В это время хилый и сгорбленный дикарь, отследив все детали, бежит к черному шаману доложить: в тайге появился чужой огонь.
IX
Первые три дня жизни в тайге прошли незаметно быстро. Охота, рыбалка, целебные травы, красота природы, сила свежести воздуха, костры по холодным вечерам- всё это отвлекало и утешало одновременно.
В следующее утро Леонид рылся в своих вещах и, собрав свою ношу, сказал, что идет по своему заданию и скоро не будет. Он наказал всем следить за порядком, попрощался с Юрой и был таков.
Путь ему предстоял неблизкий. Нужно было пересечь полосу тайги и выйти к поселку, где ему необходимо решить очень важные вопросы. По времени дорога займёт две сутки, не меньше. Но беря во внимание, что он не был обременен тяжелой ношей и попутчиками, то оставалась надежда, что дойдёт командир быстрее. Садовский был вооружен, поэтому зверей и людей по дороге встретить не опасался.
Не дойдя до поселка, Леонид, притаившись в посадке, искупался, сменил рубаху, побрился- в общем, провёл себя в более облагороженный вид.
И вот он – пережиток цивилизации на отшибе всего и вся. А за ним, за двадцать километров, расположен лагерь. А за ним, за двадцать километров- Елена.
«Получил ли Зосимов, начальник лагеря, мое письмо? Подействовало ли моё ходатайство? Как же там моя Лена? Лена… Этот хрыч со всеми связями и влиянием ничегошеньки не может сделать. Ни то чтобы ее, даже себя вытащить из того мрака не в состоянии! Придушил бы его! Бездарь! … Но Лена! Как же ты могла?!» – Леонид глубоко вдохнул и с резким выдохом решительно пошёл вперед. Он знал, что если поставить на карту всё, что осталось, то можно многого добиться. Всё или ничего.
Русский кабак. Здесь можно узнать самые свежие и самые замшелые новости. Здесь останавливается весь цвет общества: в прямом смысле- в виде наиобсуждаемых сплетен; в переносном – в виде самих сплетников. Именно сюда в первую очередь направлялся Леонид Садовский, командир войск в русской рубахе. Он купил газетенку и сел за пустующий столик. В помещении было обкурено, из кухни валил густой пар. Ко всему этому смешивался стойкий запах перегара и пота.
Тихон Беленкин с первых страниц газеты узнал о том, что нагремевший арест генерала Пирова будет пересмотрен в кротчайший срок, что этому самолично изволил поспособствовать товарищ Зосимов, находя причину необоснованной. Сам генерал клянется в верности и преданности СССР, и что дело его суда принадлежит самому настоящему преступнику, которого он обещался поймать во что бы то ни стало. Он объясняет всю ситуацию нелепой ошибкой, допущенной государственными силами по простой человеческой неосмотрительности по причине массы груд таких же дел. Рассмотрение вопроса Пирова состоится 24 октября 1930 года.
«Сегодня…– оторвался от газеты Леонид и отдался на спинку стула. – Зосимов, ты уж постарайся! Хочешь ещё золота? Значит попотей немного.
Гм! Кто-то говорил о неподкупности партийных, о непреклонности и преданности коммунистов. Ха! Каждый хочет себе, и хочет побольше! Кого они обманывают? Одну власть свергнули, новую установили. Обещали, что с новой будет всё по-новому. Нет! Эта власть становится такой же, как и прежняя, если не хуже… Хотя… Их только чёрт разберет…»
– Эй, мужик! – стукнул по плечу Садовского краснолицый нетрезвый богатырского телосложения рабочий. – Тут свободно?
Садовский кивнул. Именно такой легкий на язык собеседник ему и нужен.
– Один момент! – предупредил тот и вернулся к барной стойке, прихватив оттуда две кружки пива. – Одну тебе, одну мне, – растолковал и разделил крестьянин. – Я угощаю, товарищ. Как хорошо, что ты один, о то мне совсем не с кем словом перемолвиться. А ты, я вижу, свояк, деревенский. Куда путь держишь?
– Я с нижнего Енисея. Место своё в мире ищу… За угощенье благодарствуй, но мы, южане, столько не пьем.
– А что так? – чуть ли не обиделся мужик. – Может водочки? Так я это мигом! Эй, Коля!
