Loe raamatut: «Стоит ли мне писать?», lehekülg 2
Говорили и о более странных вещах. Говорили о личах – владыках мертвых. И разве что не о костяных драконах. По мнению Мельхиота, можно было смело отметать половину того, что он слышал, как сущую бредятину насмерть перепуганой черни. Но и другой половины хватало на настоящий оживший Некрономикон.
Поэтому действия баронов Приматиона, до сих пор не имевших ни короля, ни полномочного представителя в Канцелярии, можно было легко предсказать: как бы они не ненавидели королевство, фактически, они находились в его составе. Ну так пускай трон Иммиафала с этим и разбирается – «Это так похоже на человека. Они бы терпели его до последнего. Откупались рабами и взятками. Но не объединились бы ради общего блага».
Стены Беорнинга вырастали впереди размытым пятном. До конца дня марш прошел без особых приключений. Маги и клирики уничтожили несколько зомби. Примитивных таких, насколько понял Мельхиот, простых восставших злобных мертвяков, которых так любят различные сказочники.
Даже если забыть про умертвие, с каждым километром становилось понятнее почему люди бежали в таком ужасе. Мельхиот видел земли разоренные войной. Это было иное. Сама земля, казалось, прокляла тех кто по ней ходит.
Трупы все обезображены до неузнаваемости. На некоторых следы человеческих зубов. Иные выглядели так, словно их пожевал и выплюнул какой то великан. Большая часть оказались истощены и высушены почти до костей. Обвислая кожа покрыта болячками и нарывами. Другие наоборот отвратительно распухли, и издавали наиболее нестерпимые запахи.
Дома вдоль тракта большей частью разрушены до оснований. Казалось, даже деревянные бревна поддались какой то болезни. Подозрительно позеленевшие, отвратительно воняли и испускали гниль. Каменные дома оказались наименее поврежденными. Но оставляли какое то гнилостное, мертвецкое ощущение, словно умирающий прокаженный. Трупы животных мало чем отличались от людских и нелюди.
Возле каждого поселка от армии отделялась группа клириков и гвардейцев, в основном линейных пикенеров. Они заматывали рты тряпками. Гвардейцы, стаскивали трупы алебардами, клирики сжигали горы гниющего мяса. Странно, но святой огнь клириков, не оставлявший ни дыма ни запаха сжигая все что ни видел Мельхиот за свою жизнь в армии. Поднимал тучи густого черного смога пожирая трупы пораженных темной магией некромантии несчатных.
Сами трупы горели крайне неохотно. Двуручник ни разу не видел, что бы живая ли, мертвая ли плоть, так усердно сопротивлялась огню клириков. Святой огонь Кафедрала сжигал все, что он ни видел: крепчайшую сталь доспехов, плоть под ними, сплавляя их воедино; сами камни под ногами обреченных сгореть в огне Йенира; и даже, казалось, воздух вовкруг. Хотя какой то маг, и объяснял им разок, что такое невозможно. Но дышать рядом со святым огнем становилось трудно как в горах.
Вскоре, такие отряды стали отправляться вместе с разведчиками. И где бы не проходила гвардия. Вместе с тошнотворным запахом смерти и разложения их встречал, не менее отвратительный, запах горелого мяса.
Настрой армии падал с каждым километром. Молодые были в ужасе, кто поопытней, еще как то держал себя в руках. «А ты?» – спросил себя Мельхиот, разглядывая черные стены Беорнинга вырастающие в дали. – «А мне наплевать. Лишь бы не подохнуть от какой заразы.» У них один выход: атаковать с марша. Если разобьют на ночь лагерь, подумал он, то начнутся дезертирства.
Вскоре полк начали разворачивать для штурма небольшого но, в необычном, для баронов, стиле укрепленного городка. Обычно бароны не строили мощных, обнесенных стенами городов, для защиты населения. Это было в стиле северян, защищавшихся в свое время от армии Джатара Мекка в трехсотлетней войне.
