– Первый.
– Целочку порвал, а?
– В смысле?
– Первый раз в караул, должен будешь, за тобой чипок.
– Чи – что?
– Чипок, кафешка такая в части есть, как из караула вернёмся – ты угощаешь!
Как только Зил выехал за пределы части, Филя запел:
– Запомни Катюша, я – гений,
Запомни, я – твой командир,
Я взял на себя рычаги управления,
Войдя в этот суетный мир,
Остальные яростно заорали:
–Аааа, я взял на себя рычаги управления,
Войдя в этот яростный мир…
Зил завёз четверых заступающих в первый караул (он был ближе к части, чем остальные), затем выехал на просёлочную дорогу, по обочинам мирно шли бабы с сумками, Филя поднял карабин, и, увидев едущего на велосипеде дачника, выстрелил. Дачник упал на обочину, велосипед выкатился на проезжую часть, и тут же был отброшен в сторону несущимся по встречной КАМАЗом. Филя громко захохотал, глядя на моё растерянное лицо – обожаю заступать в караул!
– Ты чего…грохнул его?
– Ты – дурак, патроны холостые, просто шуганул немножко, ненавижу селян, тупорылая деревня на великах, пидармерия бля…
Зил подъехал к КПП: второй караул – на выход!
В кузове осталось четыре человека, минут через двадцать мы доехали до самого дальнего, «Лесного» караула: караульный дворик обнесён весёленьким забором цвета «свежий понос», на вышке довольно скалит зубы часовой, в караульном помещении тепло и уютно: направо – помещение для приёма пищи, слева – комната начальника караула, следующее помещение слева – комната бодрствующей смены, за ней – отдыхающая, дальше по коридору – сушилка и туалет. Те, кому мы прибыли на смену, вяло прошли мимо: опухшие спросонья, мятые, багровые рожи, щетина. Розоволицый капитан (наш начальник караула) спросил – кто караульный первой смены? Оказалось, что это – я. Капитан быстро и ловко обыскал меня, вытащил зажигалку, пачку «Столичных» – на посту это тебе не пригодится, ну? Готов?
– Усехда готов…
– Отлично, пошли, обязанности часового помнишь?
– Угу.
– Расскажи.
– Спать от ужина до завтрака.
– Смешно. А если серьёзно?
Я покорно загундосил: часовому запрещается принимать от кого – бы то ни было, и передавать кому – бы то ни было естественные надобности…
Капитан откинул голову назад, и громко, с удовольствием засмеялся – хорош! Не вздумай это проверяющему сказать, а то проблемы будут, заряжай!
Я вставил карабин в пулеувлаливатель, привычным движением загнал внутрь десять патронов, меняющийся часовой уже подпрыгивал от нетерпения рядом со мной – чё так поздно на пост выходишь, сука? Чтоб в следующий раз без пятнадцати шесть уже сменил меня, понял?
– Ага, впереди ЗИЛа побегу, ломая ноги от усердия…
– Шо? Бл.да я…тебя…
Капитан вальяжно закурил одну из конфискованных у меня сигарет – э, военный, тебя лимузин ждёт, иди давай, а то придётся пешочком догонять.
Нетерпеливый вояка показал на меня указательным пальцем, затем провёл этим пальцем по шее – понял?
– Гланды беспокоят?
– Шо? Ну, падло… завтра потележим!
Капитан сладко ухмылялся – нежно у вас всё, прямо идиллия, ну ладно, лезь на вышку! Залез? Проверь связь! Работает? Звони, если чё.
Минут десять я наслаждался пением птичек, и видами природы, затем стало скучно, не происходило ничего, и вот так мне стоять ещё час пятьдесят? Грустно, девицы… Стали затекать ноги, стараясь снять напряжение, я переминался с ноги на ногу, затем навалился на деревянную стенку вышки, грохнула дверь в караульное помещение, из караулки вышел Пакуша, здоровенный кореец, круглая голова, огромные икроножные мышцы (сапоги налезают только на щиколотки), он неторопливо подошёл к вышке, пнул ногой один из державших её столбов – эй, ты, ты чего развалился там? Стань прямо, не наваливайся на бортик!
Удостоверившись в том, что я несу службу по уставу, Пакуша возвращается в караульное помещение. Увлекательное стояние на вышке, прерывается каким – то посторонним звуком – то ли ветер завывает, то ли мне кажется?
– ОООй, с тоооой!