– Да нет, голубчик! Мне трезвая голова нужна.
– Ну, дело хозяйское, как говорится, – смирился рабочий и притянул кружку Леонида к себе.
– Ты мне лучше расскажи про место это. Какая есть работа? Какие люди тут живут? Какие здесь настроения, какие новости?
– Что тут рассказывать? Место тихое, люди мирные. Если хочешь работать, работай, будешь жить. Растем мы тут за счёт лагеря здешнего. Приводят тут всяких на лес. Иначе, мы тут бы совсем загинули. Хи-хи-хи! – деревенщина сделал пару упоительных глотков и продолжил. – Что из новостей? Этого у нас всегда много. Могу тебе начать рассказывать историю одну. Она началась ещё три года назад, и закончилась только этой весной. До сих пор об этом у нас судачат. Это про Пашку Мелентьева. Был у нас такой мужик… Хи-хи!
– Нет, нет. Ты меня прости, товарищ, но давай что-то посвежее.
– Пф-ф-ф! Изволите! Вообрази только себе! У нас тут… Хи-хи! Генерал сидит. Генерал! Хи-хи-хи! Угораздило же его, а? – рабочий хохотал и даже прослезился. Очевидно, что это было, действительно, смешно. Леонид молчал, желая выудить у него что-то более стоящее. Собеседник его ещё отглотнул, от чего стал ещё более развязистее. – Знаешь за что дали? Этот дурень повяз в какой-то афере с имуществом кулаков. Хотел себе всё прибрать, а жена его… (Ох, она тоже здесь.) Ему во всём помогала. – Леонид понял, что половина из всех этих басен додумана народом, но продолжал слушать. – А теперь он придумал себе оправдание, что это якобы подстава. О, та ты газетку, вижу, читал. Так там всё прописано. Он говорит, что как только его оправдают, так он сразу начнет с последнего кулака, которого выслал и ограбил тот самый злочинец, вор государства. Да! Тут всё написано. Эти кулаки, помещиками какими-то были. Как же их фамилия? Забавная такая…– мужик сосредоточил свою память, постучал пальцем по газете. – Моховы! Точно! – вспомнил он. – Генерал! Хе-хе! Обещал по освобождении поймать обидчика. Рассмотрение этого дела он начал еще на свободе. Так он говорит. Именно из-за этого генерал попался. Представляешь? Что за муть там у них! Только из-за того, что так всё запутано, их всех нужно засадить! Но! Только, товарищ, тш-ш-ш! Я тебе ничего не говорил. Добро?
– Добро, добро.
Мужик осушил свою кружку:
– Ох, горе-то, горе! Они там сидят, вершат суды как хотят. А отвечает за все грехи кто? Кто? Мы- простой русский народ! – он расплакался. Расстроенный до немоготы перевернул и выпил залпом кружку своего товарища. Недолго он мог держать глаза раскрытыми. Вскоре мужик совсем поник, бросил голову на руки и уснул.
Леонид по-прежнему молчал и смотрел на него.
«Что за жизнь только эта? Намучиться, напиться и забыться. Завтра же это всё снова повториться… Зачем? В чём смысл? За что стоит бороться? … Если борются, если ещё живы, то, наверняка, есть за что.»
– Едут! Едут! – забежал в трактир молодец.
– Как? Уже?
– На это нужно посмотреть! – поднялись мужики в предвкушении зрелища и новых обсуждений.
– Освободили ведать,– сказал ещё кто-то.
Леонид понял: это о Пирове.
Выход был загорожен. Все посетители устремились наружу, поглазеть на генерала. Ещё бы! Такое не каждый день увидишь.
Садовский не собирался отсиживать очередь. Он расталкивал пьяниц, оттягивал за шиворот и проделывал себе дорогу. Возмущение, маты и угрозы совершенно не беспокоили его. Садовский, наконец, прорвался.
По дороге катился чёрный НАМИ-1. За рулем- водитель, на заднем сидении- довольный, ни капли не изменившийся Пиров в своей разукрашенной форме и верная его супруга- Елена. Она была как всегда элегантна и прекрасна, не смотря на измученный и грустный вид. Черное бархатное платье и чепец выгодно подчеркивали неподдельную бедность лица. На плечи было накинуто тёплое тёмное пальто с брошью, на руках белые перчатки, на шее- жемчужные бусы. Жемчуг. Настоящий жемчуг. Подарок Садовского.
