Loe raamatut: «Поговорим о детях. Причём начистоту», lehekülg 63
К июлю стало очевидно, что, во-первых, никаких серьезных изменений в жизни страны не произошло, а во-вторых, что сложившееся положение достаточно неустойчиво. «Имеющиеся в нашем распоряжении данные показывают, что закрытие банков пока не оказало негативного воздействия на экономику, – писал корреспондент крупнейшей английской газеты. – Причин тому несколько, но одна из самых главных заключается в том, что бизнес повел себя с максимальной осмотрительностью, чтобы не допустить лишних расходов». Долго ли продержится подобное равновесие, задается далее вопросом автор статьи. И сам себе отвечает: «Существует, однако, риск психологического характера. Если конфликт не разрешится, от осторожности не останется и следа, особенно в сфере малого бизнеса».
Действительно, в определенный момент система начала давать сбои. Через месяц после закрытия банков отдельные скототорговцы выступили с заявлением о прекращении приема чеков в качестве платы за свой товар, что вызвало на рынке небольшую панику. В июле задержанный за попытку провезти контрабандой семь свиней фермер из североирландского Ома оказался неспособен заплатить штраф в 309 фунтов – у него не нашлось наличных на такую сумму. Летом бизнес-лобби, недовольное необходимостью адаптироваться к новым условиям, начало при поддержке банков вбрасывать в прессу «страшилки», заявляя, например, что «экономике грозит паралич, вызванный банковским конфликтом». Однако в ноябре 1970 года, когда конфликт удалось погасить, Центральный банк Ирландии, основываясь на имеющейся в его распоряжении информации, сообщил, что на самом деле все обстояло прямо противоположным образом. В результате проведенного расследования выяснилось, что «ирландская экономика продолжала функционировать на протяжении всего длительного периода, пока не работали клиринговые банки», но, что самое интересное, «уровень экономической активности в этот самый период устойчиво рос». В это верится с трудом, но это правда. На протяжении шести с половиной месяцев в одной из тридцати богатейших стран мира «высоко персонализированная кредитная система, не подразумевая никаких конкретных сроков погашения займов и кредитов, заменяла собой существовавшую банковскую систему».
В конечном итоге главной проблемой этой крайне успешной системы оказалась логистика. К 17 ноября 1970 года руководству банков удалось согласовать со служащими вопрос о зарплате, и было объявлено о том, что банки снова открываются. К этому времени у населения успело скопиться огромное количество чеков. В газетах появились призывы не предъявлять к оплате все чеки сразу, поскольку погасить их банки смогут не раньше, чем через несколько недель. Прошло еще три месяца, и только к середине февраля 1971 года ситуация окончательно нормализовалась. В банки было внесено чеков на сумму выше 5 миллионов фунтов. Именно столько денег «сделали» ирландцы, пока бастовали банки.
Чем объяснить это чудо спонтанного экономического сотрудничества? Большинство экономистов сходятся во мнении, что свою роль сыграли некоторые особенности ирландской культуры, в том числе широкое распространение знаменитых ирландских пабов. Ведь в чем заключалась главная проблема? В том, чтобы правильно оценить кредитоспособность человека, расплачивающегося чеком, который невозможно проверить в банке. Преимущество Ирландии состояло в удивительной сплоченности и сельских, и городских сообществ. Люди хорошо знали, с кем ведут дела, поэтому ошибки в оценке платежеспособности тех или иных лиц были практически исключены. Вместе с тем не следует забывать, что в 1970-е Ирландия была страной с развитой и диверсифицированной экономикой, для выживания которой в трудных условиях одних только личных знакомств явно не хватило бы. И вот тут в игру вступили пабы и маленькие магазинчики, став своего рода узлами системы. Они собирали, обеспечивали и гасили чеки, по сути заменяя собой банки. Как осторожно отмечал ирландский экономист Антон Мёрфи, «судя по всему, владельцы этих магазинов и пабов располагали значительным объемом информации о своих клиентах – в конце концов, нельзя годами обслуживать человека и не знать при этом, в каком состоянии находятся его финансы».
**************************************************************************************
Когда официальные структуры рушатся, общество с неожиданной ловкостью находит им альтернативу.
Очень интересно было всё это узнать. Значит, без банков действительно можно обойтись. При желании общества.
Тут есть о чём подумать. Нынешние банки очень дорого обходятся обществу.
