Loe raamatut: «Литературные страницы 9/2020. Группа ИСП ВКонтакте. Май 1 – 15»

Валентина Спирина

Font:

Редактор Валентина Спирина

Дизайнер обложки Валентина Спирина

Фотограф Тамара Антипина

ISBN 978-5-4498-8249-3 (т. 9)

ISBN 978-5-4498-0952-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

О нашем Союзе

Интернациональный Союз писателей (Международный Союз писателей, поэтов, авторов-драматургов и журналистов) является крупнейшей в мире организацией профессиональных писателей. Наш Союз был основан в 1954 году. До недавнего времени штаб-квартира организации находилась в Париже, в данный момент основное подразделение расположено в Москве.

Организация объединяет писательские союзы более чем 40 стран мира. ИСП защищает социальные и профессиональные права писателей и журналистов.

ИСП признается властями многих стран мира и удостоверение обеспечивает беспрепятственный доступ к событиям, представляющим интерес для писателя или журналиста. Оно дает право доступа в государственные и муниципальные учреждения для получения информации.

В Европарламенте, Совете Европы и других европейских международных организациях предъявления удостоверения ИСП достаточно для того, чтобы не только получить доступ к информации, но и содействие в подготовке и распространении материалов, а также в других вопросах деятельности на территории стран Европейского Союза. Во многих странах ИСП дает право бесплатно посещать музеи, выставки, спортивные состязания и другие массовые мероприятия. В некоторых странах ИСП дает льготы на проезд в общественном транспорте и т. д.

Удостоверение ИСП действительно, только если в нем обозначены координаты владельца, проставлена его подпись, а также имеются подписи координатора ИСП.

Наши члены Союза и кандидаты имеют право выдвигаться на международные премии и награды, имеют льготы при публикации книг и продвижении за границей.

Некоторые премии и награды учрежденные Интернациональным Союзом писателей и партнерами за рубежом:

Лондонская премия в области литературы (язык текстов русский и английский);
Франкфуртская премия в области литературы (язык текстов русский и немецкий);
Мальмёская премия в области литературы (язык текстов русский и шведский);
Варшавская премия в области литературы (язык текстов русский и польский);
Стружская премия в области литературы (язык текстов русский и македонский);
Московская премия в области литературы (язык текстов русский и один из языков стран СНГ).
А так же 12 литературных орденов и 14 литературных медалей.

Творчество авторов
Важно! Все произведения публикуются в авторской редакции и с согласия авторов!

Я успокоюсь лишь в твоих объятьях
Татьяна Еременко

Я успокоюсь лишь в твоих объятьях,
Как маленький ребёнок, слыша стук
Родного сердца. Твёрдо безоглядно
Вдруг ощутив: я дома, ты мой друг,

Моя опора и души обитель.
Мятущейся, но искренней души,
Которая боялась, что обидят
И раны нанесут, что не зашить.

Что так устала в людях ошибаться
И ждать подвоха. Снова жизнь начать!
Чтоб в нежности твоей всегда купаться
И на любовь любовью отвечать.

Я успокоюсь лишь в твоих объятьях,
Согретая теплом любимых глаз.
И пусть «мотаю нервы» я нещадно,
Но я люблю тебя, как любят раз.

Будем жить…
Константин Гречухин

Человек начал с огня: несколько прохладно ему после Рая было, а условия обеспечения комфортного проживания, когда о них совсем не думаешь, уже никто не обеспечивал.

Появился дом-появилась и печь. Надежно и неизменно, до сих пор: прогресс их никак не изживет…

И есть в них, печах, что-то необъяснимое, что делает их не только поставщиками тепла…

Наверное, печь, одно из первых, что я запомнил с детства, после, конечно, дедушки и бабушки.

Много приходилось видеть самых разных печей. Уверен, что есть еще много таких, которым впору удивиться. Особенно после той печи, что увидел на службе у своего друга-однокашника.

