Loe raamatut: «Ваш ход, господин Призрак!», lehekülg 2

Глава вторая

Время пошло

1 Октября. Минуту спустя

Тронный зал был словно околдован жутким, неподвижным молчанием. Собрание напоминало выставку восковых фигур, застывших с гримасами изумления, в недовершённых жестах и позах. Внимание всех было приковано к картине, но это внимание так контрастно растворялось в недоумении, что понять эмоции присутствующих было крайне сложно, словно присутствующие, все разом, на несколько секунд сошли с ума, и привыкали к своему новому состоянию.

Картина была прекрасна, и Лель ни на минуту не сомневался, что полотно достойно внимания любой августейшей особы. Исполнение казалось безукоризненным, но какая-то деталь парадоксально противоречила здешним порядкам. Видя реакцию в зале, юноша понимал, нарисовал он что-то не то. Очень талантливо, но не то.

В памяти молодого дарования по одному просыпались воспоминания. Он видел себя маленьким ребёнком, рисующим углём и мелом на мостовой площади магистратуры. Видел уставшее лицо отца, который днём и ночью надрывался в мастерских, чтобы прокормить семью. Соседских мальчишек, Риго и Кавдора. И наконец своего старого учителя, мистера Кальда, тогда ещё не бывшего ни королевским советником, ни министром по делам искусства.

Секунда за секундой, в голове художника проносились годы его обучения живописи. Бессонные ночи исканий, кропотливый труд и, наконец, открытие таланта, когда Лангро вдруг осознал в себе способность отобразить с абсолютным сходством любую обстановку, любой образ, увиденный однажды и запомненный с мельчайшими подробностями.

Кальд, когда уже стал государственным человеком, часто говорил юноше, что с его помощью он достигнет вершин власти. Учитель вкладывал всю душу в талант ученика и вот, когда парню стукнуло восемнадцать, а политическая обстановка требовала решительных свершений, Кальд решил действовать. Но старый лис просчитался, слишком доверившись Лелю. Министр объяснил художнику, как важно поразить короля хорошей работой, как важно вернуть в Глондер искусство живописи, даже возил парня на передовую военных действий, показать короля и придворных, со сравнительно близкого расстояния, но не учёл низменных амбиций и ущемлённого самолюбия августейших особ, за что сейчас страшно корил и ругал себя.

Полотно было изумительно. По памяти мастер кисти и красок нарисовал военный совет в разгар сражения. В походном шатре, над картой, которая возможно осталась от бедняги Вильгельма, стояли военные министры и командиры полков. В центе действия был Король. Художнику удалось абсолютно всё, чтобы угодить Эмберу. Он подметил и сажную копать на лицах командиров и всю задумчивость министров, военные трофеи на стенах шатра, и, конечно же, его величество, во всём своём блеске. Строгая выправка, абсолютная сосредоточенность и почти женская аккуратность, даже в разгар боя. Таким был король, как в жизни, так и на полотне. Художник рисовал правду, но исключительно наглядно отобразил деталь, которую Эмбер не переносил и напоминание о ней считал за оскорбление. Король был маленького роста.

Весь двор тщательно маскировался от ущемлённого самолюбия короля и старался не напоминать о габаритах его величества. Высокие люди предусмотрительно не подходили к нему во время светских бесед и разговаривали только когда Эмбер был на троне и возвышался над всеми со специального пьедестала.

Охрана королю подбиралась маленького роста и, за счёт крепости телосложения напоминала людей квадратных пропорций. Дамы любезничали с Эмбером сидя на складных стульчиках, и вставали только когда король удалялся.

Все в Глондере научились вести себя в присутствии августейшей особы и вот теперь, когда коротышка король с поразительным сходством компазиционировал в центре полотна, присутствующие замерли от страха, в ожидании дальнейшего.