Происходит несправедливое распределение рисков, при котором потери социализированы: неудачи оплачиваются налогоплательщиками, в то время как прибыли присваиваются частным образом—банками и их инвесторами. Встает вопрос: можно ли «разрулить» сложившуюся ситуацию? Ответ на него лежит между двумя крайностями. Крайность первая: приватизировать все риски, то есть реорганизовать банковскую систему так, чтобы инвесторы, сегодня получающие всю прибыль, несли и все потенциальные расходы. Второй вариант подразумевает прямо противоположное: перестроить финансовую систему так, чтобы она социализировала все риски. Провалы по-прежнему оплачивают налогоплательщики, но и «навар» получают тоже они.
Звучит разумно. А какой вариант выбрали бы лично вы, читатель?
А вы, автор?
А я вот вспомнил эпизод из книги, которую когда-то читал.
– А ну-ка, быстро: как правильно – у рыбов нет зубов, у рыбей нет зубей или у рыб нет зуб?
– У рыб нет зуб, – машинально ответил Кэссин.
– У рыб нет зубов! – рявкнул Кеннет. – Только это тоже неправильно. Потому что у рыб зубы есть. Понял?
– Нет, – честно ответил Кэссин.
– Ты выбираешь, какое из неправильных решений самое правильное. А они все неправильные…
Возможно, вам непонятно, а к чему я выдал эту цитату.
Всё просто. Нам предлагают выбор между двумя вариантами и их комбинациями. Но что, если все эти варианты и комбинации ошибочны, а правильное решение искать нужно в другом месте?
К примеру, а нужна ли вообще обществу такая деятельность по зарабатыванию денег, которую сейчас ведут банки?
Хотя наш уровень жизни легко затмевает любого средневекового вельможу, в голове у нас лишь одно: экономический рост! Все выше рост, все больше скорость использования природных запасов Земли, все обширнее мусорные свалки.
Но почему, собственно? Это главный вопрос: почему все вкалывают как сумасшедшие?
Обычно на этот вопрос отвечают, что человек алчное создание, ему всегда мало. Ответ, преимущество которого – простота, а недостаток – ошибочность. Посмотрите же вокруг, как немного нужно большинству из нас. Картошка фри, пиво и футбол – для многих это уже счастье. Найдется несколько жадин, но большинство людей все-таки довольствуется ужасающе малым.
Нет, вы присмотритесь. Если вы еще разговариваете со своими родителями, поговорите с ними. Они вам расскажут, что они оттого так упираются, что вынуждены. Оттого, что, как ни упирайся, все равно остается чувство, что не угонишься за расходами и платежами. Даже если доходы растут, расходы нарастают сильнее и быстрее – цены, налоги, выплаты, все. Как Алисе в Стране Чудес, приходится бежать изо всех сил только для того, чтобы оставаться там, где ты есть.
А причина этого, друзья, кроется в одном дурацком, маленьком конструктивном пороке нашей экономики. Собственно, сущий пустяк, но не забывайте – этот пустяк способен разрушить нашу планету. Причина маленькая, последствия громадные.
Людей уже давно мучает чувство, что в систему вкралась какая-то ошибка, что что-то не так. Вначале искали ошибку в самих деньгах. Братцы, уж как только ни ругали эти деньги. Не было такого апостола морали, не было такой религии, которые не проклинали бы деньги – однако церковную торбу для пожертвований они никогда не забывали выставлять. И все-таки, друзья, дело не в деньгах. Мы могли бы долго дискутировать на эту тему, если бы хватало печатной площади и вашего читательского терпения; но поскольку не хватает ни того, ни другого, то я сразу приведу здесь конечный результат: деньги сами по себе – классное изобретение, и они ни в чем не виноваты.
Следующие на очереди подозреваемые всегда были проценты. Как вы помните из уроков математики, вычисление процентов не такое простое дело и иногда приводит к ошеломляющим результатам, потому что проценты, начисляемые на проценты, быстро увеличивают сумму до труднопостижимых размеров. Большинству людей поэтому видится в процентах что-то зловещее, но на самом деле это просто такая взаимосвязь. Если один дает другому деньги взаймы, он хочет от этого что-то иметь, и хорошее решение – чтобы другой платил ему, так сказать, арендную плату за использование денег, как платят за взятый напрокат автомобиль. Арендная плата за деньги называется процентами. Ясно, если кто-то берет взаймы большую сумму, заранее не просчитав все как следует, то цифра, которую он должен вернуть, может ввергнуть его в шок. А тот, у кого много денег, больше, чем ему нужно, может давать их взаймы и собирать проценты – возможно, даже столько, что сможет больше не делать ничего другого.