Дело, разумеется, было зимой. Она удалась на славу: трескучие морозы, вьюги, метели…

Так и было в ту ночь. А за день до этого позвонил мне Валера. Несколько неожиданно было услышать его голос, так как после выпуска из военного училища мы не виделись, только слышали от друзей какие то новости.

– Приезжай, – говорит, – я сейчас рядом с Москвой работаю.

Я поехал, это было недалеко от МКАД. То, что он работает несколько удивило меня, потому как он должен был служить в своей родной Коломне, куда он перевелся из Рязанского десантного полка. Зачем-я не совсем понимал, но догадывался. Все коломенцы страшно и незабвенно любили свой город. Нам, приехавшим туда учиться это было несколько удивительно, так как ничего особенного в этом городе мы не видели, а только мечтали быстрее закончить университет и разъехаться.

Валера встретил меня тепло. Он по другому не мог, а наверное, даже если бы и захотел, то не вышло бы у него ничего, оставаясь таким же неспешным улыбчивым и мягким —совсем не изменился. Я никогда не видел его злым. Как всякий интеллигентный человек, в случае, если ситуация могла других сподвигнуть на элементы агрессии в поведении, Валера просто становился серьезным. И молчал, но только как-то уж слишком настойчиво смотрел на собеседника. Как долго это могло продолжаться-неизвестно, только ясно было одно, что Валера к делу может приступить безо всяких слов.

В дороге я думал, что война как то должна была изменить его. Но нет, заметно не было. Он по-прежнему немного застенчиво улыбался, будто стесняясь раскрыться еще больше.

Чего нельзя сказать было о его печи, которая не сдерживала себя в отдаче всех своих горячих чувств. Открыв дверь небольшого домика на территории базы, которую охранял мой друг, мы очутились в самом настоящем царстве, в самый разгар жестоких морозов.

После, пусть и небольшого пути, мгновенно закоченевшие замерзшие конечности мои стали оживать. Таким образом, прием был теплым с обеих сторон-Валера и его печь были на высоте температурного столба.

Я присмотрелся к интерьеру. От времени, здание просело, и было ощущение, что мы находились несколько ниже уровня земли.

Но больше удивляла печь. Ее место было центральным, по крайней мере, именно она бросалась первой в глаза.

Я таких раньше никогда не видел. Сложно подумать, есть ли вообще стандарты печного строения, но эта, по всей видимости, создавалась здесь мастером с хорошим творческим развитием, и под своевременные нужды именно этого помещения-так она органично занимала свое место. Было ощущение, что здание строили ради нее.

Печка не было высокой во всю стену, какими иной раз приходилось их видеть, она занимала почти всю сторону небольшой комнаты в высоту примерно до ее половины. При этом нижняя ее половина была приспособлена под приготовление пищи: прямо в основании были встроены две круглые секции, закрытые чугунными вставками со спиралевидными вырезами – сейчас они были красными от разогрева.

Снизу располагалось устье топки и еще ниже подпечек.

Слева, ближе ко входу, было отведено место для дров, которые могли хорошо просохнуть.

Справа было место, что-то навроде завалинки, покрытое кучей каких-то не то одеял, покрывал, ковров. В общем, там можно было, прилечь.

Я молча смотрел на печь, отчего-то глубоко задумавшись. И только Валерий, несильно толкнув меня сказал:

– Ну что, приготовим что-нибудь поесть?

– Да-да, – я встрепенулся, – что есть у тебя?

Без лишних дискуссий было решено жарить картошку. Все, что к ней причитается у Валеры было: захваченные с собой на дежурство соления, черный хлеб.

За окном бушевала метель. Передо мной возникли образы из когда-то прочитанных книг. Очень литературно все получалось. Настроение у меня приподнялось, совершенно исчезли как наваждение тяжкие помыслы от накопившихся проблем – их просто растопило жаром печи-работницы уюта и

Здесь было хорошо. Отчего-то не хотелось возвращаться в действительность, которая находилась в каких-нибудь километрах от нас. А о том, что будет завтра мысли в голову даже не приходили. Хотя, естественно, было о чем думать-не так проста оказалась гражданская жизнь, как о ней думалось в армии.

