Свет небесный

© Валера Жен, 2020

ISBN 978-5-4498-9918-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

почтовое отделЕние

Божественно и неповторимо устроена Земля, восторг наполняет душу при взгляде на причудливо сплетенные красоты, всякая фантазия блекнет в сравнении с непостижимыми тайнами мироздания. Человеческая любознательность всюду находит пищу для размышлений, мелкими кажутся бытовые заботы – что поесть, с кем и где спать. В результате создаются различные экспедиции, появляются искатели приключений, авантюристы и обычные проходимцы, заинтригованные неведомой чужой жизнью или экзотикой первозданной природы. Развлекательная индустрия тоже дает возможность перенестись в любую точку планеты, любая потребность может быть удовлетворена, иметь бы деньги.

Деньги!? Миф, созданный неумеренными аппетитами, – своего рода паранойя, и все-таки алчность в обществе считается экономически оправданной суетой. Для достижения цели применяются все, даже запрещенные, методы: физическое насилие, порабощение и эксплуатация, открытое присвоение чужого имущества при покровительстве коррумпированной власти. Проявляется всякая низость, но порядочные и законопослушные граждане предпочитают честные пути к материальному благополучию или, что чаще происходит, обычное скромное существование. Существуют какие-то другие, скрытые от стороннего внимания формы деятельности, наполняющей личную жизнь глубоким смыслом.

Объявление, вывешенное на свежевыкрашенной железной двери, гласило: «СРОЧНО ТРЕБУЕТСЯ ПОЧТАЛЬОН». И все. Никакой дополнительной информации, даже нет традиционной вывески с режимом работы. Если бы не общеизвестное представление о специфике работы любого почтового отделения, можно вообразить невесть что: например, исключительную секретность заведения, в котором происходит обработка и перевод корреспонденции сугубо конфиденциального свойства. Выражаясь точнее, именно здесь проходят нити, связывающие все силы, так или иначе влияющие не только на частную жизнь, но и мировые процессы.

Так мысленно рассуждал молодой человек типичной славянской внешности, ничем не выдающийся – среднего роста, хотя и спортивного сложения, при легкости походки ноги явно не для балетного искусства, да и лицом не Ален Делон. Вряд ли кому еще могла прийти в голову непосильная задача поменять общепринятые человеческие ценности, для начала избрав местом деятельности почтовое отделение – в данном случае на привокзальной территории. На решительный поступок подтолкнуло привлекшее внимание скупостью изложения объявление и близость к своему месту проживания.

Тяжелая дверь открывалась с важной медлительностью, при заметном приложении усилий, но ничего примечательного за ней не скрывалось – просторный тамбур да небольшое помещение за остекленными дверями. Сразу же в глаза бросались следы недавнего евроремонта, то есть стены покрыты ламинатом под ясень, на окнах современные жалюзи, в новенький подвесной потолок встроены аккуратные импортные светильники. Как и полагается, для посетителей представлена всевозможная информация по различным видам услуг. За стеклянной перегородкой немногочисленный персонал: девица у компьютера принимает коммунальные платежи и одновременно работает с заказной корреспонденцией, за ее спиной три женщины примерно одного, принятого считать цветущим, возраста сортируют газеты и письма.

– Могу видеть начальника… по поводу объявления?.. То есть хотел бы устроиться почтальоном.

Появился, и в помещении стало светлее, а взгляд не имеет четких границ – мягко охватывает, ласково притягивает, деликатно ощупывает, западает в душу. Сразу видно – личность. Зачем пришел? Самая бойкая и привлекательная женщина приблизилась к перегородке, потупилась, странно улыбаясь, остальные потерялись в себе, пытаясь перехватить взгляд необычного посетителя. И что это!? Возникла непреодолимая психологическая стена. Человек представляет собой замкнутый и… недоступный мир, излучающий душевное и духовное тепло. Все понятно и труднообъяснимо.