Что за бред? Нет, мне не кажется, звук идёт из – за забора, я привстаю на цыпочки и вижу сержанта из комендантского взвода, он машет руками, приплясывает, в общем – делаёт всё для того, чтобы привлечь моё внимание.
– Часовой! Часовой!
– Чего?
– Хуй с тобой! Агхаахаха!
Комендант шутит, видимо одинокое сидение на КПП наскучило сержанту, и он решил развлечься.
– Часовой! Часовоой! Ты чего молчишь? Обиделся что – ли? Не обижайся, я же шучу, не будешь обижаться? Мы же с тобой из одной роты, практически земляки, я из Иваново, а ты откуда? Молчишь? Ну ладно. Не обижаешься, хорошо? Ну, вот и ладушки. Часовой?
– Чего?
– Держи хуй горой! Гы хы – хы – хы…
Его буквально распирает от восторга, круглое лицо блестит от пота, очки запотели, реденькие усишки дрожат от возбуждения. Он начинает вышагивать гигантскими скачками, и пафосно декламировать песню Титомира:
– Ерунда! Я хочу тебя! Ерунда! Я не могу без тебя! Встретимся – не встретимся! Узнаёшь стихи? Нет? Эх, ты, деревня, это же Иосип Манда в шрам! Друг Бориса Пластырьврака!
Он кривляется ещё минут пять, поняв, что я больше не реагирую на его блестящее шоу, он одёргивает китель, и строевым шагом уходит на КПП. Увлёкшись грациозным выступлением «земляка» из комендантского взвода, я опять привалился к стенке, угрожающе скрипит дверь в караулку, Пакуша неторопливо подходит к лестнице и взбирается на вышку.
– Ты чего – куришь тут?
– Нет, не курю.
– Я из окна видел, у тебя изо – рта дым шёл.
– Показалось.
– Ты чего хочешь сказать – что меня глючит?
– Нет, просто показалось.
– Нет, ты меня за хуй не считаешь, глумишься надо мной, салабон сопливый.
– ?!
Пакуша смотрит на меня исподлобья, шумно сопит, из правого уголка его рта неожиданно вытекает струйка слюны, он шумно втягивает её, утирается тыльной стороной ладони, сморкается мне под ноги, и неспешно спускается вниз. Проходит минут пять, дверь в караулку распахивается, распаренный, красный Пакуша вылетает из помещения с визгом:
– Бляяяать! Ты меня чего, заебать решил? Я! ВИДЕЛ! КАК! ТЫ! КУРИЛ!
Он несётся по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и готовясь меня порвать в клочья. Я быстро снимаю карабин с плеча, и разъярённый Пакуша упирается носом в штык моего СКС.
– Мужик, по – моему тебе надо успокоиться. Я не курил, начальник караула забрал у меня все сигареты, не знаю, с чего, тебе вдруг привиделось, что я курю.
Пакушу трясёт, чёрные волосы прилипли ко лбу, пот заливает ему лицо. Он фыркает, обдавая меня брызгами слюны и пота, резко поворачивается, кладёт ноги на перила, и очень быстро съезжает по ним вниз. В раздумии, он некоторое время стоит неподвижно, затем резко разворачивается и, рыча, несётся вверх по лестнице, я делаю резкий выпад штыком, и Пакуша кувыркаясь, летит вниз по лестнице.
– Пакуша? Пак? Чего молчишь? Или ты у нас теперь трупак?
Я спускаюсь вниз, и пытаюсь нащупать пульс на его запястье – бесполезно, признаков жизни нет.
– Ты чего наделал, сука?
На пороге караулки стоит Избегыч, огромный сержант, помощник начальника караула.
– Тебе пиздец, я сам у тебя полжизни отниму, тебя посадят на губу, месяцев на шесть, пока будет идти следствие, ты от тоски и страха вздёрнешься, а Пакушины земляки из тебя суши сделают, вешайся сучёныш, а для начала, я тебе щас ебало расшибу…
Избегыч успевает удивиться, прежде чем пуля проделывает небольшую дырочку в его щеке, он падает на спину с удивлённым выражением лица, я подбегаю к нему, и вижу, что выходное отверстие (в отличие от небольшого входного) огромно, пуля калибра 7.62 вынесла большую часть черепной коробки, осколки кости и большие комки мозга обрызгали дверь караулки, Избегыч издаёт громкие, булькающие звуки, я резко распахиваю дверь караулки, слева появляется румянолицый капитан, я жму на спусковой крючок, пуля попадает в стену за его спиной, от неожиданности он приседает, и я слышу долгий протяжный звук выпускаемых газов.
