Loe raamatut: «Враг России», lehekülg 5
Потом, после строительства такого завода в Москве, на основании тщательного изучения опыта эксплуатации этого завода, можно будет научиться строить самим такие же заводы с такой же степенью очистки вредных выбросов.
Завод будет сам зарабатывать деньги. Уже Московская область будет платить Москве за свой мусор, а не наоборот, если Москва не пожадничает и построит потом еще несколько таких заводов.
Кроме того, завод даст десятки тысяч тонн восстановленного металла, тепло, электроэнергию и сотни тысяч тонн золы, которую можно использовать в качества замены гравию при строительстве дорог.
Главное, такие заводы никого не будут напрягать. Все будут двумя руками голосовать за них. Люди из регионов в очередь выстроятся за такими заводами.
– Да-а-а, это хорошая штука…. А как тебе идея подвести бесплатно газ до забора? Ты себе будешь подводить?
– Это дело тоже хорошее для тех, у кого его нет. Но там, где он есть, было бы хорошо, если б они решили еще установить бесплатно на кухнях автоматические датчики, отключающие газ при обнаружении утечки.
Каждый год в России с наступлением холодов повторяется одна и та же история: то тут, то там взрывается газ. Причины – многие люди обогревают квартиры включенными газовыми плитами. Живем все, как на пороховой бочке, в окружении таких людей. Никто от этого не застрахован. Каждый день этого боимся. Сколько людей гибнет в год от этих взрывов. Почему не решить раз и навсегда эту проблему? Одни бесконечные разговоры после каждого взрыва.
Вот как ты сам считаешь, что для тебя важнее? Экономия денег на прокладке газа на даче или спасение твоей жизни от неадекватных соседей, которые могут взорвать твой многоквартирный дом в Москве?
– Конечно, жизнь дороже.
– Вот, ты сам и ответил на свой вопрос. А что касается газа на даче, мне он там совсем не нужен.
– Почему?
– Во-первых, меня устраивает электроплитка. Только когда авария и свет отключают, я достаю из шкафа газовую плитку и пятилитровый газовый баллончик. А это, слава Богу, бывает очень редко.
А во-вторых, я не хочу иметь дело с другим монополистом, с газовым.
– А чем тебе газовщики так насолили?
– Имел опыт общения с ними, когда менял в Москве старую газовую плиту на встроенную мебель. Газовщики потребовали у меня кроме крана к варочной панели добавить дополнительный кран для духовки. Для этого приварить еще восемнадцать сантиметров трубки за восемнадцать тысяч рублей.
А я уже закончил косметический ремонт кухни и отпустил строителей. Я тогда срочно позвонил поставщикам кухни и поменял заказ с газовой духовки на электрическую. Потом спокойно поехал по бесплатной путевке в Гурзуф и увидел на путевке, что она тоже стоит восемнадцать тысяч рублей. Как тебе это?
– За восемнадцать сантиметров трубки, как за стоимость путевки в Крым?
– Да! Вот такие непомерные цены на их услуги….
Сейчас Минпромторг России предложил учредить в стране новый праздник – День качества. Проект указа российского президента уже размещен на официальном интернет- портале правовых актов. Я вот думаю, о каком качестве услуг можно говорить при мусорном рабстве и при монополистах?
– Я пожалуй тоже не буду проводить себе газ на дачу. Мы же тут не живем круглый год. А с газовым котлом морока, то наливай воду, то сливай ее. С антифризом в трубу вылетишь.
Я смотрю, ты в письме тоже про монополизм добавил.
– Конечно. Я помню в детстве с воплями бежал к бабушке в деревне, завидев тряпичника, чтобы она скорее дала мне старых тряпок, обменять их у него на яркие игрушки. Тогда по деревням на конных повозках ездили старьевщики и собирали тряпки. Мы их звали «тряпичники». Оказывается, тряпки были ценным сырьем. Они и сейчас являются ценным сырьем, но кто их сейчас собирает? Где ты увидишь сейчас тряпичника?
Максимум, кого приходится видеть сейчас в деревне, это мошенников, забирающих за бесценок, а то и бесплатно обманом металлолом.
Я помню, как совсем недавно мы смеялись над китайцами, что они собирают старые лампочки, чтобы добывать оттуда вольфрам. А теперь Китай не боится вести с Америкой торговые войны.
На пляжах Египта я даже видел площадки, по четыре контейнера на каждой, для раздельного сбора мусора.
Я не призываю вернуть тряпичников. Но в России сейчас люди жалуются на прямую линию президенту, что они собирают мусор раздельно, а мусорщики сваливают все в один мусоровоз. Почему так происходит?
