Цветы пустыни

Глава 2

Матвей понимал, что времени осталось мало. Он даже допускал, что все уже закончилось и ребенок давно мертв. Но пока сохранялся хотя бы малейший шанс помочь, нужно было пытаться.

Сначала он вообще не понимал, чего хочет от него заказчик и почему Форсов свел его с этим человеком.

– Профайлеры не занимаются поиском пропавших людей, – пояснил Матвей. – Для этого есть другие организации. Полиция, например.

– А если человек не пропал, а похищен?

– Все равно полиция.

– Но полиция не верит, что он похищен, – признал заказчик. – Давайте я вам все объясню…

Консультацию запросил Юрий Потапов, владелец собственной адвокатской конторы. Такой человек мог позволить себе услуги лучших частных детективов. Матвей считал, что именно к ним Юрию и следовало обратиться, когда выяснилось, что пропал его малолетний племянник. Однако вместо этого Потапов потратил немало сил и средств, чтобы выйти на Форсова, а тот перекинул задание своему лучшему ученику.

То, что Форсов выбрал именно его, имело для Матвея куда большее значение, чем деньги и авторитет Потапова. Получается, учитель заподозрил в этом на первый взгляд очевидном деле нечто серьезное.

И вот когда Юрий наконец объяснил, что происходит, многое стало на свои места.

В деловых кругах Москвы Юрий был известен как завидный холостяк, человек без семьи. Но семья у него на самом деле была, хотя бы формальная – младшая сестра Валентина и ее сын Денис.

С сестрой Юрий никогда не ладил. Они, связанные кровью лишь по матери, выросли очень разными. Юрия всегда привлекала учеба, потом – карьерные достижения, победы, новые вызовы. Валентина же была мягкой и робкой, ей хотелось тихой семейной жизни и ничего больше.

Все это она нашла в браке с Русланом Горолевым. Они оба сошлись на мысли, что главное – это семья, а карьера – штука неприятная и портящая людей. Вскоре после свадьбы они уехали подальше от Москвы, провинция была им милее. Да и потом, даже неприязнь к карьере не освобождала их от необходимости платить по счетам. Руслан работал ветеринаром, специализировался на крупном рогатом скоте и лошадях, ему удобно было разъезжать по деревням, там клиентов всегда хватало.

Валентина же сначала была в декрете, потом работала – то пекарем, то библиотекарем, то продавцом в сельском магазине. В основном на полставки, большую часть времени она посвящала воспитанию трех детей, дому и огороду.

Юрий долгое время держался подальше от семьи сестры, ему просто было не интересно с этими людьми. Но не так давно на свадьбе какой-то дальней родни он снова пересекся с Горолевыми и обратил внимание на то, что их старший сын, Денис, отличается и от родителей, и от братьев.

– Если говорить просто и честно, это наша порода, – сдержанно усмехнулся Потапов. – Паренек талантливый, хочет учиться, сельскую школу явно перерос. Мы с ним сразу поладили.

Юрий не стал добавлять, что собственных детей у него до сих пор не было и племянника он постепенно начал воспринимать как сына. Возможно, Потапов даже сам не осознавал этого, а вот Матвей отметил сразу.

Проблемы начались полгода назад, когда Горолевы затеялись с очередным переездом – Руслану предложили неплохую работу. Они подобрали отличный дом в новом поселке и были всем довольны. Настороженно новости о смене семейного гнезда воспринял только Юрий.

– Почему? – спросил Матвей. Он не собирался размениваться на эмоциональные выбросы вроде «Вам-то какое дело?». Он уже прекрасно понял, какое дело было Юрию до племянника.

– Потому что я, в отличие от них, навел справки об этом поселке и обнаружил, что там пропадают дети.

– Неужели? И обнаружили это только вы, полиция осталась слепа?

– Только я в это поверил. Полиция не связала эти события.