Линейную пехоту: легких пикинеров, бронированных копейщиков, строили по флангам. Копейщики по тяжести доспехов могли поспорить с благородными отпрыками рыцарей, но обладая куда меньшей силой и сноровкой, были медлительны, зато выносливы. Могли выдержать несколько арбалетных залпов, почти игнорировали угрозу простых лучников. И могли остановить даже натиск кавалерии, если к их копьям прибавлялись длинные алебарды пикинеров.
Иногда третьи ряды линейной пехоты – легких пикинеров, с длинными алебардами прятали в недра батальонов мечников. Тогда плотные, закрытые щитовые построения мечников, ощетиненные алебардами, становились главной атакующей силой, способные справиться почти с любой угрозой, кроме магии. Так обычно поступали, если противник обладал сильными лучниками, и есть угроза фланговой атаки кавалерии.
Центр займут квадраты мечников, готовые закрыться щитами, и превратиться в неприступную крепость на поле боя. Тая в себе довольно грозную прорывную силу: несколько десятков двуручников. В одном из таких предстояло драться Мельхиоту, который должен быть готов пробивать бреши в рядах пехоты противника, для батальона щитоносцев, не забывая отступать под их защиту. Отдать свою силу мечникам, в случае если батальон столкнется с аналогичной обороной противника, и прейдет в обычное давление «щит в щит». Как нигде, здесь оказывались полезны сильные тяжелобронированные рыцари. И прикрыть, в случае отступления. Двуручнику, при этом, скорее всего конец. Но при отступлении один умелый двуручник стоил поболее трех мечников. По всем этим причинам к двуручникам в рядах батальонов мечников гвардии всегда было особое отношение.
Немного позади, в промежудках батальонов мечников выстраивались несколько рот арбалетчиков. Почти так же тяжело бронированные как линейные копейщики, могли спокойно выдержать стрелковый залп. Предполагалось, что они должны, в случае опасности отступить под защиту мечников. Но слишком часто «забывали» это сделать. Основная их задача, прикрыть в случае прорыва почти не имевших брони лучников, расположившихся за батальонами мечников. Иногда они даже выступали вместе с линейной пехотой, обычно, если пикинеров отправляли к мечникам. Более смертоносной угрозой для пехоты противника, чем комбинация слаженных в своих действиях арбалетчиков и копейщиков, является разве только магия, да и то спорно.
Лучники заняли центр за мечниками. Несколько сотен – три батальона. По флангам от них клирики и маги. В арьегарде осталась кавалерия, готовая отразить почти любую фланговую или тыловую атаку, или даже спешиться и укрепить силы линейной пехоты.
Гвардия королевства действительно была слаженной, отработанной и безотказной военной машиной. Но Мельхиот с болезненными уколами стыда вспоминал того паренька, которого впервые привезли к воротам академии гвардии – «Как барана.»
– Что волочишься, баран!? Стройтесь живее, ленивые ублюдки. – окинув офицера со сдреживаемой яростью, Мельхиот мечтал в это мгновение только об одном: выпотрошить этого рыцаря.
«Ради чего я должен их терпеть? Раньше лгал себе, что я должен это делать ради чести фамилии. Но, со временем, я понял, что как раз, ради этой чести я должен убить, или искалечить сейчас эту скотину. Ради чести своего отца? Получается, что честь фамилии, и честь отца – разные вещи? Так было до тех пор, пока я не понял, что мне наплевать на свою фамилию, своего отца, и свою честь.»
– Двуручник, ты заснул? Займи позицию. – «Какой Тьмы этим ублюдкам от меня надо? Я все делаю как обычно, но всегда найдет идиот, который решит что я занял неположенное мне место. Может дело в том, что мне вообще нет места среди них?»
– Что-то подозрительно тихо.
– Ага. Я уж думал там костяные драконы на стене нас поджидают.
– Сматрите эвон, маршал уже речь что ли толкать собрался или еще не?
– Да тьма их пойми, офицеры, они весь день с клириками да магиками советуются пока мы тут торчим.
– Так, поди, думают как бы получше нашими задницами эту дыру заткнуть.