Потому что правительство доверило все монополисту. А монополист, как правило, только делает вид, что он занят чем-то полезным для общества. На самом деле единственная и главная его забота – это как можно больше вписать всего в графу «затраты» в бухгалтерской отчетности, начиная от максимально возможных окладов, чтобы обосновать как можно более высокую стоимость своих услуг.
А когда есть конкуренция, она сразу заставляет отказываться от всех лишних издержек и минимизировать стоимость услуг. Это же азбука экономики. Странно, что этого не понимают те, кто нашей экономикой управляет. Мне даже как-то неудобно напоминать о таких элементарных вещах в письме президенту, но приходится.
Не зря такой известный экономист, как Алексей Кудрин, считает, что мы эксплуатируем старую модель экономики, которая себя уже изжила и не даст нужного результата.
Поэтому я написал в письме, что даже в тяжелейшие послевоенные годы при ограниченных ресурсах в СССР при создании Первой ядерной бомбы руководители страны не позволили себе допустить монополизма и сделать реактор для наработки плутония для бомбы только по одному американскому варианту, т.е. с горизонтальной загрузкой. Ими одновременно было дано задание другому коллективу ученых, проработать альтернативный отечественный вариант с вертикальным расположением технологических каналов и систем управления и защиты. Лишь после детального рассмотрения двух вариантов Комиссия из специалистов и наркомов в марте 1946 г. сделала выбор и приняла отечественную схему создания вертикального реактора.
А сейчас в мирное время какая необходимость была отдавать всю работу по обращению с коммунальными отходами кучке монополистов? Неумение организовать конкуренцию и спешка? Конкурсы по отбору региональных операторов создают только видимость конкуренции. Фактически они являются дележкой районов деятельности среди монополистов.
Но зачем же тогда власть за свое неумение организовать настоящую конкуренцию на рынке обращения с твердыми коммунальными отходами заставляет платить население? Заложили бы в госбюджет оплату работы этих монополистов и все были бы довольны.
– Действительно…. Хорошо, с этим я согласен! А что ты в конце письма дописал? Мне это как-то совсем не нравится.
– А вот Зине и еще четырнадцати дачникам, которых она убедила подписать наше письмо, понравилось.
– Зина молодец. Я никак не ожидал от нее такой активности. Половину всех дачников нашей деревни собрала.
– Я сам от Зины такого не ожидал. Короче, дальше, Семеныч, я написал следующее:
«И еще одно предложение. Необходимо во всех структурах власти ввести подразделения, первый пункт должностных инструкций которых должен выглядеть так: «Жизнь людей должна быть прекрасна. Люди должны быть счастливы». И работать там должны люди болеющие душой за счастье других людей». Ты что, против этого?
– Нет, с этим я согласен! А что дальше?
– А дальше я написал: «Эти подразделения должны вести постоянный мониторинг законов, правил и постановлений Российской Федерации и местных органов власти на предмет наличия в них недружественного отношения к человеку и отсеивать из руководящих документов все такие положения. Они как вирус заражают наше общество, подрывают доверие к власти и оно готово идти на любые протестные акции. Тогда таких протестов будет гораздо меньше и меньше потребуется силовых структур по разгону несанкционированных протестных акций».
Что тебя тут не устраивает?
– Ну, при чем тут протестные акции?
– А тебя устраивает, что созывают на них недозрелую молодежь, школьников, которые даже не понимают, чего они хотят. Им просто кажется прикольным побегать в догонялочки с полицией. А потом этими приводами в полицию они уродуют себе свое собственное светлое будущее.
А организаторы этих акций таким способом навлекают на нас разные санкции, отвлекают массу людей от решения серьезных задач. Вот от таких, как наше дело с фиктивным мусором и приписками. Этим они дестабилизируют наше общество, всю нашу жизнь. Если я вижу это, а власть не видит, почему ей не подсказать? Согласен?
– Хорошо, согласен! Что ты дальше предполагаешь делать?
– Предполагаю с женой в ближайший выходной съездить отдохнуть в деревню, а потом вернуться в Москву, закончить перепечатку нашего письма и следующий раз привезти подписать всем это письмо. А уже на следующей неделе отвезти по назначению, если запрет на личное посещение снимут к тому времени.
– Хорошо! Тогда до встречи?
– До встречи!
***
После поездки с женой на дачу Юрий Петрович вернулся домой в Москву полный сил и желания поскорее допечатать письмо.
