Скучает. Любит

Тишь да гладь

Оставьте ваши возгласы и муки.

Любовь в одном мгновении, когда

Кричишь на кухне, вскидывая руки,

И вдруг, остыв, заплачешь от стыда.

Ни бабочек, ни пташек в животе –

Не тот масштаб, трагедии не те.

Дарья Ильгова

Григорий сидел за письменным столом в неудобной позе.

Долго сидел.

Сидел неподвижно, тупо наблюдая за мухой, совершающей некий магический ритуал на экране монитора. Не стесняясь посторонних глаз, эта животная любовно занималась гигиеной: облизывала лапки, после чего расправляла крылья и чистила, чистила, чистила.

– Зараза, – вслух произнёс мужчина, имея, однако в виду совсем не насекомое.

Ему тоже стоило бы произвести тщательную санитарную обработку после того, что пару часов назад натворил.

Жена, Верочка, вечером заступила на суточное дежурство в клинике, дети остались ночевать у её родителей. Можно было заняться чем угодно, благо интересных занятий накопилось множество.

Проводив на работу жену, Григорий налил в стакан тонкого стекла коньячку на два пальца, чтобы окунуться в атмосферу свободы, любовно разложил на столе инструменты. Недавно ему удалось приобрести на барахолке изумительные винтажные часы с крышкой в серебряном корпусе. Нужно заставить их ходить.

На самом интересном месте любимое занятие было прервано звонком в дверь.

– Какого лешего, я никого не жду!

На пороге стояла соседка сверху в халатике, больше похожем на пеньюар.

– Григорий Афанасьевич, голубчик, – невинно улыбаясь, обратилась дама, – Верочка дома?

– На смене.

– Какая жалость. Хотела поболтать с ней о нашем, о женском. Ваша супруга так тонко чувствует. Поговоришь с ней, и снова жить хочется.

– Ничем не могу помочь. Приходите завтра.

– Мне показалось или вы пили коньяк?

– Самую малость. Сосредоточиться помогает.

– Мне бы тоже не мешало привести мысли в порядок. Угостите?

– Я бы не хотел…

– Понимаю! Как я вас понимаю. Такая бесцеремонность. Я бы тоже насторожилась. Знаете, мне так лихо, хочется хоть с кем-нибудь поделиться, выплеснуть боль наружу. Да! У вас прекрасная семья. А Верочка, Верочка просто ангел. Поговорите со мной.

– Гм-м… ладно, мне не жалко коньяка, а уши относительно свободны.

– Обещаю не злоупотреблять. Представьте себя священником. Ой, а что это вы такое интересное делаете?

– Ради бога, не прикасайтесь. Это раритет. Неловкого дыхания достаточно, чтобы испортить механизм. Проходите на кухню. Как к вам обращаться?

– Катенька. Но давайте на “ты”.

– Катенькой я зову племянницу, которой пять лет.

– Тогда Екатерина Алекссевна, но так не люблю я. Пусть будет Катюша или Катя. Наливай полную, не стесняйся. Буду с тобой откровенна.

Женщина села вполоборота к хозяину, закинула ногу на ногу, оголив коленки, чем вызвала невольный отклик чего-то внутреннего, неподконтрольного сознанию.

– Странно, – подумал Григорий, – женщина как женщина, ничего особенного. Да, у неё довольно приятный, вкрадчивый голос, маленькие аккуратные ногти, высокая грудь, необычная причёска, тёплый взгляд, но в целом заурядная, невыразительная личность.

У гостьи при беглой оценке со стороны лицо было абсолютно неправильным: раскосые глаза, слишком тонкие скулы, малюсенький ротик, заметная ассиметрия черт, но когда она немного задержала на хозяине взгляд, облик дополнился чем-то магическим.

Запах! Да, он казался очень знакомым. Откуда-то издалека, возможно из детства, всплывали воспоминания.

Когда мама готовила бисквит… да, что-то связанное с ароматом сладкой выпечки с ванилью и чем-то ещё. Ожидание чуда, мамина улыбка, её волшебные руки, уютное тепло родного дома.

Это алкоголь. Он так возбуждающе действует на фантазию. Причём здесь мама, да и ей, этой женщине, здесь не место.

