Loe raamatut: «Солдаты Сумерек», lehekülg 5
Мужики поникли. И тут раздался голос бабушки Линде:
– Внучата, помогите им!
У Зуброва к этому моменту уже были кое-какие задумки. Он поделился ими с другом и пленными, и его горячо поддержали. Оказалось, что барон де Шансон давно не пользовался народной любовью, так как всё чаще старался взять оброк подобными грабительскими вылазками. Это приносило ему намного большую прибыль и пополняло ряды рабынь-наложниц. Стоит ли удивляться, что вскоре вооруженная толпа крестьян, под руководством Николая, отправилась в погоню за отрядом своего феодала. Владимир же вызвался задержать грабителей до их подхода. Он дополнительно надел поверх кольчуги железный панцирь-торакс, заменил меч на более привычный топор и быстро порысил через лес.
Вообще-то, его задача была единственным слабым звеном стройного плана Зуброва. Срезав путь, по знакомой им прямой, только всадники могли перехватить обнаглевших грабителей. Но вот их-то как раз у мстителей оказалось всего двое. То есть – сами оборотни. Но самоуверенный Феоктистов пообещал остановить караван в одиночку.
Глава 5
Отряд де Шансона отъехал уже мили на две от ограбленной деревни, когда в подлеске, справа от дороги, послышались треск и приближавшийся лошадиный топот. Солдаты охранения переглянулись и, не сговариваясь, опустили пики. Они не ожидали погони так быстро! В голову каравана немедленно выдвинулся большой черный рыцарь, любимец барона, сэр Кристофер де Гретевил.
Он был младшим сыном в семье де Нормесов, и не мог рассчитывать на получение земли и титула по наследству. Поэтому с детства готовился заработать их своим мечом. Барон заметил молодого, но искусного рыцаря на турнире в Тюри-Аркуре, после которого шевалье Кристофер д`Нормес собирался в крестовый поход. Де Шансон выступил в роли благодетеля, и выделил ему небольшой феод, с деревней Гретевил. Таким образом, избавил честолюбивого юношу от опасного и малоприбыльного пути на побережье Эвксинского моря и приобрел преданного рыцаря-вассала. С тех пор сэр де Гретевил не раз побеждал в небольших турнирах, переполнявших жизнь местного рыцарства. Так он увеличивал своё состояние и поддерживал боеспособность в хорошей форме. А барон со спокойной душой мог возложить на него любые опасные обязанности. Например, принять первый удар мстителей.
Де Шансон уже поднял руку, чтобы опустить забрало, да так и застыл в седле – на дорогу перед отрядом выскочил один-единственный конный воин! Правда, тяжёлый рыцарь, а не крестьянин, как предполагал феодал. Но один!!! Против четырех рыцарей и тридцати пикинеров… Неужели собирается нападать?
Тем временем фигура в светлом тораксе, не задерживаясь, выбросила из-под руки копье, зафиксировала локоть в крепежных ремнях и установила оружие в упор щита. То же срочно проделывал и сэр де Гретевил.
– Смельчак! – уважительно протянул барон. Его глаза вспыхнули неподдельной симпатией. Но, впрочем, лишь на секунду. Кони рыцарей уже начали разбег. Де Шансону был хорошо виден герб нападавшего – серебряный грифон на лиловом. Но это явно не сэр де Бугвиль! Де Бугвиля убили разбойники в прошлом году. К тому же какая-то знакомая незаконченность движений, лихорадочная неуклюжесть в жестах. Ах ты! Да это же тот сопляк-«оборотень»!!! Тот самый, поверженный им два года назад! Живой, тварь!!! Но это значит, что где-то рядом должен быть ещё, как минимум, один. Тот, у которого щит де Шансона. Наверняка, сидит рядом в засаде. Барон уже знает их штучки.
– Сомкнуть строй! – закричал он пикинерам. – Усилить наблюдение!
Сэр Кристофер, уже выскочивший за пределы конвоя, в одиночестве поскакал на лесного мстителя. А Владимир, неожиданно оказавшись перед небольшой армией, даже не испугался, а скорее удивился. Но тут же сосредоточил внимание на передовом рыцаре. Враг был в чернёных богатых доспехах, на вороном коне. Его щит наискось перечеркивала алая полоса с единственной белой лилией в центре. Прямо демон какой-то.