Казалось бы, ничего особенного – множество людей обивает пороги в поисках не слишком обременительного и оплачиваемого занятия, но к нему отнеслись с особенным вниманием. Начальница почтового отделения – сотрудницы называли ее Александрой Григорьевной – очень придирчиво рассматривала его одежду, пробормотала что-то о бледности и темных кругах под глазами, намекнула о неких способностях скрывать алкогольную зависимость, спросила о семейном положении, местожительстве и наличии домашнего телефона. В целом осталась довольной и перешла к устрашению низкой заработной платой и дополнительными нагрузками, связанными с подпиской на газеты и журналы.

По всему видать, российская почта живет и развивается по своим специфическим законам, поэтому имеют место придирчивость к моральному облику новых сотрудников, небольшое жалованье и специальная экипировка в виде валенок, фуфаек и объемистых сумок, выдаваемых по особому распоряжению и в исключительных случаях. Обязательно проводится инструктаж по технике безопасности – вроде своеобразного предупреждения об опасности гололедицы, пьяных дебоширов и бродячих собак.

Конечно, неосведомленный в почтовом деле гражданин не знает всей романтичности работы почтальона, зато прекрасно ориентируется в книгах Джека Лондона о Клондайке, дикой природе, обледеневших санях, замерзших реках. Так вот, российский почтальон познает прелести морозной зимы и жаркого лета на своей шкуре, закаляясь и крепчая физически. Даже хрупким женщинам приходится переносить естественные, не всегда приятные, трудности своей профессии, поэтому приятно видеть нового почтальона – молодого крепкого парня. И Александра Григорьевна Витюк, познавшая на почте особенности всех видов работ, с детской наивностью отсчитывающая последние месяцы и дни до выхода на пенсию, с трогательной надеждой принимала работника. Надеялась закончить свою деятельность без ЧП. А кто бы на ее месте не мечтал, если текучка кадров напоминала поток пассажиров на вокзале: придут, посидят и опять куда-то. Как бы чего не случилось – это под занавес-то.

Почтовым отделением обслуживались три участка, один из которых охватывал с десяток пятиэтажек, несколько предприятий и протяженный частный сектор, то есть являлся самым трудоемким и дожидался своего, далеко не избалованного, почтальона. И было кому ждать. Стоило появиться среди ветхих домишек и покосившихся заборов, как тут же увязывалась стая беспризорных собак, с придирчивой настороженностью ожидающая необдуманного движения со стороны служителя российской почты. Умение достигать взаимопонимания с дворнягами оценивалось очень высоко, иначе работа становилась невозможной.

Желание Ивана Быстрова работать почтальоном вызвало бурю различных толков у сотрудников почты. Во всех бланках указывалось место подписи именно работницы, а тут… мужчина. Кое у кого возникла шальная мысль о возможной диверсии. Поэтому такая щепетильность со стороны Александры Григорьевны. Действительно, за каким чертом умному крепкому парню губить молодость на примитивной работе. Почему-то глубокий интерес к человеческой и собачьей психологии в расчет не принимаются. И совсем упускается причина привлекательности работы именно для женщин, хотя ответ лежит на поверхности – всех устраивает возможность выполнить быстрее обязательную работу и заняться домашними хлопотами. Парень тоже не стал долго объясняться.

– Всю жизнь мечтал, – отреагировал он на всеобщее недоумение.

Приглянулся новый почтальон персоналу и собакам. Известные забулдыги частного сектора зауважали его, пьяными улыбками старались заманить на рюмку-другую. Свой парень, – метко отмечали они, выразительно выставляя вверх большой палец. И верно, не долетало в их адрес едких замечаний со стороны почтальона, добродушные отшучивания – вот визитная карточка, за короткое время ставшего знаменитым, простого сотрудника почтового отделения.