Мельхиот смотрел на чернеющие, в клонящемся к закату солнце, стены Беорнинга, и мечтал только об одном – поскорее оказаться в гуще боя, размахивать мечом, и ни о чем не думать. Вкладывать в каждый взмах свою боль, свою ярость, свою ненависть – «Пусть другие почувствуют то, с чем я живу всегда.»
От этих мыслей, как обычно, начинали набухать вены на мускулистых руках. Кисти сами стискивали сильнее рукоять меча. Мельхиот медленно накапливал напряжение, как натягивающаяся тетива арбалета, подогревая собственную ярость. И чем сильнее он взводил себя, тем слаще становился миг, когда сдерживаться больше не будет необходимости. Тогда и только тогда, он мог показать свое настоящее лицо. Скоро, уже скоро, ярость его поглотит. Она похоронит под своей всесокрушающей волной его страхи, мысли, неуверенность, его проблемы. Будущее, прошлое, настоящее, короли и бедняки, боги и демоны, все перестанет иметь смысл.
Его тело чувствовало это. Это разум чувствовал это. Его душа чувствовала это. Они отвечали ему предвкушающей дрожью. Он цеплялся за жизнь только ради этих мгновений. Он выдерживал раны, которые отправляют на тот свет даже болотных троллей. Они заживали только его волей к борьбе, волей к жизни, только его ненавистью.
– Что-то они зашевелились.
– Ага, щас палить начнут!
– Да не бзди, салага. Сначала мы на штурм должны пойти. А до сюда то они не дострелят.
– Знаю я. Ишь ты, бывалый нашелся.
– А как мы штурмовать то? Стены же.
– Да!
– Чо?
– Как без лесниц то?
– А магики на что тебе?
– Заткнитесь там.
– Да пошел ты.
– Сам иди, щас опять Килгора накличите. – напомнил рядовой про на редкость мерзкого в общении рыцаря, которого Мельхиот до сих пор хотел выпотрошить.
– Тьмою проклятый лиховерец. – прошептали рядом.
– А что маги сделают? Не уж то стены разберут?
– А ты под Орнессом не был. Там магики целый бастион с землей сравняли.
– Так уж и бастион.
– Мечом клянусь!
– Ты про ту ржавую железку, что у тебя на поясе?
– А вот я как дам ей тебе по башке.
– Какой бастион? Там только стену одну с башней снесли. – крикнули из глубины батальона.
– А тебе мало? Стены Орнесса то в двое выше этих были.
– Чо ж не в трое?
– Так там два полку было, и магиков роты четыре.
– Да батальон целый, че уж там.
– Ты че все подтруниваешь?
– Да ты сам то под Орнессом был?
– А ну заткнуться, сукины дети! – Килгор пробился через ряды мечников, и дал увесистую оплеуху по шлему самого говорливого гвардеца. – Еще одна падла пасть раскроет, лично все зубы повышибаю, поняли, чернь? Слушать только команды офицеров, а не свои вонючие рты.
Килгор встретился взглядом со смотрящим на него из под тишка Мельхиотом. Рыцарь слышал про дурную славу этого двуручника, а кто еще из простых гвардейцев мог так смотреть на офицера? Но до сих пор не находил повода с ним разобраться. Да и не в его он был роте.
Найхим, отец которого непонятно за какие заслуги, был пожалован наследуемым дворянским титулом, что делало его потомственным дворянином, невольно вздрогнул. Буквально физически ощутив невероятной силы волну ненависти направленную на него в этом взгляде. Килгор хотел что-то уже сказать, что бы не выглядеть дураком, но вдруг обернулся назад ища кого-то глазами. Бросил последний взгляд на Мельхиота, и ретировался. Двуручник не разобрал в глухом рыцарском шлеме выражения глаз горца.
– Какой миляга. – прошептали рядом, вызвав горькие усмешки.
– Мельхиот, вы друг друга стоите.
– Катись к Темному. – глухо ответил двуручник.
– Ты тоже миляга.
Батальон расстроился. Часть клириков и магов с флангов занимали места в рядах мечников. Обычный порядок, при штурме укреплений.
– В батальон не влезет больше полторы роты поддержки. – разорялся позади расстроившегося строя Бланк.