Матвей предполагал, что Юрий сгустил краски, и не ошибся. Ни о каких массовых исчезновениях детей и речи не шло. Впрочем, основания для беспокойства все равно были: прошлым летом неподалеку от поселка пропала четырнадцатилетняя туристка, девочку сочли заблудившейся, искали два месяца, но так и не нашли – ни живой, ни мертвой. Еще за год до этого, но уже осенью, исчезла местная жительница – шестнадцатилетняя Кира Корнягова.

– Через две недели после исчезновения обнаружили ее труп, – мрачно сообщил Юрий.

– Со следами насильственной смерти, надо полагать, раз вы заподозрили неладное?

– Ну… нет. Поэтому неладное заподозрил только я.

В нескольких километрах от поселка располагался отработанный песчаный карьер. Летом, вопреки всем запретам, туда часто приезжали туристы, да и местные порой ходили отдыхать в живописных местах. Но осенью желающих посетить карьер становилось куда меньше, вот и Киру нашли не сразу. Первыми до тела успели добраться дикие звери из ближайшего леса, и оно было сильно повреждено к моменту, когда попало на стол эксперта.

Однако вывод в то время всем показался логичным. Шестнадцатилетняя девушка полезла на край обрыва, чтобы сделать эффектное селфи, сорвалась, упала вниз. Получила множественные переломы, погибла не сразу, наверняка звала на помощь, однако никто так и не пришел. Смерть Киры сочли трагической случайностью.

Матвей понимал, почему полиция не объединила эти дела в серию – не было никакого сходства. Но понимал он и то, почему насторожился Юрий, человек, который в силу профессии привык готовиться к худшему. Он просил сестру поселиться в другой деревне, но Валентина и слушать не хотела, ей слишком понравился дом, выбранный мужем.

И вот из этого самого дома ночью исчез тринадцатилетний Денис.

– Этой ночью? – уточнил Матвей. Такого даже он не ожидал.

– Да.

– И вы уже умудрились вызвать меня через Форсова?

– Я не хочу его терять, – твердо произнес Юрий. – Валя рассказала мне сразу… Но на помощь не позвала, просто хотела, чтобы я знал. Они с мужем слишком расслаблены! То есть, они, конечно, беспокоятся. Но пока главная версия и у них, и у полиции заключается в том, что Денис ушел из дома сам и заблудился!

– Почему они считают именно так?

Как оказалось, основания для таких подозрений и правда были. Накануне исчезновения Денис поссорился с родителями из-за неубранной комнаты. Подросток демонстративно остался спать на первом этаже дома, в гостиной. Ну а утром его уже не было – нигде.

Однако не было и следов взлома. Дверь осталась запертой, ни одно окно не было повреждено, ничто не указывало на следы борьбы. Поэтому родители мальчика и решили, что он устроил типичный подростковый протест, вот и мобильный с собой не взял. Денис хотел напугать их, однако места он знал еще плохо и заблудился в каком-нибудь лесу. Теперь его искали силами полиции, волонтеров еще не подключали, решили выждать пару дней.

– Только он не мог такое устроить, понимаете? – Юрий уверенно взглянул в глаза собеседнику. – Пацан похож на меня. Он бы не стал!

– Это не аргумент, вы слишком мало с ним общаетесь для таких выводов. А вот то, что он не взял с собой смартфон, – как раз аргумент. Современный подросток может наказывать родителей, но не станет делать это методом, который обычно используют для наказания они – лишением гаджета.

– Так вы мне верите?

– Я, как и вы, предпочитаю прорабатывать все варианты, – пожал плечами Матвей. – Вариант с добровольным побегом рассмотрят и без меня. Мне необходимо отправиться туда лично, на расстоянии я больше ничего не пойму. Я посмотрю, когда ближайший рейс.

– Через три часа, – тут же объявил Потапов. – Я взял на себя смелость забронировать там место.

– Я мог отказаться.

– Вы действительно думаете, что меня сейчас волнует потеря денег?

– Справедливо. Я сделаю, что смогу.

