Loe raamatut: «Кровь фейри»

Глава 1

Ветви злобными плетьми хлестали по лицу, царапали кожу, а корни вековых деревьев, словно когти невиданных чудовищ поднимались из земли, сбивая с ног. Палая листва шуршала под ногами, заглушая стук собственного сердца, бешено колотившегося в груди.

Дыхание срывалось короткими, прерывистыми вздохами, а в легких жгло от нехватки воздуха. Но остановить бег нельзя, нельзя даже замедлить шаг. Промедление равносильно смерти, болезненной и жестокой.

Ведь охотился он. Сила его не сравнивалась с силой человека, это была нечеловеческая мощь, нечто более древнее, более темное. Он мог преодолевать расстояния в миг, он мог перепрыгивать деревья, взбираться по отвесным скалам, он мог угадывать чужие мысли. Я чувствовала его взгляд на себе, холодный и беспощадный, как лезвие стального меча.

Мне не убежать. Но я должна продолжать пытаться. Надежда лежала в глубине леса. Там у него нет власти.

Короткий вскрик был заглушен холодной рукой, я не видела его лица, не знала его имени. Его окутывал древесно-землистый, изменчивый аромат, с нотами корицы, кедра и ладана, напоминающий благовония.

Проснувшись в холодном поту, бегло осматриваюсь с трудом разлепив веки. Рядом никого нет – конечно, сестра где-то за много миль отсюда мирно посапывает в новом супружеском гнёздышке, а мне приснился очередной кошмарный сон: истекающая кровью луна, всепожирающая бездна, мокрая от слез земля.

– Циперус, – хрипло произношу я вслух, вспоминая запах из сна.

Тяжелая работа никогда не способствовала приятным снам, но обычно я не вижу кошмаров, а до утра падаю в блаженное ничего.

Сон, нехотя, вязкой патокой оставлял мой разум. Усилием воли, поднимаю вялое тело с постели и шлепаю босыми ногами по скрипучему дощатому полу. Тишина, плотная и липкая, словно паутина, окутывала дом. Я двигалась сквозь неё, будто рыба в мутной воде, знающая каждый изгиб и каждый угол. Мне не требовался свет. Ноги, помнящие каждый шаг, вели меня по знакомым коридорам, минуя комнаты, где тени танцевали на стенах старыми призраками, напоминающими о былой радости.

Моя кожа, бледная, как лунный свет, отражала скудные отблески, пробивающиеся сквозь крохотные щели между шторами.

Каждая скрипучая ступенька, шепот ветра в трубе, шорох мыши за стеной – я знала их все наизусть. Дом был частью меня, частью моего прошлого, настоящего и… возможно, ещё и будущего.

Мне казалось, что временами я ощущала чье-то едва осязаемое прикосновение, холодное и влажное, на своей коже, но не боялась. Сквозняки. Они частые гости здесь.

В конце коридора, где мрак был глубже, чем в других местах, стоял старый комод, поблескивая позолоченными ручками. Одна из тех немногих вещей, что остались от матери.

И несмотря на всю мрачность и пустоту этого места, я была дома. В тени и мраке, в безмолвии и в холоде я пыталась найти покой.

Перепрыгиваю самую скрипучую доску, правой рукой цепляясь за выступ на стене. За столько времени выработалась привычка, и мне не нужен свет свечи, чтобы пересечь одинокий дом.

Толкнув дверь, выбираюсь на крыльцо, обнимаю себя за плечи и смотрю в светлеющее небо.

Ночной холод всё никак не хотел превращаться в утреннюю прохладу, над моей головой воронье сбилось в кучу и каркая, они рассекали предрассветное небо.

Не знаю сколько я стояла так, уставившись в бесконечную высь, но заметила, что расцветают на коже пятна от холода, украшают её лепестками волчьей погибели.

Внезапно становится так пусто и нехорошее предчувствие копошится во мне, будто аккуратно ломает ледяными пальцами рёбра, чтобы поразить сердце.

Возвращаю из памяти образ сестры: она бывает дерзка, капельку игрива, временами она выводила меня из себя, но роднее неё у меня никого не было и я шла мириться первой, даже если она была неправа.

