Loe raamatut: «Гвардеец Бонапарта. Гордись, Европа: у тебя есть Россия!», lehekülg 2
Филипп-Поль де Сегюр, бригадный генерал, в 1812 году квартирмейстер при Главном штабе Наполеона, – автор записок-воспоминаний «История Наполеона и его Великой Армии в 1812 году». Бытует мнение, что Филипп-Поль де Сегюр был адъютантом Бонапарта, однако генерал-лейтенант Гаспар Гурго, с 1811 года бессменный адъютант Наполеона, счёл записки де Сегюра не имеющими реальной основы и даже вызвал последнего из-за этого на дуэль.
«…И Сила Мудрости…» – А действительно, последний владелец аббатства Люнье, имевший отношение к русскому походу, точнее же, к бегству Великой армии из России, мог бы оставить кое-что интересное для своих потомков, – «…лишь тем подвластна…» – и это «кое-что» следовало, конечно же, искать в аббатстве. Но вот, где именно, в каком из его закоулков, – «… кто в сумраке ночном способен ждать рассвет…» – неужто граф де Ла Форт оказался столь безжалостен к ним, к потомкам, чтобы не оставить хотя бы подсказку, лёгкий намёк?!
План рискованного предприятия, – хотя ничего конкретного пока не обрисовалось, – начал, всё же, складываться. По крайней мере стало ясно, что следовало нанести визит в аббатство и, пожалуй, не один…
Первое посещение музея-памятника, конечно же, было посвящено изучению систем охранной сигнализации. А то как же! – Именно с этого начинались знакомства с шедеврами мирового искусства Перпиньяна, Монпелье, Парижа… и Санкт-Петербурга – если верить этим дурацким книжонкам…
Забегая вперёд, можно уверенно сказать, что результатом этого знакомства стала та лёгкость, с коею тёмными ночами вполне можно было совершенно спокойно шататься, «входя в образ», в подземельях аббатства Люнье, впитывая Дух Истории и ничего не опасаясь…
Во время следующего визита всё внимание было отдано экспозиции музея, – без дураков! Розарий и дубовая рощица монастырского сада, правда, были осмотрены довольно бегло; а вот камин эпохи Возрождения, что в трапезной, фонтанчик для омовения рук возле южного её крыла, а также нартекс, пристроенный к главному фасаду церкви аббатства, – удостоились детального рассмотрения. Всё это было заснято в своё время на цифровик самым тщательным образом и с самых разных ракурсов. Уже дома, при внимательном рассмотрении снимков на компьютере… – короче, на снимке одного из пролётов нартекса, на декоре арки, удалось различить слова под изображением: «Сила Мудрости»…
«…И Сила Мудрости лишь тем подвластна, кто в сумраке ночном способен ждать рассвет!» – эта строка из воспоминаний графа как-то сама собой всплыла из глубин памяти. «Да здесь, пожалуй, не только подсказка, но и прямое руководство к действию, – в темноте ночú! – ай да граф, ай да молодчина!»
Вот теперь стало ясно, что необходимо предпринять. А предпринять следовало ещё один визит. Нет, не последний, – он состоится ночью, после отключения сигнализации, – а чтобы заснять все детали: стены, потолок, пол… и окончательно доработать план.
Через пару дней снимки интересуемого уголка нартекса были получены. Кроме того, удалось найти и довольно удобный способ проникновения в аббатство с чёрного хода, – через калитку, ведущую в сад и, по-видимому, никогда не запиравшуюся. Вернее, она запиралась со стороны сада, но не на ключ (который, несомненно, был бы уже давно утерян), а на защёлку, выполненную в виде ключа. Ну а доступ к системе охранной сигнализации, как и в большинстве провинциальных музеев, осуществлялся со стороны подвала… – Это ещё ранее установил «инспектор-электрик», посетивший аббатство в соответствии с Национальной Программой охраны памятников культуры. Оставалось ждать лишь удобного момента…
Ну а теперь… эти нынешние приготовления к съёмкам лихого исторического телебоевичка, – ах, как это кстати! – для которых актёрская группа, видимо, «поселится» в аббатстве не на один день… – не настал ли теперь этот момент?!