По лицу короля было видно, что на этот раз он оскорбился по-настоящему. Глубоко дыша, раздувая ноздри как разгорячённый жеребец после скачки, Эмбер поднялся со своего места и, не произнеся ни слова, направился в кабинет, находившийся в конце зала. Он шёл быстро и смотрел прямо перед собой, не обращая внимание на происходящее вокруг. Дамы едва успевали прогнуться в глубоком поклоне или занять свой стульчик чтобы не рассердить его величество ещё больше. Высокие мужчины расположились в дальних углах помещения и только шут карлик, искусно повторяя походку короля, шёл рядом, ничего не опасаясь. Не дожидаясь, пока прислуга отворит ему дверь, Эмбер резко дёрнул ручку и демонстративно хлопнув дверью, прошёл в кабинет.

Тронный зал зашумел как муравейник. Все разбились на маленькие кучки, по четыре пять человек и с волнением обсуждали шёпотом случившееся минуту назад. Прислуга, словно каменная, таращила глаза предвкушая неприятный вечер. Сегодня королю будут не по душе и музыка, и праздничный ужин, и всё, чем можно было бы его задобрить.

Кальд приблизился к Лелю и Риго.

Телохранитель хотел моментально удалиться, чтобы не мешать разговору, но министр остановил его.

– Останься, к сожалению, тебя теперь это тоже касается.

– Почему теперь? – В изумлении промямлил Риго.

– Потому что теперь моему ученику действительно понадобится телохранитель.

– Это я во всём виноват, учитель. – Дрожащим голосом вмешался Лель.

– Нет, мальчик. – Оборвал его министр. – Во всём виноват только я. Я притащил тебя в этот злополучный замок, я придумал эту авантюру с картиной, и я недооценил всю чистоту и открытость твоего таланта.

– Вы же говорили мне, что его величество крайне раним в отношении своего роста! – Схватился за голову Лель.

– Говорил. Говорил. – Улыбнулся Кальд. – Но всего один раз, а надо было десять.

– Учитель положил юноше руку на плечо. – Настоящий художник не приспособлен к лести и заискиванию. Он не умеет приспосабливаться и изворачиваться. Настоящий художник создаёт только правдивые полотна. Я виноват в том, что втянул тебя в это болото, прогнившее алчностью и ложью. Прости меня, Лель.

Художник и телохранитель, растерянные от такого откровения министра, стояли молча, потупив взгляд и опустив головы.

Тем временем, по одному, на цыпочках, в кабинет короля вошли Аурелия, министры Фиц, Ровир и Дангр. Последним, выждав ещё минуту, в кабинет прошёл Генбауэр.

– О, от этой компании хорошего ждать не приходится. – Посетовал Риго, первым увидев, кто осмелился посетить короля в таком нервном состоянии. – Надеюсь, хотя бы Аурелия за тебя заступится.

Лель покрылся холодным потом, ещё никогда ему не было так страшно, как в эту минуту. Бедняга не догадывался, что в ближайшее время страх будет его обычным состоянием. Он смотрел на своего покровителя, не кого-нибудь, а министра Кальда, и всё равно чувствовал смертельную опасность.

Неожиданно кто-то ласково и очень нежно дотронулся до его плеча, что заставило его повернуться и мгновенно успокоиться.

– Здравствуй. – Поздоровалась с ним милая девушка лет тридцати, широко улыбаясь и смеясь, словно заигрывая со старым другом.

Риго и Кальд склонились в почтенном приветствии, но Лель снова растерявшись, по своему обыкновению, забыв про этикет, ляпнул, словно встретил приятеля на улице. – Привет.

Кальд закатил глаза, но по его лицу было понятно, что кроме неловкого момента ничего страшного не происходит.

– Привет, привет. – Продолжила девушка. – Мне очень понравилась твоя картина, удивительно, как ты сумел так похоже нарисовать всех, кто на ней находится. Такие все важные, задумчивые, самой невольно захотелось подумать о чём-то интересном и особенном. Жаль только зверюшек, чьи шкурки ты нарисовал по стенам, никак не могу понять, кому это может нравиться.

– Я всего лишь отобразил то что видел в тот день, когда мой учитель Кальд привозил меня в военный лагерь и я мог посмотреть на его величество. Мне тоже жаль зверюшек, но шатёр выглядел именно так и мне пришлось нарисовать шкуры.