– Дави на газ, давай мой мальчик, дави на газ…
Он не понимает того, что я говорю, но пытается натужно улыбнуться, оставаясь в полу приседе, и представляя собой жалкое зрелище.
– Сигареты верни, а то я брезгую карманы покойника обшаривать.
Он достаёт пачку «Столичных» и протягивает мне дрожащей рукой.
– На пол брось, и сделай два шага назад.
Он послушно исполняет, и неожиданно начинает выть, громко, в голос, как баба, низкий протяжный звук, с визгливой вибрацией, я нажимаю на спусковой крючок дважды, первый раз промахиваюсь, второй выстрел попадает ему в шею, я быстро добегаю до комнаты отдыхающей смены, открываю дверь, внутри темно и пахнет кислятиной, я включаю свет, на топчане сидит взъерошенный ефрейтор по прозвищу Шеф, он глядит на меня мутными глазами, и спрашивает хриплым спросонья голосом – шо, уже на пост? А хде Пакуша?
Он замечает направленный ему в грудь карабин, и хрипит – так …это…мне не приснилось…я вроде как выстрелы слышал…это ты? Ты шо задумал? Ты понимаешь, что это вышка…гроб…тебя поймают…и постараются грохнуть при задержании, штоб не возиться с судом…не убивай меня, а? Я ж тебе ничего не сделал, не доёбывался и в фанеру тебе не стучал…ты просто уйди потихоньку, а я подожду…сколько надо? Час или два, а потом…
Он срывается на быстрый, сбивчивый шёпот:
– вот я вернусь домой…в деревню…лычку жестяную на парадке сделаю,…они все ахнут…сапоги в гармошку, шапку заглажу…через два дома от меня Оксана живёт…дюже гарная дивчина…
Грохот выстрела, дым, пуля попала Шефу в грудь, он валится с топчана на пол, ноги неестественно согнуты, я подхожу ближе (надо забрать патроны из подсумка, у меня осталось чуть больше двух обойм), расстёгиваю ремень Шефа, начинаю снимать подсумок, и в этот момент он хватает меня за ногу.
– Ах ты, пидорасина!
Я всаживаю штык ему в живот, и не могу вытащить его обратно, я дёргаю карабин на себя, и вижу его вытаращенные глаза, каждое моё движение причиняет Шефу боль, мне приходится упереться ногой в грудь ефрейтора, вытащить штык и воткнуть его ещё несколько раз, только после этого тело начинает содрогаться в конвульсиях, я засовываю патроны в карманы шинели, и выхожу к начкаровской, капитана там нет, он дополз до двери, оставляя жирный кровавый след и пытается выбраться наружу.
– Ай – ай – ай, у нас нет времени на эти глупости… Капитан– капитан, никогда ты не станешь майором…
Штык легко входит в шею капитана, раздаётся противный хруст, я бью каблуком по его голове (чтобы было легче вытащить штык, ничего личного), а! Чуть не забыл! Надо забрать сигареты, пачечка «Столичных» одиноко лежит на полу, нетерпеливо открываю её и… выясняется что жлоб – капитан оставил мне шесть сигарет, это очень мало, я захожу в комнату начальника караула, на столе стоит дипломат, внутри горделиво лежат бутерброды и две (две!) пачки «Кэмел», ну ты и урод, иметь при себе такие сигареты и выкурить мои – разве это не жлобство? Я аккуратно обхожу тело капитана, выхожу во двор, и… по спине сбегает капелька холодного пота. Избегыч всё также лежит на пороге караулки, а вот тела Пакуши нигде нет, и, судя по открытой калитке, это самое тело очухалось, проанализировало ситуацию, и решило сделать ноги. Я выхожу за калитку, ни одного человека в пределах видимости, Пакуши не видно, в раздумье я иду к КПП, и тут меня осеняет – у меня же есть ещё одно неоконченное дело! Из – за двери КПП слышен бубнёж сержанта – да… похоже на выстрелы…нет, не видел, я не могу туда пойти,…а вдруг там трупы… я боюсь покойников. Нет, товарищ капитан…
– Тук – тук, я не помешал?
Сержант бросает телефонную трубку так быстро, как – будто она раскалена до красноты и обжигает ему руку.
– Нет – нет, не помешал…как дела?
– Блестяще, я это…за заваркой зашёл, не угостишь землячок?