– Скотина! – почему-то подумал Феоктистов. Вдавил шпоры в бока першерона и сжался перед неминуемым ударом. Через прорезь глазницы четко виднелись чёрные перья на шлеме быстро приближавшегося противника. Их постоянно перекрывал наконечник собственного копья, никак не желавший оставаться в заданном положении. Знакомая картинка. Где-то Володька уже видел такую. В кино, что ли?..
Тренированная рука довольно уверенно держала оружие, но в голове метался хаос: «Куда его направляют?!» Это был первый «честный» турнир оборотня. За короткие секунды сближения он успел прицелиться в голову, щит и в маленькое «окошко» между щитом и шеей коня сэра де Гретевила.
Черное копье с силой въехало по лбу Феоктистова (показалось, или действительно из глаз вырвалось по снопу искр?), разорвало броню, рассекло кожу… И ушло на рикошет. Великоватый разбойнику шлем, дёрнувшись на ремне телячьей кожи, отбросил от головы смертельный удар. А вот его наконечник, скользнув по краю вражеского щита, с треском проломил чёрный нагрудник. Оборотень, ещё ничего не видя после оглушительной затрещины, едва удержал рванувшееся из рук древко. Остановленные ударом кони вздыбились, продолжая лягать и кусать друг друга. Соединяющее противников копьё с треском переломилось. Сэр де Гретевил обеими руками ухватился за торчащий из груди обломок. Он всё ещё держался в седле. А Володька уже бросил свою половину копья, выхватил топор и рубанул по шее коня сэра де Гретевила. Вороной рванулся и сразу сбросил ослабшего седока. Чем на некоторое время отгородил разбойника от подошедшего строя баронских солдат.
Но всё равно удар доброго десятка пик, даже потерявших убойную силу и пришедшихся на щит, чуть не смахнул его с лошади. А затем настоящий стальной дождь обрушился на оборотня. Правда, с остервенением молотившие воины не кололи коня, желая сделать дорогой подарок барону, а шарахавшийся першерон больше половины их стараний сводил на нет. Да и сам разбойник отчаянно отбивался мечом и щитом.
Но все же сначала один острый наконечник смог пробить панцирь, затем второй. А потом пробоины стали появляться почти при каждом ударе. Правда, из-за спасительной кольчуги, неглубокие и причиняющие больше беспокойства, чем реального вреда. От боли Феоктистов быстро потерял счет времени. Сколько он уже терпит эту муку? Минуту, десять, час, день? Сознание начинало медленно уплывать из всё ещё сражающегося тела. И вдруг дождь копейных ударов прекратился.
Господи! Неужели подошли друзья?!
Увы, нет. Конный строй раздался в стороны, образовав ощетинившийся пиками коридор. А в его начале изготовился к бою… Николай?! Да нет, этот рыцарь не был Зубровым, хотя на его щите оскалившийся кабан тоже почти кусал розу на лиловом поле.
Якорный бабай!!! Да это же тот пьяный убийца! Тоже, значит, выжил. И теперь хочет поквитаться. А что, собственно, делать-то? Продвижение вперед, навстречу рыцарю, уже начавшему разгон, закрыто коридором из пик. Поворачивать назад, значит наверняка погибнуть от удара его копья в спину. А на месте отбить несущийся многотонный удар практически невозможно. И все же разбойник поднял щит.
В это мгновение из леса с криком начали выбегать крестьяне, а из-за древесных стволов с легким свистом вырвались двухфутовые стрелы. Неожиданный меткий залп сбил с коней почти половину солдат, и смертельный «коридор» распался. Изумленный барон приостановился, но тут же вновь дал шпоры коню. Увы, поздно. Оборотень успел подобрать «освободившуюся» пику и скакал навстречу.
В этом месте ветви вековых дубов сплетались над дорогой подобием живой арки. Что-то там затрещало и рухнуло вниз в окружении веток. Всадники уже почти сшиблись, когда «нечто» грохнулось прямо на древко Феоктистова. Под его тяжестью пика воткнулась в землю, и оборотня вырвало из седла. Благодаря чему убийственный удар барона вместо головы пришелся на щит. Литая железная пластина разлетелась, а безжалостный наконечник в очередной раз пробил торакс Феоктистова. Вырвал здоровенный кусок металла, вспорол кольчугу, располосовал правый бок и улетел дальше. От этого мстителя завертело как большой волчок. Так он и грохнулся с высоты пяти футов на утоптанную копытами землю.