– Нарисуй в следующий раз короля, как он купается. – Залилась смехом собеседница. – Представляешь! Весь такой голый и волосатый, сидит в ванне с пенкой, в короне, и надувает мыльные пузыри, вот будет потеха.

– Великолепная идея. – Сразу заразившись смехом, едва выдавил Лель.

Министр Кальд напрягся и незаметно дёрнув ученика за рукав, дал понять, что смех сейчас совсем не уместен. Девушка это тоже заметила и, с обидой посмотрев на Кальда, резко изменила настроение.

– Вот. – Протянула она юноше бордовую розу, которую до этого прятала за спиной. – Этот цветок – знак моего восхищения, художник, потому она такая бордовая. Этот цвет у роз означает страсть и признательность. Не смей отказываться, а то я обижусь. Мне очень понравилось с тобой смеяться, я приду ещё, когда твоих друзей рядом не будет, а сейчас я оставлю тебя. Король скоро выйдет, не люблю его выступления, пойду к себе в оранжерею.

Хохотунья, как успел подумать про неё Лель, резко повернулась и направилась к выходу. Весьма миловидная и открытая в общении, смотрелась она всё же очень странно. В мешковатом платье, по крайней мере на несколько размеров больше, девушка выглядела как клоун из циркового представления, когда нелепый вид, смешит, но не удивляет.

– Ещё одна воспитанница Аурелии, Асми. – Объяснил Риго, тяжело вздыхая. – Добрейший души человек, но, к сожалению, не в своём уме. Наверное, ты это уже успел заметить. Дружит здесь буквально со всеми, подстать их высочеству. Жаль, что она больна на голову, почему, собственно, и не побоялась подойти к тебе с поздравлением и подарком. Кстати эту розу Асми вырастила сама. На первом этаже есть прекрасная оранжерея, девушка всё время там в свободное время. Настоящая цветочная фея.

– А почему ко мне надо опасаться подходить с поздравлениями и подарками? – Не понял художник.

– Скоро поймёшь. – Риго указал на открывающуюся дверь кабинета из которого в сопровождении министров и сестры показался король.

Эмбер был заметно раздражён, но всё же слегка успокоившийся, по сравнению с тем моментом, когда он удалялся. Чуть ли не запрыгнув на трон, в торопливой форме, король прервал все поклоны и повелительным жестом потребовал абсолютного внимания.

– Мне кажется я допустил одну непростительную ошибку. – Начал он без предисловий. – Дела искусства не должны рассматриваться в таких узких рамках. Как говориться, одна голова хорошо, а две лучше. Министр Кальд не способен, один нести на себе такую непосильную ношу, а по сему, с этого дня остальные министры и советники, тоже должны участвовать в культурном развитии нашего государства. Начнём мы, пожалуй, вот с чего.

Голос Эмбера был твёрд, перебивать его никто не решался. – Все, кого я перечислил, должны представить мне художников, которые посоревнуются в искусстве рисования, друг с другом, за звание главного живописца. Покровитель этого дарования и станет новым министром по вопросам искусства. Остальные его помощниками.

– Вас здесь пять министров. – Король лишь мельком взглянул на Кальда. – И пять советников. К концу месяца, а именно тридцать первого октября, я желаю видеть десять картин, претендующих занять место в тронном зале. Пусть художники приезжают сюда, в Глондер, живут здесь и пишут свои картины. Если им повезёт, они могут найти в замке натуру, в качестве меня, и всех тех, кого они ещё хотят изобразить на своих полотнах. Такова моя воля.

– Эмбер! – Тихонечко спросила его сестра. – А что делать с этой картиной? – Указала она на холст Леля.

– Эту картину надлежит убрать. Пусть юноша нарисует новую, это же честное соревнование. У всех месяц, ни больше ни меньше.

Король сделал паузу и добавил. – А чтобы благородный министр Кальд проще сориентировался в сегодняшней…. – Эмбер несколько секунд подбирал слово. – Сегодняшней затее, ему немедленно надлежит отбыть в замок Тронбаэл, где моя жена, его высочество королева, ждёт его с нетерпением, чтобы посоветоваться об оформлении минаретов на городских ратушах.