– Конечно – конечно, я сейчас, сейчас…
Он тянется куда – то вниз, и одновременно пытается держать меня в поле зрения, я прослеживаю направление его взгляда, и понимаю, что зрачки сержанта расширились при виде штыка моего карабина – он весь в крови, и выглядит жутко. Я неторопливо снимаю карабин с плеча, направляю его в грудь коменданта.
– Ну что, сморчок, позвонил уже?
– Ну, ты чего…это же моя обязанность…я слышу шум и реагирую, без обид,…а чего у вас там случилось?
– Репетируем новогоднюю ёлочку, будешь нашей Снегурочкой?
– Да! То есть, нет,…о чём ты вообще?
– Спой мне, как ты пел полчаса назад, только не Титомира, а что – нибудь другое, например – И вновь продолжается бой!
– Я слов не знаю, я бы с удовольствием, давай что – нибудь другое, а?
Он выпучил глаза и заорал – БУЛГАХТЕР, МИЛЫЙ МОЙ БУХГАЛТЕР…
– Не, не нравится, другое.
– ТАНЦЫ НА ВОДЕ Е-Е-Е..
–Нет, перематывай на другую…
– ВЕТЕР С МОРЯ ДУЛ, ВЕТЕР С МОРЯ ДУЛ..
Он орал так громко, что у меня начало свербить в ушах – э,э, потише, Паваротти, давай чего – нибудь импортное…
– АЗИРУНГА – РУНГЕ – РУ, НГНАРУ…
– Это чего за песня?
– «Рабыня Изаура» – культовый сериал об угнетении бедных бразильских рабов злобными империалистами!
– Молодец! Ламбаду давай, с подтанцовкой.
– Хорандо се фой, кей ун джа су ме шеш фе шорар…
Он вращал животом так, будто чувствовал приближение медицинского зонда к своим нежным ягодицам, на ламбаду это было ни разу не похоже, но выглядело забавно.
– Ладно, хватит. Как там тебя зовут?
– Дежурный по третьему КПП сержант Похмелкин!
– Имя у тебя есть, сержант?
– Григорий Валентинович!
– Ну, давай прощаться Гриша, было приятно…местами…
Я тщательно прицеливаюсь в грудь кппшнику Грише, задерживаю дыхание, и…
– Э, бля, ты чего там? Заснул что ли? Проснись сука!
…бррр –рр, ну надо же, привидится же такое, всё как наяву – я трясу головой, отгоняя наваждение, Пакуша злобно орёт снизу, целый и невредимый, я осторожно оглядываюсь на штык – никаких следов крови, галлюцинация, но такая реалистичная, кровь, мозги, хрипы умирающих – всё как в реальности, даже руки дрожат до сих пор. Меня охватывает злое, радостное возбуждение – я могу устроить вам весёлую жизнь с картинками и в реальности. Я смотрю на Пакушу улыбаясь, он недоумённо таращит на меня глаза, и смачно сплёвывает на асфальт.
10.
– Капитан Дерибас у телефона.
– Здравствуй Осип, это Гидрасеменко.
– Здравия желаю, товарищ полковник.
– Слушай, тут такая штуковина, в третьем карауле погиб солдат, медики уже там, особист поехал, но я хочу, чтобы ты съездил и разобрался, что там случилось, ты же у нас – почётный юрист корпуса, правильно?
– Так точно.
– Ну, вот тебе и разбираться, звякни в автороту, возьми машину и езжай, по возвращении доложишь. Вопросы есть?
– А чего мне там делать, если особист уже там работает?
– Да дело какое – то мутное, я из его доклада ничего не понял, то – ли несчастный случай, то – ли самоубийство, у него ещё речь такая, будто две мухи на кончике языка сношаются, ничего не понять…
– Пожелаем этим мухам поскорее достичь оргазма…
– Ну да, будь ласка, езжай, разберись, и доложи, но учти – нам шумиха не нужна.
– Есть. Понял. Будет сделано.
Дерибас подъехал к третьему КПП, ворота открыл круглолицый сержант с небольшими щегольскими усиками, капитан выскочил из Уазика и вошёл в открытую настежь калитку караульного двора – стой, кто идёт?
– Не паясничай, не видишь, свои?
Капитан продолжил движение к караульному помещению.
– Стой, стрелять буду!
– Слышь, часовой, сейчас не до ваших игр, человек погиб, не еби мозги!
Часовой дослал патрон в патронник, раздался металлический удар бойка по капсюлю.