“Ценит, помнит",– понял Леонид. Только увидя ее, он прочувствовал на сколько она устала и как осточертело ей всё. Одного взгляда было достаточно, чтобы прочитать всю ее душу. И понять этот почерк мог только он один. Он, и никто другой. Садовский знал, что больше всего на свете Лене сейчас хочется белого шоколада с малиной и красного вина, хочется уехать отсюда в их загородный дом и быть в тепле и уюте. Неужели Пиров до сих пор ее не знает?
“Лена, если бы ты не ушла, если бы ты осталась со мной, было бы всё совсем по-другому! Лена, в кого ты превратила меня? В кого ты превратила себя, Лена?!
Но что толку мне кричать и рваться?! Что толку мне орать? Ты меня не слышишь и, более того, даже не заметишь мое присутствие! …”
Пировы ехали, гордо подняв головы, совершенно ни на кого не обращая внимания. НАМИ остановился на противоположной улице, чуть ниже трактира, у дома управления. Очевидно, председатель этого посёлка решил выразить своё почтение генеральской чете.
Пиров с огнём в глазах что-то объяснял Лене. Потом привлек ее за голову к себе и поцеловал. Золотые локоны изминались под толстыми генеральскими пальцами. Садовского бросило в жар, и он отвернулся. Для него это было слишком. В висках неугомонно били барабаны, не попадая ни в какой ритм, а руки судорожно искали что бы изломить.
Леониду потребовалось несколько минут, чтобы собрать себя. Он вернулся к Пировым. В машине были только Лена и водитель. Генерал с улыбкой на лице, в сопровождении председателя, толстого и упругого человека, вышел из дома управления к машине. Леонид понял, что прошло далеко не пара минут, пока он смог успокоиться и снова посмотреть на тот край улицы.
Пиров с честью представил председателю свою жену. Та натянуто улыбнулась. Садовский не мог уже видеть ее лица, но он точно знал, что она улыбнулась в этот момент, и улыбнулась именно так- натянуто.
В багажник машины был положен ящик с бутылками, как дар и знак глубокого уважения от председательского совета поселения. Товарищи и блюстители порядка и организации прелюбезнише распрощались. Двигатель под чёрным капотом зарычал, и НАМИ понес Пировых дальше.
“Что ж, Лена, надеюсь, ты счастлива. До чего же ты меня довела! Я своими же руками освобождаю своего лютого врага, который завтра же, если не сегодня, поймает, арестует, а там и расстреляет меня. И для чего мне всё это? Всё лишь для одного, чтобы ты была в безопасности и была счастлива.
Видел я тебя в последний раз. Увидеть ещё раз, хоть из-за угла, я не имею право надеяться.
Лена, ты свободна, и ты никогда, клянусь тебе, никогда не узнаешь, чего мне стоила твоя свобода.”
Уложив драгоценности в ящик для посылок, Леонид непромедлительно отправил его в сопровождении анонимного письма, отвечающего предыдущему, товарищу Зосимову. Садовский был уверен: всё идёт как нельзя лучше.
Он взял за гроши у трактирщика комнатушку. Из своей сумы Садовский вынул бутылку вина, наполненную только на четверть. Теперь, со спокойной совестью, он мог выполнить давешнюю просьбу Елены. Он выпил за ее счастье.
“На сегодня достаточно дел, остальное- завтра”, – решил командир и устроился на своей кровати с соломенным матрасом. Стоял невыносимый запах разлагавшейся мышьятины, а, когда стемнело, грызуны пищали, бились, бегали, кувыркались. Сон Леонида ничто не могло нарушить. Впервые за столько времени он спал спокойно и крепко.
Рано утром, далеко до петухов, Садовский был в полном сборе, а на кровати лежало готовое письмо. Оно снова было анонимным. Оно было его и адресовалось местному властвующему аппарату. Леонид пробежался по нему глазами, чтобы ни было ни одной зацепки или запятой. Их не оказалось. Оно и хорошо.
«Остался всего лишь один шаг»,– подытожил командир, отправляя письмо в конверт.
В трактире стали тарахтеть двери и стулья. Поднялся шум, который мог предзнаменовать только одно- взвалилось стадо мужиков и все они требуют поила.