Это действовало на наших простодушных предков, как красная тряпка на быка – скорее всего из зависти, – во всяком случае запрет на ростовщичество всегда был актуальной темой в истории. Поскольку евреям это разрешалось, а христианская церковь запрещала это, повсюду возникали погромы, и, какое странное единодушие, фашисты тоже ввели запрет на ростовщичество на том основании, что нетрудовое обогащение аморально и предосудительно.
Несмотря на это, даже во времена церковного запрета проценты всегда платили, поскольку всегда возникала потребность взять деньги в долг. Есть вещи, на которые нужна целая куча денег – и сразу, чтобы вообще что-то начать делать.
Например, было бы глупо всю жизнь копить деньги, чтобы к восьмидесяти годам построить дом. Лучше сначала построить его, а деньги копить, так сказать, задним числом, хотя это и выйдет дороже. Или кто-то желает открыть самостоятельное дело, в качестве ремесленника например: ему с самого начала нужны машины и инструменты, чтобы он вообще мог заработать какие-то деньги, поэтому ему целесообразно взять кредит и выплачивать его частями, с процентами. Если ему это запретить, он останется бедным.
И вот мы приблизились к месту, где уже „тепло“. В сплетении денег и процентов и кроется один дефект конструкции. Им мы сейчас и займемся.
Для начала я хотел бы вам напомнить, что в нормальной жизни существует круговорот денег. Вы покупаете в лавке за углом банку кока-колы. Ваши деньги перекочевывают в кассу, и хозяин лавки оплатит ими счет фабрики напитков. Фабрика напитков купит на них новый компьютер и оплатит его, среди прочих, и теми деньгами, что когда-то лежали у вас в кармане. Ваш отец работает в компьютерной фирме, которая выдаст ему зарплату в том числе и вашими карманными деньгами. И так далее.
Вам наверняка приходилось играть в знаменитую игру „Монополия“. Сперва у вас денег в обрез, вы гуляете по игровому полю и озабоченно прикидываете, какие улицы можете позволить себе купить. А в конце уже строите дома и отели, получаете арендную плату и купаетесь в деньгах.
Вопрос на засыпку: откуда, собственно, берутся все эти деньги? Посмотрите внимательно. Помимо тех маленьких сумм, которые обозначены на игровых карточках, все деньги попадают в игру, когда кто-нибудь из игроков оказывается на звездном поле и всякий раз получает знаменитые двадцать тысяч лир.
А теперь подумайте, как это происходит в реальной жизни. Тут тоже есть определенное количество денег, которые находятся в обращении, и это количество не остается неизменным. Экономика развивается, растет, и даже как одержимая, и ей требуется все больше денег. Откуда они берутся? Разумеется, напечатать деньги – не проблема, дело не в этом. Вопрос: как они попадают в игру? Я еще ни разу не получал письма от Центрального банка, где было бы написано: „В этом году снова появилась необходимость увеличить количество денег, находящихся в обращении. Поэтому каждый гражданин получит пятьсот тысяч лир, см. приложенные купюры“. Спорим, и вы не получали таких писем, и никто не получал.
Но тогда как это функционирует? Как новые деньги попадают в обращение? Только не говорите, что вам это не интересно. Это должно интересовать вас. Потому что здесь и зарыта собака дефекта конструкции.
То, что я сейчас объясню, не изучают в школе. Но мы ведь знаем, что в школе не изучают ничего, что может пригодиться в жизни, поэтому примите это как верный знак. Кто настроен скептически, может почитать об этих закономерностях в учебниках по экономике и финансам; ключевое слово – „новая денежная эмиссия“.