– И вот еще что… Мы с сестрой не в ссоре, но она очень внушаемый человек. А ее муж с каждым годом все больше бесится из-за того, что мое влияние на Дениса растет. Если они узнают, что вас прислал я, что я нанял профайлера… Не уверен, что они вообще знают такие слова! Но если они посчитают, что я опять нагнетаю, они вас близко к дому не подпустят!

– Они будут со мной говорить, – только и сказал Матвей, поднимаясь с кресла.

– Как вы это устроите?

– Это уже моя забота. Подготовьте билет.

Матвей не был уверен, что проблема действительно есть. Возможно, к моменту, когда он доберется до поселка, Денис действительно найдется. Однако профайлер не собирался сожалеть о таком исходе – он был бы даже рад!

И все же интуиция шептала, что так просто не будет. Предварительный психологический портрет Дениса, пусть и основанный на словах любящего дяди, не предполагал наивные, импульсивные поступки. С другой стороны, даже если в поселке притаился серийный убийца, он действует очень необычно. Сезонные атаки раз в год, да еще и идеальная подготовка – замок на дверях не был вскрыт, а Денис все равно исчез без шума и попыток сопротивления… Странно это все, слишком противоречиво для заданных обстоятельств. Матвей теперь прекрасно понимал, почему Форсов поручил это дело именно ему.

Юрий Потапов оказался даже полезней, чем ожидал профайлер. Адвокат умудрился каким-то образом достать материалы по вскрытию двухлетней давности и переслать их Матвею. Это оказалось очень кстати: теперь Матвей мог посвятить недолгое время перелета не пустым теориям, а изучению фактов.

Ему очень не понравилось то, что он увидел. Собственно, в изучении фотографий мертвой девушки изначально не могло быть ничего прекрасного. Но Матвей рассматривал снимки не как обыватель и даже не как психолог. Он смотрел на них взглядом эксперта и в который раз мысленно благодарил Форсова за то, что тот обеспечил ему медицинское образование.

Обыватель как раз не заметил бы неладное. Изуродованное зверями тело действительно подходило под версию о чудовищном несчастном случае. Вот только при ближайшем рассмотрении у Матвея очень быстро появились нехорошие подозрения.

Кости были сломаны, это факт. Но все ли переломы она получила при падении? И все ли – одномоментно? Киру искали две недели, однако тело не соответствовало этому сроку. Нет, даже с вмешательством зверей все указывало на то, что умерла она меньше чем за неделю до обнаружения.

А до этого что? Лежала в карьере неделю живая? Тихо лежала, ни разу не пришла в себя и никого не позвала? Да, она оказалась в дальней части, туда редко кто-то забредал. Но Матвей сильно сомневался, что в сентябре в этот лес совсем не приходили местные грибники. Они вполне могли услышать отчаянные крики о помощи!

Если же Кира получила такие тяжелые травмы, что ни разу не пришла в себя после падения, она бы неделю не протянула. Да и потом, Матвею очень уж не нравилась травма черепа, полученная девушкой. Что происходит при ударе головой о камень? Кость вбивается внутрь. Однако в случае Киры все выглядело так, будто череп частично стесали… Еще и часть головного мозга пропала. Следователь списал это на мелких хищников, добравшихся до тела. Так могло быть, но… Опять же, слишком ровный срез.

Того, что видел Матвей, не хватило бы для возобновления следствия. Смерть Киры по-прежнему могла оказаться несчастным случаем, у профайлера не было оснований обвинять экспертов в подтасовке фактов. Но он уже видел, что никто не пожелал копать глубже.

Да и с чего бы? Тихий поселок, в котором обычно живут всю жизнь. Уголок безопасности, где все друг друга знают. Гибель девушки потрясла этих людей, но они действительно были уверены, что произошла трагическая случайность. Они стремились побыстрее миновать эти черные дни и двинуться дальше.

Если бы нашли тело девочки, пропавшей год назад, ситуация стала бы яснее. Однако тела не было – и произошедшее по-прежнему считалось исчезновением, а не убийством. С юной туристкой могло произойти что угодно: заблудилась, сбежала, была похищена…

Ну и конечно, пропажу Дениса с этими событиями не свяжут. Потому что год прошел. Потому что и те два дела не считаются серией. Потому что Денис, в конце концов, мальчик и младше предыдущих жертв. Для Матвея это тоже имело значение: он прекрасно знал, что серийные убийцы обычно не меняют тип добычи. Происходящее в поселке по-прежнему не желало складываться в единую картину.