Вскоре он его закончил и решил проверить у специалиста, все ли он там грамотно написал с точки зрения законодательства. Он решил показать его юристу Центра защиты прав граждан партии «Справедливая Россия», на прием к которому он записался еще за месяц.
Перед выездом из дома он на всякий случай позвонил в Центр, но вместо Центра ответил телефонный автомат, что набранного номера не существует. Он раз за разом набирал номер, но ответ был один и тот же.
Ехать в полную неизвестность на другой конец Москвы не хотелось, но время подпирало и он решил ехать.
Больше часа он добирался до указанного в адресе дома и магазина «Магнит», который служил ориентиром, т.к. по описанию рядом с ним был вход в Центр.
«Магнит» был, но никакого входа в Центр не было, хотя он даже обошел весь дом вокруг в поисках Центра, продолжая постоянно звонить по телефону.
Наконец вместо автомата в телефонной трубке он услышал голос секретаря Центра.
– Где Вы размещаетесь? Я стою у входа в «Магнит» и не вижу никакого Центра.
– Вход к нам как раз напротив входа в «Магнит» в соседнем доме.
Юрий Петрович посмотрел на соседний дом и увидел вход, над которым висела вывеска «Салон красоты». Он очень удивился, но вошел в салон и спросил про этот Центр. Оказалось, вход в Центр находился за углом, во дворе дома, а окна смотрели на магазин.
– Странно, что телефон весь день отвечал будто Вашего номера не существует, – сказал он войдя в Центр.
– Да, нам уже многие говорили об этом, – ответил секретарь.
Отсидев живую очередь Юрий Петрович попал к юристу, который посмотрел их письмо, зарегистрировал его, сказал, что все там написано правильно, но ничего оно не даст и все надо делать не так.
– А что надо делать?
– Надо обращаться в суд.
– Каждому из нас в отдельности?
– Да.
– Но почти все суды проиграны.
– Нет. Есть примеры выигрышных дел.
Юрий Петрович посмотрел на сорокалетнего юриста и вспомнил свой опыт, как лет десять назад судился с обманувшей его на крупную сумму телефонной кампанией. Районный суд тогда принял сторону телефонной кампании и Юрий Петрович подал на аппеляцию в городской суд.
Измотанный этим процессом и переживаниями за здоровье брата, жившего на Крайнем Севере и попавшего в те дни в тяжелую автоаварию, он купил себе путевку на Юг, чтобы подлечиться. Он нанял адвоката, чтобы та в Мосгорсуде всего лишь заявила ходатайство о его просьбе перенести заседание суда до его возвращения в Москву, отдав за это всю свою пенсию.
На просьбу адвоката судья Мосгорсуда ответила:
– Еще чего? Он будет по Югам отдыхать, а нам тут собирайся лишний раз. Ходатайство отклоняется. Решение районного суда оставляем без изменений.
Пенсия его при этом улетела безвозвратно и без всякой пользы. И это была не одна пенсия, безрезультатно израсходованная на ту судебную тяжбу. Он тогда уже понял, судиться – это для пенсионера слишком дорогое удовольствие.
Но Юрий Петрович не стал объяснять юристу Центра, что судиться у пенсионеров нет ни сил, ни времени, ни денег. Он понимал, юрист говорил так, как должен говорить, чтобы обеспечить себя и коллег работой до самой пенсии.
***
Придя домой от юриста, он решил взглянуть, что показывает его счетчик у Н-ского регионального оператора. На счетчике было уже за ним задолженности почти триста тысяч рублей.
У Юрия Петровича наступила вдруг апатия. Ему расхотелось продолжать заниматься их письмом. Он тоже уже мало верил в действенность их коллективного письма. Он прекрасно помнил, что во время пресс-конференции к президенту с аналогичными письмами по мусорному вопросу обращались коллективы и по восемьдесят человек, а не восемнадцать как у них. И что толку?
Ночью он проснулся весь мокрый от пота. Пот лил с него градом, как будто он стоял под душем. Вся постель была мокрая.
Пришлось сменить не только майку, но и постелить новую простыню. Одеяло он просто перевернул другой стороной, чтобы можно было снова лечь в постель.
Так повторялось четыре или пять раз за ночь. Утром он был совершенно разбитый, ощущал недосып и сразу после завтрака лег досыпать.
Это стало повторяться теперь с ним каждую ночь. Он стал теперь спать еще днем и спал долго, но никак не мог выспаться. Он не только совсем забыл про свою любимую силовую гимнастику, но перестал делать даже гимнастику утреннюю, ежедневную.