– Это кто кому поддержка? – осадил младшего капитана чей-то властный голос.
– Это военный термин, хранитель Малор. Преосвященство салия Габриил распорядился поместить не менее роты клириков в каждый батальон мечников.
– Магиков что ли к нам подрядили? – проговорили рядом.
– Ага, кажись.
– Проклятье, где салия Габриил? Мы же договарились, что в центральном полку будет пятьдесят магов.
– Полку, хранитель. Это всего лишь батальон.
– Ах, ну да. Значит так: Ройтер, Кастер, берите по пятнадцать магов и в соседние батальоны. Двадцать магов капитан, вы, надеюсь, сможете разместить?
– Безусловно, хранитель.
– Гвардейцы! – удивительно, но маршал Гилберт вышел перед армией, а не вещал свои бредни, по мнению Мельхиота, как обычно, из тыла усиленным магией голосом. «Наверно чувствует себя кавалером Первого Кофликта, не меньше, вышедшим поддержать воинство Света пламенной речью.»
– Сегодня мы столкнулись с порождениями злой и могущественной темной магии. Знаю, многие из вас под впечатлением увиденного по пути сюда. Знаю, многие из вас хотят отомстить черным тварям, выпустившим на свет Божий такую нечисть. – «Да, милорд, вы прекрасно знаете, о чем думают ваши гвардейцы.» – усмехнулся двуручник, наблюдая испуганные и сомневающиеся физиономии солдат.
– Знаю, многим из вас, сила призвавшая такую мерзость, может показаться слишком серьезной. Именно потому, что это так, мы и должны покончить с ней здесь и сегодня, что бы злая участь не распространилась на весь Приматион. Не достигла ваших домов, городов и деревень.
– Мой дом на юге Серазата. Плевать мне на эти южные баронства. – пробубнил мечник рядом.
– Грешно так думать, сын мой. – этот, за спиной воина, смиренный до такой степени, что казался безжизненным, голос, мог принадлежать только клирику.
– Каюсь, слуга света. – горячо прошептал гвардеец, втянув голову в плечи.
– Йенир с нами! Боги Света благосклонно взирают на свое воинство. – «Его сейчас разорвет от пафоса.» – Во имя церкви. Во имя короны. Во благо Иллариона. Остановим заразу!
Гвардейцы прекрасно знали что им полагается делать. И они закричали вокруг него. Кто что. Это было не важно. Ты мог бы кричать «слава роду такому-то», «бабушка Тиаморта», «гнилая тыква» или «победа Иллариону» – Мельхиот знал, что для командования это не имеет никакого значения. Лишь бы кричал и гремел железом, выражая свою солидарность и готовность сложить голову ради престола.
«Неужели я один чувствую, насколько фальшиво это звучит? Неужели им всем наплевать? Даже в этот раз? В их жалких воплях нет ни радости, не ярости, ни гнева. Я чувствую только страх и неуверенность, почти достигнувшие истерической точки кипения. Их страх обволакивает меня. Жалкий, никчемный страх дезертира. Бессмысленный страх труса, бегущего от самого себя. Скоро, уже скоро, я стряхну их прогнившие оковы. Довольно я повиновался. Довольно играл в солдатика.»
Под рев гвардейцев маги родили на свет первые заклинания. В стены полетело несколько огненных шаров и, без всякого видимого урона, разбились о камни. Грубо нацеленные молнии почти не попадали по стенам. Ощутимо задрожала земля – похоже пытались вызвать землетрясение. Опасное заклинание, капризное. Мельхиот помнил, как однажды маги промахнулись, и наслали такое на свой же батальон. Его тогда спасли от разгрома лучниками только срочная атака кавалерии с тяжелыми потерями.
Бывало, что после подобной «пристрелки», осажденные выходили с белым флагом. Мельхиот почувствовал, что поигравшие мускулами магики взбодрили гвардейцев лучше речей доброй сотни маршалов.
Но Беорнинг и не подумал сдаваться.
– Батальон вперед. – прокричал Бланк. Низкорослого младшего капитана конечно же не услышали. Но на то были лейтенанты. А у них старшие сержанты. Команда передалась по цепочке до простых гвардейцев.