– Ну, ты даёшь, службист…звони в караулку, скажи приехал капитан Дерибас.
Дверь в караулку распахнулась, из неё неторопливо вышел, попыхивая сигаретой, румянолицый капитан – здоровеньки булы!
– Шолом.
– Еврей?
– Хохол?
– Нет.
– И я нет.
– Мне звонил дежурный по части, предупредил о вашем приезде, пройдём в караулку.
– Сначала, я посмотрю на тело.
Дерибас откинул шинель, закрывающую тело покойника, присвистнул, достал блокнот, и начал писать, писал долго, капитан нетерпеливо раскачивался на пятках, закурил одну сигарету, вторую, и, не выдержав приблизился к Дерибасу.
– Чего пишите?
– Признание в любви, запоздалое…
– Шутите?
– Отойдите, пожалуйста, эта информация не предназначена для посторонних зевак.
– Кто тут посторонний? Я – начальник караула, это произошло в моё дежурство…
– Я не считаю, что этим надо хвастаться.
– Что? Да я… я не хвастаюсь, я к тому, что я – не посторонний, я участник событий, всё происходило на моих глазах…
– Да – да, степень вашей виновности я определю позднее.
– Послушайте, так не пойдёт, мы так не сработаемся…
– Хорошо, что вы это понимаете, сделайте мне чайку, пожалуйста, займитесь тем, что вам по силам, три сахара, и бутерброд с маслом, я сейчас приду.
– Я вам не халдей, чтобы чай готовить…
Капитан раздражённо отбросил сигарету, и скрылся в караулке, громко хлопнув дверью, затем дверь приоткрылась, и он раздражённо крикнул – масла нет, не запасли для высокого начальства, извините – с.
Дерибас подмигнул ухмыляющемуся часовому, закончил описание тела, и зашёл в караульное помещение. Внутри было тепло, пахло подгорелым хлебом, справа располагалась столовая, налево комната начальника караула, куда и завернул почётный юрист корпуса, капитан Дерибас. Начальник караула удивлённо открыл рот, Дерибас присел на край стола, и заговорил тем ласковым тоном, которым принято разговаривать с умственно отсталыми детьми.
– Я хочу извиниться перед вами за тот неверный тон, который я выбрал в общении с вами, вы должны меня понять: меня выдернули из дома в мой выходной, дорога, хамло – часовой, труп…всё это выбило меня из колеи, поэтому я и сорвался, о чём теперь сожалею, я вижу, что вы – капитан…как ваша фамилия?
– Капитан Блёвкин.
– И фамилия у вас такая уютная, сразу чувствую себя как дома, так вот, вижу, что вы – милейший человек, незаслуженно обиженный мною, мой обиженный капитан Блёвкин, давайте забудем нашу перепалку во дворе, и начнём заново, с нуля, согласны?
– Ну,…согласен.
– Вот и славненько, расскажите мне, пожалуйста, во сколько вы обнаружили тело?
– Где – то в час пятьдесят…
– Вы лично его обнаружили?
– Да…то есть, нет, я покойников боюсь…его обнаружил Избегыч…
– Кто это?
– Помощник начальника караула…
– Что рядовой Пакуша делал на посту в час пятьдесят ночи? Это была его смена?
– Нет, я попросил его проверить связь, я не мог дозвониться до часового, и попросил его выйти…
– Во сколько вы его об этом попросили? Точное время?
– Ммм…где – то в полвторого…
– В час тридцать, правильно?
– Да.
– Что было дальше?
– Он не вернулся…я стал беспокоиться…
– В котором часу вы заметили, что Пакуша не вернулся?
– Где – то в час пятьдесят…
– И что вы сделали?
– Позвонил на пост…
– Но ведь связь не работала?
– А..да…точно, ну тут я и попросил Избегыча проверить, а он обнаружил Пакушу,…то есть труп…
– Давайте подытожим: в час тридцать вы обнаружили, что нет связи с часовым, кстати, зачем он вам понадобился в час тридцать? Вы посылаете караульного проверить связь, его нет двадцать минут, чтобы разобраться в ситуации, вы посылаете помощника, почему вы не посмотрели в окно, из него открывается прекрасный вид на караульный двор? Идите сюда…смотрите…видно тело?
– Да…видно…
– Почему не сделали два шага до двери, и не убедились лично в том, что там произошло?
– Я же сказал…я боюсь покойников…поэтому…
– Ааа, так вы уже знали, что там покойник…откуда?