И вот, в ту памятную ночь…
В ту ночь небо заволокли низкие тучи. Они ползли со стороны Монпелье, стыдливо прикрывая своими лохмотьями нагую красу звёздного неба и лишь изредка позволяя луне мельком осветить грешную землю.
Машину удалось укрыть в лесочке близ деревушки, невдалеке от аббатства, и теперь можно без канители пробраться до калитки вдоль стены монастырского сада. Вот сейчас надо свернуть за угол, обогнув контрфорс тыльной стены аббатства и… – Но… но, что это?
У запертой на задвижку чугунной калитки копошилась некая бесформенная масса! Показавшаяся в просвете туч луна тут же придала этой массе очертания человека, не совсем обычно, правда (для двадцать первого-то века), одетого: в плаще, в шляпе с пером… да ещё и со шпагой!
Беззвучный взрыв хохота был вовремя подавлен; и тут в сознании вновь прошелестели книжные страницы: Санкт-Петербург… Каменный Остров… – Там, помнится, при схожих обстоятельствах дело чуть было не провалилось из-за одного актёришки, возвращавшегося ночью в гостиницу навеселе… и в полном, – нашёл же когда входить в образ! – обмундировании лейб-гвардейца Семёновского полка! – Этот, видать, тоже…
И вдруг холодок продрал вдоль спины: «Он же, болван, всё испортит! Сигнализация-то не отключена!» – и решение созрело моментально!
– Помогите! – негромкий крик разодрал темноту; и тут же тень метнулась от калитки к ближнему лесочку! Этого было вполне достаточно: другая тень промелькнула вдоль стены в открытую калитку, согнувшись, прошмыгнула под тенью ограды через монастырский двор… – в подземелье аббатства!
Вот и люк… так… ну всё! – Отключено! – «Уф-ф!» – И только сейчас пришло осознание всей «прелести» происшедшего: «ну, братцы-киношники… теперь вовек вам не отмазаться!»
Тут же возникло жгучее желание проследить за горе-актёришкой, а то и пугнуть его как следует! Для этого нужно выйти во двор. Парик, накладные усики… – и вот он, участник съёмки! – Ну а небольшой шрам… – он в потёмках незаметен. Вот только бы не пересолить. Да, – иногда бывает весьма полезно интересоваться посторонними, казалось бы, мелочами! Ну и вообще… – «работа», конечно же, пройдёт успешнее, если кому-то в это время и в этом же месте приспичит снимать кино.
«А вот и проход. Ба! – Да он уже здесь, похоже, и факел запалил, – входит в образ по всем правилам!» – тут же стук каблуков по камням прохода стал нарочито более отчётлив, а зайчик фонарика так и заплясал по стенам! – «Ага! – притаился в нише и загасил свой дурацкий факел. Пройду мимо него, как ни в чём не бывало… Только бы он сам не выдал себя какой-нибудь выходкой, дуралей… Ну вот, молодец, выдержал… теперь можно и делом заняться.»
Церковь аббатства… Нартекс… Пролёт арки с декором… – Вот она, «Сила Мудрости!». Единственным, что могло здесь привлечь искушённый взгляд любителя чужих тайн, – никогда и ни при каких обстоятельствах музейные экспонаты не должны становиться (этика профессии!) объектом внимания! – единственно привлекательным был пол, набранный из небольших каменных плит квадратной формы, плотно пригнанных друг к другу. Да, придётся повозиться, ничего не поделаешь, – умели раньше строить!
Так… Ближняя к декору плита… Тщательный осмотр, зондирование швов лезвием ножа… – несомненно, под нею пустота! Плиту необходимо сдвинуть. В ушах звенит напряжённая тишина… – ни шорохов, ни шагов! – за дело! Скорее!
Сдвинуть плиту оказалось не так-то легко: пришлось обломить уголок ломиком, а потом действовать им, как рычагом… Далее всё просто, – свёрток из промасленного тряпья… жестяная банка… – Ну, вот и всё!