– Роты пошли. – вскричал лейтенант де Малора.
– Не шаркайте как бабки. Пошевеливайтесь. – не упустил случая поддать задору солдатам старший сержант.
Мельхиот знал как это будет. Примерно две трети мечников и половина линейной пехоты пойдет к стенам. Арбалетчики вплотную подойдут к мечникам и дадут два залпа. Лучники, под прикрытием мантелетов, которые уже смастерили разведчики, начнут поливать стены дождем из стрел.
Все это нужно только что бы позволить магам в рядах мечников выйти на прицельную дальность.
В случае, если у противника имеется значительное превосходство в магии, такая тактика могла заставить батальоны умыться кровью. Но дугого способа с марша попробовать орешек на зуб не было.
Если штурм не удастся. Если маги не пробьются через защиту оборонявшихся, батальоны отступят. И начнется долгая, по всем правилам осада. С атаками, контратаками, вылазками. Бой на истощение.
День еще сражался, но уже проигрывал закату. Солнце, казалось, садилось прямо в стены Беорнинга. Вдруг, красное марево подернулось волнующейся тенью.
– Щиты!
Мельхиот пригнулся, отступил под накрывший его щит. В строю мечников было и так тесно. Разрыв строя щитов в бою считался чуть менее тяжелым преступлением чем дезертирство. Но стало еще тесней. Двуручник почувствовал, что сошедшиеся на его широком затылке щиты оставили слишком большую брешь.
Крупный, тяжелый дождь гулко застучал о железо над их головами. Она стрела чиркнула о панцирь Мельхиота. Кто то выругался, и плотнее сомкнул щиты на его спине.
«Еще не сейчас.»
– Щиты снять. – в этот раз команда прозвучала задушенно.
Стальная рябь прошла по построению. Скрежет метала, снимаемого с доспехов мечников. Батальон снова размерянно замаршеровал к стенам. Слева, чуть отставая, шел второй. Мельхиот не видел его, но слышал. Чувствовал.
– Пора что ли?
– Молчи, дурак.
Создание помех, при выполнении боевого задания, так же считалось тяжелым нарушением. Гвардейца, из за которого не расслышали приказ, вполне мог ждать трибунал.
– Щиты!
Батальон снова ощерился штурмовыми щитами. В которые ужалили стрелы.
– Снять или не?
– Да двигай ты, тупица.
Стальной бастион из щитов, маленький, но почти непреступный, медленно тек к подножию стен. Снова невидимый глухой стук. Теперь он стал слабее, но продолжался гораздо дольше. Словно всего лишь град по жестяной крыше родного дома. На мгновение, Мельхиоту показалось, что он снова маленький мальчишка. Прячется от грозы под своей постелью – «Слабак… Ненавижу. Ненавижу!»
– Залп. – заорали где то вдалеке. Трудно было даже понять с какой стороны.
– Щиты снять.
Паренек справа от двуручника читал молитвы. Слегка трясущейся рукой держась за символ своего прихода. В его глазах был немой вопрос «Что я здесь делаю? Как я сюда попал?» Мельхиота самого слегка трясло. Но он дрожал от возбуждения.
Арбалетчики дали залп. Второй. Болты начали свой полет так низко над головами батальона, что казалось они стоят прямо за спиной. – «Сейчас они должны либо отступить к мантелетам лучников, либо броситься к пехоте.»
Батальон шел штурмовым порядком. В любой момент щиты могли вновь быть воздвигнуты над их головами.
– Маги готовимся. – дал зычную команду магистр.
Небо закрыло темное стремительное облако. И унеслось прямо в закат, следом за солнцем, заставив пощуриться тех, кто проследил в небе его короткий путь. Лучники дали залп. И прешли в подавляющую стрельбу.
Что бы произнести заклинание, магу требовалась прямая видимость и немного пространства. Они не могли колдовать из закрытого строя. Сейчас, пока оборона противника разлажена, у магов есть шанс что-то показать. Прежде чем ответ может заставить батальон закрыться щитами.
