Испытание близостью
TekstСчастье просто так
не казалось… Боже, что мне казалось…
Как бездумно доверяла я чувству.
А теперь, когда его не осталось,
Как же грустно на душе… как же пусто…
Наталья Спасина
– Завтра… да, непременно завтра, обязательно буду счастливой. Обязательно-о-о-о буду-у-у! Назло всем буду. И ему тоже. Генке паразиту назло, Марату, Валентине Петровне, мамке – всем-всем-всем, – с протяжным завыванием скулила про себя Ниночка Шпякина, неловко семеня на высоченных каблуках вдоль автостоянки магазина низких цен с двумя пакетами красного вина неизвестного происхождения и кусочком дешёвого сыра, с помощью чего она собиралась лечить душевную боль.
– Намою вагон ассигнаций, открою агентство в центре города, найму холёный, вымуштрованный офисный планктон – пусть таскают лично для меня горячие каштаны из обжигающего пламени капитализма. А я… я буду гонять их, как сидоровых коз, и требовать, требовать, требовать. Пусть трудятся, пусть уважают.
А Генку возьму в свою фирму рядовым курьером. Нет, лучше охранником. Буду ходить перед его носом в эксклюзивном наряде от Армани, в коллекционных колготах… от Вулфорд, в дорогущих как шикарная жизнь лабутенах… пусть глаза у паразита на лоб повылазят, пусть до конца жалких дней страдает, что упустил из рук настоящую мечту, жар-птицу.
Я в себя такого мальчика влюблю, такого, такого… закачаешься.
Ну, за что одной мне столько несчастий!
Ниночка жила в современном городе, агрессивно наполненном характерными маркерами процветания и благополучия; в городе, вздрагивающим от вибраций кричащей, показной роскоши; в городе, сосредоточенном на избыточном потреблении с чрезмерно напряжённым ритмом жизни, где нет, и не может быть места старым, бедным, больным, убогим и несчастным людям.
Девушка вон из кожи лезла, пытаясь добиться в жизни хоть чего-нибудь, но таких как она неудачников, бездарных авантюристов, несостоявшихся миллионеров и озлобленных унизительной несправедливостью проходимцев здесь было большинство, что рождало немыслимую конкуренцию, доминировать в которой могли лишь свирепые кровожадные хищники, беспринципные приспособленцы, и паразиты с всесильной протекцией из властных коридоров.
В серой толпе вечно спешащих прохожих разглядеть проигравших последнюю ставку в казино капризных судеб было довольно сложно, но если присмотреться, они повсюду – в каждого второго пальцем ткни – не ошибёшься.
Ниночка выглядела по современным молодёжным меркам не шикарно, но вполне респектабельно, тем более что фигурка у неё была скульптурная, точёная, удачно декорированная природными достоинствами и цветущей молодостью, добавляющими облику очарования и соблазнительно-чувственной, можно сказать штучной женственности.
Броский наряд конечно был приобретён не в престижном бутике, как и фирменная косметика, а в подземном переходе, причёску и маникюр делала на дому подружка, но разглядеть фальшивые признаки принадлежности к преуспевающему классу, не зная истинного происхождения магических символов, могли разве что знатоки. Всё одетое на ней кричало – я исключительная, я лучшая!
Работала девушка офисным менеджером в заштатной торговой кампании, где мало кто мог укорениться по непонятным причинам.
Выпускники колледжей приходили, соглашались на сложные конкурсные условия, месяца два без выходных корпели в тесных кабинетах, после чего без объяснения, чем именно спровоцировано решение, увольнялись, так и не завершив победно испытательный срок, без утешительного приза, даже зачастую без выходного пособия.
Ниночка не была исключением.
До заветного зачисления в штат оставались считанные дни, но претендентов на “волшебную вакансию” было больше, чем мух на приклеенных к потолку и на стены липучках.
Основным соперником в этой гонке был Марат Батурин, имеющий талант любые, даже самые казалось бы проигрышные обстоятельства, оборачивать себе на пользу, мимоходом обнуляя заслуги более трудолюбивых и способных конкурентов.
Марат удивительно удачно оказывался в нужное время в нужном месте. Более того, ему благоволила находящаяся в процессе перманентного романтического поиска руководительница отдела, Валентина Петровна – гремучая смесь выдающихся профессиональных качеств разведчика, надзирателя и капризной стервы.