Александра Григорьевна за пару дней помолодела, подкрасилась, перестала смотреть на календарь и взяла за правило делиться с новым почтальоном текущими задачами, возложенными на их отделение. Ей доставляло немалое удовольствие выслушивать ежедневные звонки от многочисленных знакомых с лестными высказываниями по поводу удивительных способностей сотрудника, проявляющего искренний интерес и сочувствие к престарелым людям – их заботам и чаяниям, не забывающего их имен и личных просьб. Всегда умеет внимательно выслушать, а время экономит на передвижениях – его бегущая в синем спортивном костюме фигура с разбухшей заплечной сумкой неожиданно возникает в разных точках обслуживаемой территории.

Не только население полюбило неутомимого почтальона, собаки тоже почуяли в нем своего парня. Поэтому немудрено, если в определенное время они стаями собирались на углу какой-нибудь улицы, простирая взгляды в ту сторону, откуда он появлялся с точностью до пяти минут. Его оптимизм и трудолюбие с улыбкой на губах вселяли в окружающий мир веру в неувядаемую молодость и вечную жизнь.

Может быть, вышеизложенные перемены в почтовом отделении №74 не имеют серьезного значения в масштабах страны и даже города не первой величины – не мало преданных своему делу творческих, и просто интересных, людей, но именно на территории бегающего почтальона полгода спустя стали разворачиваться события, вызвавшие серьезный резонанс в обществе.

I

– Ты парень примечательный, – прищурился главный редактор областной газеты, оценивая опытным взглядом бесцветную внешность Лени Мухина, – не каждый тебя увидит, ха-ха… самый раз подходишь для щекотливого задания.

Анатолий Евгеньевич Хижин – так звали пожилого, на вид маленького и болезненного, еврея – сам не отличался выдающимися литературными способностями, но обладал отменным чутьем на таланты. Чутьем? На самом деле он попал под обаяние молодого человека, поверил в скрытые возможности потенциального исполнителя хитроумного плана по поднятию престижа газеты, то есть набившего оскомину пресловутого рейтинга. Газетные киоски прямо-таки забиты периодическими изданиями разного толка, и с каждым годом конкуренция неуклонно возрастала. Стоило о чем подумать. Тираж газеты неуклонно снижался, а бесплатные издания становились ежедневным чтивом сограждан, лишая тем самым необходимой материальной поддержки настоящих рыцарей пера и бумаги. Позарез нужны рисковые, честолюбивые и напористые, литераторы со свежими идеями, способные противостоять чернухе и альковным откровениям.

– Готов на любую работу! – необдуманно поторопился заинтригованный необычным предложением парень, сразу полюбивший Анатолия Евгеньевича с его мягким проникновенным баритоном.

В каждом городе есть культурный центр, то есть лобное место, куда ведут все дороги. У Лени Мухина свое понимание Центра. Это издательский дом, в коридорах которого он провел немало часов, посещая кабинеты от рецензентов до редакторов, ожидая рассмотрения романов, написанных, как ему казалось, кровью. Ваш роман нас не заинтересовал. Дежурная фраза, способная погубить на корню всякое дарование, не отбила интерес к литературному творчеству, наоборот – он мобилизовал силы в поисках наиболее успешных путей для достижения признания.

– Знаешь социальную и криминальную обстановку в стране… снижение рождаемости, большой процент разводов… люди мрут, как мухи… вичинфекция… в газетах проскальзывают резкие высказывания… Представь один жилой двор в самом обычном квартале. Заметь, один из многих… – Анатолий Евгеньевич смотрел мимо Лени, будто и в самом деле видел один единственный двор на просторах огромной страны. – И вот люди часто погибают. Не каждый день, так – через день. И все какие-то несчастные случаи – злой рок, что ли. В существующих публикациях не просматривается причинной связи, но мы то с тобой материалисты, поэтому должны разобраться в печальной статистике, показать пример добросовестной журналистики. – Он понимающе заулыбался, отмечая нетерпеливые движения Мухина. – Ты молодой, энергичный. Походи, поспрашивай. Глядишь, и серьезная статейка получится.