Длинноволосый парик… другой, третий… контактные линзы… – целый арсенал париков и контактных линз различных расцветок и оттенков! – нет, это ещё сгодится, а вот, накладной шрам, усики… – казалось бы, небольшие детальки, а сколь мужественнее становится лицо! – их в камин (это лишь во второсортных детективах орудия преступления выбрасывают в ближайший мусорный бак)! А на журнальном столике – почти не пострадавшая от ржавчины металлическая банка цилиндрической формы, из-под чая, с плотно пригнанной крышкой. На банке всё ещё различимы чьи-то витиеватые вензеля. Содержимое коробки – всего лишь один, скатанный в трубку лист плотной гербовой бумаги, исписанный выцветшими чернилами красивым разборчивым почерком, по старо-французски.
Вот и всё! – Не густо. И стоило из-за этого целый год… а сколько ещё предстоит возни в архиве?! Да и содержание послания позапрошлого века, прямо скажем… – всего несколько французских фамилий: «граф де Ла Форт», «Шарль д′Ор… русский плен» и некоторых других, с указанием чинов и должностей… с полдесятка названий русских деревень, городков и мыз, лежавших, по всей видимости, на пути отступления Великой Армии. Да набросок извилистой речушки со стрелкой, указывающей, по всей вероятности, направление течения… с тремя крестиками на берегу и большим вопросительным знаком рядом со словами: «шесть бочонков»… – Стоило ли?
Но интуиция подсказывала: из-за этого, как раз, и стоило!
2. Крутые повороты
Прошла неделя. Поздно вечером Николя, – в который уж раз! – позвонил по стационарному. Там опять никто не снял трубку. Правда, информацию, всё же, кое-какую получил: по специфическому щелчку он понял, что стационарный телефон режиссёра снабжён автоматическим определителем номера. Смартфоном режиссёр пользовался, лишь когда звонил сам, – чтобы не отвлекали.
«Так! – Не хочет со мной общаться, собака.» Орли по сотке созвонился с Полем, – та же картина: его тоже на съёмки не приглашали. Хотя, как он знал от подружки, съёмки шли своим чередом. На роли, отведённые ему и Полю, нашлись другие кандидатуры. Ну, с Полем, вроде, понятно, – вряд ли стоит иметь дело с бывшим под подозрением. А вот… – да, самолюбие это задевало неслабо!
А может, это как-то связано с его ночным визитом в аббатство? Да и вообще… – кто же был там, если не его приятель? Ведь, нос к носу же! Ну а если не Поль, то кто? – От вопросов разламывалась голова!
Через два дня, по крайней мере, на один из этих вопросов он получил-таки ответ…
– Да! – по грубой резкости голоса Николя всё понял. Он уже лишь для проформы задал вопрос относительно своего участия в съёмках…
– Нет! – Прозвучало из наушника, – Ваша кандидатура в этом фильме… – Орли бросил трубку на рычаг, не дослушав. – Всё! Это облом! Застучало в висках, в горле пересохло… – он глотнул холодного кипятку прямо из носика чайника. «Позвонить Полю…»
Они встретились в кафе, на углу авеню де Либерте и рю де Лаверюн, невдалеке от путевой развязки. Двух- и трёхэтажные домишки весёлых расцветок под ярким средиземноморским солнцем, вальяжные прохожие… – всё это словно шептало: да ладно, будем жить дальше!
«Ну что ж, будем, так будем! Да вот, только как?» – войдя в таком, нерадужном настроении в кафе, Нико сразу же увидал друга. Тот сидел в уголке, за одним из свободных столиков. В этот час посетителей было немного. Заказали по чашечке горячего кофе с холодной водой.
– Значит, и с тобой так же… Поль! – Орли, втянув небольшую порцию горячего кофе, тут же отпил холодной воды из другой чашечки. Температурный контраст подействовал освежающе. Он, откинувшись на спинку стула, оттопырился, шумно выдохнув.
– Да не переживай так, старина. Выкрутимся! – Его приятель был настроен более оптимистично, – обязательно что-нибудь придумаем! Может, на континенте, где-нибудь… а то и в Америке. – Подумаешь!
– Легко сказать… легко сказать, – вздохнул Николя, – если деньги есть.