– Если можно, покороче, – попытался отогнать необычную впечатлительность Григорий.

– Вы куда-то торопитесь?

– Вовсе нет, но время. Его катастрофически не хватает.

– А я напротив, так растянула пространство, что не знаю как его сжать. Я же одна живу. Пять лет одиночества. Не представляете как это больно.

Из глаз гостьи выкатились трогательные слезинки.

– Умойтесь. Не надо вот этого. Вы такая красивая. Какое одиночество, когда от избыточного общения негде укрыться? Побыть одному – это благо.

– Кому как. Человеку для ощущения полноты жизни обязательно нужен другой человек. Который поймёт. К которому можно прислониться. А я, я разговариваю со стиральной машиной, с микроволновкой.

Екатерина говорила и смотрела так, что её хотелось пожалеть.

– Давайте ещё по стопочке, Катенька. Гоните от себя шальные мысли. Разве вам не о чем вспомнить? Жизнь полна впечатлений.

– Есть! Конечно, есть. Знаете, плоские черви, у которых ампутирована голова, отращивают новый мозг со всеми старыми воспоминаниями. А у меня голова на месте, а в ней такое – лучше не лезть, и не вспоминать!

– Съездите отдохнуть, заведите любовника.

– Пробовала – не помогает. А замуж никто не берёт.

– Почему?

– Вот и я говорю – почему? Почему в меня влюбляются малолетки, хотя мне комфортнее с ровесниками, с мужчинами слегка старше?

–К знакам судьбы нужно относиться внимательно. Случайности совсем не случайны. На старых пнях, между прочим, замечательно приживаются молодые опёнки.

– Оценила твой неоднозначный юмор. Неприемлемо. Я женщина серьёзная, с принципами. Моя беда в том, что не умею вовремя расставаться. Чувствую – что-то не так, но надеюсь, жду, а любовь успевает превратиться в ненависть. Ну, нет, нет у меня прекрасных воспоминаний! Был один положительный мужчина, задержался возле меня почти на два года. До сих пор выдавливаю его из себя, как не вовремя и не к месту вскочивший прыщик. Сначала пыталась ампутировать с отвращением и брезгливостью (застала с лучшей подругой в своей постели), потом выскребала с сожалением и скорбью, потому, что память воспаляла воображение.

– Клин клином вышибают. Хочешь сказать, что пять лет не было случая найти повод забыть предателя?

– Был. Да я, если честно, нашла человека, который может сделать меня счастливой. Мне нравится скучать по нему: самозабвенно, старательно, вдумчиво. Я люблю его. Вот уже три года люблю. И ничего не могу с собой поделать.

– Если он твоя судьба, твоя муза – почему до сих пор не с тобой?

– У него замечательная жена, двое милых детишек. А я, я для него пустое место, безмолвный звук, пустота, бездна.

– Ты меня совсем запутала. Влюбляться в бездну, по крайней мере, неразумно.

– Сердцу не прикажешь.

Диалог медленно перерос в полемику. Они пили и дискутировали, закусывали и спорили.

Катя пыталась чего-то непонятное озвучить, то и дело пускала слезу. Григорий успокаивал, сжимая в ладонях её нежные руки. Она роняла слезу ему на грудь.

Первый поцелуй был как бы случайностью, второй оказался желанным и вкусным.

То, что Катенька безответно любит столько времени именно его, выяснилось в постели.

Любовь – проявление сугубо выборочного восприятия. И даже если излишняя впечатлительность замешана на ошибочном суждении – кого это волнует в самом начале, когда кровь закипает от избытка желания?

– Ты меня любишь, – томно спросила Катенька, когда их синхронно накрыл оргазм.

– Простите, Екатерина Алексеевна, – очнулся Григорий, – бес попутал. Я женат. Вам лучше уйти.

– Прощаю. Я хотя бы попробовала. А если…

– Нет, никаких если!

– Ты любишь Верочку, это правильно. Я не претендую на высокие чувства. Сознайся, тебе понравилось.

– Да… то-есть, нет! Не имеет значения.

– Я согласна на роль любовницы. Позови – приду.