В другой бы ситуации Леня мог обидеться на оскорбительную снисходительность, с какой беседовал главный редактор, но Анатолий Евгеньевич в действительности выглядел невзрачным человечком с огромными немодными очками, прикрывающими природную робость и ранимую душу. И он когда-то пробивался через кордоны секретарей и машинисток, загружая работой капризных рецензентов. Ему давно приглянулся шустрый паренек у дверей книжных издательств, не отступающий перед избалованной литературной элитой. Как человек, тесно связанный с газетной продукцией, он быстро и профессионально обрисовал для себя внешний и психологический образ Мухина. Прежде всего, появилась ассоциация со словом простота – простой, простодушный; потом возникали производные от слова доброта – добродушный, добропорядочный, добросердечный. Ну чем не крестьянский сын? Низкорослый крепкий дубок с почти бесцветными, коротко стрижеными, волосами на широколобой голове. На бледном скуластом лице странно сияют синие глаза. Обычный до необычайности парень. И неприметный?

– Анатолий Евгеньевич, вы пишите!?

– Упаси бог от напасти! – замахал он руками. – А ты дерзай, ха-ха…

Буйная фантазия Мухина размыла границы здравого мышления. Еще не зная в деталях несчастные случаи, он пытался представить маньяка-убийцу, скрытого под маской законопослушного гражданина, упоенного успехами в деятельности по сокращению численности населения, в подрыве авторитета страны на мировой арене.

– Наверняка милиция опередила, – засомневался он. – У них огромный штат, на вооружении криминалистическая медицина и лаборатории…

– Все так, – поморщился главный редактор, – но есть и аргументы не в их пользу – статистика. Здесь необходимо журналистское расследование. Твоя задача – проникнуть в человеческую психологию, взглянуть на события изнутри. Возможно, проявился социальный фактор – ничего нельзя исключать. И – без фантазий.

Без фантазий?

Старенький Икарус хлюпнул дверями, качнулся, выпустил ядовитое облако, заскрежетал стальными мышцами. В просторном салоне – два небритых мужичка рабоче-крестьянского покроя, миловидная девушка с пылающими щечками и вздернутым носиком, еще несколько пассажиров. И весенняя слякоть. Мухин не в счет, потому что неприметный, в контрасте со своим черным пальто кажется прозрачным.

Девушка садится напротив. Нервно поправляет вязаную шапочку, машинально разглаживает на коленях полы цигейковой шубы, доводя их до серого блеска. Отрешенно смотрит сквозь него на мрачный городской пейзаж. Нежный цветок, задетый порывом ветра?

Леня Мухин представляет ее в домашней обстановке – у гладильной доски. Она расправляет кружево платья, прыскает водой, прикладывает утюг. Невидимый пар обдает лицо жаром. Девушка улыбается, приятные мысли блуждают в ее белокурой головке. В комнату заглядывает пожилая сухопарая женщина с полотенцем вокруг головы, что-то говорит, видит утвердительный кивок, уходит.

Девушка вновь склоняется над платьем. Процедура ей нравится, она не жалеет сил и прилежания. В клочкасто-облачном небе щурится солнце, цветомузыкой вальсирует на стенах. За спиной, на шкафу, большой персидский кот, при каждом ее резком движении вздрагивает, меняет позу, сохраняет бдительность.

Платье готово, крылато вспархивает в гибких руках, в то же мгновение воздушно-пушистый клубок разрывает пространство, когти-бритвы рассекают тончайшее кружево.

Молодость Мухина и ее душевное состояние вполне созвучны. Сейчас вновь появится солнце, в его лучах оживет пейзаж, надежды вспыхнут с новой силой, померкнут неприятности.

Он почти счастлив, хотя возникший образ – всего лишь иллюзия, далекая от реальности, игра воображения, непрактичная в повседневной жизни. Даже начальник химлаборатории, в которой Леня Мухин до последнего времени числился младшим сотрудником, не скрывал иронии, на собрании сказал: Когда ты проявишься, бесцветик! Материализуйся, наконец. Так и будешь мыть колбы и мензурки? Мухин слабо вникал в язвительную речь начальника, зато тут же представил его утренний марафон в забегаловку – рядом с лабораторией, фальшивые любезности линяло-тусклой барменше, бокал шипучки в дрожащей руке.

