Магнус Миллион и Спальня кошмаров

будет ходить ходуном от криков учащихся, грохота дверей и скрежета стульев, которые шумно двигают по полу классных комнат. И всё, день загублен, больше Тотему уже не уснуть. До самой ночи будет он маяться в своём логове, с завывающим от голода желудком, зевая и кляня судьбу, которая сделала его самым старым обитателем Гульденбургского лицея. Вы спросите – зачем же было на склоне лет селиться под крышей старого образовательного заведения? Но дело в том, что Тотем всегда жил здесь. И менять ничего ему не хочется. Он любит свой пыльный амбар, просторное чердачное помещение, заваленное старыми учебниками, сборниками латинских выражений, словарями с оторванными обложками, тетрадками по геометрии, исписанными фиолетовыми чернилами. Тотем обустроил себе тёплое укрытие меж шатких деревянных опор: правда, оно готово обрушиться от малейшего чиха или неловкого взмаха крылом, но зато здесь, среди запахов старой бумаги, миндаля и высохшего клея, никто его не отыщет. Только он один знает, как попасть сюда по лабиринту чердаков, и никому не придёт в голову беспокоить его здесь. Круглое слуховое окно служит Тотему входной дверью. Через него он выскальзывает наружу и слетает, как по горке, по обледенелому скату крыши к самому водосточному жёлобу: здесь он занимает позицию и принимается ворчать на зиму, из-за которой, весьма вероятно, опять придётся вернуться домой ни с чем. Но эта ночь была совсем не похожа на остальные. Как только последнее эхо последнего полночного удара растворилось в воздухе вокруг лицейской колокольни, до слуха старого филина донёсся едва различимый шум. Хр-р-р… Хр-р-р… Хруст? Шелест? Хр-р-р… Хр-р-р… Тотем навострил свои и без того стоящие торчком уши. Хр-р-р… Хр-р-р… Хоть мягкий снег и смягчал шаги подобно домашним туфлям, обмануть чутьё старика Тотема ему было не под силу. По аллеям парка определённо что-то двигалось, осторожно, маленькими выверенными скачками… Хр-р-р… Хр-р-р… Землеройка? Полёвка? А может, и того лучше: нежнейший новорождённый крольчонок, неосмотрительно покинувший свою норку? У Тотема слюнки потекли от предвкушения, а сердце заколотилось в предчувствии долгожданного пира. Расправив онемевшие крылья, он нырнул с крыши и полетел над самыми верхушками деревьев, даже слегка касаясь их, неслышный и незримый, словно призрак. Хр-р-р… Хр-р-р… Тотем облетал парк небольшими концентрическими кругами. Его внимательный взгляд острым ножом врезался в самую гущу деревьев и кустов. Он ощущал себя невидимым и следил за тем, чтобы его собственный запах смешивался с запахом густых ветвей. Его внутренний радар был включён на максимальный уровень чувствительности. Эта добыча от него не уйдёт! Малейшее движение наглеца – попытка бегства или, наоборот, оцепенение – и Тотем безжалостно пустит в ход острые клюв и когти. Хр-р-р… Хр-р-р… Однако это неосторожное существо оказалось хитрее, чем мог предположить старый филин: оно семенило, укрывшись от острых глаз, перепрыгивало из одного куста в другой и между этими скачками надолго замирало. Как будто бы можно обмануть хищную птицу, которая уже несколько недель ничего не ела! Чтобы обнаружить свою жертву, Тотему достаточно было всего-навсего проследить за её крошечными следами, которые она оставляла на нетронутом белом снегу парка – как дети проводят пальцем по строчке в книге, которую читают. След заканчивался под нижними ветвями столетнего вяза. От этого дерева до соседнего – добрых десять метров, быстро прикинул филин. На таком расстоянии ни одному грызуну от него не уйти. Нужно всего лишь дождаться, пока этот недоумок высунет мордочку из-под ветвей. Тотем сбавил скорость, начал постепенное снижение, и стук сердца принялся отсчитывать секунды, остающиеся до встречи с добычей.