Loe raamatut: «Немое сообщение», lehekülg 4

22 Августа

– Кристоф, рад, что ты всё-таки решил заглянуть ко мне, – за большим столом, сделанным, как думалось Новаку, из красного дерева, ожидал директор океанариума. Мужчина, как показалось юноше, был рад присутствию работника, занимающегося очень важной работой – исследованием морского существа, неизвестного происхождения. Но Кристоф, очевидно, догадывался, что пригласили его не для похвалы и обмена любезностями. За всё то время, что ундина находится в морском музее, Новак не добился никаких результатов, впрочем, он и не пытался, невзирая на то, что от него ждали полный отчёт. – Хоть наш разговор будет и не долгим, мне бы всё же хотелось, чтобы ты, Кристоф, присел, нежели стоял у порога, будто не родной, – мужчина говорил спокойно, пытаясь расположить сотрудника к себе. Вот только юноша знал, что так директор пускал пыль в глаза. – У меня есть к тебе предложение, и, думается мне, ты не откажешь мне в этой просьбе.

Редко случалось так, когда начальник вызывал сотрудников к себе во время перерыва некоторых из них. Чаще всего, если нужно было поговорить, мужчина предпочитал это делать либо перед началом рабочего дня, либо после, чтобы лишний раз не отвлекать от рабочего процесса. Для многих перерыв был возможностью отдохнуть от шума, стоявшего в здании, и набраться новых сил, чтобы продолжить работу в оставшуюся часть дня. Именно поэтому многих удивил факт того, что Новака вызвали на манеж именно в это время. Сразу же возникло много вопросов. Начали разрастаться сплетни.

– Давайте ближе к делу. У меня есть незаконченные дела, – в своей привычной, немного грубой и пренебрежительной манере отвечает юноша, присаживаясь на мягкий стул, прямо напротив владельца океанариума. Новак не был любителем долгих разговоров с начальством, потому открыто выказывал недовольство. – Удивительно видеть вас в хорошем расположении духа, в особенности от моего присутствия. Быть может, следует отметить этот день в календаре? – иронично вопрошает сотрудник, облокачиваясь на спинку деревянного стула.

– На днях нам пришёл запрос от одного научного центра, в паре часов отсюда, – собственник музея проигнорировал все упрёки со стороны сотрудника, желая сразу же перейти к делу. – Они оказались более заинтересованы тем существом, над которым ты проводишь исследования. Из-за того, что у нас нет никаких результатов, касательно вида этого создания, они предлагают свою помощь, – мужчина говорил размеренно, неотрывно глядя на подчинённого, ожидая его реакции. Но Новак не реагировал, по крайней мере, внешних признаков не наблюдалось.

– Что вы хотите от меня? – задаёт вопрос юноша, прерывая монолог начальника. – Чтобы я отвёз эту рыбёшку в тот самый научный центр? Извините, но раз то нужно им самим, пусть приезжают и тогда делают всё что угодно, – сказанные слова некоторым эхом разлетелись по комнате. Возникла тишина.

Кристоф догадывался, что его попросят именно об этом. То было очевидно с того самого момента, как речь зашла об учёных. Столь резкая реакция была лишь из-за причины, что заниматься морской русалкой должен был вовсе не он. Не его работа. Не его обязанности. Не его заботы. Так от чего, считал Новак, именно ему нужно тратить своё время на поездку в другой город. Но только ли это его останавливало?

За некоторое время, проведённое вместе с ундиной, юноша уже успел привязаться к ней. Относительно поведения она была похожа на Дэниала – такой же ребёнок, передающий свои чувства с помощью жестов и поведения. Быть может, именно по этой причине Новак и согласился на предложение друга наладить контакт с существом. Быть может, было что-то ещё. Впрочем, Кристоф и сам не знал, что именно заставило его каждый день проводить в запретном отсеке наедине с русалкой. Всё, что они делали, – наблюдали друг за другом.

– Вы прекрасно знаете, что это не моя работа, – внезапно продолжает Новак, чуть склоняясь вперёд, тем самым пытаясь донести до начальства свою мысль. – Что вы мне хотите предложить за это? Деньги? Смешно, – непозволительная роскошь. Подобной наглости можно лишь позавидовать. Но, вероятно, не в этом случае. Слова Новака звучали резко, что совершенно не нравилось директору музея. Если приглядеться, то можно было заметить, как уши мужчины покраснели. От злости. От злости, что так и не смог приструнить этого мальчишку, позволяющему себе вести себя столь вызывающе. – Извините, что это я. Конечно, вы можете предложить мне деньги. Но дадите ли вы мне их? Все ведь прекрасно знают, что вы не упустить ни монеты.