Допустим, уже упомянутая фабрика хочет построить новую линию разлива. На это она берет кредит в своем банке. Обычно банк выделяет ссуды из вкладов своих клиентов, но предположим, что их как раз маловато, потому что роздано много кредитов. В этом случае они обращаются в Центральный банк. Центральный банк дает кредиты, не нуждаясь для этого во вкладах клиентов. Они создают деньги, так сказать, из ничего и таким образом вводят их в обращение. Тут любой банк может получить дополнительные деньги, естественно, тоже в форме займа, то есть под гарантии и под твердую процентную ставку, так называемую учетную ставку. Она каждый день публикуется в газетах, в разделе экономики, посмотрите при случае. Ее устанавливает сам Центральный банк, по такому принципу: если Центральный банк считает, что кредитов берется больше, чем было бы благотворно для экономики, то он повышает учетную ставку, кредиты дорожают и, соответственно, становятся менее привлекательными. И, наоборот, понижение учетной ставки делает кредиты дешевле и интереснее для инвестиций. Итак, учетная ставка – инструмент для управления экономикой.
Звучит хорошо, да? При том, что это величайшая глупость. Миллионы банковских специалистов изучают это и находят великолепным, но стоит хоть раз задуматься об этом, как обнаруживается, что именно в этом и состоит дефект конструкции.
Давайте подумаем, что происходит. Центральный банк выдает кому-то кредит из ничего в размере, скажем, сто миллионов лир. Учетная ставка пусть будет три процента. Это значит, что возвращено Центральному банку будет (срок действия возьмем для простоты один год) сто три миллиона лир.
Но откуда возьмутся эти дополнительные три миллиона лир? Ведь их же нет вообще! И нет никакой возможности добыть дополнительные три миллиона, поскольку право эмиссии есть только у Центрального банка, а за них он опять же возьмет проценты, и так далее! Полная ахинея!
Да, разумеется, в обращении становится еще больше денег, и из этих денег выплачиваются и проценты – однако с тем результатом, что где-то их не хватит. А там, где денег не хватило, снова вынуждены брать кредиты в надежде выплатить их после. Финансовая система обширна, в ней многое рассеивается, перемешивается, компенсируется, действует с запозданием, но одно в ней не происходит точно: в ней ничего не пропадает, ни одной жалкой лиры. И в конечном счете это приводит к тому – когда-то, после всех циклов и обращений, – что приходится брать у Центрального банка новый кредит, чтобы заплатить проценты по старому.
Если бы экономика была человеком, мы бы сказали: она стала зависимой. Центральный банк подсадил ее на иглу.
Можно привести и другое сравнение. Помните прошлогодний юбилейный праздник нашей школы? Каждый из нас получил по одному красному пластиковому чипу в качестве карточки на кусок пиццы, по одному синему чипу на кока-колу и по одному зеленому чипу на мороженое. На время праздника это были наши деньги. Я поменял свой зеленый чип на красный, потому что не люблю мороженое. Кто-то поменял все чипы на синие, потому что сильно хотел пить. И все работало превосходно, каждый получил то, что хотел. А когда праздник закончился, наш директор выкинул эти чипы, потому что пицца была съедена, кола выпита, и от мороженого тоже ничего не осталось.
Представьте себе, что фирма, которая производит эти чипы, не просто продала их ему, а сказала бы: вот вам тысяча красных чипов, можете ими временно пользоваться, а потом вернете назад, но уже не тысячу, а тысячу тридцать. Но наш директор не настолько глуп, чтобы не заметить, что это полная несуразица.
Нет, то, что мы пережили на этом празднике, сами того не заметив, была денежная система, какой она должна быть. Деньги поступают в оборот в равновесии с товаром, и когда товар употреблен, деньги снова исчезают. Они служили только одной цели, ради которой и были когда-то изобретены: упрощению товарообмена. Таким образом, каждый после этой вечеринки мог спокойно идти домой. Не нужно было гоняться за чипами, которых вообще не существует.
Вот мы и дошли до точки: из-за того, что Центральный банк требует проценты на деньги новой эмиссии, возникает больше долгов, чем денег. Это и есть ошибка системы.
Дальше все разыгрывается как в игре в „Черного Петера“, с той лишь разницей, что на каждом круге в игру вводится все больше Черных Петеров. Каждый старается избавиться от своего Черного Петера, и это тем труднее, чем их больше. Приходится ускорять темп, работать еще больше, опережая других, не считаясь ни с чем и выжимая из себя последнее. Все ускоряются без надежды уйти в отрыв. Спираль закручивается все туже и туже.