Ниночке категорически не везло по жизни, начиная с родителей – хронических неудачников, заканчивая друзьями-предателями и коварно изменяющими кавалерами, не говоря уже о клиническом, инфекционном каком-то, даже мистическом проклятии в поисках нормального рабочего места с приличным заработком.
В объявлениях о поиске сотрудников и в разговорах счастливчиков деньги были, причём безразмерные, бешеные, а стоило к ним приблизиться, как заветные купюры как шагреневая кожа сжимались в размере, превращаясь в прожиточный минимум, а то и вовсе исчезали из зоны доступной видимости.
Только что, буквально сегодня, девушка рассталась с Генкой, который романтическими уловками и циничной хитростью добился, паразит, той степени взаимности, после которой у девушки для него не осталось тайн.
И ведь обманул!
Ниночка поверила в его искренность, даже не предохранялась, а он, – мы, – говорит, – разные с тобой, не судьба нам жить вместе, не судьба любить друг друга. Ага, можно подумать до постели одинаковые были. Замуж звал, скотина, а сам после романтических свиданий к Люське Прониной бегал, пока не соблазнил меня окончательно!
Было бы с кем меня сравнивать – у Люськи-то ни кожи, ни рожи. Всех и достоинств – даёт всем подряд, без разбора. Впрочем, я тоже не ангел. Разлеглась, ноги вверх. Тьфу! Знала бы раньше, кто он такой, за кого меня принимает, ни за что не уступила бы! Я… я ведь любила его, любила! Потому и отказать не смогла. Ничего-ничего, я ему ещё докажу. Да-да, докажу! Пусть только зачислят в штат. Заработаю на машину, на квартиру, на дачу, по три раза в год буду на Бали и в Эмираты летать. Сам прибежит, в ногах валяться будет. Не прощу, ни за что не прощу! И ведь не раскаивается ни грамма, подлец, считает, что дегустировать девственность на вкус – законное право любого самца. Так ведь я не любая!
Наперерез траектории Ниночкиного следования тяжело катил наполненную тележку шикарно одетый мужчина, почти ровесник.
Не обратить на него внимания было попросту невозможно: выражение лица, фигура, походка, внешность – всё изобличало баловня капризной Фортуны.
Девушка невольно залюбовалась способностью Апполона грациозно, легко нести совершенное тело, несмотря на вполне обыденное, совсем не брутальное действо. Ведь мог нанять кого-нибудь, а он сам. В каждом движении – достоинство и лёгкость.
Сверху в тележке лежал огромный букет необычной расцветки и формы экзотических цветов.
Направлялся мужчина к сверкающему новизной внедорожнику с эмблемой из разъярённого быка и надписью “Lamborghini”. Через стекло лимузина ему загадочно улыбалась заурядная, ничем не примечательная блондинка, поленившаяся даже макияж приличный нанести.
Аполлон тем не менее расцвёл, увидев как лыбится эта невыразительная курица, принялся посылать ей воздушные поцелуи двумя руками, что-то ритмичное, с романтическим подтекстом станцевал, раскланялся, словно выпрашивая аплодисменты.
Немаловажный факт, что девушка в салоне с виду проста как три копейки, с нескрываемым торжеством и отметила Ниночка, явно выигрывающая у пассажирки дорогого авто по всем видимым параметрам таинственной женской гравитации, которая должна притягивать всех подряд, даже таких шикарных мужиков.
Ей-то есть, что предъявить, чем вдохновить настоящего ценителя современной женской красоты. Одни ножки чего стоят, не говоря уже о груди и ягодицах, которые она подкачивает по новомодной системе, напрягая непослушные мышцы в фитнес клубе четыре раза в неделю с персональным тренером. Каждый день кто-нибудь из респектабельных клиентов просит с ней сфотографироваться.
Как было не примерить на себя место в престижной машине и роль пассажирки, явно недостойную такого видного мужчины?
В изысканном салоне должна была сидеть не она, а Ниночка. Как несправедлива жизнь: одним всё, другим совсем ничего.
Ниночка сосредоточилась, выпрямила спинку, поставила в выгодную позицию грудь, как учили на одном престижном тренинге, вжала животик, наклеила на лицо самую выразительную, на какую была способна, многообещающую улыбку, – ну же, обрати внимание на меня. Не для той танцуешь, парень. Я твоя судьба.
Лимончика бы этой слащаво-улыбчивой простушке, чтобы скулы свело от избытка кислого.