За окном грянул гром. Дождь шёл с раннего утра, и, кажется, не собирался прекращаться. Небо уже несколько дней было затянуто тёмными, мрачными тучами, из-за которых лишь изредка были заметны просветы солнца. Тепла ждать не стоило. На улице, впрочем, как и в помещениях, было неуютно. Создавалось впечатление, что сама погода понимала, к чему ведут происходящие в океанариуме события. Она злилась.

– Не слишком ли длинный язык у тебя, Новак? – мужчина поднимается с кожаного стула. Грубые, шершавые руки, покрытые крупными морщинами, опирались на стол. От чего-то Кристофа это позабавило. Сам не зная почему, юноша усмехнулся. Добивался ли он этого? Или же простая случайность? – Не знаю, откуда ты набрался такой смелости, но это тебе не поможет. Раз на то пошло, то я больше предлагаю тебе, а приказываю.

– Что будет, если я ослушаюсь?

– Не догадываешься? – теперь уже насмешка была на устах начальника. Он умел играть человеческими слабостями. Знал, на что стоит надавить, чем манипулировать, чтобы заставить человека работать на себя. То было понятно давно. Многие знали об этом, но никто не распространялся. А если кого-то и не устраивал подобный распорядок – они покидали работу. Быстро и без предупреждений. – Думаешь, я не смогу избавиться от тебя прямо сейчас? Я знаю о своих сотрудниках всё. Никогда не возникало вопроса, почему все столь приветливы и прилежны? Верно, потому что я не позволяю им лишнего. Вот только, почему-то именно ты до сих пор не поддаёшься дрессировке. И это огорчает, – мужчина обходит стол, становясь прямо перед Кристофом, заметно напрягшимся, от столь внезапной смены настроения работодателя. Юноше казалось, что он смог вывести того из себя, но по итогу сам попал ловушку.

– Значит ли это, что ихтиолог не на больничном? Не устроили его взгляды, и вы его вышвырнули? – слова слишком громкие. Возомнил о себе слишком много.

Новак поднимает взгляд. Ещё никогда до этого он не находился в таком положении. Ему не доводилось быть в положении жертвы, встретившейся лицом к лицу с охотником. Он не знал, чего следует ожидать дальше. Сейчас он был загнан в угол. Сейчас не было возможности сбежать или скрыться.

– Не стоит бросать столь громкие слова, Кристоф. Мы всего лишь поговорили. А после разговора пришли к выводу, что ему не следует здесь больше работать, – эта фраза была столь простой, словно в сложившейся ситуации не было ничего плохого, из-за чего следовало бы волноваться. Новак не был способен видеть людей, именно поэтому очень часто ему доводилось ошибаться в тех, кому когда-то пришлось довериться или же просто найти общий язык. Юноша никогда не мог подумать, что этот человек, всегда казавшийся приветливым, окажется совершенно не тем, кем являлся долгие годы. – Так бывает. Всё обоюдно, – звучит, как самая настоящая ложь. Знали ли об этом другие сотрудники? Возможно. Но вряд ли бы кто-то осмелился говорить об этом в слух или жаловаться в вышестоящим органам. – Быть может, ты хочешь, чтобы я заговорил по-другому? – внезапно задаёт вопрос мужчина, прямо намекая, что ему есть чем манипулировать, лишь бы его подчинённый выполнил приказ.

Кажется, выхода больше не было.

25 Августа

– Ты выглядишь ужасно. Что у тебя случилось? – Дэниал нечасто посещал океанариум. Несмотря на возможность посещать заведение бесплатно, студент предпочитал встречаться с другом на нейтральной территории, вне учёбы или работы. Но в этот раз был иной случай. Флам уже несколько дней не мог выйти на связь с Кристофом, который пропал из сети. Именно поэтому студенту пришлось нагрянуть в морской музей для выяснения обстоятельств.

– Всё в порядке, – наконец произносит Новак, поджигая очередную сигарету. Это была третья за последний час. Всё это время они молчали.

