улыбаться, поведал пастырь. – Прещенье я отменил к вящей радости агнца сего.
– И каким же образом это у вас получилось, не нарушая каноны такое сотворить? – с еще большим любопытством поинтересовался ангел. – Хоть тело у этого «агнца» и изменилось, но душа то осталась прежней, а ведь брак – это единение душ, прежде всего.
– Все так, все так, – не стал спорить с въедливым ангелом старый патриарх, – но душа раба Божьего, в процессе перехода, от земного бытия к небесному, очистилась и обновилась. Так что, прежние его браки обнулились, как бы сами собой. Произошло полное обнуление всей его прошлой жизни. Он сейчас являет собой белый и непорочный лист бумаги.
– Хм, – почесал подбородок Захария, – обнуление говорите?! А что?! Кажется неплохая мысль. И слово подходящее – круглое, да гладкое. Если мне еще когда-нибудь доведется побывать на Земле, непременно шепну кому-нибудь, из сильных мира того, о его применении где-либо. И где, этот, с позволенья сказать, чистый лист, сейчас обретается?
– В доме. В дальней комнате я оставил его отбить сто поклонов, ради поднятия авторитета матери нашей – церкви и утишения плоти в чреслах, – торжественно провозгласил батюшка, потирая руки и оглядывая, как на столе появляются все новые и новые закуски.
Неожиданно калитка с силой распахнулась от того что в нее буквально вихрем ворвался добрый молодец с молодой женщиной вцепившейся в него и приговаривающей:
– Евстафеюшка, не надо! Евстафеюшка, подожди!
– Ой! – испугалась Ирия и быстренько спряталась у Захарии за спиной.
– Это как понимать?! – набросился он на выглядывавшую из-за плеча Захарии дочь. – Комтор отключила и след простыл?! Ты что же творишь-то?! На меня тебе наплевать, так хоть бы о матери подумала! Мы все больницы и морги обзвонили уже!
– В Раю моргов нет, – пискнула Ирия, не решаясь выйти из-за укрытия.
– Да?! Ну ладно, – будто налетев на стену, сразу сдулся папаша.
– Евстафий, перестань, и так сам завелся и всех завел! – причитала супруга, теребя мужа за рукав.
– Помолчи, Аксинья! С тебя еще дома спрос будет! Воспитала дочь – того и гляди, что-нибудь натворит! Из дому уж выпустить нельзя, ни на мал час!
И словно только, что разглядев Захарию, переключился на него:
– А уж от тебя, полкан, я такого никак не ожидал! Ты же мне слово давал! – зло сощурившись, процедил спецназовец.
– Я вам, Евстафий Андреевич, обещал доставить дочь в целости и сохранности к одиннадцати вечера, и от своего слова не отказываюсь, так что, прошу вас взять себя в руки и не кричать на ребенка! Кстати, сколько лет вашей малышке? – твердым, как скала голосом ответил он разгневанному отцу.
– Семьдесят шесть, – сунулась мать вперед.
– Практически – грудной ребенок, – все так же без тени юмора констатировал Захария.
Все, кто находились рядом, быстро вникнув в суть происходящего, дружно засмеялись. Даже Аксинья – жена, и та разулыбалась. Смеялся и патриарх, которого Евстафий сразу узнал, так как сильно уважал и частенько ходил к нему на исповедь. Спецназовец, у которого с юмором был явный затык, лишь набычился, и засопел, бормоча:
– И что тут смешного?!
Тут на крыльце появился Гавриил, державший в каждой руке по стулу, и гаркнул во всю мощь грудной клетки:
– Что за шум, а драки нет?! Подполковник Литвинов, извольте объясниться!
Увидев высшее руководство ангельской службы, Литвинов невольно вытянулся по стойке «смирно» и, вспомнив бессмертный завет Петра Великого о том, что у подчиненного должен быть вид «бравый и придурковатый» отрапортовал:
– Товарищ генерал-лейтенант, находясь в свободное от несения службы время на прогулке с супругой, – кивнул в сторону засмущавшейся жены, – обнаружил скопление суетящихся граждан, верно оценив обстановку, решил вмешаться, дабы устранить непорядок и оказать помощь нуждающимся.
– Ага! Ну, давай, присоединяйся и устраняй, – ухмыльнулся архангел. Все опять дружно заулыбались, а Евстафий, как будто ничего до этого и не было обратился к супруге:
– Ну, вот Ксюша, я же тебе говорил, чтобы ты не волновалась, все будет в порядке, а ты в панику ударилась! Не хорошо мать, не хорошо! Прямо подводишь меня, честное слово!
Теперь уже смеялись все. Громко и откровенно.
– Здравствуй, Асинья Антиповна! – поздоровался с ней Гавриил, бравируя знанием имен жен своих подчиненных.
– Здравствуйте, Гавриил! – поклонилась ему молодая женщина.
– Ты, Антиповна, иди, помоги там нашим женщинам, а ты Евстафий поищи какую-нибудь приличную доску, а то и две, видишь, стульев на всех не хватает! – живо распорядился он.
– Так точно! – вскинулся подполковник.