Разве это не то, что мы с вами наблюдаем? Экономика растет и растет, но – вот чудеса-то! – всем приходится только туже затягивать пояса, рабочих мест не хватает, каждому приходится работать все напряженнее, оставляя все меньше времени для себя и для своей семьи, налоги растут, и у каждого остается чувство, что все становится хуже и хуже, хотя все работают только для того, чтобы становилось лучше. Лучше не станет. Чем больше мы напрягаемся, тем больше возникает неоплатных долгов. Чем больше мы стараемся уйти от невзгод, тем сильнее ухудшаем положение. Единственный выход – найти кого-нибудь, кто расплатится за нас, – кого-нибудь дальнего или саму природу. Вырубим этот дремучий лес, это даст мне дополнительные деньги, чтобы я смог расплатиться с долгами. Выбросим на рынок еще один продукт, который в принципе никому не нужен, уговорим людей, что он им все-таки нужен, хотя бы для того, чтобы быть не хуже других, а произведем этот продукт так, чтобы он скорее сломался, тогда мы больше продадим. Давайте вытягивать деньги у людей из кармана, всеми средствами, чтобы хотя бы с нашими долгами расплатиться. Ядовитые отходы просто зароем, мы не можем себе позволить платить за их обезвреживание. Своя рубашка ближе к телу, каждый воюет за себя.
Самое коварное во всем этом то, что долги – дело частное, тайное. Большинство людей их скрывает как знак своей личной несостоятельности, неудачливости. Они скорее признаются в своей сексуальной несостоятельности, чем в долгах. Официально никто не имеет долгов, с виду все успешные и счастливые. Финансовые проблемы люди скрывают так же тщательно, как в викторианскую эпоху маскировали наличие половых признаков.
Что делать? Экономика призвана давать нам то, что необходимо для жизни. Это не функционирует без денег, деньги – так сказать, кровь экономики. Но эта кровь больна. Она вызывает абсурдный рост экономики и при этом разрушает самые основы нашей жизни. Будь экономика живым существом, мы бы сказали, что у нее лейкемия. Поэтому без оздоровления денежной системы все, что мы можем сделать для спасения Земли, остается бездейственным. Надо устранить дефект конструкции».
Интересно было читать? Мне—да. А теперь посмотрим на реакцию экономиста.
– Вот. Прочти это.
Пол стал читать. Он читал, вначале усмехаясь, потом нахмурившись, а дочитав, хмыкнул.
– Ну? – выжидательно спросил Джон. – Гениально, нет?
– Не знаю. Немного похоже на те памфлеты, которые хотят доказать, что Эйнштейн был неправ или что теория эволюции ошибочна. Такую статью уместнее всего сунуть на Таймс-сквер в руку какому-нибудь сумасшедшему со свалявшейся бородой и безумным взглядом. – Он отложил листки в сторону, как будто они были заражены блохами.
– Почему? – приступил к нему Джон. – Скажи, что тут не так? Я это не раз перечитывал. Новая денежная эмиссия функционирует именно так. Через Центральный банк или через коммерческие банки. Лоренцо этого не объясняет, но я вижу перед собой пример моего собственного банка: кто-то кладет деньги, я отдаю их в долг другому, кто тоже размещает их у меня, так что я снова могу отдать их кому-то взаймы, и так далее. Так возникает все больше активов, вкладов, и они считаются деньгами. Ведь это так, нет?
– Да, – невольно кивнул Пол.
– Но то, что он говорит, не написано в книгах, которые я читал. При том, что это лежит на поверхности. Ведь вместе с активами должны возникать и долги. Всегда, неизбежно. Причем из-за процентов больше долгов, чем активов. Вся система необратима. Она тащит за собой, и чем больше напрягаешься, чтобы выплыть, тем глубже она затягивает в погибель. Эффект снежного кома.
Пол Зигель растерянно моргал.
– Ну, не знаю. Это очень нетрадиционный взгляд на вещи… Это противоречит всему, что я изучал.
Как и что изучают экономисты, мы уже немного знаем. И насколько они оторваны от реальности, тоже. Знаем.
Лучше подумаем вот о чём. Банки сейчас находятся на вершине своего могущества. (Или движутся к этой вершине). Но мы уже видели пример, как общество может обойтись и без банков. Найти им альтернативу. А ещё из истории мы знаем, что в прошлом было много разных структур. Организаций. Объединений. И прочего.
Эти структуры, организации и объединения были очень важны во время своего существования. Казалось, без них невозможно обойтись. (Как и нам сейчас кажется, что без банков обойтись невозможно).
