Loe raamatut: «Этот смутный объект желаний… История о любви»

В нашем подъезде поселился художник. И у мужиков, его соседей, началась не жизнь – малина. Регулярно с выручки он устраивал им "халяву". Барским жестом подзывал Вовку с первого этажа, вынимал купюру и небрежно бросал: "Погляди, что там в шинке…" Три-четыре дня мужики гуляли, после чего художник исчезал надолго, и никакие силы уже не могли извлечь его из мастерской. Затем, отработав свое, вновь появлялся. Беспорядочно всклоченные волосы, на плечах – лапсердак неизвестных годов, вид угрюмый. Вовка уже начеку. Он знает: человек развелся с женой, разменялся жилплощадью, ему худо – значит, требуется сочувствие. А он парень простой, всегда готов выдохнуть крепкое словцо против неизвестной ему жены-подлюки.

1

История семейной драмы Семена мужикам была уже доподлинно известна, и каждому новичку они ее охотно излагали:

– Она, с… такая, стала с его другом гулять. А жена того набросилась на него и душить стала. Друг дружке рожи исцарапали – и обе с мужьями развелись. Потом, слышь, Семенова баба за того хахаля замуж вышла, он, козел, ее на двадцать годов старше, стало быть, ей выгода тут какая-то была…

Был ли Семен согласен с этой версией, неизвестно, но в сочувствии явно нуждался, сильно переживал и в особенно тяжелые минуты переживаний философствовал:

– Женщина – это картина. А картина – что жемчужина, болезнь ракушки. Ты болеешь ею… Но вот когда уже близко совершенство, вдруг понимаешь, как напрасны были все твои труды… И любимая женщина – это всего лишь образ. И тут никогда не минуешь разочарования, потому что истинное совершенство невозможно.

Мужики крякали и вновь разливали. Жук, трубач из 41-й, издавая гортанью шипящий звук, советовал:

– На кой тебе все это сдалось? Картины, искусство… Я ведь раньше тоже в филармонии работал, пошла она… (Жук играл на похоронах). У тебя ритм-то есть?