Прислушиваюсь. Вместо привычного стука капель от умывальника, которым всегда пользовалась сестра, я слышу шелест листвы, вместо жара камина – прохладу, обволакивающую голые ступни.

Я могла бы сколько угодно убеждать всех в том, что рада за сестру, но сейчас, оставшись наедине с собой можно признаться в том, что хотела, чтобы она никогда не вышла замуж, не оставила меня и всегда была рядом.

Зябко поёжившись, возвращаюсь в дом.

Заварив чай, несколько раз попробовала его на вкус, добавила ягод и трав. Травяной чай был моим единственным утешением в эти мрачные дни. В нем я находила мир, и пусть всего лишь на короткое время забывала о своих печалях. Но внутри не оставляло дурное предчувствие, нечто неясное, но тревожащее, как туман, застилающий горизонт и скрывающий неизвестную опасность. Не могла понять, откуда берется это чувство, но оно не отпускало до тех пор, пока за дверью не раздался неловкий стук.

Отставив чашку, накинув на плечи вязаную шаль, я поспешила открыть.

– Аврора… – начал деревенский староста, сминая в руках уже и без того мятый и грязный платок.

– Случилось что-то? – спросила я, опираясь на дверной косяк.

– Случилось… ох, как случилось, – он всхлипнул и вытер перепачканное грязью лицо платком.

Жестом я пригласила его войти.

Он поколебался у порога, словно не решаясь внести внутрь дома слова с которыми пришёл.

– У меня плохие вести, – прошептал он, голос его дрожал. – Сегодня утром в лесу нашли два тела.

На мгновение, но с сердца отлегло. Вчера Кэтлин и Дерек уехали рано утром и должно быть уже добрались до его имения. Но отчего тогда старик так печален?

– Кэтлин… она, – он не договорил, зажмурился и разразился рыданиями.

– Нет, – прошептала я, ища опору.

– Их нашли с первым обозом. Нужно пре-пре…предать тела земле, – слова не давались ему, застревали в горле слезами.

Болезненное осознание гулким эхом стучало в висках, а ноги отказывались двигаться с места. Я крепко закрыла глаза и желая, чтобы это было всего лишь продолжением ночного кошмара, открыла вновь. Но вопреки всему я не проснулась в кровати, а передо мной, виновато понурив голову, стоял староста.

Тяжелый скрип входной двери, раздавшийся в тишине дома, заставил меня вздрогнуть. Мой взгляд различил силуэты, входящие в дом, – двое мужчин, несущие на плечах два тела, закутанные в суконные полотна.

Один из мужчин, крепкий и высокий, с бледным вытянутым лицом, опустил груз на стол. Второй, худой и сутулый, с потухшими глазами, вслед за ним отпустил свою ношу.

Вздрогнула снова, когда почувствовала холод от этих тел, мурашками проникающий куда-то внутрь. Я знала, кто это, хоть и не хотела верить. Кэтлин, моя дорогая младшая сестра, и её супруг, Дерек, с которым она сблизилась не так давно, но он сделал ей предложение и та вне себя от счастья приняла его.

Мне казалось, что они были слишком тяжелыми. Слишком холодными. Слишком… безжизненными. Моё сердце, обычно спокойное, забилось сильнее. Воздух в груди заканчивался, я судорожно втянула носом воздух и прижала ладонь к груди. Нельзя было падать духом.

Я медленно встала со стула, а староста попытался усадить меня обратно, лепеча, что они со всем справятся. Не грубо оттолкнув его, сделала два шага дрожащими ногами, моя тень растянулась по полу, как щупальца невидимого монстра. Я подошла к телам, и мои пальцы коснулись холодной ткани, окутывающей Кэтлин. Моя сестра, некогда живая и счастливая, теперь была лишь безжизненной куклой, которую принесли в наш дом.

Я не ощущала ничего, все чувства притупились, смазались. Во мне была только всепоглощающая боль, пронизывающая меня до мозга костей. И уверенность, что в этом доме они найдут умиротворение.

Свечи, тонкие и высокие едва освещали комнату. Их мерцающий свет, танцующий в тишине, отражался от бледного лица девушки, лежащей на столе. Я, облаченная в простое траурное платье, склонилась над сестрой, мои пальцы, такие же тонкие, как свечи, касались холодного лба.