Матвей осознавал, что полноценно собрать улики не успеет. Если за исчезновением подростков действительно стоит один человек, времени у Дениса осталось совсем мало. Слишком мало, чтобы добывать информацию традиционным способом. Матвей ведь и не был детективом – он был профайлером, и данные он получал от людей. Ему нужно было, чтобы и родители Дениса, и все жители поселка быстро и охотно пошли с ним на контакт.

Юрий Потапов считал, что это невозможно, что деревенские никогда не примут чужого так быстро. И по большей части он был прав, однако одну лазейку Матвей все-таки знал.

В аэропорту его уже дожидался арендный автомобиль, еще один бонус от предусмотрительного Потапова. Матвей сразу же направился к поселку, подъехал к дому семьи Горолевых. Он не сомневался, что кто-то там будет – обычно при поисках пропавшего подростка одному из родителей советуют оставаться внутри на случай, если ребенок вернется сам.

Матвей постучал, и открыли ему сразу. На пороге стояла замученная, явно давно не спавшая женщина. В кабинете Потапова профайлер видел фотографию его сестры, но сейчас все равно едва узнал Валентину.

– Вы кто? – настороженно спросила она, разглядывая Матвея. Ее можно было понять: профайлер был на две головы выше миниатюрной женщины.

– Меня зовут Матвей. Я приехал сюда по просьбе вашего брата Юрия.

Валентина, и без того вымотанная, тут же вспыхнула:

– Он опять не в свое дело лезет! Уезжайте немедленно, нам его ищейки не нужны!

– Вы меня не так поняли, Валентина. Я не, как вы выразились, ищейка. Я экстрасенс.

* * *

Тот крик порой звучал у Таисы в ушах. Не испуганные вопли случайных наблюдателей, а воплощение самого отчаяния – миг, когда мать поняла, что все уже кончено, что она опоздала. Признание самой себе, потому что все остальные стали не важны.

Таиса тогда ничего не сказала, она тоже была парализована шоком. Когда же сознание прояснилось, разговаривать с Жанной стало бесполезно – ее забирали врачи. Они были правы: в таком состоянии женщина могла лишь навредить себе.

И для Таисы вроде как все закончилось, никто не настаивал на том, чтобы она разбиралась в смерти Сергея. Даже ее старшая сестра позвонила лишь для того, чтобы посочувствовать и извиниться. Они все считали историю завершенной.

А Таиса просто не могла с ними согласиться и все отпустить. Она смотрела на мертвого Сергея всего минуту, однако этот образ навсегда врезался ей в память. Совсем еще мальчишка, в прошлом улыбчивый, красивый, полный сил и желаний… Не мог он сделать это сам, просто не мог!

Хорошо все-таки, что Форсов согласился с ней и освободил от других заданий. Он дал ей шанс разобраться в случившемся, а Таиса не знала, с какой стороны подступиться.

Семья Зараевых вмиг стала недоступна. Жанна по-прежнему оставалась в больнице. Врачам удалось ей помочь, но они в один голос твердили, что к разговорам о сыне она пока не готова. Да и понятно, почему! Даже Таисе оказалось непросто преодолеть чувство вины за случившееся. Для Жанны все сложилось намного хуже, она теперь наверняка долгие годы будет терзать себя вопросами: почему не спасла? Почему не успела, не действовала решительней? Постепенно в попытке наказать себя она сотрет из памяти то, что настоящих предупреждений о грядущей беде не было. Проблемы Сергея казались незначительными, только-только зарождающимися, у Жанны не было ни шанса предотвратить трагедию. Но она забудет об этом, ее воображение нарисует сотню знаков, которые материнское сердце должно было заметить, да не заметило. Она будет видеть в ночных кошмарах своего единственного ребенка, летящего с крыши, лежащего в луже крови на асфальте. Она никогда не простит себе те полчаса, которые провела в кафе вместо того, чтобы остаться дома. Таиса лишь надеялась, что Жанна вовремя обратится к психологу, и уже просила старшую сестру проследить за этим.