Кристоф напоминал зверя, загнанного в угол. Но заметить это смог бы не каждый. Всё же не со всеми Новак общается столь близко. Он сам попал в те сети, которых до недавних пор удавалось избежать. Бессонные ночи давали о себе знать: заспанный вид, тёмные круги под глазами и головная боль, которая уже не проходила. Он сам выматывал себя. Сам доводил до такого состояния.

– «В порядке»? Ты, правда, говоришь мне это? – недоверие читалось в глазах Дэниала, только Новак поднял на него взгляд. – Я же вижу, что с тобой что-то не так, – продолжает триаду Флам, ожидая услышать хоть слово в оправдание. – Не поверю, ни одному твоему оправданию, – заявляет юноша, прямо намекая, что желает услышать внятный ответ. Он не терпел, когда ему лгали.

– Я понимаю, что ты переживаешь, но неужели у тебя нет своих дел, о которых следовало бы волноваться? – друг беспокоился, Кристоф понимал это, но впутывать его в свои проблемы желания не было. Его не должно было это касаться. Он не должен был знать о происходящем. – Извини, – спустя долгое молчание продолжает Новак. Было невыносимо глядеть в опечаленное лицо Флама, который, очевидно, разочарован услышанным. – В последнее время навалилось слишком много.

– Я готов ударить тебя, – Дэниал с раздражением наблюдал за потухающей сигаретой в руках друга. Атмосфера становилась более напряжённой. Молчание, сокрытие истины лишь угнетало. – Я впервые вижу тебя таким. Ведёшь себя как ребёнок. С каких пор? Что могло случиться такого, что ты переменился в одно мгновение? – Новак, и правда, изменился. То было видно невооружённым глазом. Он никогда не был столь нервным и раздражительным. Это был первый раз, как отмечает для себя Флам, когда Кристоф был столь пренебрежителен к нему. Первый раз, когда он не желал делиться своими переживаниями.

– Бей, если и правда того хочешь, – Новак облокачивается на перила, опуская голову вниз, боле не желая глядеть в лицо тому, от кого приходится скрывать истинные домыслы. Создавалось впечатление, что он смирился, потому и не желает больше ни говорить, ни принимать какие-либо решения. – Быть может, хотя бы так я перестану хандрить, верно?

– Ты кретин, Новак, – короткие жесты вызывают улыбку на лице Кристофа, после того, как он, наконец, взглянул на своего друга, который до сих пор оставался рядом, невзирая на столь странное поведение. – Может, всё же расскажешь, что случилось? В любом случае я всегда буду на твоей стороне.

Выбора не было.

Пришлось говорить.

– Отдали приказ, – кратко начинает рассказывать Кристоф, очевидно утрируя. – Оставили без права на выбор. Потому, буквально через пару дней, отправлюсь в путешествие – повезу в научный центр нашу красавицу-русалку, – как бы он ни старался, в голосе слышалась безысходность. Но, несмотря на это, казалось, что причина была в чём-то ещё. Но речь об этом уже не заходила.

– Ведь дорога к ближайшему научному центру лежит через море. Почему бы тебе не выпустить её? – предлагает Дэниал решение проблемы. Он ни к чему не призывал, лишь советовал. – Всё же, думаю, потерять работу не так страшно, – Флам знал отношение друга к работе, но при этом понимал, что это не самое важное, что может быть в жизни. – Но выбор лишь за тобой.

«Дело совсем не в работе, – Кристофу было жаль, что он не в силах рассказать всей правды. Это лишь сильнее нагнетало ситуацию. – Будешь ли ты разочарован, знай всю правду?» – Новаку казалось, что от порученного задания и правда зависит всё. Ему казалось, что после этого всё будет иначе. Он словно подозревал, что это ещё не все испытания, которые следует преодолеть, прежде чем вернуться к первоначальному ходу жизни.

Новак уже давно принял решение. Правильным оно было или нет – не знал никто, но как думалось юноше, другого выхода не было, впрочем, как и решения создавшейся проблемы. Он мог пойти против системы, но не мог пойти против себя. Несмотря на характер, у него всё же были принципы, от которых нельзя было отказаться.

Новак никогда не мог подумать, что в какой-то момент его жизнь повернётся именно таким образом. Он и не думал, что однажды придётся выбирать между чьей-то жизнью и поставленными условиями, от которых зависит что-то более важное для самого Кристофа.