– А как же? – Едва сумел вставить Кальд.

– О вашем питомце мы позаботимся. – Вмешался в разговор Генбауэр. – Окружим его теплом и заботой. Он будет спокойно рисовать в отдельной мастерской, чтобы его никто не отвлекал. Предоставим ему всё необходимое. Это же теперь и наша задача, дорогой друг. – С сарказмом добавил министр.

Глава третья

Хитрые лисы.

2 октября. Раннее утро.

– Куда всё это расставить? – Поинтересовались прислужники, которые принесли в мастерскую: холсты, мольберты, стремянки и лесенки.

– Ставьте, как попало. – Вежливо объяснился Лель, пожимая всем руки. – Мне ещё надо будет прикинуть, как падает свет и ложатся светотени. Картина рождается в определённом месте, художник должен его почувствовать, а на это требуется время. Не смею вас задерживать, ступайте, мои друзья помогут переставить подрамники, когда я определюсь с колыбелькою для своего полотна.

Лель почтенным жестом указал на Кавдора и Риго, которые переминались в дверях.

Прислуга понимающе закивала и, повозившись ещё пол минуты с остальной атрибутикой, вежливо поклонилась и вышла.

Лель Лангро весь светился. Дождавшись, когда дверь плотно закроется, он подбежал к своим друзьям, обнял их, и словно ребёнок, заскакал по комнате.

– Ах, как хорошо, что его величество дал мне ещё один шанс, я боялся, что он прикажет выгнать меня сразу. Теперь мой учитель не разочаруется, я нарисую такую картину, что весь двор будет буквально поражён моей работой. Я обязательно выиграю, вот увидите, друзья мои, обязательно.

Художник высунулся в окно, выходившее на внутренний двор замка. – Жалко, обзор не вдохновляющий, из тронного зала можно было видеть поле и лес, а здесь только брустверы и конюшня.

– Хорошо, что комната такая простая. – Даже запыхавшись, подытожил Лель, остановившись в центре мастерской. – Я боялся, что меня определят в один из роскошных кабинетов и весь этот золочённый, драгоценный антураж, будет отвлекать. А здесь отлично, ничего лишнего.

– Здесь я буду отдыхать. – С разбега плюхнулся он на громадную кровать, на которой могло бы поместится сразу четверо.

– Здесь есть. – Лель кинул жест в сторону дубового стола, стоявшего рядом.

– В комнате много места, чтобы прохаживаться в поисках вдохновения, и предостаточно свечей, если вдруг заработаюсь допоздна. Ах, как любезен этот министр Генбауэр, что учёл всё это. А вы говорили, что он интриган. – Засмеялся юноша и повернувшись к Кавдору и Риго, наконец остановил взгляд на их ошеломлённых лицах.

– Ты что, ничего не понимаешь? – Буквально прошипел Риго. – Генбауэр не просто так уговорил короля отослать Кальда в Тронбаэл. Я уверен, это его работа. Генбауэр хочет избавиться от тебя, пока твой покровитель в отлучке. Призрак сделает своё дело и через месяц Эмберу IV, представят девять картин, а не десять. Льстецы и лжецы нарисуют короля, так как он хочет сам себя видеть, и никто даже не спросит, где тот наивный мальчишка, что представлял министра Кальда. Твой учитель уйдёт в небытие, никому не нужный и покинутый, а ты пополнишь список злодеяний четверых министров, присоединившись на том свете к бедолаге Вильгельму и таким же дуракам, как он.

– Что ты такое говоришь? – Задрожал Лель. – Этого не может быть, я не хочу умирать. Я не интриган, а художник, я не должен участвовать во всём этом!

– Ты уже участвуешь. – Холодно и рассудительно произнёс Кавдор. – Ты стал пешкой в чужой игре, где разменные фигуры – это чьи-то жизни.

– Неужели министры настолько вероломны?

Кавдор слегка опешил от собственной откровенности, но всё же сказал то, о чём подумал. – Нельзя властвовать и быть невинным.