– Нет, я не знал…я предполагал, что дело плохо…и поэтому послал…чего я буду бегать, я не пацан…
– Точно! Как же я не догадался! Вы – большой начальник, краса и гордость наших вооружённых сил, вам не к лицу лично бегать по двору, разбираться с каким – то трупом, отправили солдатика, так – так, во сколько вы доложили о случившемся дежурному по части?
– Сразу же…
– Это во сколько?
– В час пятьдесят…
– Удивительно, а дежурный зафиксировал ваш звонок в два часа двадцать минут, но, он, конечно же, врёт, а вы – правы!
– А…точно…я забыл…я так расстроился из – за смерти рядового, что забыл сразу доложить…
– Капитан, ты – слабоумный? Идиот?
– Паазвольте, я не паазволю…
– Закрой хайло!
Дерибас подбежал к Блёвкину, и заорал ему прямо в ухо, хрипло, щедро плюясь, побагровев от натуги.
– Говори правду! Всё! Как было!
– Я..я говорю…
– Ты чего мне тут втираешь? Ты кому врёшь, сопляк? У тебя во дворе лежит труп солдата! ТРУП! В твоё дежурство человек погиб! Ты это понимаешь?
Капитан сделался меньше ростом, и как – то усох, будто его препарировали.
– Я сейчас опрошу караульных, и если я узнаю, что ты мне врёшь, если я найду хоть одно противоречие в ваших рассказах, я тебя арестую, ты у меня погонов лишишься, рассказывай правду! Немедленно! Всё! Как было!
Кровь отхлынула от лица начальника караула, он обмяк, и бесформенной массой рухнул на топчан.
– Я…я…задремал, проснулся часа в два от криков во дворе…кричал Избегыч…
– Кто это?
– Помощник.
– Ну?
– Избегыч кричал на часового, тот ему что – то отвечал, что именно, я не слышал, вышел во двор, а Пакуша уже остыл к тому времени.
– То есть, ты не знаешь, сколько времени он там пролежал?
– Не знаю…
– Что ты сделал потом?
– Позвонил дежурному по части.
– Время? Правду говори, звонки фиксируются.
– Два часа двадцать минут.
– Что делал Пакуша во дворе? В час ночи? Не в свою смену?
– Не знаю…
– Хорош начальник караула, спишь ночью как пацан, караульные самовольно выходят на пост, кстати, а почему ты не услышал, как он выходил, дверь ведь под сигнализацией?
– Я её отключил…
– Чтоб спать не мешала? А говоришь «задремал», ты не задремал, ты сознательно лёг спать, и предварительно отключил сигнализацию, да ты – орёл, капитан! Ты нарушил сразу несколько статей устава гарнизонной и караульной службы, готовь свою нежную, розовую попочку, командир части проделает в ней дыру размером с арбуз, ты у нас на следующем строевом смотре сможешь мелодично пропердеть «Прощание славянки», объясни, почему ты не позвонил сразу?
– Мы пытались оказать ему первую помощь…искусственное дыхание делали…
– Судя по тому, что я видел – засохшие струйки крови из носа и ушей, он умер от перелома основания черепа – какое искусственное дыхание ты ему делал? Что за бред? Чем вы занимались всё это время?
– Мы придумывали версию,…чтобы всё складно было…
– Понятно, думали как отмазаться, что ещё можете сказать в своё оправдание?
– Ддда…я больше ничего…
– Так, я понял, ну а теперь…любезный принеси мне чаю, не забудь – три сахара, сможешь запомнить? Запиши лучше, так вот, чаю, и погорячее, вопросы есть? Вопросов нет!
Дерибас сладко улыбнулся, показав прокуренные резцы, быстро подошёл к оружейной пирамиде, открыл дверь, звук сигнализации неприятно резанул слух – эй, дорогуша, да ты, как тебя – Блёвкин! Сигнализацию отключи!
Блёвкин суетливо побежал к пульту, расплёскивая заготовленный для Дерибаса чай. Дерибас вытащил из пирамиды карабин – чьё оружие?
– Моё.
– Чьё это «моё»? Представьтесь, как положено по уставу, товарищ солдат!
– Караульный первой смены, рядовой Злобарь!
– Почему за оружием не следите, товарищ Злобарь? Карабин не чищен со времён Лёни Брежнева!
– Ничего подобного, вчера чистил, перед заступлением в караул.
– Сейчас проверим.
Дерибас вытащил из кармана платок, надел его на шомпол, и засунул в ствол – гм, действительно, чисто, ну ладно, пошли побеседуем, Злобарь. Знакомая фамилия, ты – самовольщик!