– Коля, причина же есть!
– Николай, помилуй, – молились они.
– Я требую! – и начались уже угрозы.
Трактирщик кряхтел и потел, бегая от кладовой к кухне, от кухни к столам.
– Что случилось, Коля? – перехватил Садовский трактирщика в коридоре.
– Да вот, вчерашняя легенда, генерал то бишь, вечером сорвался с обрыва. Все на смерть. Сегодня были солдаты от товарища Зосимова, всё доподлинно рассказали и выпили заодно за упокой душ, так сказать. Трое, и все насмерть. Повод есть теперь у этих трудяг.
– Как насмерть?!– во мгновение ока кровь до капли застыла в жилах Садовского.
– Как это обычно бывает. Бух о скалы и всё! Человеку много не надо.
– Но откуда скалы?! Они должны были ехать другой дорогой!
– Так решил генерал, чтобы быстрее добраться до поместья этих пресловутых… Моховых, вот. Водитель не справился с управлением, так что…
Леонид впервые почувствовал, что ему не хватает воздуха, что здесь невыносимо душно и противно.
– Ты что-нибудь будешь? – в таком же бодром расположении духа спросил трактирщик.
– Да. Водки! – потребовал Леонид.
– Сколько тебе? Имею только бутыль, так что на много не рассчитывай.
– Тащи всё.
– Всё?
– Да! У меня тоже повод есть!
– Слушаю, слушаю, – засуетился Коля.
Садовский закрыл за собой прогнившие двери и наступил на мышиный хвост. Животное запищало и скрылось в своей норке.
К нему постучали.
– Принимайте, – сказал трактирщик.
Леонид взял бутыль и рассчитался с Николаем.
Он остался один. Недолго думая, Тихон взвалил бутыль на кровать и стал расковыривать горлышко.
«Нет! Так не пойдет, – остановил он сам себя. – Сначала нужно выбраться отсюда. Это западня! Воздуха мне! Бежать!»
Пользуясь моментом, что все заняты и далеко не трезвы, командир незаметно со своей поклажей вышел через служебный вход. Теперь ему ничего не нужно было. Теперь ему на всё начихать. Теперь он шел назад. Одна мысль, что в ноше есть противоядие от всего и, что, чем быстрее он уйдет, тем быстрее припадет к нему и забудется, тешила его.
Садовский шел, шел быстро и стремительно, ничего не чувствуя и ничего не понимая.
– Да, был, был, мужики, тут один странный мужик,– распинался Коля перед новыми посетителями трактира, ведя их по узкому, оплеванному коридорчику. До самой комнаты, которую взял Садовский, они дошли организованно тихо.
– Эта? – спросил взглядом Владимир, указывая на дверь.
Коля с облитым потом лицом кивнул.
Бравые ребята ввалились в коморку, … но она оказалась пуста. Только несколько мышей выпрыгнули из измятого одеяла.
– Где же он? – напрыгнул на бедного трактирщика Владимир. Лицо его было до неузнаваемости противным.
– Я…– испугался Коля. – Откуда мне знать?!– собрался он с духом. – Он был только что здесь. Я ему целый бутыль водки принес. Не мог он исчезнуть, с бутылем-то. Какой нормальный мужик стал бы уходить, если можно не уходить? Он все расспрашивал про трагедию эту с Пировым, а потом водки потребовал, мол, тоже повод есть,– развел руками трактирщик.
Владимир его выслушал и посмирнел.
– Ребята,– приказал он своим,– обыщите поселок! Не мог он далеко уйти. Да смотрите! Это наш последний шанс! – на нем передергивался каждый нерв, и он еле-еле справлялся с напряжением. – Он был один? – спросил Владимир ещё у Николая.
– Один.
– Странно. Где же все?
– Э… Кто?
– Мы ещё придём,– переключился Владимир. – Будь на чеку. Сослужишь хорошую службу. Если объявиться, задерживай как можешь. Если узнаешь где он, то доложишь. В награде не пожалею. Понял?
– Ага,– все ещё соображал Коля, что от него требуется, и, пока он всё-таки догнал, то все уже разошлись.
К вечеру, сошлись, как договаривались, к Коле, усталые и удрученные.