Кавдору вдруг вспомнилось его детство, когда они все трое были неразлучными друзьями и росли практически в одной семье, поскольку их родители были соседями. Семьи мальчишек вместе трудились, вместе принимали горе и радости, вместе воспитывали детей. Казалось, не было такого секрета или тайны, которую три сорванца не могли бы поведать друг другу. Не было такой затеи, в которой непременно не участвовали все трое. Хитрые лисы, как они сами себя называли, слыли непоседами и сорвиголовами, но каждый в округе знал, что хитрые лисы друг за друга горой.

Шли годы. Отец Кавдора погиб на войне, ещё при старом короле, и по закону его семья имела право претендовать на место в армии, куда и собирался юный Кавдор, но, благодаря знакомствам и связям с одним аристократом, которого отец Кавдора когда-то спас в сражении, юноше удалось попасть не просто на королевскую службу, а в самую что ни на есть дворцовую стражу. Оруженосцем к престарелому, но когда-то легендарному командиру, а ныне военному советнику средней ступени.

Благодаря рвению, усердию и протекции того же почтенного старца, в Глондере, через пару лет появился и Риго, который тоже встал в ряды дворцовой стражи и уже успел получить ранение несколькими месяцами ранее, во время взятия одного рубежа на окраинах замка.

Лель, самый младший из друзей, уже тогда отличался утончённым вкусом, изяществом восприятия, тонким пониманием всего окружающего. Он пробовал себя во всём, что могло бы создать красоту или затронуть сердце чем-то чувственным и нежным. Он писал стихи, лепил из глины, вырезал по дереву, пока, по прошествии ещё нескольких лет, не понял, что истинное его призвание – быть художником. По счастливой случайности, судьба свела его с Кальдом и вот, теперь уже по несчастливой случайности, а скорее по роковой, поставило в такое незавидное положение.

Теперь, когда минули годы и Лелю было восемнадцать, а Кавдору и Риго по двадцать четыре, банда хитрых лисов снова была в сборе. Все трое смотрели друг на друга и, как бы не была приятной их встреча, когда Лель прибыл в замок, сейчас два старших друга предпочли бы знать, что младший лис в безопасности и далеко от этого места. Давно изменились понятия юных воинов о жизни и о чести, но чувствуя обязанность к детской дружбе, оба они не способны были сейчас просто так удалиться и понадеяться на лучшее.

– Ладно. – Твёрдо произнёс Риго. – Сопли распускать нечего. Что будем делать?

– Когда уезжают гости? – Присоединился Кавдор.

– В обед, я слышал, как Лагард распоряжался на счёт лошадей, к полудню.

– А художники, когда прибудут?

– Трое уже вечером, остальные завтра.

– Какой я олух! – Вдруг, перебил всех Лель. – Мне надо проститься с министром Кальдом, он же тоже сейчас уезжает, я скоро вернусь – Бросил юноша и пустился из мастерской по дворцовым коридорам и лестницам.

– Куда ты! – Крикнул в след Риго и хотел было уже бежать вдогонку, но Кавдор остановил его.

– Пусть идёт, не думаю, что что-то может произойти пока гости не разъехались. Слишком много глаз. Призрак не рискует. Художникам дан целый месяц, времени предостаточно, убийца торопиться не станет, это не в его духе. Сегодняшнюю ночь, полагаю, мы проведём спокойно.

– А дальше? – Наблюдая в окно, как Лель бежит по внутреннему двору, буркнул Риго.

– Дальше никаких гарантий. – Кавдор опустил голову. – Риго, я уберегу его, чего бы мне это не стоило. Спасу, даже ценой своей жизни. Ты со мной, средний лис. – Обратился он так, как называл друга в детстве.

– Да, я с тобой. – Высокий стражник подошёл к Кавдору и протянул ему руку. – Клянусь, во что бы то ни стало.

– Клянусь. – Повторил Кавдор.

Глава четвёртая

Поцелуй смерти.

3 октября. Утро.

– Что Кальд, уехал? – Спросил второпях Риго, когда, почти бегом, он вместе с Кавдором миновал каменный коридор, ведущий в мастерскую художника.