Поэтому Володька уже не видел, как Николай, нанизал на своё копьё солдата, а затем махал топором, пытаясь достать ещё хотя бы одного. Не видел, как забивали крестьяне своими сельхозорудиями закованных в кольчуги грабителей, отчаянно дерущихся пиками. Не видел и того, что с дерева на него упал молоденький паренёк с большим луком. Поднявшись над телом оглушённого оборотня, этот мальчишка опередил своим выстрелом удар второго вассала де Шансона, поскакавшего вслед за сюзереном. Однако рыцарь ловко соскочил с убитого першерона. И непременно убил бы паренька, решительно выхватившего топорик, если бы не подоспевший крестьянин. Тот без затей обрушил на спину дворянину свой заступ. Вдвоем мстители одолели бронированного грабителя. Сам барон и его последний вассал под градом стрел, вязнущих в рыцарской броне, пробились из окружения. Все остальные налётчики были убиты.
Выжившие в схватке крестьяне вернулись домой со спасенными дочерьми и имуществом. Но перед этим они торжественно поклялись никогда больше не нападать на рыцарей-оборотней или колдунью. Как, впрочем, и ничему не верить без доказательств. Слишком дорогую цену приходилось заплатить за эту науку. А многочисленным мёртвым, едущим домой на телегах, было уже всё равно.
* * *
Ещё начиная атаку, Николай заприметил повозки с девушками. Поэтому, когда с грабителями было покончено, сразу направился освобождать их. Ярдов за двадцать перевел коня с галопа на шаг, снял шлем и широко заулыбался, чуть не вывернув скулы. Два года он не видел красивых женщин. Нельзя же считать таковой «бабушку Линде»! А пленницы, несмотря на чумазые мордашки и уродливые тёмные платья, все как одна, казались ему ослепительными красавицами. Даже в своем беспомощном положении, при виде подъезжающего рыцаря, они тотчас захихикали и начали постреливать глазками.
Лишь одна нетерпеливо рвалась из стягивающих тело веревок и глядела совсем в противоположную сторону. От этого подол светло-коричневой одежды постоянно колыхался и обнажал крепкие округлые голени. Зубров аж поперхнулся, рассмотрев их поближе. Красавица гневно повернулась к нему, и Николай смог оценить девушку – полная грудь, широкие плечи и хорошо заметная талия на крепком теле. Над всем этим развевалась копна темных прямых волос, с длинными, выгоревшими на солнце прядями. А из них выглядывало прехорошенькое, но очень уж строгое личико. Пожалуй, она была ещё слишком мускулиста для девушки, но это ничуть не портило опьяняющего впечатления.
– Ничего себе вкус у барона! – только и смог пробормотать Зубров.
Пленница прекратила попытки освободиться и как-то странно посмотрела на рыцаря. У неё были большие, коричневые, яростно сверкавшие глаза. Коля даже слегка смутился, торопливо спешился. Попытался отвесить галантный поклон, но ещё более сконфузился. Поэтому просто достал кинжал и перерезал стягивающие руки веревки. Девушка тут же соскочила с повозки и куда-то умчалась. Не сказав даже простенького «спасибо»!
– Кобыла бомбейская! – в сердцах ругнулся Зубров. Почти злобно рассек остальные путы. И тут же красавицы облепили его пленительной гроздью. Поток объятий, к сожалению плохо ощущаемых через кольчугу, и жарких поцелуев захлестнул Николая. Зубров мгновенно забыл о неблагодарной.
А она с самого начала следила за первым появившимся спасителем. Поэтому, едва получив свободу, сразу побежала к месту его падения. Кто этот отважный одиночка, сразивший сэра де Гретевила и устоявший под градом копейных ударов? Не испугавшийся схватки с самим де Шансоном, считавшимся непобедимым? Своим подвигом он сразу запал ей в сердце. Поэтому, когда второй рыцарь разрезал верёвки, она не удостоила его даже благодарного взгляда. Ведь поверженный одиночка в это время умирал на дороге!
Лежащего уже окружила группа вооруженных мужчин. Перед растерзанным, кое-как перевязанным прямо поверх доспехов телом на коленях сидел плачущий мальчик в зеленой холщовой куртке. Он робко пытался снять с раненого смятый окровавленный шлем. Девушка присела рядом, уверенными движениями расстегнула крепежный ремешок. Железо тут же сошло с головы. Перед ней оказалось молодое лицо, сплошь залитое кровью. Жуткий порез на лбу и волосистой части головы казался ещё более страшным от наслоений сворачивающейся сукровицы. «Неужели мертв?!» – словно чем-то больно стиснуло сердце. Девушка схватила с повозки флягу с земляничным вином, омыла лицо рыцаря и обтерла кожу вокруг пореза. Когда слабенький спирт попал на обнаженное мясо, парень застонал. «Жив!» – в груди сразу стало легко и приятно.