Григорий мылся едва ли не час, агрессивно тёр себя мочалкой, испытывая болезненное чувство вины. Потом прибирался, мыл посуду, придирчиво осмотрел и обнюхал каждый миллиметр постельного белья: Верочка брюнетка, Катя рыжеволосая.

Следы измены были тщательно затёрты, бельё выстирано и отутюжено. Но оно такое чистое, такое гладкое. Жена может заподозрить.

Пришлось долго мять простыни и пододеяльник.

Мысли, одна мрачнее другой, высверливали мозг. До самого утра мучила бессонница, тряслись в треморе руки и внутренности.

– Вся эта ерунда мне приснилась, – медитировал Григорий, – ничего не было. И вообще – я был пьян, ничего не помню. Совсем ничего. Вот ведь зараза эта Катька!

Пришлось звонить на работу, взять отгул. То, что это подозрительно вдвойне, Григорий подумал с опозданием.

Чтобы окончательно замести следы, мужчина приобрёл такую же, какая была, бутылку коньяка, присовокупил к покупке шикарный букет цветов, отбивные на кости, свежие овощи, зелень, потом ужаснулся своей глупости.

Голова шла кругом.

Надо было оправдывать не только измену, но и неожиданные траты, тем более наличие букета.

– Что это у нас за запахи, Жилин? Уж не изменил ли ты мне? Колись, негодник. Я чего-то пропустила, да? По какому поводу ярмарка тщеславия?

Григорий с ног до головы покрылся холодной испариной: откуда она может знать?

– Просто я давно… очень давно… не говорил тебе, что люблю.

– Не представляешь, как я устала.

– Замечательно. Глоточек коньяка, немного мяса с зеленью и спать.

При слове спать он стал малиновым, но Верочка не заметила – какое счастье, что у неё такой заботливый, такой чуткий и любящий муж.

– За нас, родная, – налил вторую стопку Григорий, чтобы алкоголь скорее затуманил мозг жены.

Всё было бы замечательно, кабы не банальное женское коварство: массажная расчёска в ванной хранила неопровержимое доказательство совершённого преступления – несколько рыжих волосинок.

Сегодня Верочка вымокала в ванной особенно долго. Женщине было о чём подумать.

Муж опасался её беспокоить. Поводов для сомнений в его целомудренности набралось предостаточно. Он сидел и молился, хотя был абсолютно не религиозен.

Метку, оставленную соперницей, Верочка заметила сходу. Сомнений в неверности мужа не было.

Голова шла кругом. Мысли словно бы опустили в горячее желе, которое медленно застывало. Нужно было что-то решать. Решать немедленно, сейчас, пока есть хоть призрачная возможность избежать крайностей.

Вода в ванне давно остыла. Верочка озябла, сдулась. Перед глазами пронеслась вся жизнь, начиная от первого поцелуя, кончая…

– А не дождётесь, – не было ничего. Не бы-ло! Я устала, к тому же сегодня полнолуние. Пусть нечисть там, на лысой горе беснуется. У нас тишь, гладь да божья благодать.

Верочка быстренько ополоснулась, приклеила на лицо дружелюбную улыбку и вышла: соблазнительная, томная.

– Не выпить ли нам ещё по стопочке, любимый? И в постель. Я так по тебе соскучилась!

Был момент, когда они встретились взглядами, в которых можно было прочесть столько всего.

Можно было.

Но Григорий действительно её любил. А Верочка к счастью оказалась умнее, чем те женщины, которые пошли на поводу у эмоций.

Тихое семейное счастье

Проснулась ночью.

Ты дышал так ровно.

В ногах дремала кошка,

В кухне – мышь…

Калачиком свернувшись спал малыш… 

Алина Семерякова 

– Какое странное состояние, – удивилась Верочка, – словно отделили от большого мира, огородили странной прозрачной стеной, сквозь которую можно обонять, видеть и слышать, но невозможно чувствовать присутствие чего-то жизненно необходимого, без чего невозможно быть счастливой. Странное гнетущее одиночество. С чего бы это!

Прижатый к холодному стеклу лоб приятно остужал невесёлые мысли, отогнать которые было лень. Повода для грусти, кроме промозглой, скупой на солнечный свет и тепло затяжной осени, не было. Так ведь такая погода случается каждый год.