Ниночка вытащила смартфон с желанием незаметно сделать снимок, чтобы дома с помощью фотошопа сделать из улыбающейся пассажирки вульгарное чучело, которому можно предъявить заслуженные претензии.
Унизив её хотя бы в собственных глазах, можно попытаться поднять личную самооценку.
Возмущённая несправедливыми обстоятельствами, девушка была озлоблена на весь мир, а личную обиду странным образом переносила теперь на незнакомую девушку, о которой ничего не знала и знать не желала, кроме того, что ей просто так, совсем ни за что, улыбнулось счастье.
Хозяин лимузина остановился в паре шагов от автомобиля, манерно достал букет, с достоинством опустился на колено и приложил свободную руку к груди.
Лицо его сияло неподдельной радостью.
Женщина в окне зарделась, молитвенно приложила руки к лицу, посылая один за другим воздушные поцелуи.
При иных обстоятельствах подобная сцена могла вызвать в душе у Ниночки умиление, чувственное сопереживание, если не сентиментальный восторг. Пожалуй, она могла бы даже всплакнуть, увидев схожую сцену в модной мелодраме, но только не здесь и не сейчас. Вопиющее противоречие момента, когда невзрачная особа обласкана судьбой, а она – девушка с изысканным вкусом, с желанием понравиться, со справедливым стремлением занять достойное место под солнцем, не может вырваться из цепких когтей неблагополучных обстоятельств, взывало к немедленному отмщению.
Дама в окне блестящего лаком авто была неприятна ей самим фактом наглого торжества, избыточным, нарочито демонстративным богатством автомобиля, и счастьем, которое излучала, которое получала даром, не прилагая усилий, что было обидно вдвойне.
Мужчина выгружал содержимое тележки в багажник, умело подражая незабываемому исполнителю хита Боббу Макферрину, напевая знакомую Ниночке мелодию "Don't Worry, Be Happy", не переставая улыбаться, словно умалишённый, глядя с восторгом на девчонку из салона своей машины.
Она любила эту жизнеутверждающую мелодию. Именно так как в ней поётся, – не волнуйся, будь счастлив, – Ниночка и представляла будущую жизнь. Как же иначе!
– И буду, буду, обязательно буду! Что он нашёл в этой невзрачной особе, похожей на полинялую бабочку? Оглянись, посмотри, я гораздо лучше! Меня… меня сделай счастливой.
Затворив багажный отсек Апполон забрал букет и широко раскрыл пассажирскую дверь.
Ниночка заворожено смотрела на странную парочку, не в силах оторваться от впечатлившего её зрелища, странным образом вызывающего весьма противоречивые эмоции.
Бабочка неловко наклонилась, как-то неправильно, неуклюже что ли, обхватила ладонями лицо мужчины, и слилась с ним в долгом, весьма продолжительном поцелуе.
Что-то в этой сцене было неправильно, не так. Не так, как должно быть. Девчонка не сидела – лежала что ли.
Ноги. Ниночка никак не могла рассмотреть ног женщины, хотя должна была их видеть.
Кажется, их не было. Да-да, именно так… но где они!
Нацеловавшись вволю, мужчина тихонечко захлопнул дверцу, обернулся, заметил Ниночку с испуганным выражением на лице.
– Вам плохо… вам необходима помощь!
– Нет-нет… извиниться… я хотела бы извиниться…
– Но за что!
– Просто так, просто так. Нет, не просто… за то, что я гадкая. Я самая настоящая дрянь! Я ей … я ей позавидовала.
– Ах, это… Верочка не всегда была такой. Спортивная травма. Художественная гимнастика. Трагическое падение, безуспешное лечение и жестокая врачебная ошибка. Жена ужасно не любит, когда её жалеют. Кстати, это не мой – её автомобиль.
Пассажирское окно медленно опустилось. Девушка протянула Ниночке цветок, – не расстраивайтесь, жизнь прекрасна даже когда кажется безнадёжно испорченной. Самое лучшее лекарство, не то, что вы пытаетесь всеми силами удержать в руках, а вера в себя. И конечно любовь…
– И любовь, – задумчиво повторила вслух Ниночка, когда внедорожник растаял вдали. Да, конечно любовь. Любовь, а не то, чем кормил меня Генка. И лабутены эти чёртовы, как в них ходить, непонятно. Ноги враскоряку. А всё-таки странно… у них что, правда, любовь!