– Сэр рыцарь, сэр рыцарь, не умирайте! – тормошил его паренек. – Сэр рыцарь, это я, Джонни. Я хотел помочь вам убить де Шансона. Я очень хорошо стреляю, сэр рыцарь. Но ветки подломились. Простите меня, сэр рыцарь! Сэр рыцарь!!!
Не открывая глаз, тот оскалился. Николай, всё ещё пребывавший в сладком плену и расточавший девушкам комплименты, неожиданно услышал, как кто-то внятно, по-русски, послал своего собеседника… очень далеко. А затем тот же голос вдруг протянул:
– Больно… Господи, как мне больно… Мама… Мамочка!!! Мне больно, мама!
– Это же Володька! – испуганно воскликнул Зубров. Как он мог забыть, что друг в одиночку дрался с грабителями! Рванул на голос и увидел группу мужчин, обступивших растерзанного лежащего человека. Около него на коленях сидели первая спасённая красавица и какой-то вооруженный мальчишка. Оба старательно освобождали части этого кровавого месива от железа и тут же что-то перевязывали в нём длинными холщовыми лоскутами. Тряпки один из крестьян отрывал от большой праздничной скатерти. Лишь подойдя совсем близко, Николай узнал Феоктистова. Испуганно упал рядом на колени:
– Володя, что с тобой? Володя, очнись! Господи! Да не умирай ты!!!
– Коля? – переспросил тот, пытаясь приподнять голову. – Коля, как мне больно…
С трудом открыл глаза, обвел всех затуманенным взором. Задумчиво пробормотал:
– Девушка, мальчик, рыцарь какой-то… Сплю, что ли?
И окончательно потерял сознание.
* * *
Когда Феоктистов, наконец, пришел в себя, то с облегчением увидел, что снова лежал на топчане в избушке бабушки Линде. Опять пахло травами и магическими химикалиями. В изголовье горела маленькая свеча, а рядом, неудобно примостившись у стола, спала на своём локте незнакомая девушка. «Это ещё кто?!» Он внимательно присмотрелся к доступной обозрению части лица. Ровная бровь и густые ресницы. Едва выступающий бугорок скулы над нежной, слегка впалой щекой. Красивая, самой природой твёрдо очерченная линия губ. Длинные тёмные волосы с выгоревшими на солнце светлыми прядями. (Хм, ему всегда нравились темноволосые…) Где-то он уже видел эти черты. В своём мире, что ли? Здесь? Или, вообще, во сне? Этого он пока не мог вспомнить.
Неожиданно острая боль пронзила тело. Володька тихо застонал. Девушка тут же подпрыгнула и уставилась на него карими, огромными от испуга глазищами. Феоктистов ещё раз попытался подняться, но новая волна боли впилась в живот. Незнакомка быстро уперлась горячими сильными ладонями ему в грудь и решительно положила обратно:
– Лежите, лежите! Рано Вам двигаться. Бабушка говорит, что Вас даже трогать нельзя!
– Так чего же ты трогаешь?
Девушка испуганно отдернула руки, и разбойник расхохотался. Впрочем, очередной приступ тут же утихомирил его. Юная сиделка тоже рассмеялась и уже смелее поправила соломенный тюфячок под его головой.
– Вот что, милочка, помоги-ка мне встать!
– Нет-нет! Вам нужно выпить отвар и сменить повязки, – сразу запротестовала красивая сиделка.
– Ладно, не возмущайся. Давай сюда свой отвар, а повязки подождут.
Превозмогая боль, взял деревянную чашку и решительно опрокинул в рот.
– Он же горячий!
– А, ёп… ерный театр!!! – еле сдержался, что бы не заматериться. Торопливо залил рот холодной водой, после чего смог перейти на ромейский: – Ты раньше-то не могла сказать?!
Видя, что из бархатных глаз вот-вот хлынут слёзы, постарался «отключиться» от боли. Спросил как можно более миролюбиво:
– Как тебя зовут-то, красавица?
Девушка замешкалась, испуганно посмотрела, но потом решительно представилась:
– Сусанна!