А хор самоотверженных коллег набирал силу. Их устремленность могла привести к коммунизму, но мешали непрактичность, отсутствие энтузиазма у младшего лаборанта. На собрании громко звучали призывы искоренить разгильдяйство и лень, всех звонче солировал голос зав. отделом лекарственных трав. В ее эмоциональном порыве, как в лучших винах Абрау-Дюрсо замешено все многообразие приятных ощущений – любовные игры в постели, прилив теплой воды в ванне, вкусный завтрак. Леня видел, как она дефилирует перед мужем в порванных колготках, не замечая дефекта. Ей безразлично, что надето под белым халатом, а ему становится стыдно, когда видит фривольные сцены, семейные скандалы… словно подглядывает в замочную скважину.

Автобус устало вздохнул, распахнулся навстречу новым пассажирам. Девушка, пробудившая воображение Мухина, исчезла, а Леня, наконец-то, вспомнил о задании Анатолия Евгеньевича и цель поездки. Размечтался, – с грустью произнес он. Или подумал, потому что никто не обратил на него внимания, как и на седую моложавую женщину, возникшую из наплывшей публики. Такая же элегантная, как его любимая школьная учительница. Отрешенный взгляд, назидательная, без эмоций, речь насыщена гипнотическими повторами. И сдержанная жестикуляция.

– Братья и сестры, любите друг друга, развивайте в душе своей искреннее доброжелательство, гоните из сердца зависть и ненависть, которые суть исчадия дьявола, как и желание обогатиться. Прочь скупость и корыстолюбие…

Несколько усмешек явились реакцией на душеспасительные слова. Рабоче-крестьянские мужички зло покосились на благочестивую старушку, раздраженно отстранились в молчаливом заговоре.

Ему вообразилась засоренная комната с кирпично-красным камином в углу, полыхающие дрова в открытой топке. В изрядно потертом кресле развалился лысоватый человек. Со спины его облик не воспринимается, только босые ноги вытянуты к огню. И эти двое при входе.

Обстановка напоминает дачный домик, покинутый на зиму своими хозяевами. Голые стены да стол с двумя табуретами у единственного окна. Две пустые водочные бутылки, открытая консервная банка, прикрытая ломтем хлеба, еще – пара вилок.

Лысоватый поворачивается. Грубоватое землистое лицо неопределенного возраста. Может, сорок… или шестьдесят. В широко раскрытых глазах – страх. В руках Низкорослого обрез ружья. Ствол вздрагивает, алая краска смывает испуг с лица лысоватого.

Отвратительное наваждение вконец портит настроение Мухина, но вызывает страстное желание разобраться со всей преступностью одним махом, тем самым перевыполнив план по поднятию рейтинга областной газеты. Он пробирается к выходу, хочет вдохнуть очистительную свободу. Почти касается Низкорослого. Товарища убили, дачу спалили, – невольно вырвалось у него. Или только подумалось. Странная окаменелость во взглядах попутчиков – как бы толчок для воссоздания последующих событий.

Низкорослый увяжется за человеком, одетым в пальто Мухина. Оставаясь незамеченным, станет преследовать до подъезда, вынет из-под тамбурной двери обломок кирпича, побежит вверх по ступенькам вслед за предполагаемой жертвой. Потом будет скорый поезд, в конце вагона драка с поножовщиной. Появится фигура молоденького милиционера с пистолетом в руке, Низкорослый упадет с простреленной грудью; другой вывалится в открытую дверь вагона, попадет под чугунные колеса. Его тело – это рыхлая кровавая масса на тающем снегу.