Оттого, что наступает сезон дождей, темнеет небо и опадают листья, жизнь не прекращается. Замирает на время, засыпает, но оставляет обещание вернуться весной.

– Что со мной происходит! Дети, две маленькие копии меня, уже спят. Как же я их люблю: милую шалунью Лизоньку и Кирилла, несмотря на его возрастные проблемы. Ощущение одиночества, внутри счастливой семьи – это неправильно, нелогично. Что со мной не так?

Деревья раскачивало, круто гнуло до самой земли порывами ветра, порхали, временами проносились кометами отяжелевшие от влаги листья, почти последние, чудом закрепившиеся на безжизненных ветвях. Свет уличного фонаря мерцал, то удлиняя, то укорачивая зловещие сумеречные тени.

Звук ветра, рыскающего по пустынному заснувшему городу, унынием и безысходностью заползал прямиком в душу, выворачивал наизнанку смутно мелькающие мысли о чём-то щемящем, неприятном.

– Странно, очень странно! Отчего меня знобит, ведь отопление уже включили. Надо же – на небе звёзды, много звёзд. Порывы ветра и чистое небо. Удивительное несоответствие. Десять часов вечера. Включить телевизор, чтобы заполнить гнетущую пустоту? Нет, опять покажут какую-нибудь гадость, будут стрелять. Не то настроение. Лучше завернусь в плед, посижу в тишине. Успею выспаться. Ужин на столе, в доме порядок, дети спят. Так хорошо сжаться в комочек, подоткнуть под себя ноги, помечтать.

Очередным порывом ветра сорвало рекламный баннер у дороги, на котором изображена семья из четырёх человек и слоган “Семья бесценна, когда полноценна!”

– Хорошо, что ночью. Могло бы кого-то ранить. У меня ведь полноценная семья, да? Папа, мама, сын и дочь… папа выпить был не прочь. Что-то всякая дребедень в голову лезет. Глупые навязчивые слоганы везде и всюду. Крошка сын к отцу пришёл, и сказала кроха: вместе с папой хорошо, а без папы плохо! Как медленно тянется время. Сколько же сегодня деревьев поломает за ночь!

К подъезду подъехала скорая помощь. Двое в развевающихся белых халатах зашли в подъезд.

– Кому-то совсем лихо, куда хуже, чем мне. Говорят, осенью люди переоценивают ценности. Всё, что прежде казалось важным, неожиданно теряет смысл. Почему! Неужели оттого, что вспоминают про неизбежное разрушение всего и вся? Эти часы, ну чего они так громко тикают! Нужно купить электронные. Да-да… те будут мигать. Дело не в часах, во мне, в глупом, ни на чём не основанном унынии. Нужно собраться, подумать о чём-то хорошем. Например, о семейном отдыхе на море.

Размышления прервал резко прозвучавший звонок телефона.

– Как вы там, соскучились?

– Скверное настроение. Ты же знаешь, без тебя не могу лечь спать. Опять задерживаешься на работе, что-то срочное?

– Как всегда. Используют как тягловую лошадь. Шеф скандалит, требует срочно доработать проект, будто кроме меня некому. Ничего, в воскресенье обещаю день семейного отдыха. Аквапарк, кино, кафе… нам с тобой бонус – волшебная ночь любви.

– Только обещаешь. Потом позвонит Полина Георгиевна или генеральный… опять сорвёшься, полетишь спасать их долбанный бизнес, создавать материальные ценности непонятно для кого и зачем.

– Ну что ты, для нас, конечно для нас. Кстати, как у тебя с деньгами? Могу перевести на карточку. Не хочу, чтобы семья в чём-то нуждалась.

– Мы много не тратим. Лучше откладывай на отдых. Вспомнилось отчего-то море. Как чудесно провели время всей семьёй… тогда, три года назад. С погодой повезло как никогда, ты фонтанировал идеями, был таким романтичным, таким сильным… нежным.

– Не грусти, родная. Если хочешь, можем на недельку слетать в Турцию.

– С детьми!

– Конечно, нет. Детей отправим к твоим родителям. Ты и я в отеле, где всё включено. Море и секс, секс и море. Как тебе!