А после… после мир привыкнет
Тонкостенный бокал ядовитой тоски
Бесконечный ноябрь расплескал близоруко.
Мы с тобою мистически были близки
К той черте, что в народе зовется разлука.
Алла Рыженко
Пять, целых пять бесконечно одиноких, монотонных, унылых суток, включая бесконечно долгие бессонные ночи… без него… это много, это чересчур утомительно, это мучительно, тоскливо, больно.
Лиза в задумчиво нетерпеливой позе сидела на широком подоконнике, время от времени поглядывала на асфальтовую дорожку вдоль дома, на тропинку сквозь ровные ряды берёз и рябин, высаженных напротив подъездов.
Она ждала его, Митю, самого желанного, самого надёжного, самого любимого человека на свете. Мучительное ожидание скоро должно закончиться.
Он позвонил минут сорок назад после того как исчез на долгие-долгие непостижимо-бесконечные пять дней, которые длились целую вечность.
Митя ничего не стал объяснять.
– Просто дождись меня, – отчуждённо, с устало равнодушной интонацией произнёс он едва слышным шёпотом, – скоро… очень скоро всё узнаешь.
Всё это время, с того странного вечера, когда Митя не пришёл как обычно на свидание, Лиза блуждала в закоулках памяти, в мире иллюзий, ярких и красочных вначале и клочковато-серых все последующие дни в поисках ответа на загадочную фразу.
Лиза закрывала глаза и видела события, происходящие и вымышленные, но реалистично яркие, с щекотливо-волнующими и раздражающе болезненными интимными деталями. В голове всё смешалось: мрачные видения, люди без лиц, тревожные голоса, обрывки истерических всхлипов, эротичные стоны, душераздирающие крики, проваливающаяся под ногами земля, падение в пропасти, в которых не за что зацепиться, полёты и кружения.
Девушка думала про пропавшего Митю, представляла худшее, время от времени ненадолго забывалась. Когда было совсем невмоготу, Лиза одевалась, направлялась к его подъезду, заглядывала в молчаливые окна, надёжно охраняющие тайну его исчезновения.
Дома Мити не было, девушка проверяла. На звонки он не отвечал.
Наконец-то ожидание позади.
Лиза взволнованно и радостно представляла себе свидание с любимым после тягостных дней неожиданного расставания.
Яркий солнечный свет прямо в окно слепил, но изменить позу девушка не могла, чтобы не пропустить ненароком радостное событие.
Митя, её Митя вот-вот должен прийти!
Голос в телефонной трубке показался ей странным, в нём не было обычного воодушевления, но это был он, значит всё замечательно. Она не будет докучать ему расспросами, выяснять, что да как. Захочет – расскажет сам.
Девочке шёл восемнадцатый год. Замечательный возраст, ознаменованный приливом неудержимого энтузиазма, концентрированным поступлением в кровь витаминов счастья, взрывной живостью темперамента, пьянящим азартом, внезапными вспышками эйфории.
Детская непосредственность, беспечная наивность, бесконечная доверчивость и легкомысленная откровенность не знала и не могла знать реалий жизни.
Девушку гладили по шерстке, ласкали, шептали на ушко нежности, а она верила во всё: в благословенное будущее, вечную любовь, в бескорыстие и искренность.
Недавняя подавленность исчезла в одно мгновение, как только узнала, что Митя вернулся. На смену депрессивному эмоциональному возбуждению в душе поселился восторг. Каждая клеточка тела ликовала, пела.
Лиза обязательно должна увидеть любимого раньше, чем тот заметит её. Девочка бесшумно откроет замок, дождётся приближения его шагов, откроет дверь и…
Трепетное ликование до отказа заполнило хрупкое существо: путало мысли, сбивало размеренную пульсацию крови, тормозило дыхание.
Она представила себе, как обовьёт руками Митькину шею, как сладко вопьётся в его ненасытный рот горячими губами.
Представление о невыносимой сладости поцелуя прокатилось по телу восхитительной волной, заставило сердце качать кровь с ускорением.
Лицо Лизы покрылось испариной. От нетерпения, от предчувствия немыслимо яркого наслаждения она сжала кулачки, захлопала в ладоши. По горячему телу сверху вниз прокатилась блаженная рябь упоительного предвкушения, странное преждевременное возбуждение, соблазнительное, интригующее.
– Митька, Митенька, – похотливо изгибаясь, задерживая дыхание, произнесла девочка.