Я поймала свой взгляд в бадье с водой – тёмная даль, лишенная слез, в которой гаснет последняя звезда. Лицо сестры, бледное, как лунный свет, было неподвижно, а губы, обычно чуть приоткрытые в улыбке, застыли в вечном молчании.

Я не плакала. Слезы иссякли во мне, как и тепло. Осталась только холодная пустота, пронизывающая меня до самого сердца.

Взяв тонкий шёлк, черный как ночь, я укутала им тело сестры. Мои пальцы двигались плавно, с нежной заботливостью. Это была не только ритуальная обязанность, но и последняя услуга для умершей. В последний раз я подоткну её прощальное одеяло, поцелую в лоб, пока никто не видит, и буду надеяться, что там где она сейчас, ей хорошо.

Я положила сестре в руки белую лилию, её лепестки были чисты и невинны, словно предвестники лучшего мира. Но я не верила в лучший мир, больше нет. В конце я опустила веки сестре, сгладив линии на её лице. И на момент, на самый краткий миг, мне почудился блеск в глазах сестры. Блеск, который не был отражением свечи.

Судорожно вздохнув, я отшатнулась. Моё сердце забилось, и я почувствовала, как слезы собираются в уголках глаз. Но я быстро их смахнула, потому что знала: слезы были слабостью. В этом мире слабости не было места. А ещё… Кэтлин не нравилось, когда я плакала. Она всегда так неумело-забавно пыталась меня развеселить. И потом при ней я не давала слезам волю, я всегда должна была быть сильной старшей сестрой, и я ею и останусь.

Последний штрих. Я провела рукой по бледному лицу сестры, пригладив непослушный локон, упавший ей на лоб. Свет от свечей едва касался её лица, но и в этом призрачном свете я видела каждую деталь: сомкнутые пухлые губы, тонкие брови, длинные ресницы и бледность. Похоронный саван выглядел словно снег, покрывающий застывшие воды.

Мой взгляд упал на шею Кэтлин. Там, среди бледного шелка, которым она была укрыта, я заметила нечто необычное. Две небольшие точки, красные, как свежая ягода, четкие и аккуратные, будто нанесенные острой иголочкой.

Это не были следы от укуса насекомого. Это было что-то иное. Что-то неприродное.

Я наклонилась ближе, приблизив лицо к лицу сестры. Я попробовала прощупать их пальцами, но они были плоские и не вызывали никакой реакции.

Что это значило? Я была не в силах ответить на этот вопрос. Но я знала, что эти точки скрывают тайну, и я должна её разгадать. Я была не просто сестрой Кэтлин, я была её хранительницей, и мой долг – защитить её даже после смерти. Помедлив всего мгновение, я вытащила булавку из своего платья и уколола палец сестры, надавила, но ничего не произошло. Даже учитывая то, что её тело пролежало в лесу, должна была выделяться кровь. Тело было полностью обескровленным.

Я отступила от тела сестры. Мой взор объял всё окружающее пространство, ища ответы. Но в этом доме, полном теней и тайн, ответа на вопрос не было. Возможно, я сошла с ума и ищу причину в чём угодно. Но разве не странно, что два взрослых человека внезапно умирают в лесу? И эти отметины… Тряхнув головой, я поспешила выйти из комнаты, чтобы встретить старосту и сочувствующих.

Все остальное время превратилось в смазанное пятно, унылое и всепоглощающее. Я смотрела на бледное лицо сестры, что сейчас лежала в новой деревянной колыбели и не могла понять почему у меня забрали последнее сокровище. На её шее единственным ярким пятном аллели две точки. В голове осиным гнездом роились мысли, но не могли же старые сказки быть правдой? Легенды о хладных кровопийцах, что по ночам вытаскивают детей из колыбели, были всего лишь легендами, чтобы пугать непослушных детей, заигрывающихся допоздна.

Я вспоминала время, когда мы были детьми, как радовались, когда мама пекла печенья, а отец вырезал безделушки из дерева. Вспоминала, как родителей унесла болезнь, как я стала для Кэтлин и матерью, и отцом.