– Дети будут скучать. Ты так редко их видишь. А я… что я… ночи и здесь можно сделать волшебными.

– Ничего страшного с детьми не случится. Папе с мамой тоже нужно от них отдыхать. Как они, кстати?

– Спят. Кирилл тройку по русскому языку схлопотал, математика ему трудно даётся. Весь вечер занимались. Загоняла его совсем. Ничего, он справится. А Лиза… смех, да и только, где нахваталась: про любовь и беременных расспрашивала. Чем они в детском саду занимаются! Не отведёшь её завтра, хочу с утра в парикмахерскую сходить?

– Не могу обещать. Лучше не рассчитывай. В парк ходили?

– Да, погода днём была нормальная, сухая. Успели на аттракционах покататься… мороженое ели. Ты скоро?

– Не жди. Столько всего навалилось. Ложись, спи.

– Не могу без тебя. Если сморит – разбуди. Накормлю. Сегодня на ужин свиные отбивные. Такие сочные получились, как ты любишь. И целая кастрюля ароматного какао. Я жду.

– Не выдумывай. О здоровье подумай.

– А сам! Работаешь на износ. И не отговаривай – буду ждать. Целую, люблю!

– А как я тебя. До встречи.

Верочка положила телефон на тумбочку, нехотя повертелась перед зеркальным трюмо, нашла себя свежей, очаровательной, – если бы не тени под глазами… и затяжная меланхолия. Сделаю маникюр, причёску, пусть только попробует не заметить!

Ватным тампоном женщина стёрла скромный макияж, которым рассчитывала соблазнить мужа, расстегнула верхние пуговки прозрачного пеньюара, нежно провела пальцами по упругой груди, разбудив чувственные воспоминания; поднесла к носу раскрытое запястье, хранящее удивительно пикантный запах, напомнивший о последней волшебной ночи, – как неожиданно накрывает возраст. Тридцать пять лет, столько забот навалилось, а мечты так и не сбылись. Но ведь я всё ещё привлекательна! До отпуска нужно продержаться. Лёша отдохнёт и всё наладится.

Вера выпрямила спинку, потянулась, поправила причёску, улыбнулась прелестному отражению.

– Дашенька, ты с кем там по телефону кокетничала? Опять твой олень о любви пел? Уходи от него.

– Не могу, Лёшенька. Детям отец нужен.

– А я, мы реже стали встречаться, это неправильно; сладенькая, иди же скорей ко мне! У нас с тобой срочный проект, а времени в обрез. Не представляешь, как меня душит ощущение тихого семейного счастья.

– Не тебе одному жизнь не в радость, Мальцев. Ты к жене придёшь – к стенке отвернёшься, а мне Генку ублажать.

– Ты это… соври что-нибудь: голова там… или по-женски. Хватит уже болтать, я так соскучился!

А снилось им, что их никто не любит

Трепещущие пламенем тела,

Уставшие от длительных разлук,

Желающие ласки и тепла,

Касаний губ, прикосновений рук..

Сверкают в небе зарева зарниц,

И смерч несёт, захватывая ввысь.

Я у твоих колен простёрся ниц

И умоляю сердце – не взорвись!

Алексей Порошин

В дикой толчее Игорь спустился в Метро, с трудом втиснулся в вагон поезда. Сорок минут в духоте и давке – то ещё удовольствие, но деваться некуда – надо.

Он не любил эти поездки: тесноту, спёртый воздух с застоявшимся запахом, раздражённые и усталые лица вокруг; старался переключить внимание на что-то необычное, интересное. Если удавалось занять сидячее место, закрывал глаза и грезил в полудрёме.

Представлять себя в удивительной или причудливой ситуации, подстёгивающей вдохновлённое возможностью творить воображение, вошло в привычку. Путешествия в мире иллюзий давались Игорю легко. Видения были динамичными, объёмными, цветными, но не всегда следовали задуманному сценарию. Иногда игроки по непонятной причине выходили из-под контроля, выстраивая новую сюжетную линию, например, как сегодня: героиня новеллы намеренно грохнулась в обморок, напрочь уничтожив трогательный сюжет с приближающейся к финалу пикантной развязкой.