Пошарив глазами в поисках какого-нибудь сарая, где по его мнению должны быть искомые доски и не найдя такового в пределах обозрения (бабкины козы жили в пристрое, находящемся с другой стороны дома), бравый спецназовец выбежал на улицу. Обратив внимание на дом, стоящий напротив, через дорогу, где находилось несколько подсобных помещений, он откашлявшись нажал кнопку звонка, расположенного на столбе возле незапертой калитки и вошел внутрь участка. Двухэтажный дом, в римском стиле – замкнутый четырехугольник с аркой прохода в атриум, казалось, был пуст. Евстафий решил войти в арку, надеясь покричать в окна глухим хозяевам, не откликающимся на звонок. Окна в таких домах выходили не на улицу, как у всех, а внутрь двора. Но кричать не пришлось. Во дворике, возле маленького фонтанчика за летним столиком сидели двое мужчин, один уже в зрелом возрасте и лысый, а другой молодой и в очках. Оба были одеты в фирменные спортивные костюмы фабрики «Большевичка», очень популярные в среде ангельских служащих. Они, сперва, не обратили внимания на гостя, ведя оживленную беседу о чем-то научном и прихлебывая чай из граненых стаканов советской эпохи. И лишь, когда он подошел, чуть ли не вплотную к ним, они соизволили прервать свой диспут, не скрывая своего раздражения, из-за того, что им приходится отрываться от темы.
– Товарищи, не могли бы вы нас выручить? – начал подполковник, но тут же прервал сам себя, узнавая собеседников. Впрочем, собеседники всмотревшись, как следует в визитера, тоже признали его.
– А-а, подполковник Литвинов, если не врут мои подслеповатые от старости глаза?! – воскликнул лысый.
– Он и есть, – поддакнул ему очкастый.
– Здравия желаю, товарищ генерал-майор! – поздоровался тот со старшим и кивнув младшему.
– Здравствуй-здравствуй, голубчик! – уже сменив маску раздражения на улыбку, ответил ему, как, наверное, уже все догадались, Герард Петрович Тацит – начальник отдела наблюдения и контроля. – Что привело тебя, мой мальчик, в наши палестины?!
– Да вот, мы тут вашу соседку, бабушку, сватаем…
– Да что вы говорите?! Такая милая старушка была, какой замечательный сыр я у нее всегда покупал и брынзу! И вот, на тебе! Решили ее испортить! – всплеснул руками историк. – Ну, хоть надеюсь не за этого прощелыгу – Онфима?!
– Кажется за него. Я пока не уточнял, – сознался Евстафий.
– Ну, все, пропали мой сыр и брынза! – скривился тот, махнув сожалеющее рукой. – А собственно говоря, какое наше место с коллегой на этом празднике жизни?
– Стульев у нас не хватает, – развел руками спецназовец, – вот послали меня у кого-нибудь занять на время, общество то собралось солидное, а присесть не на что.
– Стулья есть, дадим, – не стал жадничать Тацит, – Лев Михалыч, голубчик, ты там пошустрее будешь, сбегай в дом, принеси четыре стула из большой гостиной.
Пока Левушка бодренькой рысцой кинулся внутрь дома, ученый муж продолжил свои расспросы:
– А что, Евстафий Андреевич, говорите, общество собралось солидное?
– Да, – простодушно ответил подполковник, не привыкший темнить, – там и патриарх Гермоген, и полковник Захария, и сам Гавриил при всем параде, а еще кто-то из штатских, но тоже солидные все из себя.
– Захария, говоришь? – вскинул он почти безволосые свои брови.
– Так точно! Я вот мимо проходил с супругой, так они и меня позвали присоединиться.
– Может и нам тоже?! Не прогонят, если придем? – хитро прищурившись, спросил он.
– Я думаю, они будут только рады, – осклабился спецназовец.
– Тогда, давайте, сделаем так! Вы сейчас возьмете четыре стула, а мы, вслед за вами еще принесем парочку, ну и к столу что-нибудь.
Левушка быстро вернулся, держа в каждой руке по два стула, которые тут же и передал Литвинову. Когда тот вышел, Тацит, уже решивший все про себя, начал отдавать распоряжения своему ученику:
– Левушка, у нас с тобой появился замечательный случай поучаствовать в мероприятии, которое может пролить свет на все загадки последних дней. Или, по крайней мере, пронаблюдать за поведением основных действующих персонажей этого далеко не забавного детектива. Поэтому, ты, не сочти за труд, сбегай еще за парой стульев, а я пока переоденусь и достану из погреба рейнское, которое мне недавно прислали земляки.
XXVII
Когда через пятнадцать минут в калитку к бабке вошли еще двое, она окончательно опешила. Ее постоянный клиент, которого она знала как тихого и покладистого одинокого райанца, с недавних пор мирно копошащегося у себя на грядках, оказался ангелом, да еще в генеральских чинах. И вот он в парадном облачении, с крыльями за спиной, стоит и отдувается от тяжелой амфоры с вином, которую он заботливо держал на плече. Тут было от чего загордиться. Онфим тоже поначалу робел, будто попал в самый центр волчьей свадьбы, но в отличие от бабки пришел в себя довольно скоро, видя, что гости не чинятся и не чванятся, а ведут себя вполне адекватно обстановке. «Молодых» рассадили по разным концам разложенного стола и начали шоу с привычными славословиями, прибаутками, тостами и подарками. Захария занял место за столом поблизости от патриарха и ученого, так чтобы по возможности не пропустить ни единого слова из их возможного диалога, когда языки от выпитого будут наиболее развязаны. Ирия села рядом.
– Я позвонила Стане и пригласила ее тоже присоединиться к нам, – промурлыкала она ему в ухо, – она согласилась, как только кончит смену. А еще она обещала взять с собой гитару.
– Ты, умница, – так же тихо ответил он ей.
– Я тебя разорила почти на двести райалов, – прошептала она, тишком передавая карточку.
– Пустяки, зато посмотри какой стол? Я такого не встречал даже у Лукулла .