– Не плачешь, – кто-то положил руку на моё плечо. Я обернулась на голос и увидела поникшее лицо женщины, что носила нам с сестрой парное молоко.

Я покачала головой.

– Боль сильная, нужно выпустить, – проговорила она, а я пожала плечами точно не уверенная увидела она этот жест или нет.

И даже когда новое вместилище Кэтлин погрузили в яму, и посыпались комья влажной земли, отрезая её навеки от мира живых, я не могла заплакать. Бесконечно прокручивала в голове наше детство, как мы вместе узнали о смерти родителей и как поклялись никогда не разлучаться.

– Спи спокойно, – прошептала я, пальцами всё глубже зарываясь в мягкую почву.

Вокруг не было ни души. Скорбящие оставили меня одну, под медленно накрапывающим дождем, что вторил слезам в моей душе, не способных пролиться.

Уйти. Убежать. Забыть. Чтобы всё это осталось всего лишь сном, утопить печаль в вине где-то очень далеко от дома. С такими мыслями я вернулась и пережила бессонную ночь, а утром не выдержав, вскочила и начала собираться.

Дом, раньше бывший для меня убежищем, теперь становился каменным саркофагом, заполненным воспоминаниями о сестре. Каждый угол, каждая тень, каждая ступенька напоминали мне о Кэтлин, о её смехе, её голосе, её присутствии.

Я пыталась собрать свои вещи, но руки дрожали, а в голове непрерывно звучала фантомная мелодия сестры, которую она часто напевала, собираясь куда-то. Я бросала в сумку неправильные вещи, забывая необходимые. Мне не удалось застегнуть ремни на своём плаще, они выскальзывали из рук, как живые змейки.

Я надела перчатки, но не почувствовала обычной уверенности. Мне всё казалось, что они не подходят, что они слишком легкие, что они не способны защитить.

Когда вышла из комнаты, мой взор наткнулся на зеркало, висевшее в коридоре. Я увидела в нём своё отражение: бледное, с темными кругами под глазами, с усталым, растерянным взглядом.

Я совершенно не узнавала себя. Я уже была не той Андреа, которую привыкла видеть. Эта была раздвоенной, растерянной, потерянной. Ей не было места ни в этом доме, ни в этом мире.

Я сделала шаг вперед, и тени убежали от меня, пугаясь нерешительности. Я почувствовала тяжесть своей сумки и удивилась, как могла её так перегрузить.

Мне необходимо было выйти отсюда. Оставить этот дом, этот мрак, эти воспоминания. Но куда идти? И что ждало там, в темноте за порогом дома?

Я не знала. Но необходимо было попытаться. Необходимо было оставить этот дом, прежде чем он меня поглотит.

Холодный воздух раннего утра лизнул моё лицо, когда я переступила порог дома, оставив за собой мрак и тяжесть воспоминаний. Деревня еще спала, погруженная в глубокий сон, окутанная дымкой утреннего тумана. Крыши домов покрывались инеем, а сквозь деревья пробивались первые лучи солнца, красные и холодные, как кровь.

Я оглядела спящую деревню, и поняла, что вижу её в последний раз. Эти дома, эти улочки, эти лица, все они были связаны с прошлым, с семьей, с сестрой. Но теперь мне необходимо было оставить их позади.

Я почувствовала тяжесть своей сумки и сделала глубокий вдох, чтобы хотя бы на миг забыть о трудности своего выбора. Ноги сами несли меня вперед, по холодной утренней дороге, в сторону неизведанного.

Я не знала, что ждало в будущем. Но знала, что необходимо уйти. Необходимо начать жизнь с чистого листа, сбросить с себя оковы прошлого и построить свою собственную судьбу. Но сначала найти ответы.

Слабый, но полный отчаяния крик прорезал утреннюю тишину, вспугнув стайку дремавших птиц. Мне бы сделать вид, что я не слышу, перехватить потуже сумку со скудными пожитками и уйти, не оглядываясь. Но вместо этого я спешу на звук, боясь, что станет поздно.

Ноги снова сами несут меня, помогают преодолеть заборы и ямы, пока я не упираюсь взглядом в огромную волосатую спину, на которой болтались остатки в клочья разодранной одежды.