Игорь открыл глаза, осмотрелся, – ага, – подумал он, – начну сначала. В старых романах впечатлительные аристократки со знанием дела пользовались этим приёмом, чтобы подогреть интерес к своей персоне, даже тренировались входить в состояние транса с отключением сознания в нужный момент. Это было престижно, модно. И способствовала ускоренной эволюции желанных любовных приключений. Якобы произошедших невзначай.

Вот были времена, вот нравы! Бледнеет, например, напыщенная недотрога где-нибудь в укромном уголке тенистого парка или в безлюдном потайном коридоре фамильного замка на глазах у провожатого, на галантные комплименты которого отвечает намеренной холодностью (так принято в приличном обществе), и проваливается в полностью бессознательное состояние.

Безнадёжно влюблённый оглядывается по сторонам. Никого! Ловит опрометчиво отключившуюся принцессу за осиную талию и ну её ласкать-целовать, пока подружка без памяти.

Свидетелей-то нет. Лови момент!

Кто же откажется от чувственного наслаждения, если знает, что любые действия останутся вечной тайной! Сама виновата: надо быть осторожней.

Вот где понадобится сноровка и фантазия.

Когда юная привереда очнётся от кратковременного сна, страстными поцелуями покрыто и лицо, и шея, и грудь. Но ведь можно фантазировать дальше, если кавалер не робкого десятка. Юбок конечно много, держать бездыханное тело навесу тяжело. Но если есть цель, если очень хочется проникнуть в сокровенную тайну, если чопорная проказница не спешит приходить в себя, полностью покоряясь воле спасителя. Почему не заглянуть за границу дозволенного, не решиться на дерзость, разрешая себе вкусить толику восхитительно сладкого нектара запретного плода, трепетно прикасаться к нежнейшим артефактам девичьего целомудрия, не обследовать таинственную долину страсти. Ведь никто никогда ничего не узнает!

– Но ведь может получиться так, что ей не понравится, тогда как! Нет-нет, обязательно придётся по вкусу, иначе, зачем было ловчить, делать вид, что совсем ничего не чувствует: разве можно безмятежно спать, когда сердце выпрыгивает из груди, подгоняя движение крови, склоняя к проявлениям безумства?

Вон и лицо покраснело, и уши огнём горят, ресницы и губы дрожат, не в силах скрыть возбуждение.

Фантазии заиграли новыми красками. Так далеко в грёзах он никогда прежде не заходил.

На пересечении с кольцевой линией толпа схлынула, обнажив полупустые ряды сидений.

Замечательно, можно подремать сидя или просто расслабиться перед началом рабочего дня, который не сулил ничего хорошего: очередная перестановка в руководстве вызвала шквал напряжения в коллективе. В списке кандидатов на вылет он был в числе лидеров: слишком активно и ярко проявлял самостоятельность.

На очередной остановке в закрывающуюся дверь вагона влетела растрёпанная девчонка в клетчатых брюках, тёмной джинсовой куртке, надетой поверх коротенького топика, обнажившего упругий белокожий животик.

Торопыга сходу налетела на него, неловко подвернула ногу, громко ойкнула, не глядя, извинилась и упала на противоположное сиденье, увлечённо изучая возможное увечье.

Мысли о новой пассажирке неожиданно поглотили воображение. Он и она… наедине, – задержи дыхание, девочка, закрой глаза, спи-и-и, – гипнотизировал он нечаянный объект вожделения, который намеревался немедленно поместить в видение, даже стихи чьи-то вспомнил “ – Помогите ради бога, – умоляла Недотрога. – Чем помочь вам, успокойтесь…– Ну, пожалуйста, дотроньтесь…”

Обычные манипуляции с сознанием дали сбой. Девчонка не желала становиться персонажем романтической галлюцинации.

Юноша ждал, когда девочка посмотрит в его сторону: ладная фигурка, бледное с веснушками личико, пухленькие губки, тонюсенькие запястья. Коротышка, однако, стройная.

Тактильный контакт между ними во время падения был мимолётным, но довольно тесным. Жертва спешки была поймана в полёте за плечо и талию, аккурат в том месте, которое она не постеснялась оголить.