Примеры—средневековые цеха ремесленников. Ганза. Рыцарские ордена. Многие другие.
Что у них всех общего?
Все они возникли, развились, достигли расцвета и могущества, а потом… Распались, исчезли, уничтожились… Канули в небытие.
Оказалось, без них очень даже возможно обойтись.
Нынешние банки очень дорого обходятся обществу. И с каждым годом обходятся всё дороже. Рано или поздно обществу это надоест.
Возможно, это произойдёт даже быстрее, чем мне думается. Например, в ближайшие десятилетия. То есть в этом веке.
Вот такой вот прогноз. (Будущее покажет, был я прав или же ошибся).
А пока у нас есть время, подумаем о нелюбимой и бессмысленной работе. Которой заняты очень многие люди. Пожалуй, даже большинство.
Почему так происходит?
Если б на этот вопрос можно было так легко ответить… Тут подумать нужно. Подумаем вместе, читатель?
Человек, вынужденный основную часть времени проводить на нелюбимой работе, чтобы хоть как-то заработать деньги, —наглядное свидетельство того, что в этой жизни еще многое следует улучшить!
Действительно, в нашей с вами жизнью ещё многое нужно улучшать.
В 1930 году Джон Мейнард Кейнс предсказал, что к концу столетия технологии будут достаточно развиты для того, чтобы в таких странах, как Великобритания или США, рабочую неделю можно было бы сократить до 15 часов. Нет никаких сомнений в том, что он был прав. С технической точки зрения такая возможность действительно есть, но она не была реализована. Напротив, технологии были использованы для того, чтобы заставить нас работать ещё больше. Чтобы этого достичь, нужно создавать фактически бессмысленные рабочие места.
Зашёл не так давно в «Корону». (Давно уже там не был и забыл правило, которого нет в других магазинах). А именно—овощи-фрукты надо взвешивать не на кассе (что в других магазинах без проблем делает кассир), а в отделе овощей-фруктов. Пришлось возвращаться. И взвешивать. В этом самом отделе, где две девушки стоят и взвешивают все эти бананы-апельсины-огурцы-редиски. Или просто стоят, когда никому взвешивать не надо.
Я увидел двух девушек. А сколько таких взвешивальщиц работает в данном конкретном магазине, или вообще в сети «Корона»?
Как будто бы кто-то специально создаёт все эти бессмысленные специальности только для того, чтобы занять нас работой. Именно здесь и скрывается тайна. При капитализме этого как раз не должно происходить. Конечно же, в старых неэффективных социалистических странах, таких как СССР, где занятость одновременно считалась и правом, и священным долгом, система создавала ровно столько рабочих мест, сколько было необходимо (именно поэтому в советских универсамах три продавца продавали один кусок мяса). Но ведь предполагается, что конкуренция и свободный рынок должны решать именно такие проблемы. Согласно экономической теории, предприятие, стремящееся к максимизации прибыли, никогда не должно тратить деньги на работников, в которых нет необходимости. Однако каким-то образом происходит.
Когда корпорации занимаются бессмысленными сокращениями, страдают те люди, которые действительно что-то делают, переносят, ремонтируют и поддерживают в рабочем состоянии. Путём каких-то особых манипуляций, которые никто толком не может объяснить, число получающих зарплату канцелярских крыс каким-то образом расширяется.
**************************************************************************************
И ответ явно не является экономическим: он лежит в области морали и политики. Правящий класс уже давно уяснил, что счастливый и продуктивный народ, имеющий свободное время, смертельно опасен (вспомните о том, что начало происходить, когда всё это только начало оформляться в 60-е).
Повторяю то, что уже говорил раньше. В нашем обществе действует глобальный закон: чем более явно выражена польза от работы какого-либо человека для других людей, тем меньше ему за это платят.
Трудно оценить объективный масштаб проблемы, но есть смысл поставить вопрос: что произойдёт, если весь этот класс просто исчезнет? Вы можете говорить что угодно о медсёстрах, мусорщиках или механиках, но очевидно, что, если они растворятся как дымка в воздухе, результаты проявятся немедленно и будут катастрофическими. Мир без учителей или докеров, скорее всего, окажется в беде, а без писателей-фантастов или ска-музыкантов, возможно, будет менее приятным. Совершенно неясно, как пострадает человечество, если исчезнут все председатели правления, пиарщики, лоббисты, специалисты по страховым расчётам и телефонным продажам, судебные приставы или юрисконсульты (список можно продолжить).