Я думал о том, только ли тепло самой печки может давать то состояние покоя, и наверное приходящее чувство благополучия? Что еще надо? Как оказывается, не так уж и много? Пирамида потребностей? Как то не думалось о ней сейчас. Наоборот, она казалась здесь совсем лишней. Росту ей не оставалось после печи.

В чем секрет? Ведь и дома можно включить, в крайнем случае, обогреватель—то же тепло будет. Но нет, же.

А вот, даже мысленно поставишь печь в середину комнаты, и уже совсем иначе на жизнь смотришь. Все мои мечты и фантазии, которые будоражили мое воображение в армии в представлении о будущей гражданской жизни сейчас абсолютным образом померкли перед тем простым состоянием удовлетворенности.

Может мы не тем в жизни занимаемся, не к тому идем? К чему все эти карьерные ожидания, стремления к науке,

Кажется все для того, чтобы улучшить жизнь, произвести то новое, что осчастливит наше бурное существование. А на деле? Производим новые сублиманты, чтобы заменить поднадоевшие.

Только вот такой продукт как печь отчего то никак не надоест. Оттого и не исчез еще вовсе. Хотя, с учетом прогресса мест для их установки становится все меньше. Как жить будем?

Валера ушел осматривать порядок на вверенных владениях. Меня бы ни за что сейчас не выгнать было на улицу.

Я тем временем разобрался с чисткой продуктов и начал процесс самого приготовления. Время с неспешными думами шло незаметно, но комфортно.

– Там запах по всей территории, – Валерий ввалился через порог, вслед за ним пыталась ворваться незванная гостья-метель, наверное тоже решила полакомиться, но он быстро прихлопнул ей дверью нос, точнее, отсек часть ее одеяния, которое в виде ворвавшегося снега стало оседать и таять в прихожей.-Днем тут днем шашлыки на продажу проезжающим дальнобойщикам жарят, так у них такого и в помине нет.

Валера с видимым удовольствием наступающего ужина улыбался раздеваясь.

За едой мы разговорились. Как я и предполагал, именно по причине большой любви к Коломне и своей бабушке, он сделал большой шаг, переведясь из воздушно-десантных войск в сухопутные.

– А что мне? На войну съездил, долг выполнил. Человек я не карьерный.

– Валер, но там же совсем другая жизнь у них. У нас порядок, все на местах, дисциплина. Да, и можно сказать, мы с детства тельняшки носим.

– Это я уже потом понял, когда на место приехал. И то, что не смогу с ними дальше, другие совершенно: и как люди, и как офицеры. Оттого сейчас и увольняюсь. Вот здесь сейчас оказался. Шел по городу, вдруг навстречу, помнишь, майор Соза из учебного отдела? Здравия желаю, товарищ майор. Одно, другое, он говорит, что сейчас начальник службы безопасности, объектов по области много. Приходи, мол, начни, там видно будет.

– Ну, а дальше что?

– Там видно будет, – засмеялся Валера, – оформить увольнение из армии надо сначала.

Мы помолчали. Я понимал, что ему нелегко сейчас и лучше вопросами о будущем не тревожить человека.

Валера поставил большой чугунный чайник на горелку печи.

Я посмотрел на нее еще раз. Может быть, в самом деле, это здание не стали разрушать именно из-за печи? Ну у кого бы рука поднялась такое сделать?

Ведь, очевидно, что функциональная польза от этого домика совсем небольшая: сначала возвели ее, видно, для строителей большого комплекса вокруг. А потом, уж в конце, подумали, ладно, пускай стоит, каши не просит. Но это тогда можно было бесплатно все содержать, а сейчас, подавно не снесут, все уже денег стоит.

Валера заметил мой интерес.

– Да, многие засматриваются. Есть в ней что-то необычное.

Он помолчал.

– На войне у нас тоже печки разные были. И что интересно, даже в палатке переносную поставишь и уже как-то по домашнему становится. С заданий возвращаемся, так думаешь, что сейчас придешь, ухаживать за ней начнешь, хорошо станет, отдохнем.