«Да, имечко, прямо скажем, не ахти!» – поморщился рыцарь. «Чем-то на леденец смахивает». Ещё раз критически осмотрел сиделку. Та выдержала откровенный взгляд, но стыдливо запунцовела. А Феоктистов вдруг почувствовал, что сам предательски краснеет. Его молодое сердце почему-то засбоило, забилось часто-часто. Он испытал огромное смущение от близости девушки. От того, что они одни в этой тесной полутемной комнате. Попросту не знал, что делать, когда такая юная, искренняя красавица сидит совсем рядом. Тем более что и робеющая незнакомка явно испытывала какие-то чувства… Голова туманилась, и всё сладко кружилось. Володька уже отвык от знаков девичьего внимания, и просто терялся. Даже слова почему-то застряли в горле. Оставалось лишь, как за щитом, спрятаться за иронией. И он мысленно подвел итог: «А вообще-то – девочка что надо!»
Она словно угадала его оценку и улыбнулась. Сердце Володьки ещё раз ухнуло куда-то в район желудка. Он закрыл глаза и полежал пару минут, успокаивая совершенно взбесившееся дыхание. Наконец, сообразил, что может попросить очаровашку о конкретной помощи. Решительно повернулся:
– Сусанна, помоги мне выйти во двор!
Ещё пару минут с увлечением спорил с этой серьёзной прелестью, доказывая, что все полученные колото-резаные, а также и прочие раны должны лечиться движением. При этом ссылался как на авторитет «бабушки Линде», так и на свой печальный опыт. Разумеется, убедил. А когда оперся о жаркое девичье тело, даже адская боль отступила от нахлынувшего томного наслаждения.
Сусанна вывела его из избушки. Что-то толокшая в ступке колдунья всполошилась, всплеснула руками, выронила пестик.
– Все хорошо, бабуль. Я уже на ногах!
– Ну вот и слава Господу Создателю! – неожиданно умилилась старушка. – А то я уж и нехорошее думать начинала.
– Я что, долго был без сознания? – тихо спросил девушку Феоктистов.
– Сегодня десятый день, – еще тише ответила она. Володя от удивления обвис на её не по-женски сильных руках. Потом, вновь придя в себя, поинтересовался:
– И ты, что же, все десять дней около меня сидела?!
Сусанна лишь утвердительно кивнула головой.
Весь день выздоравливающий грелся на солнце. Пил крепкий мясной бульон, вперемешку с ароматными, но невкусными отварами, и потешался над Зубровым. Друг всё порывался его обнять, но неизменно отгонялся бдительной Сусанной. А вечером, когда девушка снова собралась дежурить, Володька с удовольствием потрепал её по руке:
– Спасибо, этого больше не нужно. Мне уже ничего не сделается, а себя измучаешь. А мне ведь общение с тобой здоровья прямо на глазах прибавляет!
Она скромно потупилась, но не смогла сдержать счастливой улыбки. И Феоктистов решился задать весь день мучивший его вопрос:
– Слушай, а почему ты со мной так возишься? Я даже не знаю тебя.
– Потому что вы спасли меня. От рабства. И бесчестья. А может, и от смерти. Так как такого позора я бы не перенесла. Я вам так благодарна!
– А! Ну тогда да. Конечно, – смутился Феоктистов. – Но я ведь, вроде как, оборотень… Неужели ты меня не боишься?
– Сначала немного боялась, – честно призналась девушка. – А сейчас нет.
– Это, конечно, хорошо. Но почему?
– Оборотни плохие. Беспощадные убийцы, и беспокоятся только о себе. А Вы с сэром Николаем хорошие. Крестьяне Вас теперь очень уважают. Ну, правда, и боятся тоже.
– А ты не крестьянка, что ли?
– Не совсем. Мой отец свободный кузнец, и мы живем хоть и недалеко, но отдельно от крестьян де Шансона.
«Теперь понятно, почему у неё такая мускулатура! Небось, папе в меру силёнок помогает!» – догадался Феоктистов. Вслух же сказал:
– Ага! В твоего отца, значит, крестьяне тоже считают немного колдуном?
– Ну да. Правда, не таким сильным, как бабушка Линде. И добрым.
– А она кто же тогда? Злая колдунья?! – удивился Володька.
Сусанна вновь смущенно потупилась.
«Блин! Сроду бы о нашей бабушке так не подумал. Кстати, а девчонка-то называет её так же, как мы!»