Прикосновение к нежной коже невольно запустило цепь интимных реакций и пикантных ассоциаций, которые впечатлительное воображение поспешило конвертировать в приятные воспоминания, а уже они послужили мощным динамическим импульсом для развития драматургии сюжета в волнительном романтическом ракурсе.

Игорь грезил наяву, легко представив как девушка (в сознании непроизвольно всплыло имя Эмилия) просыпается утром в широкой постели под атласным одеялом приятного персикового оттенка, обволакивающим совершенное тельце непередаваемым чувством оптимально возможного комфорта.

Юноша ощутил себя на месте этого одеяла, затаил дыхание от тесного соприкосновения, задрожал всем телом от избытка живительной энергии, которая из видения материализовалась в реальности сильнейшим возбуждением.

Вот она откидывает его край, опускает на пол малюсенькую ступню, затем вторую.

Приятного оттенка педикюр, кукольные пальчики, круглые коленки, к которым хочется прикоснуться губами.

Глаза Игоря широко открыты в поиске взгляда напротив.

Картинку происходящего там, в ином отражении, он скорее чувствовал и переживал, чем видел, но ощущение присутствия при пробуждении проказницы было вполне реалистичным.

Девочка, сидящая в вагоне, не торопилась предъявить заинтригованному зрителю подлинное обличье: в наклоне увлечённо массировала воспалённое вывихом запястье, сняв туфельку.

Если бы не крайняя юношеская стеснительность… он с удовольствием полечил бы эту маленькую стопу. Наверно она целиком уместилась бы в его ладони.

Причудливые фантазии, подогреваемые созерцанием юной грации, приятно щекотали нервишки, побуждая активнее развивать поступательное течение виртуальных событий.

Меж тем девушка из фантазии встала с разогретого нежным телом ложа, потянулась, чувственно выгнув спинку. Прозрачный пеньюар позволял рассмотреть соблазнительные подробности: малюсенькую, но высокую и тугую грудь, тонкую талию, плавно переходящую в соблазнительно округлые бёдра, развилку ног с тёмнеющим сквозь ткань треугольником, упругие ягодицы.

Эмилия из наваждения игриво покрутилась перед хорошо освещённым зеркалом, скинула под ноги ночную рубашку, ловко поправила волосы, что-то внимательно разглядела там, куда Игорь не решился смотреть, улыбнулась и бодро удалилась в ванную.

Лицо… юноша страстно желал немедленно обменяться с пассажиркой напротив взглядами, внимательно изучить особенности её мимики, чтобы составить полный портрет, но возбуждённые интимным видением мысли из голограммы понеслись вскачь, опережая реальную сюжетную линию на целую жизнь.

Игорь чувствовал мощный ток крови сверху вниз, испытал небывалый эмоциональный подъём и судорожные позывные соблазнительно сладостной лихорадки, которая побуждала к смелым соблазнительным действиям.

Ещё бы! Не так просто находиться рядом с объектом вожделения, видеть всё это великолепие… и довольствоваться пассивным созерцанием.

Напряжением воли Игорю пришлось укротить позывные соблазна.

Это было непросто. Морок и явь смешались в единое целое, получая от мозга противоречивые химические сигналы, властно диктующие желание поддаться первобытному азарту охотника, рождённого сражаться и побеждать.

Юноша растерянно посмотрел по сторонам. Пассажиры делали вид, что ничего не понимают, но Игорь знал, чувствовал, что они притворяются безучастными: притаившиеся зрители ждут от него активных действий, ожидают стать свидетелями пикантной развязки.

Девушка из пассажирского вагона выпрямилась с закрытыми глазами. Мимика ясно давала понять – ей всё ещё больно.

Полные яркие губки, аккуратный носик, маникюр, – ну же, Эмилия, открой личико, милая, покажи глазки – зеркало бессмертной души. Я ведь не просто так обратил на тебя внимание.

Девочка на мгновение пересеклась с Игорем взглядом и тут же опустила глаза в пол, словно робкая школьница, впервые поймавшая заинтересованный юношеский взгляд.

Несколько секунд спустя Эмилия украдкой посмотрела в его сторону и опять спряталась, раскрасив чувствительную кожу лица и шеи ярким пунцовым румянцем, сделав вид, что увлечённо копается в кармашке миниатюрного рюкзачка, но ничего из него не доставала.