– Никак нет, я…
– Не говори, я сам вспомню,…нет, не самовольщик, ты – алкаш! Это тебя поймали с двумя бутылками водки в приёмнике?
– Да.
– Не «да», а так точно!
– Угу.
– Ааа, ясно, я начинаю понимать,…зачем ты убил рядового Пакушу?
– Я его не убивал.
– Прежде чем ты начнёшь оправдываться, я представлюсь: почётный юрист корпуса, капитан Дерибас.
– Как основатель Одессы что – ли?
– Гляди – ка, да ты что – читать умеешь? Любишь книжки?
– Так, изредка…
– Ну, так вот, давай пропустим эту часть с оправданиями, я всё это слышал много раз, это – лишняя трата времени, давай облегчим задачу и тебе, и мне, начнём с признания – итак, повторяю вопрос – за –чем, ты у – бил ря– до– во – го Пакушу? Не отпирайся, начальник караула, помощник, все говорят, что это ты убил.
– Дешёвый развод, товарищ капитан, я его не убивал.
– Поняа – тно, не любишь быстрой ебли, хочешь долго и болезненно? Хорошо. Что делал Пакуша на посту ночью, в твою смену?
– Да кто ж его знает, чего он там делал, запал он на меня, с первого выхода на пост заебать меня пытался…
– Выбирайте выражения товарищ солдат, вы общаетесь со старшим по званию!
– Ладно – ладно, короче, у него был конфликт со мной.
– У вас с ним был конфликт?
– Нет, у меня с ним конфликта не было, у него со мной был. Я его до сегодняшнего дня знать не знал.
– Вот тебе и мотив, так и запишем, «убил из чувства личной неприязни».
– Вы меня слушаете вообще? Я его и пальцем не тронул, он с перил навернулся башней вперёд.
– Как это?
– Сложно объяснить, проще показать.
– Ну, пошли, покажешь.
Злобарь залез на вышку, сел на перила так, как женщины садятся на гинекологическое кресло – широко раскинув ноги, и очень быстро съехал вниз, с восторженным криком спрыгнув прямо на голову Пакуше. Раздался тошнотворный, хлюпающий звук – голова Пакуши лопнула как гнилой арбуз, Злобарь зачарованно смотрел на брызнувшие мозги. Часовой икнул, после чего, его бурно вырвало на лестницу вышки. Дерибас невозмутимо достал сигарету, шумно затянулся, и заговорил через выходящий изо – рта дым:
– Да ты – ловкач, думаешь, таким образом, улики уничтожить? Напрасно, я уже осмотрел тело, и всё тщательно записал в свой волшебный блокнотик, я всё знаю, ах Злобарь – Злобарь.
Злобарь загадочно улыбался – да нет, это случайно вышло, я просто хотел показать, как всё было, он поскользнулся, в тот момент, когда съезжал, и упал головой вперёд, что – то хрустнуло, и всё…
– Ты хочешь сказать, что ты здесь не причём? Ты его не трогал? Ножкой своей, обутой в кирзовый сапожок не помогал ему? Только честно? А?
– Нет, не трогал.
– Понятно. Что ты сделал, когда он упал?
– Позвонил в караулку.
– Капитан говорит, что связь не работала…
– Странно, как же я дозвонился по неработающей связи?
– Что было дальше?
– Дальше? Вышел Избегыч, и начал наезжать на меня, ну, прямо как вы, мол, это я виноват…
– Когда начальник караула вышел?
– Он вообще не выходил при мне, Избегыч менял пост, меня на двадцать минут позже сменили…
– Врёшь Злобарь, начкар говорит, что он Пакуше искусственное дыхание делал, рот в рот…
– В своих мечтах может быть…
– Много говорите, товарищ солдат, слишком много…ладно пошли внутрь…
Зайдя в караулку, Дерибас по – хозяйски проорал – Блёвкин! Где мой чай?
Блёвкин с мокрым, обвисшим лицом небрежно подтолкнул кружку с чаем по столу – извольте –с.
– Брр, бурда, да он – холодный! Блёвкин, сделай мне нормального чаю…да, позвони дежурному по части – где труповозка? Сколько это…тут лежать будет? Ладно, не дождусь я от тебя чаю, капитан, всё я поехал.
– А с помощником побеседовать не хотите, или с другим караульным?
– Нет, не хочу, мне всё ясно.
– Дело раскрыто?