– Помогите! – сдавленно пропищала девочка, которая часто помогала мне на мельнице.

Секундного взгляда и окрика хватило, чтобы зверь, что некогда был человеком, обратил на меня своё внимание.

Его глаза – два тёмных провала на изможденной, окровавленной морде, застыли на мне, полные безумного желания и зверской жажды. Я уже знала, что не убежать, не спрятаться от обезумевшего зверя нельзя.

– Беги и не оглядывайся, – крикнула я девочке.

Мне-то терять больше нечего. Все, кого я любила были уже мертвы и, пожертвовав собой, я спасу хоть одну невинную душу.

Мощным ударом когтистой лапы я была откинута назад. Взор затуманился, а затылок налетел на твердый камень. В голове раздался звон.

Мир растворился в кровавом тумане. Звуки, запахи, ощущения – все смешалось в единый вихрь боли. Я пыталась понять, что произошло, но в голове была только пустота. Ощущение тяжести на груди, как будто меня придавило тяжелой веткой, не давало вздохнуть полной грудью.

Когда туман немного рассеялся, я увидела перед собой огромные когти, которые сжимали мой живот. Кровь текла по груди, окрашивая серую одежду в багровый цвет.

Я пыталась вскрикнуть, но из моих легких вырвался только хриплый стон, когда увидела блеск золотых глаз, что искрились, сияли не злобой, а самым настоящим безумием и жаждой крови.

В моей голове мелькнула мысль, что это конец. Но внезапно я осознала, что вовсе не хотела умирать. Я хотела жить, хотела мести. Ради Кэтлин, ради… себя.

Я попыталась освободиться от хватки чудовища, но его сила была несоизмерима с моей. Я чувствовала, как его когти сверкающие, как железные лезвия, впивались в мой живот, рвали и трепали плоть. Я ощущала, как из меня уходит жизнь, как она стекает по телу красными горячими ручьями.

Путаясь в густой траве, немеющими пальцами нащупала острый камень и бросила его в морду существа. Камень попал ему в глаз, и он заревел от боли, отступая назад.

Я вскочила, кровь текла по лицу, застилая глаза. Поддавшись безумному и неистовому порыву, подхватив с земли ещё один камень, я бросилась на монстра с криком, который был больше отчаянием, чем гневом. Явно не ожидая от меня такой прыти, зверь замер, подставившись под удар тяжелым камнем. Я чувствовала, как моя сила убывает, кровь течет рекой, но я не останавливалась. Укус в плечо заставил меня вскрикнуть. Прежде, чем я упала, я увидела гаснущий взгляд зверя и зияющую дыру в его голове, перепачканный красным мех.

Моё тело болело, каждая мышца протестовала против движения. Я пыталась вспомнить, как оказалась здесь, в этом темном и холодном лесу, но в голове была лишь пустота, пронизанная острыми осколками памяти.

Постепенно в сознание вернулись фрагменты прошлого: темный лес, крики птиц, бегство…и еще что-то, нечто ужасное, что заставляло сердце стучать безумно быстро.

Я встала на колени, ощущая головокружение. Лес стоял вокруг непроницаемой и таинственной стеной, а ночь тяжелым полотном окутывала все вокруг. Было страшно, но в то же время, я почувствовала необъяснимый прилив сил.

Я слышала, как ворочается белка в своём дупле, как чистит перышки филин, как бежит ручей далеко-далеко. Слух обострился, звуки причиняли боль. Их стало так неожиданно много: шепот ветра в скрипучих кронах, течение подземных вод, сход оползня где-то далеко-далеко в горах, крики летучих мышей, возвращающиеся домой охотники насвистывают простенький мотив.

– Мама! – заплакано кинулась ко мне девочка, обхватив шею своими маленькими ручками.

Её маленькое личико перепачкано в грязи, бровь пересекает ссадина.

– Что случилось с твоей мамой? – хрипло спрашиваю я пересохшими губами.

– Зверь нагнал, – тихо ответила она и всхлипнула.

Я прижала её к груди, стараясь не вздрогнуть от внезапной боли, прошедшей через всё тело.

Она тряслась и всхлипывала, заливая слезами мою рубаху. Я гладила её маленькую голову со свалявшимися волосами.