Он задумался… Закурил. Вспомнил времена, когда, бывало, заколачивал на съёмках по тысяче евро в день. В те дни юный рыжий галл… – да, образ этакого дерзкого мальчишки-оторвы был тогда в ходу! Снимали наперебой! Рестораны, подружки… Как же! – Молодой, подающий надежды, широко известный… хоть и в узких кругах, правда. Потом же, с возрастом, всё это стало постепенно уходить. – … уходить, не оставляя визитных карточек! И вот, без работы и – как же в этом себе трудно признаться! – без особого таланта! Да, – он никого более не интересует! Нет, деньжата на билет найдутся, конечно же, но талант… А кому он такой нужен… – там?!
Он пустил, одно за другим, два колечка дыма… – на третье не хватило затяжки, – и они завертелись, закувыркались над столиком, да и растаяли, одно за другим…
– Так, значит, континент, говоришь, Америка… Ну а разобраться в этом деле… с подземельями, что, совсем нет желания? Да ты пойми, дубина, – кто-то, скосив под тебя, забрался ночью в аббатство зачем-то, а тебе и дела нет!
– А сам-то зачем туда попёрся? – вымолвил Поль, старательно рассматривая кофейную гущу на дне чашечки. – Ах, да, ты говорил уже… – в образ войти.
Николя кивнул, глубоко вздохнув. – Ну, так вот… начнём-ка мы с тобой от печки: давай, подвалим к той перестоявшейся девице… к экскурсоводу, и поболтаем. – Идёт?
– Ладно, идёт… – ответил друг без особого энтузиазма.
Встреча со стажёром-выпускницей исторического факультета Сорбонны, которая всё ещё подрабатывала экскурсоводом, желаемых результатов не принесла. – Да, был один странный франт, в камуфляжной куртке и таких же штанах… – вот, ростом с Поля, ну и телосложения такого же примерно, с длинноволосой шевелюрой… и выглядел довольно мужественно, даже со шрамом под правым глазом. – Да, он проявлял особый интерес к экспонатам, шастал по закоулкам и вообще, вёл себя не как обычные зеваки-экскурсанты, которым всё до фени – лишь бы «отметиться», а потом дома хвастать. И побывал он в аббатстве, – гид не могла не заметить этого, – не один раз. Ну… ну, вот и всё, собственно.
На этом их «расследование» и закончилось.
Поль уныло брёл по улице, пытаясь навести порядок в мыслях. Итак, Нико умотал колесить по свету в поисках счастья, оставив его одного разбираться в этом дерьме… и приглядывать за квартирой. После того странного случая в аббатстве приглашений на съёмки больше не было; накопленные сбережения таяли с каждым днём, и с такой же скоростью исчезали последние надежды на пристойную жизнь.
Он вальяжно фланировал вдоль витрины кафе, в котором они обычно обсуждали совместные планы, скользил безучастным взглядом по разноцветным пятнам афиш и впервые в жизни, – ну, хотя бы за три последних года он мог поручиться, – не знал даже куда идти, а не то, что предпринять.
Поль пересёк по диагонали скверик, что у его дома, намереваясь перейти улицу и войти в свой подъезд, как вдруг…
– Ой! – одновременно с этим женским вскриком он почувствовал лёгкий толчок в бок и тяжесть упругого тела, почти навалившегося на него слева. И тут же под ноги покатились рассыпавшиеся апельсины.
– Извините… простите, месье… – и довольно привлекательная брюнетка, присев на корточки у его ног, стала быстро подбирать рассыпавшиеся оранжевые плоды, складывая их в небольшую плетёную корзинку.
Поль, не в силах безучастно глазеть на эту сцену, тут же предложил свои услуги:
– Мад… – запнулся он, однако, не заметив кольца на руке прелестной незнакомки, уже более решительно произнёс, – мадмуазель, я помогу Вам… – и опустил в корзиночку ещё один апельсин, бросив при этом быстрый взгляд на её привлекательные колени…
– Благодарю, месье… не знаю Вашего имени…
– Поль, – ответил он тут же с улыбкой… и с большой готовностью. – А Вас как зовут, мадмуазель? – теперь молодой человек, позабыв о своих насущных проблемах, и в самом деле был вполне «готов»…
Он галантно взял её корзиночку и направился вслед за молодой женщиной в скверик, – видимо, ей надо было привести себя в порядок, и сделать это ей хотелось непременно на одной из его скамеечек. Окинув незнакомку взглядом опытного оценщика, Поль прикинул: тридцать два – тридцать пять… стройна, красива, разведена… – короче, в его вкусе, – и тут же, не откладывая, решил приступить к делу.