* * *
Через три дня Феоктистов отвез Сусанну домой. Его состояние больше не вызывало серьёзных опасений, и он смог запрячь в телегу бабкиного мерина. Отцом девушки оказался тот самый рослый черный детина, которого Николай огрел копьем. Кузнец угрюмо встретил оборотня на пороге своего деревянного дома, действительно, стоявшего на некотором удалении от остальных строений деревни Солми. Правда, увидев, что дочь ухаживала не за его обидчиком, Эдвин Смит несколько смягчился. А к концу вечера распил с гостем бочонок эля и вообще раздобрел. Тем более что пиво осилил, в основном, сам. Раненый Феоктистов лишь отпивал понемногу из кружки, поддерживая компанию. Кузнец даже предусмотрительно ушёл в дом, чтобы понравившийся ему свободный воин смог достойно попрощаться с Сусанной. Хотя до этого всегда жёстко пресекал любые попытки парней из баронских крестьян поухаживать за дочерью. Володька сильно смутился и неумело чмокнул сразу подавшуюся к нему девушку куда-то мимо губ. Но она сама обхватила его сильными жадными руками, и второй поцелуй вышел таким, что ещё половину дороги у оборотня сладко кружилась голова.
Через пару дней он уже пробовал охотиться с луком, а на девятые сутки приступил к лёгким тренировкам. Силы быстро возвращались к молодому живучему организму. Правда, свежие красные рубцы всегда сильно болели и иногда вскрывались от перегрузок. Да часто накатывала тошнота и головокружение. К кузнецу он теперь ездил почти каждый день, пользуясь возможностью бесплатно чинить и усовершенствовать вооружение. А Эдвин Смит не переставал удивляться необыкновенной смекалке в обращении с металлом, которую проявлял нежданный вольный приятель дочери. Нравилось отцу Сусанны и усердие «оборотня». Володька всегда, чем мог, помогал ему – и в кузнице, и по хозяйству.
С помощью Эдвина разбойник не только восстановил длинный шлем, отбивающий копейные удары и усиливающий голос, но и поставил в него дополнительные резонаторы. В сочленения наплечников нанес спиральные борозды и заполнил их топленым салом. Места, всегда трущиеся о его единственный трофейный панцирь, начали смазываться. Естественно, сразу возросла подвижность и долговечность дорогущей защиты.
Раз в неделю Володька парился со старшим Смитом в русской баньке, которую они с Николаем поставили около своей избушки. Эдвин очень быстро преодолел страх перед церковным запретом на мытье (так как и до того был далеко не безгрешен), и постоянно наслаждался восстанавливающим эффектом. А вечно грязные крестьяне никак не могли привыкнуть к новому цвету кузнеца. Теперь при всем желании нельзя было назвать его «Чёрным» – кожа Эдвина лучилась здоровым коричнево-красным цветом. А отмытая Сусанна словно расцвела, как гроздь распускающейся сирени. Теперь она только и жила, что трепетными ожиданиями своего «рыцаря-оборотня». Правда, о дальнейшей судьбе их отношений никто старался не говорить. Лишь однажды, в промежутке учебных боёв, Зубров не выдержал:
– Слушай, а ты любишь Сусаннку?
Феоктистов аж поперхнулся от неожиданности:
– Чего?! А… Ну, люблю, конечно. Только, пожалуй, как-то не так.
– Это как не так?
– Ну, словно не хватает чего-то. Впрочем, я любил одну девчонку в классе. Ещё там, в нашем мире. Ну и было точно так же. Наверное, это и есть любовь. Да, я люблю ее! – закончил он категорически.
– Так чего же не женишься?
Володька опять растерялся:
– Как это?
– Ну, как – как все. На свадьбе погуляем.
– Ты что, смеешься?!
– С чего ты взял? Абсолютно серьезно говорю.
– Да пошел ты! – неожиданно обиделся он, берясь за меч. – Я ещё не хочу. Рано.
– Смотри, как бы поздно не было, – ответил Коля, тоже поднимая клинок.
– В смысле «поздно»? Мы с ней только целуемся иногда.
– Я не о том. Отобьёт кто-нибудь.
Феоктистов понятливо кивнул:
– А! Ты, знаешь, я об этом сейчас меньше всего думаю. Тут другое. Понимаешь, не такая ещё какая-то любовь. Не завершённая. Вот будет в ней всего хватать, тогда и женюсь!
Он принял выжидательную стойку.
– Ну, дело твое, Ромео, – ответил Зубров, обрушиваясь на товарища с мечом. Теперь они всё больше времени уделяли этому сложному «буржуйскому» оружию. И постепенно сила и точность ударов росли. К тому же, и защита требовала от мечника совершенно иной подвижности.