– Ну, и как? – уселся последним за стол Володя, лелея надежду, что кто-то заметил хоть самую малость.
Его товарищи только ниже опустили головы.
– А ты, Коля?
Тот только отмахнулся.
– Ну, и иди отседа! – закричал бывший управляющий на бедного трактирщика. – Ничего не знает, да ещё стоит над головой! Иди! – стукнул он кулаком по столу.
Коля сконфузился и ушел к своим посетителям.
– Всё пропало, Володька,– признался один из его дружины.
– Да, сам вижу! – отрезал Владимир. – Не слепой! – облокотившись об стол, он начал порывисто изламывать руки. – Его здесь нет. Это точно. А вокруг! – молодой человек в сердцах вскочил на ноги и стал мерять помещение шагами. – Тайга! Спрятался где-то: пойди найди иголку в стоге сена! … Я все думаю, не подстроил ли он этот обрыв?
– Нет, не думаю,– возразил ему его товарищ. – Они убились ого где! А он здесь. Да ещё расспрашивает, да ещё и водка. Нет.
– Зачем же он пришел сюда?
– Нет, не мог он так поступить,– вошёл в разговор человек- совесть. – Любил ее он очень. Об этом все знают.
– От любви до ненависти…– сказал Владимир и примолк. – Сам знаешь.
– И то правда.
– Ты лучше скажи, что делать будем? – спросил третий.
– Что делать? – Владимир остановился и снова сел. – 1189 килограмм золота! Ох! Голова моя раскалывается! Что делать? – он вовсе посерел. Володя не хотел сдаваться. С одной этой мыслью боролся до изнеможения! Но обстоятельства слаживались именно так… Почему? Владимир не ведал. – Будем идти обратно,– выдавил он. – Ничего уже не найти. Моховых и золото пора похоронить, – на его висках забились жилки. – Эх! Пропади все пропадом! – стукнул он со всей дури по деревянному столу.
– А как с Пировым?
Владимир выдохнул жар и добавил:
– Кому теперь он нужен, этот Пиров…
X
Все эти дни Беленкины провели мирно и радостно. Они пели, молились, читали Библию и встречали каждый рассвет с надеждой, что совсем скоро увидят своих родителей и с Божьей поддержкой смогут им помочь.
В тайге сильно похолодало. Изредка стал пролетать снег.
Из трубы охотничьей хижины, находящейся не далеко от Енисея, заклубился дым. Дул ветер, оголяя деревья и устилая землю золотом и рубинами. Это была борьба двух времен. На едва промерзшую почву вперемешку падали яркие резные листья и холодные резные снежинки.
Одевшись по-теплее, Лиза спустилась к Енисею за водой. Вернуться с полными ведрами и в такую стужу той же дорогой было ей не по силам, поэтому она решилась пойти окольным путём.
Лиза, поднимаясь, заметила добротный пень. Она дошла до него и хотела передохнуть. Ветер рванул с новой силой и свалил с пня так хорошо там лежавшие листья и мох. Из-под них показалось что-то очень странное. Лиза пригляделась. Это были бледно-фиолетовые крошечные ручки, ножки, личико. Это был ребенок, и он был мертв. Ужас, мгновенно охвативший Мохову, откинул ее назад. Девушка отшатнулась, и холодная вода оплеснула ей ноги. Тут же она заметила в шагах тридцати от себя в кустах маленькие чёрные зоркие глазки. Женщина, одетая в меховые и кожаные одежды, выскочила из своего убежища и скрылась в тайге. Лизино сердце выскакивало от страха наружу.
Она снова посмотрела на ребёнка. Теперь Елизавета рассмотрела в пне аккуратно выдолбленную ямку, устеленную шерстью, на которую было положено дитя. Она поняла: это могила. Мохова собрала разбросанные листья и мох, сложив их как прежде.
«Господи, на Тебя вся надежда»,– молилась она про себя.
Елизавета вышла на более ровную местность и обернулась. Она снова заметила юркие глазки, которые быстро спрятались за толстой сосной возле пня- могилы.
«Наверное, это его мама»,– решила Лиза, соболезнуя ее горю, и пошла дальше.
Глазки снова выглянули из-за ствола дерева и боязливо следили за чужачкой, покуда она не исчезла из виду. Только сейчас женщина без всякого опасения подошла к своему мертвому малышу и заплакала над ним.