Неловкое девичье смущение (впрочем, он и это мог выдумать), лишь раззадорило воображение юного романтика, придав фантазиям новые смыслы, вливая в чувствительное тело избыточную порцию интимной энергии.

Игорь вперил взгляд в кукольные ладони девушки, перевёл внимание на едва различимую грудь.

Концентрация гормонов в крови нарастала лавинообразно, иначе как объяснить сбивчивое дыхание, учащённые сердечные ритмы и настойчивую пульсацию в каждой клеточке тела?

Реальная пассажирка скромно сидела напротив, а девочка из воображения, не стесняясь, бесстыдно игралась с душем, эффектно демонстрируя гибкую подвижность и умение доставить себе секретное удовольствие. Ведь она девочка, а рядом никого нет.

Откуда ей знать, что он внимательно следит за развитием событий.

От осознания неловкости ситуации на мгновение Игорю становится стыдно, но любопытство оказывается сильнее давления совести.

Пока Эмилия тщательно вытиралась, Игорь стоял за её спиной, не шелохнувшись, страшась разоблачения.

Напряжение в мышцах катастрофически быстро росло. Ему казалось, что девочка из параллельной реальности чувствует его присутствие, ждёт и одновременно боится прикосновения.

Сделав иллюзорный шаг навстречу, Игорь остановил внимание на совершенной груди, похожей на лесные колокольчики. Как велико было желание дотронуться до этого великолепия, но, увы, нельзя. Виртуальное свидание навсегда останется личной тайной.

Девочка из реальности улыбнулась, жестами показала, что не хотела привлекать к себе внимание подобным образом. Игорь приложил руку к груди, – понимаю, мол.

Девушка показала на ногу, развела в стороны руки, давая понять, что не знает как двигаться дальше.

Юноша попросил жестом разрешение осмотреть ногу. Эмилия согласилась.

– Торопилась на пересдачу зачёта. Такая засада! Не представляешь, какого труда стоило уговорить преподавателя дать шанс реабилитироваться до начала занятий.

– Представляю, сам недавний студент. Можно пощупать? Сдаётся, у тебя лёгкий вывих. Попытаюсь вправить. Я умею. Раньше занимался гимнастикой. Травмы – неотъемлемая часть жизни атлета. Ну вот, косточки легко встали на место. Неприятно, больно, но не смертельно. Я Игорь. А ты… Эмилия… угадал?

– Нет, я Стелла. Хотя… бабушка рассказывала… мама хотела назвать Милой, но Людмилой или Эмилией, не уточнила. Монетку бросали. Провидение с мамой не согласилось. Я привыкла, хотя иногда представляю себя с другими именами.

– Ты больше на Эмилию похожа, мне так показалось, сам не знаю, почему.

– Имя – это набор букв, не более того. В современном мире он чаще случаен. На выбор имени влияет благозвучность звучания… нереализованный жизненный опыт родителей, и мода.

– Встань. Больно… идти сможешь?

– Надеюсь, что да. Очень надо.

– А я надеюсь… что мы с тобой ещё встретимся.

– В принципе, я не против. Кажется, сегодня мне понадобится провожатый. У тебя есть свободное время?

– Семь бед – один ответ! Моя участь как специалиста в данную минуту висит на волоске. Грядёт чистка рядов. Новый босс намерен ввести в кадровый состав преданных апостолов. Я для него – белая ворона. Нужна мне такая судьба? Другое дело ты…

– Поясни.

– Я в нечаянное стечение обстоятельств не верю. Случайность – закономерность высшего порядка. Следовательно…

– Вот ты какой… психолог. Хочешь познакомиться – так и скажи.

– Разрешаешь! Я ведь не знал, что так можно.

– Как!

– Без театральных эффектов, велеречивых речей, конфет и букетов. Без прогулок под Луной, запаха прохладной вечерней свежести, когда просто невозможно не обняться. Без чувственных впечатлений и романтических грёз, без признаний и обещаний.

– Ты серьёзно, Игорь! У меня создалось впечатление, что всё случившееся – некий хорошо отредактированный сценарий.