Её впечатлительную натуру захлестнул шквал эмоций, почти эйфория.
Первая любовь, самое-самое удивительное приключение, прикосновение к волшебству, когда жизнь превращается в сказку, когда любые желания исполняются раньше, чем успевают появиться в голове.
Митя, самый первый в её жизни человек, с которым она была по-настоящему откровенна. Лишь ему Лиза позволила приблизиться на предельно близкое расстояние, его одного впустила в интимные чертоги тела и внутрь ранимого душевного пространства.
Любимый был родным и близким, настолько, что даже мысль о том, что он может поступить недостойно, не могла прийти девочке в голову.
До Митьки жизнь девочки была однообразной и серой. По крайней мере, такого полёта души, таких ярких романтических впечатлений она не помнит.
До него.
Оглядываясь назад, Лизе казалось, что она была абсолютно одна в этом огромном мире.
Потом они познакомились. Легко и просто. Митька появился, словно ниоткуда, посмотрел в глаза и сказал “привет!” Лиза поняла сразу – это он.
Помните ощущение, когда крутишь трубочку калейдоскопа с разноцветными стёклышками внутри? Яркие узоры выстраиваются сами собой, рассыпаются, превращаются в фантастические витражи и мозаики, в ажурные кружева, в роскошные гобелены, в затейливые орнаменты, а ты упиваешься восторгом созидания, словно ты творец и всё это делаешь сам.
С первой любовью происходит то же самое, только нет никаких калейдоскопов, ничего не приходится крутить. Жест, взгляд, мимика, звук голоса, аромат, прикосновение – те же стёклышки, только причудливые витражи чувств и эмоций совсем не абстракты, они творят внутри тебя такое…
Вряд ли кому удастся в полной мере словами описать то, что с тобой происходит. Яркие вспышки, озарения, сполохи, фейерверки, мерцания. Всё сразу!
Ощущения блаженства разжигают внутри негасимое пламя наслаждения, которое дарит головокружительные, незабываемые мгновенья безграничного счастья.
Скоро два года они вместе. Два бесконечно прекрасных года.
Митя почти на пять лет старше, учился тогда на последнем курсе института. Лизу разница в возрасте не смущала. Любимый был не только страстным и нежным, он никогда не позволял себе лишнего.
Родители девочки поначалу относились к Мите насторожено, с определённой долей опасения, но время показало, что ему можно доверять.
Любимые успели за эти месяцы пережить многое. Иногда бранились, ссорились, как правило, на несколько недолгих часов. Их притягивало друг к другу, словно магнитом.
Лиза влюблена в своего Митьку “по самую маковку”.
Эти ужасные пять дней дались ей очень непросто.
Девочка считала в уме минуты, её основательно трясло от нетерпения.
Нужно бы немного подправить макияж, надеть новое платьице, но так можно пропустить Митьку, тогда придётся действовать экспромтом, что-то на ходу выдумывать.
Лиза хотела произвести на любимого впечатление. Пусть его первой реакцией будет восторг, паралич, оцепенение. Она ведь самая красивая, самая лучшая. Хотелось, чтобы и Митя думал так же.
Сегодня, девочка твёрдо решила, что готова к этому, пусть это случится. Рано или поздно придётся уступить. Почему не сейчас?
Пусть любимый знает, что Лиза не просто девочка, к которой он ходит в гости. Она готова стать его женщиной, его женой.
– Будь что будет, – чрезмерно волнуясь, решила она, – я почти взрослая. Даже если случится стать мамой… пусть. Потому что папой будет Митя.
От этой мысли ей стало нестерпимо жарко. Совсем непросто прощаться с детством.
Мити всё не было и не было. От напряжённой неизвестности вероломно кружилась голова, от напряженного вглядывания в неподвижный пейзаж за окном слезились глаза.
Лиза незаметно ушла в себя. В воображении Митя, лучезарно улыбаясь, шёл навстречу с большими бардовыми розами.
– Неужели замуж позовёт, – задала себе вопрос девочка и испугалась наивного предположения, – я совсем не готова, совсем-совсем. Да и совершеннолетие только через полгода.
Погода неожиданно начала портиться. Первые капли дождя напоили воздух тягучей влагой, где-то вдали загрохотало, тут и там полыхали зарницы, отвлекающие внимание.
Лиза очнулась, поняла, что пропустила что-то важное, пока принимала участие в болезненном видении.