Неожиданная мысль пронзила сознание Лени Мухина. Что если появился маньяк убийца, пожелавший регулировать численность населения во избежание мировой катастрофы из-за перенаселения. Возможен вариант, когда цель – сокращение рабочей силы, чтобы лишить паразитирующую буржуазию возможности поживиться за счет эксплуатации чужого труда. Хотя фантазия и нелепая по отношению к современному обществу, но сама по себе забавная и не лишенная здравого смысла.

Естественным образом появилось желание дописать рассказик и назвать его «Мартовская слякоть». Тогда сама складывается концовка его транспортных впечатлений. Например, он подошел к своему подъезду. Одна дверь у тамбура повисла на ржавом верхнем шарнире и поддерживается обломком кирпича, другая раздражает скрипом. Он уже привык, не замечает многих странностей, как и нелепости своего существования в обществе, разъеденном банковскими счетами и скоростными автомобилями. Также не заметил, как миновал первый этаж.

Внизу хлопает дверь, приближается дробный топот ног. Он с улыбкой думает о шаловливых ребятишках, чьих душ не коснулась машинизация, медленно поворачивает голову. И – нате! Перед ним искаженное лицо Низкорослого, а в поднятой руке кирпич, только что подпиравший дверь тамбура.

Калейдоскоп событий раскручивается в обратном порядке. Со скрежетом движется автобус, каркающее многоголосье наполняет пустующее пространство. Нежный цветок раздавлен, его красные лепестки горячими слезинками прожигают снег. Все это мартовская слякоть, – успевает подумать он.

Что же в реальности?

Со слов главного редактора, поставленная задача выглядит до крайности понятной и простой: надо пообщаться с людьми, то есть собрать всевозможные сплетни и разноречивые рассказы. Проявлением истинного таланта будет умение сделать выводы, способные привлечь к обсуждаемой теме огромные массы читателей, тем самым подняв рейтинг газеты. И вся затея попахивает авантюрой, потому что цель подкрепляется корыстным интересом. Ошибаться тоже нельзя, чтобы не получить с какой-нибудь стороны иск за искажение фактов – опять же с целью пощекотать нервы наивным обывателям и заработать немного денег.

Вышел из автобуса, прошел между торцами пятиэтажек и оказался во дворе. Своеобразным указателем является также коммерческий киоск на обочине внутридворового проезда. Просматривается с остановки, привлекает богатой витриной с плотной вязью стальной решетки и малюсеньким окошком. Рядом с прилавком два нетрезвых мужичка, увлеченных подсчетом финансов. Левее, опять же у проезда, площадка с мусорными контейнерами, за ними – хозяйственное строение, оштукатуренное и выкрашенное в светлую охру.

Просторный двор – соблазн для застройщиков, повсеместно уплотняющих жилые кварталы. В данном случае территория далеко не в лучшем районе города и выглядит малопривлекательной в коммерческом отношении. Поэтому двор сохранил свою первозданность? Нет асфальта и железобетонных бордюров. В общем, обижаться нечего – есть дорожки для пеших прогулок, детские площадки, столики, скамейки. Дома не новые, но опрятные. Четыре длинных фасада гостеприимно распахнули свои подъезды, нет тяжелых стальных дверей со сложной кодировкой замков. Ничто не провоцирует антиобщественных настроений, уютно и спокойно здесь.

Удивляться тоже не приходится. Перед ним обычный жилой двор, каких много в промышленных районах города, куда плывет всякая нечисть из заводских труб, иглами пронизывающих грязновато-серое небо. Хуже – далеко от редакции газеты, даже на транспорте целых тридцать минут езды. Рядом железнодорожный вокзал, и гудки напоминают о быстротечности времени, предостерегают от непоправимых ошибок. Население – в основном люди пенсионного возраста или таковыми кажутся: многолетняя работа на вредном производстве наложила на лица неизгладимые старческие борозды. Тут же проживает немногочисленная интеллигенция – врачи и учителя. Самая малочисленная часть населения – дети.