Погода утихла. Тайга превратилась в беззвучное, глухое царство. Вместе с погодой утихло и Лизино сердце. На душе ее стало совсем безмятежно и приветливо.
«Значит рядом Сам Бог. Он здесь и идет со мною»,– осознала Елизавета и вспомнила, как Господь являлся Ильи. Он был не в разрушающем урагане, не в землетрясении, ни в огне. Он был в веянии тихого ветра, совсем как сейчас. Лиза ощутила, что легкость преисполняет ее через край и что она бесконечно рада этому чувству.
Приближаясь к хижине, это ее наваждение растворилось от грубых криков и плача Юры. Мохова забежала в дом.
– О, вот и наша Лизонька! – поприветствовал ее Садовский. Оставив, заливающегося слезами Юру, он с распростертыми объятиями пошел встречать Лизу.
– Что с вами происходит?!– отступила она в сторону.
Марья Петровна во всю успокаивала мальчика. Саша забился в самый дальний угол. Роман стоял посреди комнаты, не зная, что делать и как поступать. Садовский подошёл совсем близко. От него очень дурно пахло. Хотя Лиза никогда не знала такого запаха и не помнила командира в таком виде, она поняла, что он пьян. Судя же по его взлохмаченной голове и испачканной одежде, такое состояние у него длилось не первый день.
– А ты кто такая, что задаешь мне вопросы, а? – Леонид в дополнение ко всему был зол не на шутку. – Ты кто мне? Барыня?! Ты мне никто! Ясно? Здесь вопросы я задаю! Где ты шаталась?
– Я за водой ходила, – Лиза, дрожа, проскользнула мимо него и положила ведра у печки.
– Ты почему ко мне спиной оборачиваешься? – Садовский схватил ее за локоть и вывернул к себе. – Я тебе не прислуга какая-нибудь!
– Леонид, оставьте мою сестру! – вмешался Роман.
– Уйди! – оттолкнул его к стене командир.
Марья Петровна отдала Юру Саше и бросилась к сыну:
– Лёня, успокойся! Отпусти ее!
– Нет, мать! Я ей должен всё сказать! Всё! Все беды мои из-за тебя! – кричал и тряс он Лизу за худые плечи. – Это всё ты! Это всё ты! Когда же я смогу избавиться от тебя?!– Тихон схватил ее за шею обеими ручищами и стал сжимать их. Лиза хрипела и руками разжимала его хватку.
Происходило все очень быстро и неожиданно.
Марья Петровна завопила от страха и, как только могла, отталкивала Леонида в попытках спасти Лизу. Одновременно с ней боролся Роман. Осознав, что всё это бессмысленно, он изловчился и ударил Садовского со всей силы по лицу. От боли тот отшагнул назад и распустил пальцы. Тихон потерял равновесие. Опрокинув стол с их небогатой посудой на нем, он взвалился по всей своей длине на пол в первой комнатушке. И падая, Беленкин умудрился взвалить на себя все, что было в той прихожей.
Роман испугался и подбежал к Садовскому. Он дёрнул Леонида за рукав. Тихон застонал, повернулся на бок и засопел.
– Уснул, – сказал няне Роман. – Тут он не простынет, но зато протрезвеет.
Отдышавшись, Лиза встала с колен и, рыдая, кинулась к Марье Петровне:
– Няня, что это? Няня!
– О, моя девочка! – обняла её женщина, не находя что сказать от той горечи, что одолевала материнское сердце. – О, моя милая девочка!
Солнце стояло яркое, когда Владимир, как преданный Иван Сусанин, вел с позором свою дружину восвояси мимо очередной деревни. Ехали они на худой телеге без слов и разговоров. Володя осуждал каждый свой шаг и гноил в душе Садовского за то, что перебежал ему дорогу. Он остался из-за него у разбитого корыта: ни золота, ни должности, ни жены, а только один позор. О, провалиться бы сквозь землю!
Но, если честно, то ничего такого ему не надо. Золото бы найти, а там и видно будет! Но как? Но где? 1189! Золотом! Ни одной зацепки! Ни одной задоринки! Ох, этот Садовский! Пропади он ему! Пропади, и узнает радости бытия!