В дверь звонили.
Она сорвалась, запнулась за ковёр, больно ударилась лбом об этажерку. Сердце выпрыгивало из груди, но это было не настолько важно.
– Там Митя! Он пришёл, пришёл, – ликовала нетерпеливая душа.
Лиза отворила дверь, кинулась в объятия, с разбега впечаталась в его рот поцелуем.
Митя дождался, когда закончатся щенячьи нежности. Не отстранился, но и участия никакого не принял, молча пережидая завершение восторженного приветствия.
– Лизонька, девочка, нам нужно поговорить.
– Я знаю, знаю! Не представляешь, Митя, как я тебя люблю!
– Вижу, котёнок, вижу.
Лиза встала в горделивую, ликующую позу, приготовилась услышать именно то, что несколько минут назад пригрезилось, словно сейчас это произойдёт наяву.
– Ну же, не тяни, я готова, готова! Я тебе такое скажу, ни за что не поверишь…
– Я тоже. Понимаешь, нам нужно…
– Я тоже так думаю. Пусть это случится именно сегодня. Для этого ты и взял тайм-аут, чтобы решиться…
– Да, наверно да… решиться. Решить.
– Ура! Так и знала… ты лучший!
– Лиза, успокойся. Можешь хоть одно мгновение побыть серьёзной!
– Молчу-молчу,Митенька. “Я умолкаю. Что ж, да будет так. Как птица, что в тиши уже не пикнет, потом наступит вечер, ночь и мрак, а после… после мир привыкнет.”
– Глупышка! Неужели ты совсем ничего не чувствуешь?
– Ещё как чувствую, Митенька, просто восхищаюсь тобой, милый мой человечек! Всё, молчу. Прости, у меня внутри каждая клеточка, каждый атом поёт и танцует. Могу сказать сразу – да, да, да!
– Сочувствую, малышка. У тебя богатое воображение, но я не для этого пришёл.
– Для этого, Митенька, для этого!
– Послушай, Лиза, нам надо…
– Да, конечно надо, просто необходимо!
– Расстаться.
– Что… уезжаешь, куда, когда, почему, заче-е-м!
– Слишком много вопросов, девочка. Ухожу, Лиза. От тебя ухожу. Нам больше не нужно встречаться.
– Это как, зачем… ущипни меня что ли, наверно сплю, да… а, ты только что это придумал, проверяешь, испытываешь! А любовь, наша любовь… ты меня больше не любишь… или никогда не любил… никогда, да?
– Думал, что люблю. Любил. Не хотел делать тебе больно. Наверно я устал. Любви стало слишком много, а чего-то очень нужного слишком мало.
– Разве так бывает?
– Не знаю. Любовь – это иллюзия. Нам всем от неё чего-то нужно.
– Так возьми… возьми… всё, чего пожелаешь. Я же это хотела тебе сказать. Я готова!
– Поздно, Лизонька. Всё, чего я хотел, мне уже дали. Не ты.
– Так запросто об этом говоришь? Хочешь сделать больно, чтобы легче было расстаться? Не верю, ты всё врёшь! Любовь не похожа на рисунок простым карандашом, её невозможно стереть ластиком, она будет мучить вечно, как ампутированная конечность. Знаешь, что такое фантомные боли? Мне… мне тебя немножечко жалко: чуть-чуть, самую малость. Ты так ничего и не понял.
– Не выдумывай. Меня теперь есть, кому утешить.
– Пусть так… пусть. Ты прав в одном, я ещё слишком юная для любви. Буду зализывать раны. А хочешь… скажи честно… здесь, прямо сейчас… меня хочешь?
– Неделю назад очень хотел. Ладно, мне пора. Там… короче, ждут меня. Не унывай!
– Я тоже тебя ждала.
Лиза рыдала, плакала, снова рыдала. Весь вечер, всю ночь. А утром написала стихи:
“Не плачь. Вот и мужчина в дверь звонит. И, значит, жизнь прекрасна в этом мире. А у меня такой усталый вид, а у меня не убрано в квартире, а у меня изъедена душа сомненьем, нелюбовью, отчужденьем и страхом одиночества. Спеша, над левым глазом поправляю тени, чтоб слёз не оставалось и следа (ведь часто выдают нас наши лица), открою дверь, так, словно никуда мне от большого счастья не укрыться.”
В рассказе использованы стихи Ярослава Врхлицки и Елены Исаевой.