– К сожалению, уехал. Жаль, я рассчитывал на него. Хотел просить, чтобы он убедил короля отпустить Леля в Тронбаэл.

– Что ты! – Стражник в гневе пнул каменную стену. – Кальд и сам уже подходил к королю с этим предложением. Я слышал, как капралы обсуждали это утром в казарме.

– И???

– Бесполезно. Король так зол на Кальда, что ничего не желает слышать об этом. На министра надеяться нечего, надо придумать что-то ещё.

– У меня есть один план, но я расскажу его позже, в мастерской, хотя и на счёт надёжности тех стен я тоже далеко не уверен. Уши везде и к Лелю их могли приставить.

Стражники пошли молча. Про то, что у стен этого замка есть уши, они слышали сотни легенд и историй, начиная с первого дня службы в Глондере. Тайные проходы, лестницы и камеры, по словам ветеранов, буквально кишили в каждом зале и комнате. Враки и байки выдумывались и сочинялись про это практически каждым придворным или стражником. Многие утверждали, как сам король, заходя в один из своих кабинетов, неожиданно мог появиться во дворе или на цитадели, а уж дворцовый призрак – убийца, знает все тайные ходы в совершенстве и может проникнуть буквально везде.

– Доброе утро. – Громко, по-военному сказал Риго, широко открывая дверь в мастерскую.

Лель уже не спал. Сидя на самой последней ступени раскладной лестницы, под потолком, он не отрываясь следил, как два солнечных зайчика танцевали на деревянных стенах.

– Что ты делаешь? – Возмутился Кавдор.

– Ищу правильное место для моей работы. Мне надо непременно найти идеальную позицию, от этого многое зависит.

Кавдор внимательно осматривал комнату и даже начал простукивать стены. – Жаль препятствовать твоим планам, но эта самая позиция тебе вряд ли понадобится.

– Почему? – Первый раз отвлёкся Лель, от солнечного зайчика.

– Тебя разве Кальд не о чём не предупредил?

– Нет. Да нам толком и проститься не дали. Всё время торопили учителя, а когда я подошёл, чуть ли не силой засадили его в экипаж. Он только и успел крикнуть из окошка, чтобы я был осторожен и то что он вернётся, как только сможет.

– Этого следовало ожидать. Министры своего шанса не упустят, жертвой больше, жертвой меньше, для них не существенно.

– Ничего не понимаю. – По-детски улыбнулся художник. – Шансы, жертвы, ты опять говоришь загадками. Можно сказать яснее?

– Скажу, скажу. – Продолжал простукивать Кавдор.

– Тук, тук, тук. – Проходил он шаг за шагом, прислушиваясь к каждому звуку.

– Просишь яснее, изволь! Надеюсь нас сейчас никто не подслушивает. – Кавдор отвлёкся от своего дела и пристально посмотрев на своего друга, потребовал абсолютного внимания.

– Бедолага Вильгельм, которого ты видел, увы, только мёртвым, не единственная жертва Глондерского призрака. До него были: болтливые любовницы, доверенная прислуга, советники нижней ступени, в общем все те, кто по иронии судьбы знал или догадывался о том, что министры: Фиц, Дангр, Ровир и, конечно же, Генбауэр, не хотели предавать огласке.

– Но причём же здесь я? – Перестал улыбаться Лель. – Я не знаю никакой государственной тайны.

– Зачем тайна. Тук, тук, тук. – Продолжал Кавдор. – С тобой всё гораздо проще. Твой учитель слишком не угоден четверым министрам, и если ты проиграешь конкурс художников, то Кальд лишится своего поста и станет для Генбауэра и остальных не опасен. Но что ты проиграешь, никто не гарантирует, более того, многие, и даже ты, убеждены, что теперь Лель ошибку не допустит, и нарисует полотно, как следует. Вывод напрашивается сам. Тук, тук, тук.

– Какой? – Уже побелев от страха, прошептал Лель.

– Господи, как ребёнок! Вывод прост, для министров лучше, если бы ты совсем не участвовал. Пропал бесследно или погиб при невыясненных обстоятельствах, это уже не будет иметь значения.