Это был ответственнейший момент. Проверка всего офицерского состава. Вовремя понять, чем ответит оборона – стрелой, или магией. Если стрелой, незакрытый батальон рисковал всеми группами поддержки, и особенно магами. Если магией, то закрывшись, лишал своих магов возможности произнести контрзаклятье.
Хуже всего было, когда отвечали и тем и другим в достатке.
Мельхиот не успел толком понять, что произошло. Он заметил, как со стороны стен прилетело странное черное бесформенное облако. И ударило в центр батальона. Раздались вопли. Крики боли.
Облако стрел, пущенное со стен, зло сцепилось с подавляющей стрельбой лучников гвардии. Тонкие, оперенные посланцы смерти обоих сторон прошли друг сквозь друга, солидарно надсмехаясь над своими нерадивыми посланцами. И вцепилось в батальон мертвой хваткой.
В тоже время, земля под ногами заходила ходуном. Стены Беорнинга затрясло. Сама собой разлетелась внутрь замка левая стена почти до основания. Как если бы между замковыми башнями ударил огромный невидимый таран. Целый корпус бастиона неодобрительно смотрел на осаждающих зияющей раной. И она закровоточила: мельтешащими темными силуэтами.
Парень, который молился слева, упал пораженный стрелой в смотровую щель закрытого шлема.
В мгновение батальон разразился десятками криков. Гвардейцы кричали от боли, страха и злобы. Офицеры пытались их заткнуть, и построить в боевой порядок.
– Отравленные. – просипел мечник справа, медленно оседая.
Бледный клирик за ним прочитал молитву. Мечник отхаркался кровью, и встал с трудом. Другой гвардеец уже вырывал из его плеча пробившую доспех стрелу. «Бой еще только начался, а слуги света уже едва стоят на ногах.» – но в одном он не сомневался. Клирики спасли батальон от сиюминутного истребления. Судя по тому, сколько их упало замертво, в момент когда странное облако ворвалось в центр формирования.
– Щиты! Щиты, сукины дети. Накрыться щитами! – неистовствовал Килгор. – Закрыть клириков. Закрыть магов, ленивые скоты. В закрытый строй!
Военная выучка взяла свое. Гвардейцы закрылись от летящего залпа стрел почти всем батальоном кривым изуродованным квадратом закрытого строя.
– Снять щиты.
Над головами снова пронесся арбалетный залп.
– Маги! – истошно заорал магистр, сейчас некогда было блюсти образ могучего волшебника. Даже сильнеший магик мог стать на поле боя не величественней насмерть перепуганной девчонки.
Земля снова задрожала. Удар магиков разбрызгивал огромные гранитные блоки, словно рука ребенка стену из кубиков. Еще одна стена, справа от башни, с разрушенной первым ударом, пошла огромными трещиннами. Но устояла.
– Левый батальон уничтожен!
– Что?
– Невозможно.
– Заткнутся!
– Ультроп! Щит! – кричал старший капитан.
– Маги, зеркало. – вторил ему магистр.
Кроваво-красное небо над батальоном, накрылось волнующейся пленкой.
– От левого батальона почти ничего не осталось. – потрясенно пролепетал посеревший гвардеец, раненный в плечо.
– Крепись, сын мой. – положил тощую руку ему на плечо клирик. Непонятно было, кому из них хуже. Слуга церкви, похоже, держался одной силой воли. – Мы должны быть здесь.
«Должны!? Кому? Почему? Сколько должны?» – искренее не понимал Мельхиот. – «Этим баронам? Молчаливому Йениру? Безразличным богам Света? Церкви? Короне?» Он был должен только деньгам гвардии. И скоро он перестанет их брать.
– На штурм!
– Нет, отступаем
– Измена!
– Батальон не боеспособен.
– Стена пробита. Ультроп выжил. На штурм, младший капитан.
– Милорд, отступим и перегрупируемся.
– У нас приказ!
– Нет, батальон Калоба истребили! Вы же видели.
– Казнить изменника!
Заметно поредевший залп стрел сорвался с уцелевших стен. Двуручник и не подумал укрыться.
«Еще не сейчас.»