– Есть из родственников кто-то? – осторожно спросила я, заглядывая в заплаканные глаза.

– Никого не осталось, – прошептала она, поджав губы.

– Пойдешь со мной?

Она кивнула, выпрямилась и протянула ручку, как будто в самом деле решила помочь мне встать. Я приняла её помощь только для вида, чтобы она почувствовала себя нужной и немного отвлеклась.

Я ощупала плечо, где одежда пропиталась в крови и на ощупь стала похожа на шершавую кору дерева. Исполосованная одежда кричала о том, что всё произошедшее не сон, но тогда… я должна была умереть. Что стало с оборотнем? Сколько я пролежала так? Как мои раны затянулись?

– Тут ручей, – девочка указала куда-то между деревьев.

Стыдно признаться, но за столько времени я так и не узнала, как её зовут, всё некогда было.

– Смышленая, как звать-то тебя?

– Кайла, – отчеканила она.

– Ты всё это время сидела здесь?

– Я хотела позвать на помощь, но не смогла выйти из леса, страшно, прости, я не хотела оставлять тебя одну, – она всхлипнула.

– Ничего-ничего, со мной ведь всё в порядке, – я прижала её к себе и погладила по голове.

– Ты тёплая.

– Замерзла?

– Да.

– Давай поищем мою сумку, там есть тёплые вещи или вернемся в деревню.

– Нельзя.

– Почему?

– Зверь найдет, а тебе не поверят.

– Тогда нужно переодеться и двигаться в путь. Ты не ранена?

– Только здесь, – она откинула волосы со лба, показывая темный след.

Мы пошли в обратном направлении. Я всмотрелась в темноту. Среди колючих кустов я увидела силуэт своей сумки.

Вздохнув с облегчением, я подняла влажную от ночной росы сумку и достала из неё шерстяной платок, который накинула на плечи Кайлы.

– Теперь к ручью? – спросила она.

Я кивнула.

Закрыв глаза, я напрягла слух, и вдалеке услышала шум воды. Так громко…как будто стоим рядом с водопадом. Только сейчас я заметила, что мои движения были более быстрые, резкие, казалось, что я сама за собой не поспеваю.

– Всё хорошо? – спросила Кайла встревоженно.

– Да, всё хорошо, не переживай, – я натянуто улыбнулась, чтобы не пугать ребенка понапрасну. Что же творится со мной и моим телом?

Мы шли дальше, пока не услышали почти поющий журчащий звук.

Вода была прозрачной и холодной, она текла между гладкими камешками, образуя небольшие водопады, красиво переливаясь в лунном свете. Я присела на камень у края ручья, а Кайла сразу же подошла к воде, и наклонившись, принялась жадно пить, зачерпывая воду ладонями, сложенными лодочкой.

Вода была холодной, но приятно освежала мою раскаленную от тревоги и боли кожу. Я осторожно сняла с себя верхнее платье, оставив только тонкую хлопковую рубашку. Ручей был узким, вода быстро текла, смывая грязь и кровь с моего тела.

Промывая раны, я невольно тронула рукой свое плечо. На нем было два глубоких укуса и неисчисляемое количество царапин. Задрав рубашку, я увидела множество затянувшихся ран. Точно помню, как вонзились в меня когти, как текла по телу кровь. Не должна была выжить, может, сестра уберегла? За несколько часов раны затянулись, но кожа горела от боли. Я почувствовала неприятное пощипывание, как будто под кожей кто-то или что-то копошилось. Чувствуя это, я стиснула зубы и почесала руку. Ощущение пропало и я выдохнула. Моя кожа на ощупь и впрямь была слишком горячей. Намочив руку в воде, я приложила её ко лбу.

Что если у меня заражение? Слабости я не чувствую, наоборот, прилив сил. Кажется, что я сейчас смогу преодолеть высокие горы.

Кайла клевала носом возле берега, потирая кулачками глаза.

– Устала? – спросила я.

– Немного, – вяло отозвалась она.

– Если пересечем лес, выйдем к постоялому двору, там переночуем.

– Хорошо, – кивнула она, заметно оживившись.