Однако, ему не пришлось особо стараться, – дружелюбность улыбки и словоохотливость Габриэллы просто захватили его врасплох! – и он только и делал, что отвечал на её вопросы, возникавшие будто невзначай, не успевая задавать свои.
– Так Вы, Поль, – актёр?! – она одарила его столь милой улыбкой, что бедный парень даже не испытал и тени той неловкости, какую обычно испытывают безработные, скрывая свой «временный недостаток».
– Да… сейчас вот, готовлюсь к новой роли… вхожу в образ, так сказать. А Вы, Габриэлла… в какой области общественно-полезной деятельности пролегает Ваш курс?
– Знаете… – она заботливо поправила воротничок его рубашки и этим, как показалось Полю, выдала ему карт-бланш на перспективу дальнейших отношений. – Мой курс… моя судьба… – тут она задумалась, поглядев куда-то вверх и вправо, будто подыскивая нужное слово, – мой курс: поиски счастья!
Поль, глядя всё это время на девушку и улыбаясь, согнал тут улыбку с лица и задумался, видимо, вспомнив что-то. В его памяти всплыла вдруг Академия Киноискусства, занятия психомимикой… – «не верь собеседнику, если он, отвечая на вопросы, устремляет взор куда-то вверх и в сторону ведущей руки!» – но тут же, прогнав тревожные мысли, вновь заулыбался. «…Но, как же ты хороша! – подумал он, внимательно глядя в её бездонные голубые глаза, – как же хочется тебе верить!»
Посидев немного и поболтав «за жизнь», они разошлись, обменявшись телефонами. Поль вновь окунулся в беспросветную муть безденежья, а Габриэлла…
Её проект буксовал. Нет, в материальном смысле всё было замечательно: заказчиков хоть отбавляй! – Многим же хотелось установить личные родословные, чтобы, оправив их в золочёные рамочки, развешивать в своих офисах, адвокатских конторах… или в стоматологических кабинетах, – будь они!.. – пудря мозги клиентам. Интернет, архивы, библиотеки… – всё было к её услугам, все двери открывались перед обаятельной выпускницей Кембриджа со степенью доктора философии в области архивоведения. Однако… – ну не могла же она разрываться, занимаясь различными вопросами одновременно, тем более, когда её собственное дело стояло! – Ей был необходим проворный и надёжный помощник.
Габриэлла подошла к зеркалу, – «а что, – на все сто! вот только зубки слегка…» – и подмигнула своей визави из зазеркалья. Зубки свои, слегка тронутые «травкой», она решила привести в порядок в самое ближайшее время. «Ну а если Поля припахать, не дожидаясь хода событий? – Приставить к делу, так сказать. Что ж, парень толковый, не мошенник, вроде… Поговорить с ним, а потом…» А и то правда, – не даром же дежурила четыре дня у его подъезда в ожидании удачного момента!
Поль, по её мнению, сейчас был не у дел. А может, и вообще, давно сидел без работы, бедняга… – и как это кстати! И она ему, конечно же, поможет… а он ей. – И Габриэлла, обладая жалостливым характером, усмехнулась чему-то, вспомнив этого милого чудака.
Ей нетерпелось тут же позвонить ему, – но нет, она выдержит паузу и дождётся егó звонка! А в том, что это произойдёт, и очень скоро, Габриэлла почему-то не сомневалась.
Через два дня, в субботу, – ох, как ей дались эти два томительных дня! – она дождалась-таки желаемого. – Он позвонил ей, и они договорились о встрече на следующий день: Поль пригласил её в кафе, что на углу авеню де Либерте и рю де Лаверюн…
Посетителей в кафе почти не было. Увидав Габриэллу, Поль встал и галантно поклонившись, вручил ей маленький букетик розовато-голубых цветков неопределённой классификации, которыми торговала за углом цветочница. «Однако… Безработный, а… – да, кавалер, ничего не скажешь!» – и она улыбнулась в ответ… уже вполне ослепительной улыбкой.