«Я вернусь,– решил Владимир. – Пройдет немного времени, Садовский выйдет из своей коморки, а я поджидать только буду. В этом поселочке можно прижиться и ждать. Но вернусь я один, не нужны мне попутчики. Это обуза, а не помощь. Ещё не знаешь, чего от них и ожидать.
Так, решено.»
Владимир ещё долго пребывал в состоянии самосуда. Перед ним начали появляться лица посыльного, барина Мохова, потом дяди Васи, потом появилось золото, что рукой можно было достать, но Володя не смог (руки оказались слишком коротки), затем лицо «неприкаянной» девицы, лукаво и подло улыбающиеся. Потом заплакала маленькая Лиза, потом появилась сама Лиза. Владимир от этого вида смутился и хотел даже было что-то сказать, но не успел. Перед ним появилось новое лицо, лицо старухи. Она стояла на окраине деревни и остановила путников:
– Али не подвезете старушку, добрые молодцы?
«Добрые молодцы» ничего не отвечали. Лошадь сама остановилась, и сама тронулась вперёд. Володя не помнил, как точно она села, но это новое лицо его обескуражило окончательно. Он не понимал откуда оно могло взяться, пока не очнулся от своего полудрема и не пригляделся. Лицо ее было типичным лицом старухи, прожившей хороший кусок столетия, но отличало его большая родинка на морщинистой щеке. В остальном: старуха как старуха, ничего особенного.
– Ой ли! Вы что-то кислые, молодцы! В чем дело? Поведайте старушке,– она говорила просто и вольно, как-то совсем по-доброму, по-родному, совсем как мама. По виду она была худой и дряхловатой, но ослушаться ее казалось грехом.
«Откуда она только взялась?» – все ещё додумывал Володя, прежде чем вступить с ней в разговор.
– Это очень долгая история, бабушка,– ответил он, повесив голову. – Возвращаемся мы домой с пустыми руками, без победы… Это так, только в двух словах.
– А я вам скажу вот, что,– начала старушка. – В Библии, в Книге Притчей написано так: «Коня приготовляют на день битвы, но победа от Господа».27 Только с Господом можем мы иметь успех в наших деяниях, а без Него – ничего не выйдет ладно.
– Ох, бабуля! – не выдержал Володя. Он все еще продолжал ломать голову по поводу 1189-ти кило золота, и никак не хотел слушать сейчас эту болтовню. Да и не была ему приятна тема Библии. Это напоминало ему о тех немногих собраниях, которые он посетил с Моховыми, и с какими мыслями он там был. От воспоминаний его коробило изнутри. – Не до Библии мне сейчас!
– Так вот я и спрашиваю,– как ни в чем не бывало продолжила старуха,– молились ли вы Богу перед тем, как идти в ваш поход? Просили ли вы Его о помощи?
«Да не до Бога нам было тогда! – думал про себя Владимир. – И как просить Его об такой услуге?! Фу, тошно! – молодой человек почувствовал, как ему стало совсем не по себе от таких предположений. – Ох, бабуля! Принесла ж тебя нелёгкая на мою голову! Лучше бы подсказала, где золото найти. Цены бы тебе не было! А то лишь мораль никому не нужную и читаешь!
1189. Золотом. Где это все?
Ох, бабуля!»
– Сразу понятно,– не дождалась бабка ответа, и сама ответила за Володю,– что не просили. Вот за то и нет у вас покоя на душе.
Бывший управляющий обхватил голову руками. Она стала тяжёлой, непосильной ношей для него, и отказывалась что-либо вмещать и обрабатывать. Но тем не менее, новый попутчик не давал продыху:
– Но и не найдёте вы покоя на земле. Все здесь тленно и все суета. Только в Господе нашем можно найти мир душе, и даёт Он это утешение через Свое Слово Святое. Написано в Псалтири так: «Вспомни слово Твое к рабу Твоему, на которое Ты повелел мне уповать: это – утешение в бедствии моем, что слово Твое оживляет меня». 28
Читал ли ты Библию, милок?
– Бабуля! Вы знаете, что вам грозит за эту Библию и за эти слова? – смог поднять голову Володя. – Молчите, пока можете ещё жить нормально!