Сжимая в руках кожаный мешок с остатками провизии, я вывела Кайлу из леса. Девочка, бледная и дрожащая, оглядывалась на заросли, словно ожидая, что из них выскочит кто-то очень страшный. Мой желудок свело от голода, хотя совсем недавно мы с Кайлой закончили последнюю трапезу.

Постоялый двор, уютный и освещенный, стоял на краю леса. Из открытой двери доносился аромат вареной капусты и мяса. Я сделала глубокий вдох.

– Вот мы и пришли, – я показала на дверь Кайле, которая завороженно смотрела на свет из маленьких окошек.

Она кивнула.

Внутри было тепло и малолюдно. За деревянным столом сидело всего два мужчины, они закусывали хлебом эль. Хозяин постоялого двора, толстый мужчина с добродушным лицом, улыбнулся нам и повел к очагу. Мужчины же отправились наверх по скрипучей лестнице.

– Ночь нынче темна, хорошо, что вышли на свет. В лесу опасно, зверь бродит, разное говорят, – отстраненно проговорил он.

– Зверь? – переспросила я.

– Волк громадный, – он развел руки в стороны, – да говорят, что зверь этот человеком раньше был. Проклятие его настигло, не иначе, – он сбавил голос до полушепота.

– Не бывает такого, – покачала головой я, зная, что бывает.

Мы ели горячую похлебку, чувствуя, как приятное тепло разливается по пищеводу, но я то и дело оглядывалась. Слух тревожили перешептывания, казалось, что все на нас смотрят с недоверием, с холодным блеском в глазах. Из-за событий минувших дней, мои нервы были натянуты как струна.

Вдруг одна из теней на полу, сделала резкое движение. Остро испытав чувство опасности, которое я не могла проигнорировать, я медленно встала на ноги.

– Следуй за мной, – прошептала я Кайле.

Мне не понравилось шевеление на втором этаже постоялого двора.

В ту же секунду со второго этажа, перепрыгивая ступени и перила, появились два мужчины, с блестящими ножами. Я отступила, заслоняя собой ребёнка. Кожа горела, кости ломило. Или с похлебкой что-то не так, или со мной…

– Всё, что есть ценного на стол, – скомандовал один из мужчин.

– Извините, у меня семья, – проговорил хозяин, виновато потупив взор.

Он с ними заодно, значит.

Я сжала зубы, стараясь не издать ни звука от пронзающей боли. Моё тело ломило, кости скрипели. С каждой секундой пульсирующая ярость в моей крови нарастала, заставляя разум помутнеть. Я попыталась вскочить, но ноги подкосились, и я рухнула на грязный пол.

Я ахнула, чувствуя как все тело дрожит. Уши загорелись и я пощупала их, чтобы понять, что они теряют человеческую форму, деформируются, заостряются. В ушах зазвенело, а из горла вырвался глухой вой.

Кайла, прижавшись к стене, глядела на меня. Её голубые глаза, обычно такие живые и любопытные, сейчас были широко раскрыты, но в них не было и следа страха.

Грабители попятились назад, выставив ножи.

– Прекрати немедленно! – взревел один.

Я попыталась доползти до окна, но тело отказывалось слушаться. Острые когти порезали ладони, когда я попробовала опереться на стену. Я увидела, как по телу расползается сияющая дымка и почувствовала, что зубы удлиняются, превращаясь в острые клыки, которые ранили язык.

В глазах потемнело. Уже не видела людей, которые пытались нас ограбить, не слышала их криков. Я слышала только гул собственной крови, которая билась в моих жилах, диким и необузданным ритмом.

Изнутри, словно из раскаленной печи, прорвался до странного мелодичный вой.

Кайла была рядом. Она тоже проходила метаморфозу. Её тело деформировалось, нежные черты лица заменила грубая морда, а руки превратились в лапы. Её глаза засияли волчьим пламенем.

Я, уже не человек, а что-то другое, взревела и бросилась на мужчин, которые пытались убежать.

Рыкнув, клацнула зубами под чей-то визг. Кивнув Кайле на распахнутую дверь, я прыгнула на вооруженных мужчин, давая ей время, чтобы уйти.