Раздался крик. Мельхиот узнал вопль Бланка. «Какое внезапное повышение по службе – прямиком к Свету» – засмеялся Мельхиот в то время как почти все стрелы сгорали в щите ультропа.
На него смотрели как на сумасшедшего. Одна вспыхнула лишь десяток метров не достигнув его места.
Правильный выбор, одобрил двуручник. В такой ситуации может быть лишь одно решение.
– Ультроп, снять щит.
Щит верховного паладина сильная штука имевшая схожую природу со святым огнем клириков. Он полезен против магии тьмы, стрел и всего материального соприкасавшегося с ним на большой скорости. Но бесполезен против стихийной магии. К тому же паладин поддерживающий щит не мог передвигаться, и учавствовать в бою.
Батальон. Его остатки, бросились в атаку. Размеренным штурмовым бегом. В пространство перед брешью выливались осадженные, и принимали оборонительную позицию.
От стихийной магии защищало зеркало магиков. Маги могли поддерживать его на ходу. Но при этом мечники не могли нормально встать в закрытый строй. Иначе маги потеряют контроль над зеркалом. И не могли атаковать через него сами – векторные заклинания отразятся в батальон же. Ненаправленные того хуже – куда попало за спиной батальона. Односторонее зеркало – мечта любого военного мага, принесло бы изобретателю настоящее состояние. А его стране господство над всем миром. Как и любого мечника, его обучали теоретическим основам магии.
– Щиты, открытым строем!
Мечники укрылись за сталью не вставая в закрытый строй, прикрывая поддерживающих зеркало магов. Кто бы ни был командиром осажденных, он знал свое дело. Оборона до сих пор не сошла ни на свободную, ни подавляющую стельбу. Посылая залп за залпом, экономя лучников. Но даже в такой манере, поднимаемые ими облака стрел заметно отощали.
Защитников высыпалось не так много – может пол сотни толчилось в предверии и внутри бреши. Уже можно было разглядеть лица, вышедших на защиту снесенной стены. Странные лица. Многие казались больными и изможденными. На многих были нарывы и язвы. Они устанавливали штурмовые туры.
– Стяг Вермахов. Это наемники. – сплюнул гвардеец.
– Грязные лиховерцы.
– Я вижу найхимские хари. – подтвердил другой.
– Ультроп, щит.
Стремительно катившееся во Тьму, и весь батальон вместе с ним, небо, снова подернулось волнующейся пленкой. Стены возвышались над, перешедшими на шаг, гвардейцами. Словно десятки, сотни падающих звезд, сгорали в щите паладина болты и стрелы.
Что-то ударило со стен черной стремительной молнией. Еще более злая сестра, вместо вспышки обычной, словно наоборот поглощала свет. На мгновение стало совсем темно.
Небо над головой стало похоже на прелюдие к вселенской катастрофе. Место где черная молния отразилась от зеркала мерцало фиолетовым и искажалось. Щит паладина заметно вздрогнул и весь мерцал почти касаясь земли.
– Никогда не видел такого заклятия. – слабо проболтал клирик. – Черная магия помещена в простую, стихийную.
– Какой тьмы нам драться с этой нечистью?
– Расстреляем их стрелами.
– Идиот! Ультроп держит щит.
– Милорд…
– Измена?
– Слушаюсь! Батальо-о-он в атаку!
– Поддержка, отступить в тыл.
Мельхиот уже почти уважал этого невидимого старшего капитана.
«Еще не сейчас.»
Лица осажденных скрылись за огромными штурмовыми турами. Семь саженей. Пять. Три…
– В щитовую!
Раздался страшный скрежет, словно сошлись в бою два гигантских железных дракона. Мельхиот надавил на мечника впереди изо всех сил, так что тот крякнул от натуги. Каждый шаг давался с истовым усилием. Теперь уж никто не мог заткнуть солдат. С обеих сторон сыпались брань, крики, стоны, проклятия. Верещали от боли, кричали от ужаса, орали от ярости. Вопли с той стороны, казалось, доходили из далека, задушенные стеной сошедшихся с турами гвардейских щитов.