– Поль, а как Вы смотрите на перспективу нашего… сотрудничества? – взяла Габриэлла с места в карьер, усаживаясь, – привычка решать текущие вопросы сразу, не откладывая, выработалась у неё уже давно и никогда не подводила.
– Погодите… я закажу по чашечке кофе… Вам какой: с молоком или… – он неуклюже попытался было скрыть чувство неожиданного восторга, охватившее его, но румянец, проступивший на щеках…
– Мне как и Вам, – с холодной водой.
– А… а откуда Вы…
– Ладно, Поль… – улыбнулась Габриэлла, – не будем шиковать. Давайте-ка, лучше поговорим. – И она, дождавшись кофе, рассказала ему о своём бизнесе, об особенностях работы в архивах… и о том, что ей нужен толковый помощник.
Он согласился… – за двадцать пять процентов дохода. Они тут же оговорили и круг обязанностей, которые теперь лягут на его плечи: просматривать периодику исторической направленности в библиотеках, особенно интересуясь эпохой наполеоновских войн.
Он уже год работал над её проектом. Габриэлла исправно отчисляла из дохода оговорённые проценты. Работа в библиотеках и архивах, так пугавшая поначалу (далеко не все материалы были оцифрованы и в Интернете отсутствовали), понемногу стала даже нравиться Полю: сидишь в тиши залов, неспешно перелистываешь пожелтевшие страницы, делаешь заметки в блокноте… и складируешь бабки. – Красота!
Так, они довольно быстро восстановили родословную одного парижанина, – до 1820 года! – и она помогла ему утвердиться в правах на владение спорным клочком земли с какой-то развалюхой, на Лазурном Берегу… – и за это клиент выложил им тридцать восемь штук евро… за два-то с небольшим месяца работы! – Просто блеск!
А тут и Нико вчера звякнул, воротясь из странствий, – и есть неплохой повод…
То же кафе… почти тот же столик, если не брать в расчёт мебель (теперь стулья и столы были не деревянные, как прежде, а пластмассовые) и несколько иной интерьер (стены, оклеенные пластиком вида неоштукатуренного кирпича). Говорят, новый стиль (под трущобы или бунгало Робинзона Крузо) теперь в моде; и квартиры, выполненные в таком стиле, стóят недёшево.
…Тот же Поль, чуть осунувшийся, правда.
Николя, по привычке, пускал колечки, одно за другим, вспоминая мытарства по разным там Европам, Америкам… – везде хорошо, где нас нет! – отпил немного из чашки…
– Эй! Ты где, – «приход» у тебя, что ли? – окликнул его приятель. – Благо, хозяин здешний… стулья ещё у него, а то в бистрó… – там не посидишь, не помечтаешь! – Заказал, выпил, и валú! Зато оборот клиентуры, выручка! – Казáки придумали…
– Какие там ещё казáки? – воротился Нико из путешествия по волнам памяти, чуть не захлебнувшись кофе.
– Да русские, генерала Платова… – был у них такой пьянчужка, ещё в 1814 году, когда в Париж вошли, – дед рассказывал мне, историк… – вот и название от них осталось – «бистрó». Войдёт этакий увалень в харчевню, – а там наши по часу коньяк смакуют из маленьких рюмашек, – подойдёт к стойке, швырнёт монету и потребует… – Поль даже привстал, изображая казака, требующего выпивки, – и гаркнет во всю глотку: «Рому! – Кружку! И… быстро!» – отсюда и название. – Затем осушит залпом, крякнет, повернётся на каблуках и, – строевым шагом к выходу, под изумлённые взгляды посетителей! Вот так-то! А мы с тобой кофе чашечку сосём полчаса.
– В Булонском лесу от этих казаков скобы ещё остались в старых соснах… Они их вместо наблюдательных вышек использовали, – вставил Николя. Он, родившийся близ Парижа, часто бывал в этом парке. Теперь в Булонском лесу не погуляешь, – его облюбовали «голубые».
– Лихой народ, эти русские! Забулдыги, но морду набить могут! Там, говорят, до сих пор медведи, случается, по улицам шастают. Да и люди… – бандит на бандите!