– «Дело»? Поменьше детективов смотри по ящику, капитан, нет никакого дела, есть несчастный случай, всё, пока!
– Так этот…Злобарь…с ним что будет?
– Ничего не будет, будет служить дальше, до самого дембеля.
– Его не арестуют?
– За что?
– Он убил Пакушу…
– Ты это видел?
– Нет, но…
– Ты дрых в это время, скажи спасибо, что я об этом докладывать не буду, ну всё – пока.
Дерибас доехал до первого КПП, вошёл в штаб, и, бросив дежурному – меня ждут, постучал в дверь кабинета командира части.
– Разрешите войти?
– Осип? Заходи. Ну, что там?
– На основании визуального осмотра тела, я пришёл к выводу, что имел место несчастный случай, перелом основания шеи, у парня не было шансов.
– Несчастный случай? Ты уверен?
– Ну, есть там солдатик один подозрительный по фамилии Злобарь, говорит, что у него был конфликт с покойным…
– Что скажешь о нём, допрашивал его?
– Да, допросил, что сказать о нём…хитрый, вернее считает себя хитрым…
– Как это?
– Он мог бы всё отрицать, сказать, что ничего не знает, а он честно сказал, что у него конфликт с трупом,…то есть с покойным, в откровенность играет, а потом вообще занятный эпизод…погибший упал с вышки, а этот …Злобарь говорит – я покажу, как это было, и знаете, что он сделал?
– Что?
– Съехал по перилам ногами прямо на голову покойному – раз, и расплющил, в лепёшку!
– Зачем? Может он так…это…следы заметает?
– Да нет, я тело осмотрел заранее, ничего там не было…
– А зачем тогда?
– Хулиганит сучонок, счёты сводит, хоть после смерти, но оттоптаться на трупе врага.
– Ты полностью уверен, что это – несчастный случай? На сто процентов?
– Доказать что это не несчастный случай мы не сможем, да и потом – вы же сами говорили – оно нам надо, связываться с убийством?
– Да, тут ты прав, нам убийство ни к чему, ну ладно, несчастный случай, так несчастный случай, спасибо, что съездил, отдыхай!
11.
– Проходи солдат, вот сюда, сюда, тебя уже ждут.
Я стою у входа в Александровский зал Большого Кремлёвского дворца, поражённый его великолепием – бешено мигают гигантские стробоскопы, пол усыпан тоннами разноцветных конфетти, из невидимых колонок звучит хаус – версия Уральской рябинушки, дым – машины извергают пурпурный, жирный, пахнущий сладкой ватой дым, зал переполнен людьми, одетыми в самые причудливые карнавальные костюмы, в полутьме деловито снуют Казановы, в камзолах, шляпах с перьями, чулках и туфлях с пряжками, щедро декольтированные дамы обмахиваются веерами, незаметно проверяя наличие мушек, причудливо украшающих густо набелённые лица, в бешеном танце кружатся персонажи поэм Гомера, одетые в тоги, бывшие в моде в 13 веке до нашей эры, упругие, полуголые девицы в кокошниках ритмично отплясывают канкан, весело колыхая потными грудями, в правом углу зала два рыцаря сошлись в поединке, от каждого удара мечом, по залу разлетаются искры, вызывающие визги восторга у экзальтированных дамочек. Обстановка напоминает поэму бессмертного флорентинца – плотные толпы танцующих быстро перемещаются, закручиваясь в тугую спираль, движение не останавливается ни на секунду, все куда – то бегут, и это слаженное движение внушает страх непосвящённому.
– И Ельци– -и и – и– н тааа– аа – кой малаа –аа– дой, и пуххх – лый Гаййдар вперееди – немузыкально напевая, ко мне стремительно приближался персонаж, похожий на большую волосатую белку, за исключением кожаных стрингов, болтающихся на тощих, мохнатых ягодицах, он был гол, пэстисы цвета российского флага кокетливо прикрывали соски, в правой руке он держал бубен.
– Ком цу мир, следуй за мной солдатик, быстрее, быстрее…
Он игриво подпрыгнул, и свет стробоскопов выхватил кислотных цветов татуировку, покрывающую ягодицы, на правой:сине – красные латинские буквы AVVA, на левой :жёлто – зелёным цветом выведено – народный автомобиль.
– Сюда – сюда, припади к чистому источнику демократии, живительные струи гласности, бодрящие брызги плюрализма мягко оросят твоё исстрадавшееся в казарменных условиях тело…