– Риго, ты слышишь, что он несёт!? – Пытаясь успокоится скулил художник.

Рослый телохранитель сделал два широких шага и, схватив Лангро за плечи, хорошенько тряханул его. – Да очнись же ты, куда ещё понятней! Тебе угрожает смертельная опасность, ты слышал, что говорил Кавдор? Вильгельм не единственный случай. Любовницы, прислуга, младшие советники, большинство из них мы знали лично, а теперь их нет, и тебя не станет, если не перестанешь сомневаться.

Лель и Риго смотрели друг на друга и неожиданно обратили внимание, что стук прекратился. Кавдор стоял на коленях, возле самого пола в углу мастерской и отрывал какую-то доску.

– Что там! – Подскочил Риго.

– Ход, только очень маленький. Смотрите! – Кавдор отложил доску, взял со стола свечку и посветил в обнаруженный лаз.

– Видите, совсем узкий. Обыкновенному человеку в него не пролезть и всё же он имеется и тщательно замаскирован.

– Интересно куда он ведёт? – Задал вопрос Риго.

– Не знаю, я не кошка чтобы пролезть в этот коридорчик, но чувствую, что Леля разместили здесь не просто так. Комната вообще странная.

– Чем? – Переспросил средний лис.

– Находится в заброшенном крыле, в случае чего даже крика никто не услышит. Окна на внутренний двор, который совершенно не охраняется. Наконец, этот лаз странный. Не знаю, как вам, а мне не по себе от этого места, а ведь в замке полно свободных, подходящих помещений.

– Ещё один факт, наш младший лис в смертельной опасности. – Вздохнул Риго.

– Ты говорил, у тебя есть план!?

Кавдор прошёл к двери и убедившись, что банда хитрых лисов одна, шёпотом начал рассказывать. – Я предлагаю бежать Лелю, и бежать не мешкая. Когда погиб Вильгельм, один трубадур говорил мне, что ему предлагали бежать, переодевшись в музыканта. Нам следует воспользоваться этой возможностью, думаю на трубадура можно положиться, если, вдобавок, мы ему хорошо заплатим. Искать Леля никто не станет, министров устроит, что он просто пропал.

– А как же учитель, он рассчитывает на меня!? – Дерзнул высказаться художник.

– Мёртвым ты ему ничем не поможешь, надо подумать о себе и бежать немедленно.

– Куда же я побегу?

– Поживёшь пока у моих друзей, я объясню, как к ним добраться и передам с тобой записку. О тебе позаботятся. Через месяц всё это не будет иметь значения, и мы решим, как быть дальше.

В коридоре послышались тяжёлые шаги, и в дверях появился высокий, худой мужчина с бритой головой и крайне неприятным выражением лица, которое неумело маскировалось за натянутой улыбкой.

Визитёр весьма удивился, застав художника в компании Кавдора и Риго.

– А что здесь делает дворцовая стража? – Обратился он напрямую к хозяину мастерской.

– Это мои друзья, – Неуверенно, словно в чём-то провинился, ответил Лель. – Они пришли в гости, немного поболтать, вот и всё.

– В такую рань?! – С сарказмом подметил долговязый.

– С кем имеем честь? – Кавдор выпрямился во весь рост, но обнаруженный лаз заслонить не успел.

Незваный гость был не готов объяснятся и поэтому начал с запинки. – Меня, я, меня зовут Тарквиний, я представлен к конкурсанту, чтобы во всём помогать ему. Министр Генбауэр очень обеспокоен, что юный художник не в настроении после последней неудачи, вот я и позабочусь, чтобы у него всё было.

С каждым словом долговязый набирался уверенности, и вот его бегающие глазки перестали мельтешить и впились, со всем должным подозрением, в Кавдора и Риго. – Ваша очередь, вы кто такие?

– Меня зовут Риго, и я назначенный телохранитель для этого конкурсанта.

– Какие глупости. – Неприятно засмеялся Тарквиний. – Телохранитель художнику требовался, пока его первая картина не была представлена королю. Теперь, когда вся работа предстоит заново, и на конкурс прибудут ещё девять художников, телохранитель художнику Лелю больше не требуется. Смотритель, то есть я, другое дело, а телохранитель нет. Не думаете же вы, что конкурсанту может что-то угрожать в королевском замке.

Риго хотел возразить и напомнить долговязому, про судьбу несчастного Вильгельма, но, подумав, что у смотрителя наверняка есть на этот счёт оправдание, даже не стал пытаться.

– Я. – Сделал шаг в перёд Кавдор.

– Вас, оруженосец, я знаю. – Перебил его визитёр. – Не стоит утруждаться в представлении. Хочу лишь напомнить, что людям вашего положения следует посветить себя прямым обязанностям, а не слоняться весь день без дела по замку. Полагаю, вы докучаете нашему конкурсанту, прошу вас покинуть мастерскую.

– Непременно. – Оскалился Кавдор. – Только после вас.

Тарквиний ожидал подобную фразу. – Разумеется, я тоже мешать не буду, я лишь хотел сказать конкурсанту что сегодня, после обеда, его величество будет прогуливаться, и у художника появится возможность, не мешая, разумеется, понаблюдать за королём. Позировать его величеству некогда, придётся довольствоваться тем, что есть. Я зайду за вами, мастер Лель. Так мне велено теперь к вам обращаться.

Смотритель поклонился и направился к двери, но когда он обернулся спиной, то сразу приковал к себе внимание.

– Ещё несколько мгновений вашего времени. – Окликнул его Кавдор.

– Да. – Не оборачиваясь ответил Тарквиний.

– Я служу в замке не первый день, а вас никогда не видел, хотя у вас весьма примечательная внешность.

– Возможно, вы просто невнимательный растяпа. – Обрубил смотритель. – У вас всё?

– Нет! Ещё кое-что интересует. Зачем вам нож, под камзолом, да ещё такой необычный! Где-то я видел такой же, совсем недавно. Разрешите взглянуть?

Тарквиний так и стоял спиной к собеседнику. Дыхание его стало тяжелее, а всё тело напряглось, словно готовилось нанести удар или прыгнуть.

– Нет. – Вдруг ответил он резко. – Носить нож мне дозволительно и показывать его вам я не намерен.

***

Король гулял в саду Глондера довольно часто, но сейчас, вынужденный быть натурой для художника, который не так давно огорчил его, Эмбер IV прибывал в весьма раздражительном состоянии. Шут – карлик из кожи вон лез, чтобы рассмешить и приободрить его величество, но Эмбер был мрачен, и почти не обращал внимание на старания карлика.

Тарквиний и Лель шли по параллельной аллее, шагах в двадцати от короля и разговаривали шёпотом. Тарквиний, так не понравившийся Кавдору и Риго, оказался весьма приветлив с художником, но та опаска, что внушили своему другу средний и старший лис, заставляла Леля не доверять смотрителю.

– Мы можем подойти ближе? – Потеряв за колючим кустарником, из вида короля, спросил Лель.

– Не в коем случае, его величество и так идёт на небывалые уступки и позволяет наблюдать за ним во время прогулки.

– Но я должен разглядеть детали для своей новой картины.

– Я постараюсь провести вас, мастер Лель, в обеденный зал, и вы сможете разглядеть короля совсем близко, из-за портьеры. Но только на следующей неделе. Начальник королевской стражи Лагард не очень хорошо ко мне относится и не позволяет слишком часто докучать ему подобными просьбами.

– Да, да, я понимаю. А камзолы его посмотреть можно?

– Когда в них нет его величества?! – Засмеялся Тарквиний от собственной шутки.

– Да. Просто камзолы.

– Пожалуй, это можно устроить, но только ночью, когда король спит, и его одежда свободна.

– Чудесно, вы мне этим очень поможете, сэр смотритель.

Тем временем обе садовые тропинки закончились красивой, овальной поляной, на которой стояли столбы с канатами, верёвками и трапециями. Несколько мускулистых мужчин, проверяли страховочные сети, а один из прислуги разводил костёр в металлическом корыте. В центре всей этой мизансцены разминалась очаровательная Кристина, или как было принято называть её при дворе, мадам Пантера.