– Ну что ты мелешь?! – Бывал там разве? – оживился Николя, въехав в русскую тему. Бабушка его была из России; и пока он глотал пыль заморских дорог, они с дедом купили небольшую квартирку в Санкт-Петербурге, на реке Мойке, – благо, развал в России, можно по дешёвке… а потом продать подороже.
– Не, бывать в России не доводилось ещё… Упаси, Бог!
– А мне моя бабуся рассказывала, – она Пушкина любила читать, – что когда русские в столицу входили, то их парижанки цветами встречали! – Во как! А ты – медведи… бандиты!
– Ну да?! – отозвался Поль скептически, – и с чего бы это?
– Да ничего особенного. Просто они, понимаешь, насмотревшись на наших плюгавиков, – да и тех Бонапарт в солдаты забрал, оставив лишь стариков да калек! – увидали вдруг настоящих, кондовых мужиков! Об этом Пушкину поведал его старший приятель, Пётр Каверин, побывавший тогда в Париже. Во многих полках, когда уходили, не досчитывалось по пятнадцать – двадцать человек! – Парижанки их прятали, где могли, только бы в Россию не отпускать, – по чердакам, подвалам… А ты говоришь, – бандиты. Нормальные ребята!
– Этот Каверин, – у Нико, похоже, взыграла русская кровь, – как-то, в одном из шалманов, утёр носы нашим офицеришкам… А было так. Входит он в забегаловку и видит: четверо наших парней в штатском, – а намётанный глаз не проведёшь: явно офицеры! – разлили бутылку шампанского по четырём бокалам и, стоя, выпивают – «за Императора!». А дело в том, что в те дни в Париже, и в самом деле, находился русский Император Александр, но они-то пили за нашего! И вот тогда этот Каверин зовёт гарсона и требует: «один бокал и четыре бутыли шампанского!» – и, стоя, тоже выпивает – «за Императора!» – все четыре подряд! А затем подходит строевым шагом к нашим, отдаёт честь и громко, по-французски: «вот как надо пить за своего Императора, господа!» И, снова отдав честь, круто разворачивается и твёрдым шагом, как по струнке, вон из шалмана!
Здесь речь идёт о реальном лице, старшем приятеле Александра Сергеевича Пушкина, – Петре Павловиче Каверине, – бесшабашном гусаре, участнике штурма Парижа. Ему великий поэт посвятил стихотворение («К Каверину») и одну из своих статей.
– Нет, русские любят крепко вдеть, это верно. – И тут Николя рассказал другу, – ну раз уж легла такая карта! – о том, как, войдя в Париж, русские гусары прежде всего разыскали винодельню, какая лишь и уцелела: винодельню месье Шаврона. Тот, перетрусив, согласился поставлять в войска вино за полцены, только бы не разоряли. Так вот, гусары, уже выходя из Парижа, нарочно сделали крюк и, проезжая верхом мимо этого благословенного заведения парадным маршем, – полк за полком! – отдавали честь: «Виват, Шаврон!» – Вот, какие они, русские! – закончил Орли.
– Э-э, приятель! Мы уже с полчаса, как о русских треплемся, – и лишь о том как пьют, да как с бабами… А почему, – знаешь? Да просто они и не могут по-другому. Пустой, дикий народ! Отсюда и революции, и Перестройки ихние… Всё никак не выбрать: то им коммунизм нужен, то капитализм… – оттого и живут в дерьме! Но, сильны, бродяги! Ох, сильны! Ты уж извини, старина, коли задел твои русские струнки…
– Да что же мы сегодня о русских, да о русских?! – и Поль выразительно хлопнул ладонью по столу, да так, что посуда зазвенела. Николя успел-таки подхватить почти пустую чашку, чуть было не соскользнувшую со стола.
– Ну ты же сам начал, Поль. А, кстати! Удалось тебе выяснить… – мы так ничего и не узнали толком… а тебя ведь, из-за этого турнули тогда.
– Не бери в голову, старик, – Поль, подавив возбуждение, был теперь совершенно спокоен и, пожалуй, жизнерадостен, – дело закрыли, а съёмки… – найду что-нибудь. А пока на подхвате, – ответил он, вертя чашку и не глядя в глаза другу. – А сам что собираешься делать? Как в Европе-то, в Америке?..