Куда большие надежды профайлер возлагала на беседу с Федором. Ему тоже было больно, однако эту боль военный переносил без слез и срывов. Таиса надеялась, что он сумеет рассказать ей что-то новое, то, что укрылось от его жены.

Может, Федор и знал нечто подобное, однако делиться информацией он точно не собирался. Таисе удалось дозвониться до него только один раз, но едва она представилась, как собеседник бросил трубку, предварительно посоветовав девушке никогда больше ему не звонить.

Что ж, это было обидно, но объяснимо. Жанна ведь сказала, что он считает всех психологов шарлатанами! Должно быть, он и теперь решил, что Таиса пытается нажиться на нем, используя трагедию его семьи. Доказывать ему что-либо оказалось бесполезно, его упрямство было профайлеру прекрасно известно.

Отступать Таиса все равно не собиралась. Она ведь делала это не ради денег и даже не ради Жанны. Она пыталась разобраться в случившемся ради Сергея – и ради того, чтобы крик его матери, засевший в памяти, поскорее затих…

Таисе удалось определить круг общения погибшего. Она поговорила со многими: в интернете, по телефону, а с кем-то даже лично на похоронах. Она искала зацепку, хоть какое-то указание на случившееся. Ведь для такого исхода требовалось нечто по-настоящему грандиозное! Вот только вчерашние школьники, испуганные, скорбящие, ничего важного не знали.

Она начинала подозревать, что все-таки оказалась в тупике, когда ей позвонил Федор. Сам. Через несколько дней после похорон. Такого Таиса не ожидала, но и отмалчиваться не стала.

– Я слушаю…

– Это ведь вы та психологиня, которая была с Жанной в день, когда… все случилось? – спросил Федор. Он говорил ровно, и лишь когда дошло до слов о смерти сына, он запнулся, предпочел иносказание.

– Да, только я не психологиня. Меня зовут Таиса, и я профайлер.

– Это не одно и то же?

– Нет. Это совсем не одно и то же. Почему вы вспомнили обо мне? При нашем последнем разговоре у меня возникло ощущение, что вы не верите в мою способность помочь.

– А разве можно это назвать разговором? Я вас послал – вот и все!

– Сомнительный повод для гордости, – сухо заметила Таиса.

– Я не горжусь. Но и не доверяю вам. А разговор все-таки будет, вот сейчас, если вам интересно.

– Все еще интересно.

– Тогда приезжайте ко мне. Адрес вы знаете.

Она не стала спрашивать, почему Федор предпочел свой дом, а не какое-нибудь кафе, это и так было понятно. Военный неплохо владел собой, однако он понимал, что может сорваться – закричать, поддаться агрессии или даже заплакать. Таиса слишком плохо знала его, чтобы предсказать реакцию. Может, ей и не следовало оставаться наедине с травмированным человеком, который изначально относился к ней с неприязнью, но она решила, что ради новых данных стоит рискнуть.

Только бы затих этот крик…

Квартира Зараевых выглядела покинутой. Не захламленной, нет, просто нежилой. Как будто все люди разом ушли отсюда, превратив это место то ли в музей, то ли в гробницу, так сразу и не поймешь.

Федор по-прежнему там жил, но ничего не менял со дня похорон. Теперь его окружали фотографии, на которых его сын все еще был жив, и венки, напоминавшие о том, что случилось на самом деле. Таиса не представляла, почему эти венки не увезли на кладбище, да и спрашивать не стала.

Федор встретил гостью в коридоре и проводил на кухню. Двигаться здесь приходилось осторожно – чтобы не задеть и не обрушить ни один из массивных венков. «От друзей», «От одноклассников», «От любящей прабабушки»… Так не должно быть – но ведь случилось же!