Я вспомнил, что самую большую печь в моей жизни я видел именно в армии, во время обучения в военном университете. Зима тогда была не такая лютая как сейчас, но снега было много. Были мы зимой на полевом выходе перед самым Новым годом и я, видя такое обилие красивых снежных покровов не мог не возгореться в сердце, мечтая привезти это настроение домой на праздники.

Зашли мы с огромным прапорщиком средних лет в здание, о существовании которого я и не догадывался, где была просто огромная печь. Он открыл дверцу, чтобы забросить в нее несколько полен. Топочная камера находилась прямо перед моим лицом: внутри все гудело и завывало. Мне показалось, что какой-то неведомой силой может и меня туда затянуть и я несознательно сделал пару шагов назад. Прапорщик заботливо захлопнул топку:

– Пошли.

Есть в них что-то надежное, в этих таких прапорщиках. Будто берегут они незаметным образом какой-то покой, прямо как печи. Мы закончим и разъедемся по свету. Придут новые ученики, будут также удивляться и бояться, а прапорщик с печью будут все те же. А мы все будем приходить, разъезжаться и сгорать от желания сделать этот мир лучше. И кто-то из нас на этом пути будет становиться только хуже, кто-то сгорать от борьбы, а кто-то и близко к сердцу ничего может и не взять. Нужно ли все это? Когда вот так вот, незаметно, такие прапорщики и печи сохраняют все лучшее что есть, тихо и незаметно для всех. Ведь пригодится когда-нибудь и широкая добрая душа прапорщика и огромная теплая печь.

01.04.2013 г. – 14.05.2017 г.

Семейное фото
Наталия Варская

Обычно Лида фотографии своей семьи в Инстаграм не выкладывала, но всё-таки решилась и выложила. На снимке был муж Лиды, их трёхлетний сын и сама Лида. Фото было очень милое и домашнее, на фоне новогодней ёлки.

И посыпались комментарии:

– Какая у вас дружная семья! Счастья вам!

– С наступающим!

– Как сын на отца похож, одно лицо!

Но многие комментарии стали для Лиды большой неожиданностью:

– А что это ваш муж такой худой? Наверное, не кормите?

– Видно, что муж вас не любит, он как-то отстранённо выглядит.

– Почему ваш муж на фотографии в домашних тапочках? Это неприлично!

– Да ясно, почему он в тапочках. Жена заставила надеть, чтобы в ботинках по паркету не ходил. А он недоволен.

– Не из-за тапок он недоволен, а от того, что теперь фото увидит его любовница и поймёт, что он врал насчёт того, что с женой живёт как с соседкой и только из-за ребёнка.

– А я думаю, что он хочет есть, а жена вместо еды устроила фотосессию.

– Скорее всего муж просто устал. Пашет, пашет, домой приходит, а там игрушки по полу раскиданы, ребёнок капризничает, ужина нет. Вон, худой какой, муж-то.

– Ерунда всё это. И вовсе он никакой не муж, а нанятый статист. Раньше-то фотографий не было. Нет никакого мужа.

– А может быть и ребёнок не её, а соседский.

Лида хотела было начать объяснять, что муж питается нормально, что у него и отец, и дед такие же худощавые. И что ребёнок не соседский, есть даже фотографии с выписки из родильного дома. И что муж просто фотографироваться не очень любит, стесняется, поэтому и вид такой. И что всё у них в семье хорошо и дружно. Но потом Лида решила, что объясняться бессмысленно. Люди видели то, что хотели, то, что было близко к их собственным проблемам, а фотография не имела никакого значения. Выложи Лида фото с котом, те же люди написали бы, что шерсть у кота не блестит, что, видимо, хозяйка его неправильно кормит, и что вид у кота несчастный, довольные коты выглядят иначе и т.д., и т. п.

– Права я была, что семейные фотографии не выкладывала, – подумала Лида и удалила фотографию.

Tasuta katkend on lõppenud.