Предвыборная компания городской администрации по благоустройству жилой территории еще не докатилась до окраин, и Леня Мухин с приятным ощущением первооткрывателя созерцал корявые деревья, не тронутые безжалостной бензопилой, и дикорастущие кустарники, гнездящиеся на островках сохранившегося снега. Окружающая девственность сошла как бы с картин старых мастеров. Или Мухину только казалось.

Навстречу катится двухколесная деревянная тележка с высокими бортами, доверху нагруженная почерневшей и мокрой прошлогодней травой, в нее упирается низкорослая крепенькая женщина в кепке с длинным козырьком и оранжевой спецовке, по возрасту – давно перевалившая пенсионный рубеж. Глядя на ее, потемневшее и огрубевшее от времени, лицо, можно предположить, что вся ее жизнь прошла на фоне соседствующих серо-тусклых пятиэтажек. Она легко вписывается в окружающий городской пейзаж без рекламных огней и броских вывесок, может поведать историю двора, рассказать о всяком и все. Неуклонно приближается.

– Смотрю и не нахожу признаков цивилизации, – улыбнулся он дворничихе.

– Это как понимать!? – Она откинула у тележки упорную стойку, оттерла со лба пот. – Придет время, и люди повыходят. Мой двор – он один из образцовых.

– Я и говорю, чистенько, – поторопился успокоить Мухин.

– Ходят всякие! – отходчиво буркнула она, вынимая из кармана мятую пачку «Примы».

– Э-э, – не нашелся сразу Леня, глядя, как она почерневшими пальцами разминает сигарету. – Я к вам пришел.

– Час от часу не легче, – густым облаком дыма выдохнула женщина. – Чего надо-то?

– Выполняю поручение газеты, то есть исследую жизнь горожан, силой слова искореняю всякое крючкотворство и разгильдяйство чиновников, – быстро собрал в кучу он, показушно оглядываясь на блеклые окна домов, как если бы и в самом деле за ними скрывались нерадивые чиновники.

– Ишь чего захотел! – непонятно на защиту кого или чего встала дворничиха, растирая недокуренную сигарету носком разношенного ботинка.

– В этом дворе, то есть в домах, – Леня сделал широкий жест рукой, – люди часто умирают, общественность интересуется непривычной статистикой.

– Так бы и калякал, а то чиновники… Здесь, поди, и без них работы хватает. – Она указующе крутанула головой, но тут увидела юную девушку, размахивающую черной лакированной сумочкой. – Час от часу… Танька, ты чего! Ремешок оторвется. Куда опять собралась, работы невпроворот.

При виде приближающейся очаровательной барышни Леня смутился, потерял нить беседы, почувствовал легкое головокружение.

– Чего смотришь-то!? Внучка моя. Как хочу, так и разговариваю. Экзамены в университет провалила, пусть работает.

– Ты с кем разговариваешь? – На последние слова суровой бабули девушка смешливо скривила личико.

– Да вот, сыщик выискался. Люди померли, так обо всем знать хочет.

– Как интересно! – вздернула подбородок Татьяна. – В помощники возьмете? – Она в упор стрельнула взглядом, заметила его робость, рассмеялась. – Я все знаю, что у нас делается.

Казалось бы, фортуна развернулась всеми красками погожего весеннего дня, растопляя остатки почерневшего снега. Может, его скромная внешность располагала к себе людей, но из подъездов стали выходить старички, рассаживаться кто на чем придется, непременно здороваясь с главным старожилом двора.

– Евдокия, ты чего, хахаля завела?

– А ежели так, тебе чего!? – с твердостью суровой командирши отреагировала она на неуместную шутку. – Только бы лясы точить. А вы что рты разинули? – Последняя фраза относилась к молодым людям. – Танька, поговори с парнем, не до вас мне!

– Пойдем, что ли? – Девушка тронула Леонида за локоть.

– Куда!? – странно екнуло у него сердечко.