На кухне как раз было чисто, здесь Федор убирал настолько идеально, что и пылинки не оставалось. Пока он, ни о чем не спросив, заваривал гостье чай, Таиса наблюдала за ним, оценивала состояние.

Федор неплохо держал себя в руках. Таиса не хотела даже представлять, какими усилиями ему это давалось, но он справлялся. Он даже дома ходил в опрятной одежде, с вымытыми волосами, чисто выбритый. Он не позволял горю поглотить себя, потому что знал: это лишит его возможности думать и действовать.

Но и сказать, что он уже пережил смерть сына и двинулся дальше, никто бы не смог, тут и психологом быть не надо. Федор заметно похудел всего за несколько дней, на коже появились воспаления, под глазами залегли зловещие тени, а сами глаза были исчерчены алыми прожилками. Все это указывало на бессонные ночи и не раз пропущенные приемы пищи. Федор был чем-то занят, фанатично, он не давал себе покоя… Однако то, что он все-таки согласился на разговор с Таисой, намекало: он пока не преуспел.

Она благодарно кивнула хозяину дома, принимая чашку горячего чая. Вопросов Таиса не задавала, позволяя Федору самому выбрать тему для разговора.

Отмалчиваться он не стал.

– Я не верю в самоубийство, – объявил он, усаживаясь напротив гостьи. – И никогда не верил. Я знаю своего сына! Что бы ни случилось, Сергей всегда сражался бы до последнего.

«А ты не знаешь, сражался он или нет», – подумала Таиса. Но вслух, конечно же, не сказала, опускаться до таких подлых замечаний она не собиралась.

– Я тогда решил, что его столкнули с крыши, – продолжил Федор. – Мне оставалось только понять, кто это сделал. Я не полицейский, но кое-какие связи у меня есть и есть друзья. Я устроил так, чтобы расследование началось сразу же. Его провели со всей тщательностью…

Он замолчал, перевел взгляд на темную поверхность чая, словно надеясь там найти подсказки. Пауза затягивалась, и Таисе пришлось продолжить за собеседника:

– Но не нашлось никаких указаний на убийство?

– Верно. Мы не богатая семья, но мы живем в хорошем доме и в хорошем районе. Камер хватает и во дворе, и в подъезде. Эти камеры ничего не дали: в день смерти Сергея в дом не входили посторонние. Опера опросили всех соседей, гостей соседей, знакомых гостей соседей… Да кого угодно! Но никто не видел рядом с Сергеем ни одного человека. Все выглядит так, будто мой сын сам поднялся на крышу и прыгнул. Сам поднялся и прыгнул! Сергей! Он не мог…

Он все-таки сорвался. Федор с силой швырнул полную чашку чая в дальнюю стену. Фарфор, конечно же, с грохотом разлетелся на крупные осколки, чай черно-коричневой волной выплеснулся на светлые обои, растекся по полу. Несколько горячих капель долетело до Таисы, и в памяти снова мелькнул крик и пятна крови на коже Жанны…

Таиса продолжала смотреть на Федора невозмутимо, будто ничего особенного не произошло. Это, кажется, впечатлило его – или он просто устал. Он сник, ссутулился, будто за эти дни прожил целую жизнь, и жизнь эта была совсем не счастливой.

– Я не знаю, как быть… Сергей сделал то, чего сделать не мог? Или я не знал его?

– Думаю, все намного сложнее, – покачала головой Таиса.

– Так объясните! Разве не этим вы, мозгоправы, занимаетесь? Придумываете для всего объяснения?

– Федор, я вас прошу: если вы хотите, чтобы я помогла, оставьте этот уничижительный тон. Я профайлер, моя задача – определять психологический след в преступлениях, если понимать широко. Если все указывает на то, что Сергей совершил самоубийство, скорее всего, так оно и было.

– Спасибо большое, именно этих слов я ждал от эксперта! – зло бросил Федор.