**************************************************************************************
Обратите внимание на то, как газеты разжигают недовольство работниками лондонского метро во время их забастовки из-за условий найма: сам факт того, что работники метро смогли парализовать Лондон, показывает, что их работа действительно необходима, но, кажется, именно это и раздражает людей. В США это стало ещё более очевидным, когда республиканцы добились заметного успеха в разжигании злости по отношению к школьным учителям и рабочим автопрома (заметьте, не к администраторам системы среднего образования и не к менеджерам автомобильной промышленности, в действительности являющихся причиной проблемы) за их якобы раздутые заработные платы и социальные льготы. Как если бы они говорили: «Но вы ведь учите детей! Производите машины! У вас есть настоящая работа! И помимо всего этого вам хватает наглости требовать такого же уровня пенсий и медицинского обслуживания, как у представителей среднего класса?
**************************************************************************************
Вместо сокращения рабочих часов и освобождения населения Земли для занятий своими собственными проектами, увлечениями, мечтами и идеями, мы наблюдаем вздутие не столько сферы «услуг», сколько административного сектора, создания сектора финансовых услуг и телемаркетинга, беспрецедентного расширения секторов корпоративного права, управления образованием и здравоохранением, персоналом и сферы общественных отношений.
А вот вам, дорогой читатель, эпизод из книги, которую я когда-то и давно читал.
В самый разгар предвыборной кампании, полной обещаний одержать безоговорочную победу в Корее, армейское руководство решило, что безопасность Соединенных Штатов не пострадает, если группе анализа военной информации, расположившейся в быстро разрастающемся американском посольстве на берегу Рейна, придется обходиться без моих услуг. В общем-то, я и сам уже гадал, когда же меня выставят за дверь, потому что за двадцать месяцев довольно-таки приятного пребывания в посольстве никто не обратился ко мне с просьбой о проведении какого-либо анализа той или иной военной проблемы.
Двадцать месяцев человек совершенно ничего не делал. И получал за это деньги. Причём, вполне приличные деньги.
Да. Его уволили. Но у меня есть вопрос, на который у меня нет ответа.
А не взяли ли на его место кого-то другого?
Но, поскольку ответа у меня нет, то лучше я перейду к другому вопросу.
Кому нужно, чтобы и я и вы, читатель (а также и многие другие) работали по 8 часов в день?
Над этим и подобными вопросами думают многие. Вот интересная точка зрения, которая попалась мне в Интернете. Я приведу её в сокращённом виде.
КТО ПРИДУМАЛ ВАШ ОБРАЗ ЖИЗНИ?
КАКОВА РЕАЛЬНАЯ ПРИЧИНА 40 -часовой рабочей недели?
«Ну, вот я и снова в рабочем мире. Нашёл себе хорошо оплачиваемое место в машиностроительной отрасли и жизнь, наконец, возвращается в нормальное русло после девяти месяцев путешествий.
Поскольку раньше я вёл совсем другой образ жизни, внезапный переход к графику с 9 до 17 навёл меня на мысли о таких вещах, которые прежде я упускал из виду.
С того момента как мне предложили работу, я стал заметно небрежнее обращаться со своими деньгами. Не бездумно, но слегка расточительно. Например, снова покупаю дорогие сорта кофе.
Речь не идёт о крупных и экстравагантных покупках. Я говорю о мелких, случайных, бесконтрольных тратах на вещи, которые на самом деле не так важны в моей жизни.
Оглядываясь назад, думаю, я всегда делал это, когда хорошо зарабатывал. Но девять месяцев я путешествовал, занимался альпинизмом и вёл совсем другой образ жизни, без доходов.
Полагаю, дополнительные расходы продиктованы моим ощущением собственного роста. Я снова высокооплачиваемый профессионал, что вроде даёт мне право на определённый уровень расточительности. Возникает любопытное ощущение собственной влиятельности, когда вы выкладываете пару двадцатидолларовых купюр, минуя критическое мышление. Приятно использовать силу доллара, когда вы знаете, что довольно скоро траты восстановятся.
В том, что я делаю, нет ничего необычного. Кажется, все остальные делают то же самое. Я всего лишь вернулся к обычному потребительскому менталитету, проведя некоторое время вдали от него.