– Да вон, в середине двора два тополя склонились, а коряга между ними вместо сидения. Самое спокойное место. Летом – красота.

– Могу представить.

– Что… ну, представить?

– Любовные парочки и прочее.

– Ну, прямо!

Девушка смущенно отвела глаза, и Леня Мухин, наконец-то, решился рассмотреть внешность собеседницы. Еще бы! Ее волнующая свежесть могла кому угодно вскружить голову, а небесный взгляд уносил в сказочные мечты. Из-под косынки выбивались золотистые локоны, светлый плащ подчеркивал стройность фигурки. Они присели на гладкий ствол дерева, представляющий собой склоненный до уровня земли надломленный огромный сук, который девушка назвала корягой. Он приготовился к непринужденной беседе. И вдруг девушка растворилась в апрельском солнце, брызнувшем сквозь густую сеть пробудившихся после зимы тополиных веток. Не хотелось говорить о делах.

– Весна, дарящая забвенье в мечтах крылатых о любви, чарует все – и птичье пенье и доброта твоей души. – Он произнес или ему показалось?

– Чего, чего?..

– Наваждение какое-то, – покраснел он.

– Вам сколько лет? – улыбнулась девушка.

– Двадцать один.

– А мне уже восемнадцать, – музыкально закончила она реплику.

Леня Мухин потерялся в собственных ощущениях и безуспешно пытался обрести оборванную ниточку, его состояние естественным образом передалось девушке. Если не преодолеть весеннюю рассеянность, то их встреча не будет иметь деловой перспективы.

– Интуиция подсказывает, да и факты… за короткое время… Хижин, это главный редактор, считает, в гибельной статистике может иметь место закономерность, способная привлечь внимание горожан. Но нельзя строить публикации только на слухах, надо искать глубинные корни – социальные или нравственные. Факты, например… Казакевич погиб, можно сказать, под вашими окнами, и никто не видел.

– Погиб… Ну да! А что вы хотели? Ефим Терентьевич логически выстраивал свою жизнь. Иначе не могло произойти. Другое дело – поторопил события. Выходит, сам виноват, хотя при мне мухи не обидел.

– Моя задача проанализировать, а не расследовать. – Леня Мухин почувствовал трепет ее губ, ему хотелось коснуться ее дыхания, окунуться в небесную глубину ее глаз, но шумели на ветру голые ветки, казенные слова разрушали естественное состояние. – Я ждал большего.

– Можно написать обо всем дворе – чем люди живут, о чем говорят… Моя бабушка всех знает, ей доверяют. Вы не смотрите, что она такая строгая, она сплетен не любит. Ефима Терентьевича знает, он весь был на виду. Когда погода хорошая, придет с тросточкой, присядет у столика во дворе – чекушку распивает. Бабка ему слова не скажет, все жалела.

– А сколько ему было?

– Да уж семьдесят давно перевалило, ничто с ним не делалось. Старые люди словно замороженные – военная закалка, что ли.

– Сами то что думаете? С ребятами общаетесь… – При последней фразе в его голосе проскользнула ощутимая зависть. – Может, они виноваты.

– Ну, прямо! Им и так досталось ни за что. Участковый целый месяц цеплялся к Петьке Рябову, а расстались друзьями. Ничего не раскопали, только пыль подняли. Если бы какой маньяк был, так ведь почерк разный. А Борька Пендюхин сам свалился с балкона… Лена Андреева… Да что там говорить, и закономерности нет. Выдумки все – я так думаю.

Действительно, со стороны факты выглядели банальными: старик умер от побоев, Наталью Бунькову с ее соседкой зарезали в пьяном угаре, Лена Андреева отравилась водкой сомнительного качества… Пендюхин свалился с третьего этажа. Это же надо ухитриться – упасть с балкона… Но Анатолий Евгеньевич, умудренный жизнью человек, почувствовал скрытую закономерность, увидел возможность поднять рейтинг газеты, привлек Леню Мухина, рассчитывая на его сообразительность.