Жена забила тревогу и погнала его к докторам. После сдачи многочисленных анализов и посещения нескольких врачей ситуация лучше не стала. От врачей он узнал, что причиной его сильной потливости по ночам и слабости мог скорее всего стать сильный и продолжительный стресс.
Потекли тяжелые дни. Он мучился совестью и ни с кем не хотел общаться. Его раздирали противоречия. С одной стороны он сделал все, что в его силах, подготовив их коллективное письмо, хоть в последние дни у него и появились сомнения в его эффективности. С другой – у него просто не было сейчас никаких сил ехать с этим письмом на дачу и собирать подписи.
Наконец он позвонил соседу по даче Семенычу, рассказал о своем состоянии и попросил Семеныча взять дело с письмом на себя. Но Семеныч отказался. Он сказал, что умерла жена и ему сейчас не до этого.
Жену Семеныча убил инсульт, как и Илью, сына Розы, дом которой стоит возле самой церкви.
Юрий Петрович знал, что инсульт – это спутник вот такой малоподвижной жизни, которая началась у него. Он понял, что сам находится в шаге от того финала, который случился с женой Семеныча. Он сказал себе:
– Да черт с ним с этим домом. Пусть он горит синим пламенем. Я его теперь не только страховать, я о нем и думать забуду. Пусть эта столетняя избушка достанется мусорщикам.
После этого он стал как-то понемногу приводить себя в нормальное состояние. Он перестал спать днем. Начал совершать небольшие прогулки на улице. У него даже хватило сил пойти с женой на выборы и проголосовать за депутатов КПРФ.
Он видел перед выборами, как интернет пестрел жалобами на мусорные счета и призывами голосовать за КПРФ, хотя сама КПРФ ни единым словом не обмолвилась о мусорной реформе. Тем не менее он надеялся, что хоть эта самая большая оппозиционная партия наберет девяносто мест в Госдуме, чтобы иметь возможность выдвигать собственные инициативы и когда-нибудь обратиться к мусорному вопросу.
С грустью он потом наблюдал по телевизору радостные пляски депутатов Госдумы.
Оппозиция радовалась дополнительным процентам, свалившимся им на голову непонятно откуда.
Правящая партия радовалась сохранившемуся конституционному большинству, а потерю нескольких процентов объясняло неразумными избирателями, решившими назло «маме» отморозить себе уши, не осознавая одной простой истины – чтобы претендовать на роль «мамы» нельзя вести себя хуже злой мачехи.
***
Эту грустную историю я узнал от самого Юрия Петровича – моего старого товарища.
Можно сказать, что смерть жены его соседа по даче Семеныча спасла его от такой же участи. Он сам стал постепенно возвращать себя к нормальной жизни.
Я прекрасно понимал его состояние и всей душой сочувствовал ему, так как все рассказанное им испытал сам на своей собственной шкуре: мусорное рабство, такой же счетчик мусорщиков, быстро накручивающий тысячи рублей «мусорного налога», сильную потливость по ночам и депрессию из-за всего вместе взятого.
С такой же грустью, как и он, я наблюдал по телевизору эйфорию депутатов Госдумы, от которой их попытался отрезвить президент, перечисливший главных врагов России.
Ни мусорные счета, ни счетчики мусорщиков, быстро накручивающие тысячи рублей «мусорного налога», ни сам «мусорный налог» в президентский список главных врагов России не попали, хотя, на мой взгляд, вполне этого заслуживают. Но неназванный враг опасней названного тем, что с ним никто не борется, а он делает свое черное дело.
В борьбе с бедностью он делает бедных еще беднее. Дети из таких семей выходят в жизнь с обостренным чувством социальной несправедливости.
Для здоровья и жизни людей этот неназванный враг опаснее кроновируса, на мой взгляд, и вот почему.
Здравоохранение в России по статистике теряет от КОВИД-19 в среднем два процента пациентов. А в дачной деревне Юрия Петровича из двух десятков дачников двое умерли от инсульта. Что составляет десять процентов. Мне кажется, возникновению такого инсульта у дачников гораздо больше способствовала депрессия из-за «мусорного налога», чем что-то иное. По крайней мере, причину моей собственной депрессии мне медики объяснили именно этим.
К моему счастью, из моей собственной депрессии лично мне помог выкарабкаться опыт Юрия Петровича, а также мой друг по институту своим ироничным замечанием:
– Ты чего раскис? Твоя главная мечта почти уже осуществилась!
Этой фразой он намекнул мне на мой недавно опубликованный автобиографический рассказ «Три мечты, или Сохраним нашу Землю» и на недавний полет в космос нашей киноактрисы и кинооператора.