– Не-ет, голубчик, уже не буду молчать,– тихо возразила старушка. – Я думала до недавних пор также, как и ты, но это не верно. Старала хранить веру свою в келье монастырской. Думки были, что так нужно, что так Боженька велит… Но так Боженька не велит. И Слово Его о другом говорит.
Люди мне не так давно встретились. Шли дорогой, и поведали мне про правду, а я и задумалась, сама Библию стала читать и разуметь стала. Сожгла я иконки свои. Бог хочет, чтобы Ему одному мы молились.29 И отказалась я от монашества своего. Не угодно оно перед лицом Господним. Свет не прячут под сосудом, но ставят на стол, чтобы было светло всем в доме.30 И вот теперь я хожу, несу людям весть радостную в утешение сердцам скорбящим.
Иду я, значит, и вижу: вот, едут скорбящие, вы, значит. Дал мне Бог на ум: помочь вам нужно.
Так что, читал ли ты Библию? – повторила она свой вопрос.
– Не читал сам, бабуля,– снова опустил голову Владимир, переминая пальцы,– слушал пару раз, да и всё.
«Где можно столько заныкать?! 1189. Золотом. Где?» – ещё бурлилось у Володи в этой самой голове.
– А товарищи твои? Вы, ребята?
– Бабушка, вы это, нас не трогайте. Ладно? Устали, сил нет.
– Ну, слушайте тогда,– оставила их старуха и вернулась к Володе. – Не ведаю как тебя звать и как кликать тебя, но знаю, что должна рассказать тебе, и рассказать тебе о золоте бесценном.
Владимир, наконец, выровнял спину, слушая странницу только от скуки:
«Когда же прекратиться эта бестолковая болтовня?»
– О золоте,– продолжала бабка, шаря в своей дорожной заплатанной суме,– о чистом золоте. – У Володи вдруг проскользнуло какое-то мутное подозрение, что он где-то эти слова уже слышал. Но где? Оно было очень знакомым и нужным. Но почему? Он не понимал и только слушал. Нет, нельзя сказать, что он слушал попутчицу в полном внимании. Внимание сейчас больше посовещалось его внутреннему голосу, и именно он-то больше лишь путал хозяина.
Путница окончила поиски и достала из сумы резной ларец ручной работы. Он пробудил Володю. Внутренний голос примолк и в голове появилось какое-то просветление. Узоры показались ему сильно знакомы. Именно такой был выдуман ещё барином Андреем Моховым, и он его выполнял на исключительно дорогих вещицах.
– Чистое золото,– ещё не закончила старушка и, открыв ларец, достала оттуда старую книгу. «Библия» – было написано на ее обложке темного переплета. – Это,– сказала старица, бережно уложив книгу на колена,– 1189 килограмм чистого золота!
Владимир почувствовал, что что-то свалилось ему на голову и раздавило ее в щепки.
«Что?!»,– пронеслось эхом по кругу, но слышал это только Володя. Он ухватился за свои виски, которые били точно молоты, пытаясь их утихомирить. Больно. Как же больно вдруг стало!
Молоты он все же смог унять. Не даром он был когда-то управляющим. Самообладание, хоть и не часто, но, так или иначе, посещало его.
Соратники Владимира уже давно держали ухо востро. Разговор с старухой принял другой оборот и это взбудоражило их любопытство.
– Почему же ты так считаешь, бабуля? – вскоре поинтересовался он. – Это же простая книга. Бумага, чернила, переплет и больше ничего. Почему золото? Почту именно 1189?
– Нет, милочек, это не простая книга,– улыбнулась старушка и ее лицо обрамилось новыми морщинами. – Это 66 книг, и 1189 глав, глав на вес золота, и золота чистого.
Владимир надрывисто засмеялся. Он смеялся и плакал одновременно. Он, наконец, все понял. Картина, которая была скрыта от его сребролюбивых очей, открылась перед ним. Все очень правильно и все очень красиво! Сходится! Как же он раньше всего этого не понимал! Во дураак!
– Эх, бабуля! – не так скоро к нему вернулась речь. – Где же ты со своей этой книгой раньше была?!
– Да, не было у меня ее раньше,– сказала бабка. – На днях ее выкупила. Да так и зачиталась ею! Была бы она у меня раньше! Сейчас она мне только в толк дана.
– Где же ты ее выкупила? – стал Володя совсем серьезным.