В голове помутилось, вернулась в сознание, когда вдохнула прохладный воздух, оставляя за собой только крики ужаса и запах горячей людской крови, что дурманом овладевала рассудком.

В лесу, в темноте, мы были свободны.

Мрак леса был родным, словно уютная темнота спальни. Он был убежищем. Мы мчались по лесу, лапы Кайлы бесшумно ступали по опавшей листве. Я почувствовала, как стрелы, пущенные в спину, пробивают тело, но я не могла остановиться.

– Покажись, фейри, у меня для тебя есть ещё железо! – взревел мужчина.

Мы с Кайлой прижались к земле. Она рвано дышала, высунув язык, в глазах метался испуг.

Я качнула головой и прижала её к земле, маленькая волчица последовала примеру. Несколько пар ног, пробежали мимо. Мы вскочили и направились в противоположную сторону.

Когда погоня отстала, больше не были слышны крики мужчин, мы остановились, спрятавшись за густым кустом.

Я, согнувшись от боли, легла на землю, пытаясь извлечь из спины стрелу. Я чувствовала, как кровь течет по телу, но не боялась.

После нескольких тщетных попыток, обессилев от внезапных перемен, я свернулась калачиком, уткнувшись носом в колени. Что-то дернуло меня и я подняла голову.

Кайла, в облике волчонка, обошла меня, демонстрируя зажатую в зубах тонкую стрелу, которую ей удалось достать не обломив наконечник.

Я взвыла, сжимая зубы, почувствовала как моё тело снова начинает меняться.

Уши щекотно менялись, клыки сжимались, уступая место аккуратным человеческим зубам.

Моё тело горело, как в огне. Казалось, что кожа рвется, мышцы тянутся в разные стороны.

Я попыталась встать, но ощутила слабость и плюхнулась обратно, щекой прижавшись к сырой земле.

– Я захватила, – проговорила Кайла, протягивая мне мою сумку.

Она уже вернулась в человеческий облик и явно не испытывала той же боли, что и я, или просто храбрилась и пыталась быть сильной.

– Не испугалась? – хрипло спросила я.

Она покачала головой и улыбнулась, а я ответила на её улыбку.

– Давно ты… это умеешь? – спросила я, привстав.

– Давно.

– А что на самом деле случилось с твоими родными?

– Обезумели. Магия стала гнилой, – тихо ответила она, поджав ноги.

– Нужно развести костёр.

Прошло немало времени, я сосредоточилась на тонкой линии искр, что метались под моими пальцами, влажные веточки всё никак не хотели разгораться. Спустя несколько тщетных попыток, упрямое пламя затенцевало, облизывая сложенные колодцем ветки, создавая призрачные тени, которые, казалось, шептали древние тайны, сокрытые в недрах этого места.

Сквозь завесу темноты я взглянула на свою маленькую попутчицу. Хрупкая фигурка девочки уютно устроилась, свернувшись калачиком на накидках. Лицо Кайлы было мирным, словно не ведала она о том, что нас окружает – о ветрах, которые шептали о забытых богах, о существах, скрывающихся в тенях.

В последний раз я ночевала в лесу, когда мы с сестрой в нём заблудились и весь следующий день нас искали охотники. Родители тогда были уже мертвы, и я работала на мельнице. Пекарь заволновался, что я не вынесла ему мешок муки, собрал почти всю деревню. Нас нашли быстро, но это событие навсегда отбило у меня и сестры охоту ходить в лес.

События прошедших часов не хотели укладываться в голове, казалось, что всё это сон, что так не бывает. В нос ударил запах чужой крови и я сморщилась. В самом деле я кого-то загрызла или померещилось?

Когда меня медленно забирал сон, я отчетливо различила чью-то крадущуюся поступь. Вскочив на ноги, я разбудила Кайлу, она хлопала глазами в свете догорающего костра.

– Покажись, – проговорила я.

– Не желаем зла тебе. В гости пригласить хотим.

– Какие уж гости в лесной чаще?

Мужчина вышел на свет. Три борозды шрамов пересекали его лицо. Он был без рубашки, вся грудь исполосована белесыми шрамами.

– Полукровки своих в беде не бросают, – проговорил он, поведя носом.

– Люди перед тобой.