– Потерпите, я еще не закончила. Я знала вашего сына не очень хорошо, но я общалась с ним лично, это помогает. Скорее всего, мнение о нем, ваше и вашей жены, было верным. Сергей был из тех, для кого самоубийство – остро противоестественный поступок. Но все-таки он это сделал. Почему?

– Вы у меня спрашиваете?!

– Я обозначаю то, что сейчас главное, – снова осадила его Таиса. – Если вам так будет проще, Сергея убили, просто не действием, а мыслями, которые подселили ему в голову. Нужно понять, кто мог воздействовать на него, как, ради чего.

Был и еще один вариант: психическое заболевание, развивавшееся давно и тихо. Но в это Федор вряд ли поверил бы. Да и Таиса не считала, что это так уж вероятно – слишком резким был срыв, да и предпосылок до сих пор не нашлось. Поэтому пока профайлер предпочитала сосредоточиться на внешних факторах.

– Не было причин, – признал Федор. – Это по моей просьбе тоже проверили. Сергей не общался ни с какой плохой компанией, он не был увлечен наркотиками, он даже косвенно не был связан ни с какими преступлениями! У него не было врагов… Даже с поправкой на возраст, даже ровесников! Никто ему не угрожал. Я не скажу, что он всем нравился, но не нашлось ни одного подозреваемого – хотя мы очень старались найти!

– У него врагов не было… а у вас?

– Это еще что должно означать?

– Вы достаточно успешный человек, вы целенаправленно строите карьеру долгие годы, – пояснила Таиса. – Вас ничто не отвлекало, пока не умер ваш сын. Вы ведь в отпуске, не так ли? Первом за долгие годы?

– Да, но… Но… это же немыслимо!

– Использовать ребенка, чтобы добраться до отца? Для вас – немыслимо, потому что вы сами никогда бы такого не сделали. Но кто-то другой обладает совершенно иными принципами и ценностями. Подумайте, пожалуйста.

– Я не понимаю… – растерялся Федор. – Я не… Я даже не знаю, как о таком думать!

– Вспомните всех, кто мог желать вам зла. Все проекты, в которые вы могли быть вовлечены. Все важные решения, которые недавно приняли или могли принять в ближайшее время. А потом расскажите о них мне, если сможете.

Она понимала, что это жестоко – заставить Федора даже думать о том, что он мог стать причиной гибели собственного сына. Жестоко, но необходимо. Потому что Таиса ввязывалась во все это не для того, чтобы успокоить отца, который не дал сыну вовремя обратиться за помощью.

Она хотела справедливости для Сергея.

* * *

Ученики Николая Форсова по-разному относились к его вынужденным сеансам гемодиализа. Спокойней всего, как и следовало ожидать, ситуацию воспринимал Матвей. Он мог поговорить с наставником о чем угодно, он будто не видел машин, мерно гудящих рядом с креслом.

Таиса старалась делать вид, что все в порядке, обычное дело, и все равно она смущалась. Со временем она наловчилась неплохо скрывать это, многих она обманула бы, а Форсова не могла. Тут ей предстояло работать над собой.

Гарик же и вовсе предпочитал не входить в дом, если подозревал, что проходит медицинский сеанс. Разубедить его оказалось невозможно, да Николай особо и не пытался. Однако телефонные разговоры спасали от ненужных подробностей, так что теперь Гарик общался с Форсовым свободно.

– Короче, ситуация тут прикольная, буду разбираться дальше, – отрапортовал он.

– Ты когда-нибудь замечал, что под определение «прикольная ситуация» ты с одинаковой убежденностью подводишь открытие нового клуба и обнаружение мертвого тела? – поинтересовался Форсов.

Гарик, естественно, не смутился:

– Да, и каждый раз я прав. Жизнь вообще не стоит воспринимать слишком серьезно, даже если она смерть. Так вот, про Ефремова… Влип его брательник. Но брательник настолько младший, что Ефремов его воспитывал чуть ли не как отец сына. Технически они оба Ефремовы, кстати, но старшего я буду звать по фамилии, потому что он ваш тезка, тоже Николай, и я не хочу путаться.