– Да всё то же. Случайная работа… телереклама… Там не очень-то к иностранцам… – среди своих куча безработных талантов! А «свобода», «равные возможности»… – хрень всё это, реклама, обман!
– Ну и что делать собираешься, коли ни здесь, ни там?..
– Погляжу… – уклончиво ответил Нико, – так… есть мыслишка. «А всё же, рассказать ему, или?..» – подумал он, рассматривая кофейную гущу на дне чашки.
Николя давно знал Поля: вместе закончили Академию Киноискусства в Париже, вместе и сниматься начали. Потом, бывало, их жизненные пути и расходились надолго, но затем неизменно пересекались. Одним словом: друзья-конкуренты, – помогали, случалось, друг другу… но каждый ревностно относился к успехам другого.
– Да ладно, скажи уж другу!
И Нико, – «а и в самом деле, может Поль и подскажет что-нибудь», – поведал приятелю о своей, появившейся, кстати, совсем недавно, идее и вытащил из борсетки объёмистую пачку листов с текстом, сложенную вдвое…
Снять на оставшиеся деньги свой собственный фильм, по своему сценарию… – эта мысль всё чаще посещала Николя. А что?! Лишь бы тему выбрать покруче. Но вот, с темой-то… – с этим было сложнее. Чем сейчас удивишь пресыщенного зрителя?! – Детектив? – Откровенный порнухан? Нет, всё балда! «Мыльные оперы»? – Эти многосерийные радиомьюзиклы (какими и были поначалу), так полюбившиеся когда-то домохозяйкам, стиравшим одновременно бельё (отсюда и название), – они уже всем надоели! Вот бы развернуть многосерийную киноэпопею, да самому сыграть в ней главную роль! – Это было бы, пожалуй… Тогда бы в Монпелье… Да что там этот южный городишко – тогда бы вся Франция ахнула!
Тут Нико представил афишы, расклеенные по всей стране, – с его задорной рыжей физиономией! Ворохи писем и телеграмм… Букеты влюблённых поклонниц, оставленные у двери его маленькой квартирки, в мансарде трёхэтажного домика на рю де Фигэрас!.. Выступление на презентации фильма в Париже: он, с рыжей копной непокорных волос, во фраке синевато-зелёного цвета морской волны, в свете пюпитров… – и непременно, в «Ле Гранд Рекс», на Больших Бульварах! А потом… – соблазнительные предложения крупнейших киностудий Франции… поездки в собственном автó с откидным верхом (о котором так мечтал!) … фуршеты… – да что там Франция, весь мир у его ног!
Но опять же, – «на какую тему?» – этот вопрос мигом вырвал Орли из когтей сладкозвучных сирен Острова Грёз и безжалостно бросил его в трясину Болота Реальности.
Николя, подойдя к холодильнику, достал машинально банку пива, открыл и сделал глоток. Пиво не освежило, оставив во рту лишь привкус горечи. Он подошёл к полке, на которую были сложены стопками книги вперемешку с брошюрами и ксерокопиями и попытался достать книжонку с броским названием на корешке переплёта: «Написать сценарий к фильму? – Нет ничего проще!». Стопка развалилась, рассыпавшись разноцветным ворохом.
Среди книжонок и брошюр он увидал давно уже позабытую им толстую папку, – ещё, помнится, дед с нею возился, – а из неё выпала подшивка листов ксерокопий… – «Записки Императорской Гвардии конного егеря Шарля д′Ора о походе в Россию в 1812 году с корпусом кавалерии под водительством маршала Жана-Батиста Бессьера», – прочёл он заголовок. Подняв довольно объёмистую пачку пожелтевших листов, он бегло прошелестел страницами, – так, ничего особенного, – и хотел, было, водрузить её на «историческое» место, собирать пыль веков дальше… однако, подумав, швырнул на письменный стол, поглядеть на досуге.
На другой день (благо, досуга хоть отбавляй!) Николя решил осуществить своё намерение. Ему ещё с детства была известна, – в общих чертах, конечно, – история их далёкого предка, «посетившего» в 1812 году Россию в составе армии Наполеона, да так и оставшегося там. Вот только имя этого предка… ну хоть сейчас узнал, и то ладно. Лишь после русской революции его потомки перебрались во Францию.