Во все более поддающийся щит высшего паладина звонко свистели стрелы, гулко выли дротики и копья, щелкали арбалеты. Со стен посыпались камни. Половина из них проходила щит, вминая шлемы в головы гвардейцев. Ломая ноги и руки.
Небо внезапно осветилось и побелело. Но с дневным светом это не имело ничего общего. От зеркала отразилось какое-то направленное заклинание. Эта вспышка была похожа на краткий всплеск сознания. Через мгновение все вернулось в пучину безумия. Сумерки после нее словно стали еще гуще.
Медленно, шаг за шагом. Они продвигались в этом хаосе. Кузне, где между молотом и наковальней угодила трепещущая от страха и агонии живая плоть. В этом сумасшедшем сплетении тел, стали и ненависти. Мельхиот улыбался, наслаждался, впитывал ее и не мог напиться. Чем сильнее на него давили те, кто мог, и считал нужным, его направлять, тем сильнее давил он. Так было всегда, не более, не менее – «По иному не могло и быть.»
И Мельхиот давил. Изо всех своих сил. И даже сверх того. И далеко не сразу заметил, что вжимает в оборонявшихся обмякший труп гвардейца – «Разве что я сам выберу направление. Но по другому не выйдет.»
– Отступить!
«Еще не сейчас.»
Задние ряды резко отступили. Двуручник отринул. Гвардеец рухнул на землю. Вместе с ним упало еще несколько трупов. На них грохнулась почти половина штурмовых туров. А на них посыпались потерявшие равновесие наемники. Их мерзкие, подгнившие рожи предстали во всей красе. Мускулы Мельхиота затрепетали. «Я боюсь? Боюсь ли я?»
– Тяжелые мечи в атаку!
Он ринулся в щель отступившего шитоносца. И не смог не улыбнуться. Вместе с ним, из рядов батальона выскочило всего двое двуручников. Он узнал лысый череп мастера Игнасио. Высокомерного южанина, родом откуда то из Азурицера, может земляка вермахов, который всегда надменно игнорировал его. Второго он не знал.
– Рыцари на передовую.
Он словно бежал на месте. Казалось это искаженное от ужаса лицо южного наемника, распростертого на штурмовом туре, приближалось. Приближалось к его мечу. Медленно, как же медленно оно приближалось. Как медленно отстрие пронеслось вдоль его шеи. Как смачно ринулся жирный поток темной крови.
Мельхиот контролировал каждый взмах. Каждый шаг. Каждую мышцу тела. Он не контролировал только свое лицо. К нему было прикованно множество взглядов расстроенного порядка противника. О большем внимании он и не мечтал.
Но он хотел, что бы они оценили не только его ненависть. Они не поймут. Не-е-ет. Какое представление он им собирался устроить!
Его меч собирал смертельную жатву. Прежде чем оборонявшиеся сообразили, что нужно делать, он убил пятерых. Зарубил самым безобразным образом. Раны двуручного меча почти всегда смертельны.
Наемники бросились под защиту оставшихся стоять туров. Мельхиот нанес удар в верхний край справа, стоя на трупе с отсеченной головой, вложив всю силу какую мог. Одну сторону тура отбросило назад. Пара наемников за ним свалились на землю.
Другой удар пришелся в обратную сторону тура слева, выбивая его низ в сторону гвардейцев. Тур рухнул на защищавшихся. С его стороны стремительно исчезали противники. Причем, в основном в сторону города.
Кучка оборонявшихся попытались его встретить шитовой обороной. Баклерам наемников было далеко до штурмовых щитов гвардейцев. Мельхиот встретил их с усмешкой. Ударив поверх, он сорвал пару шлемов и одну голову.
И сразу под низ. Чья то нога с хрустом отделилась от хозяина. Воплей он уже не слышал. Все звуки сплелись в один неугомонный, насилующий уши грохот.
Чей-то меч чиркнул по его панцирю. По незащищенным рукам пришлось уже несколько мелких садин.
Кто-то пытался контратаковать из под почти рухнувшего тура. Он слишком оторвался вглубь рядов противника. Но с двуручниками такое случалось.