– Каковы шансы, что ты перепутаешь меня и нашего заказчика?

– И тем не менее, зачем такую звучную фамилию скрывать? А младшего, который тоже Ефремов, я буду звать Мирослав, потому что так его все зовут, еще со времен родителей, хотя и не стоило бы… Но мне ли критиковать?

– Гарик. По делу.

– А по делу вот что: лет эдак до тридцати Мирослав в серьезных отношениях с женщинами замечен не был. Но не потому что бабник, а потому что задрот. Не решался он на что-то серьезное – и, подозреваю, несерьезное тоже. Но где-то с год назад он воспылал страстной любовью к одной милой даме и на радостях тут же женился. С учетом характера этого Мирослава можно сделать вывод, что именно дама возжелала, чтобы это произошло.

– Чего же хочет Ефремов? Освобождения брата от золотоискательницы? Я удивлен, что ты счел такое задание интересным.

– Такое я бы и не счел, – возразил Гарик. – Но тут вообще другое. Ефремов, кстати, был совсем не против золотоискательницы. Его уже конкретно так беспокоило то, что брат в девках засиделся. Так что когда на горизонте появилась прекрасная Дарья, да еще и сразу в подвенечном платье, он быстренько благословил их на совет да любовь.

– Но? – поторопил Форсов. Он знал, что реагирует чуть эмоциональней, чем следовало бы, однако ничего не мог с собой поделать. Порой сеансы проходили неплохо, однако сегодняшний выдался из тех, когда Николай чувствовал себя отвратительно.

– Но скоропостижность брака помешала Ефремову вовремя собрать все данные на будущую родственницу. Он занялся этим уже после свадьбы – и сюрприз получился так себе. Выяснилось, что первый муж Дарьи погиб, да не просто погиб, а был убит ею на глазах у собственной дочери. Второй муж… насколько пошло будет пошутить про злоупотребление грушами?

– Очень.

– Тогда не буду, – легко согласился Гарик. – Второй муж пропал без вести, развод был оформлен уже по этому радостному поводу. Ефремов от таких новостей приуныл и все-таки не запаниковал. Он убеждал себя, что по первому случаю Дарью оправдали, значит, все хорошо, а второй муж вообще живой где-то бегает. Однако очень скоро он начал терять контакт с братом. Не то чтобы Дарья это запретила напрямую, но явно поспособствовала. Когда же Ефремову удавалось добраться до родственника, он замечал, что Мирослав выглядит не очень. Даже по стандартам Мирослава, а они невысоки. Поэтому Ефремов теперь убежден, что женушка загонит Мирослава в могилу в самое ближайшее время, чтобы сорвать куш в виде наследства. Мне полагается либо предотвратить это, либо убедить Ефремова, что Дашуля на самом деле хорошая и зря он страусиными яйцами несется.

– Тебе нужна помощь?

– Пока еще не знаю, я только завтра со счастливыми молодоженами встречаюсь. Но, вроде, не нужна.

– Оставайся на связи.

– Это я всегда!

Кому-то могло показаться, что Гарик настроен не слишком серьезно. Речь шла о жизни и смерти, однако профайлер развлекался шуточками и не утруждал себя праведным гневом. Вот только Форсов слишком хорошо знал своего ученика, чтобы беспокоиться.

Не так важно, что Гарик говорит или показывает людям. Важно, как он поступает. И все же Николай сделал мысленную пометку присматривать за Гариком получше, а при первой же возможности направить туда с проверкой Матвея. Потому что двое мужей с крайне печальной судьбой намекают, что у Дарьи Ефремовой свои методы общения с мужчинами.

После сеанса Николай почувствовал себя намного лучше, но так бывало всегда. Он научился ценить это время и использовать по максимуму для того, чтобы хоть ненадолго вернуть свою прежнюю жизнь – деятельную и яркую, бесцеремонно поставленную на паузу болезнью.

Этим вечером он планировал заняться научной статьей, давно дожидавшейся своего часа, да не сложилось. Вера, заглянувшая в кабинет, сообщила: