Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 7

© Александр Атрошенко, 2024

ISBN 978-5-0062-0017-3 (т. 7)

ISBN 978-5-0060-8120-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Повествование разворачивает события истории России с позиции взаимоотношений человека с Богом. Автор приподнимает исторические факты, которые до сих пор не были раскрыты академической школой, анализирует их с точки зрения христианской философии. Например, образование Руси, имеющей два основания – духовное и политическое, крещение, произошедшее далеко не в привычной интерпретации современной исторической наукой, которое следует правильнее обозначить крещением в омоложение, чем в спасение, в справедливость, чем в милость, «сумасшествие» Ивана IV Грозного, который всей своей силой олицетворял это русское крещение, вылившееся затем все это в сумасшествие Смутного времени, реформатор Никон, искавший не новых начал, а старых взаимоотношений. Показывается, как русская система сопротивляется силе ее цивилизующей, впадая тем в состояние, точно сказанное классиком – «шаг вперед, и два назад» – в свою молодость, чему яркое подтверждение служит деспотичное и в то же время реформаторское правление Петра I, а затем развернувшаяся морально-политическая эпопея трилогии в лице Петра III, Екатерины II и Павла I. В представленной публикации приводится разбор появления материализма как закономерный итог увлечения сверхъестественным и анализ марксистского «Капитала», ставшее основанием наступившей в XX в. в Восточной Европе (России) «новой» эры – необычайной молодости высшей фазы общественной справедливости в идеальном воплощении состояния высокого достоинства кристаллизованного матриархата.

Александр III Александрович

Человек с большим сердцем за восстановление исторической традиционности – чистоты российского патриотизма. Рост стачечного движения. Появление марксизма

Место российского трона 1 марта 1881 г. занял второй сын Александра II, тридцати шестилетний Александр III. Александр Александрович родился в Аничковом дворце в Санкт-Петербурге 26 февраля 1845 г., он был третьим ребенком и вторым сыном в семье императора. Александр не был наследником престола и воспитывался не как будущий император, а как великий князь, главным образом для военной карьеры. Воспитание его, как и прочих своих сыновей, Александр II поручил генерал – адъютанту Н. В. Зиновьеву. С 1860 г. воспитанием великих князей Александра и Владимира перешло к генерал-адъютанту Б. А. Перовскому. В числе преподавателей у Александра были такие известные ученые того времени: А. И. Чивилев, – профессор Московского университета, доктор политической экономии, на нем лежало и общее руководства по образованию Александра; курсы русского и немецкого языков, а также истории и географии читал академик Я. К. Грот., так же были приглашены Ф. И. Бунаев, И. К. Бабей, К. П. Победоносцев, сыгравший впоследствии столь важную роль в царствовании Александра, и другие. В науках молодой Александр Александрович не блистал, хотя и не был нерадивым учеником. Победоносцев как-то очень точно отметил, что у его воспитанника «бедность сведений, или, лучше сказать, бедность идей, удивительная»¹. В семье Александра называли «монсом», «бульдожкой» и «бычком», прозвища, относящиеся скорее к характеру за его неуклюжесть и застенчивость, поскольку в молодости Александр был обычного телосложения.

1867 г. А. А. Половцов отмечал в дневнике, что «при жизни старшего его брата покойного великого князя Николая Александровича воспитание Александра Александровича было очень пренебрежено; его считали менее одарённым и, имея пред глазами опыт великого князя Константина Николаевича, считающего себя умнее и образованнее царствующего брата, направили занятия великого князя Александра Александровича преимущественно на военное дело»². О том же писал впоследствии в своих мемуарах и граф С. Д. Шереметев. А князь Н. А. Орлов ещё 21 июля 1865 г. сообщал новому наследнику престола, что «все реакционеры возлагают на Вас большие надежды»: «Думают, что Вы страшный охотник до разводов и учений, и что поэтому Вы бросите всё остальное»³.

Военные науки играли большую роль в воспитании Александра III. Со дня своего рождения он был зачислен в списки полков лейб-гвардии: Павловского, затем Преображенского, Гусарского и назначен шефом двенадцатого гренадерского Астраханского полка. Впоследствии состоял шефом девяти полков, числился в списках 17-го драгунского Нижегородского полка. За несколько дней до кончины цесаревича Николая Александровича Половцов писал в дневнике, что несмотря на неподготовленность вел. кн. Александра Александровича «к ожидающим его великим занятиям» и отсутствие у него склонности к серьёзным трудам, «Государь чрезвычайно его любит и даже балует». «На днях, – сообщал он, – граф Перовский, заведывающий воспитанием великого князя Александра Александровича, жаловался Государю на то, что воспитанник его груб с своими преподавателями. Государь шутливо взял его за ухо и поцеловал, сказав „Ах ты мой повеса!“»⁴

12 апреля 1865 г. в Ницце внезапно скончался старший брат, наследник престола Николай Александрович, и право на престол перешло к Александру. Зиму 1865 г. он посвятил дополнительному своему образованию, слушая лекции К. П. Победоносцева по законоведению и Ф. Г. Тернера по финансовым наукам. Курс истории ему читал известный историк С. М. Соловьев, автор 29-томного труда «Истории России с древнейших времен». Курс Соловьева окончательно сформировал у молодого Александра любовь к российской истории. Уже в 1866 г. при активном участии царевича было создано Императорское Историческое общество, которое и позже оставалось под его почетным президентством и покровительством. Много лет собирал он картины русских мастеров, позже составившие основу собрания Русского музея в Санкт-Петербурге, при нем в Москве архитектором В. О. Шервудом было закончено строительство здания исторического музея, которое, впрочем, не пришлось по духу современникам за свой «неорусский» или «псевдорусский» стиль.

После смерти старшего сына император Александр II начинает приобщать Александра к государственным делам, приглашать на доклады министров, направлять на ознакомление официальны документы, что бы царевич высказал о них собственное мнение. Наследник получает множество новых, формальных и реальных, назначений. Он становится генерал-майором Свиты Его Императорского Величества и атаманом всех казачьих войск России, в 1868 гг. – членом Государственного совета, Комитета и Совета Министров. Известность великому князю принес пост Председателя особого комитета по сбору и распределению пособий, голодающим вследствие неурожая 1868 г.

После выстрела Каракозова цесаревичу приходилось считаться с тем, что он может в любой момент взойти на престол. После покушения на Александра II в Париже 25 мая 1867 г. он доверительно сообщал о своих переживаниях матери: «Прошлогоднее 4-го апреля и этот день никогда не выйдут у меня из памяти, это были ужасные испытания для моего бедного сердца. Уже 2 раза висела над моей головой страшная обязанность, и можешь себе представить, милая Ма, что я должен был перечувствовать в эти минуты… Папа говорил несколько раз, что если ему суждено предстать перед Господом, он готов, а я получаю всю ужасную обузу, которую хотел бы отдалить, сколько возможно, от меня»⁵.

Александр II постоянно внушал сыну, что долг самодержца является «страшной обузой», которую нужно нести во что бы то ни стало. Ещё весной 1866 г., когда цесаревич, влюблённый в княжну М. Э. Мещерскую, сделал попытку отказаться не только от сватовства к датской принцессе Дагмаре, но и от престола, у императора в раздражении вырвалась фраза, которую наследник занёс в дневник: «Что ж ты думаешь, что я по своей охоте на этом месте, разве так ты должен смотреть на своё призвание?»⁶ Обосновывая свои требования, император ссылался на авторитет Николая 1, настаивавшего на том, что каждая минута жизни наследника престола «должна быть посвящена матушке России»⁷.

28 октября 1866 г. Александр вступил в брак с бывшей невестой Николая, принцессой Софией-Фредерикой-Дагмарой, дочерью Датского короля Христиана IX, получившая в православии имя Мария Фёдоровна. Несомненно брак был и по симпатии, и по расчету: молодые приглянулись друг другу, и обе царствующие династии были заинтересованы в укреплении родственных связей, но более стремились породниться Романовы, поскольку Датский королевский дом состоял в родственных отношениях с английской, немецкой, греческой и норвежской царствующими фамилиями. Во дворце у цесаревича появился роман с фрейлиной своей матери, княжной Марией Мещерской. Чувства были настолько большие, что в 1866 г. Александр даже отказался от престола, что бы сохранить Мещерскую, о чем имел крайне тяжелый разговор с отцом. Император жестко приказал сыну забыть о своей любви и жениться на Дагмаре. 11 июня царевич, наконец, сделал принцессе предложение. Тогда же в Копенгагене состоялась их помолвка (о своей «милой Дусеньке», как называл Александр Машу Мещерскую в своем дневнике, он услышал еще дважды: в 1867 г. она выйдет замуж, через год во время родов в возрасте 24 лет она умрет).

Женившись, молодые жили на небольшом расстоянии от шумного двора, в Аничковом дворце, всюду появлялись вместе, даже на военных парадах. У них родилось шестеро детей, сыновья – Николай, Александр, Георгий, Михаил, дочери – Ксения и Ольга. Александр писал Победоносцеву: «Рождение детей есть самая радостная минута жизни и описать ее невозможно, потому что это совершено особое чувство, которое не похоже ни какое другое»⁸. В глазах общественности Александр пользовался репутацией примерного семьянина. Александр охотно занимался музыкой и участвовал в домашних концертах, играл на валторне и «басу». Из детей он больше всего любил Мишу и позволял ему подшучивать над собой. В воспоминаниях одного из современников близкого ко двору, находим такой эпизод. Александр III находился с семьей в селе Ильинском в гостях у брата Сергея. «Взрослые сидели на террасе, уставленной цветами, а Миша копался внизу, в песке. Взяв лейку с водой, бывшую случайно возле него, Александр крикнул: „Ну-ка, Миша, становись сюда!“ Миша стал под террасой, и отец вылил ему на голову немного воды. Все посмеялись и хотели уже послать мальчика переодеваться, как он потребовал, чтобы его место занял отец. Делать нечего, Александр сошел с террасы, а Миша, завладев наверху лейкой, все ея содержимое отправил на блестевшую на солнце лысину царя, после чего оба отправились менять свои туалеты»⁹.

В быту Александр III был прост и скромен. По свидетельству Витте, во время поездки императора по Юго-Западной железной дороге Сергею Юльевичу постоянно приходилось видеть, как камердинер Александра III Котов штопал рваные штаны царя.

Будучи наследником, Александр любил выпить. Дело доходило до настоящих запоев, от которых его впоследствии вылечил С. П. Боткин. Но пристрастие осталось. Вместе со своим собутыльником начальником его охраны генералом П. А. Черевиным Александр выпивал втихомолку и развлекался очень своеобразно. «Государь выпить любил, но „во благовремении“. – рассказывает Черевин. – Он мог выпить много без всяких признаков опьянения, кроме того, что делался необычно в духе – весел и шаловлив, как ребенок. Утром и днем он был очень осторожен относительно хмельных напитков, стараясь сохранить свежую голову для работы, и, только очистив все очередныя занятия впредь до завтрашних докладов, позволял себе угоститься, как следует, по мере желания и потребности. На дворцовых средах он держится, бывало, пока не схлынет лишний чужой народ, а – когда останутся свои – тут начнет шалить и забавляться. Ляжет на спину на пол и болтает руками и ногами. И кто мимо идет из мужчин, в особенности детей, норовит поймать за ногу и повалить. Только по этому признаку и догадывались, что он навеселе»¹⁰.

Современники отмечали и несдержанность Александра III. Выражения «скотина», «каналья» являлись для него обычными словами. В своем дневнике А. В. Богданович, со ссылкой на П. А. Монтеверди, редактора «Петербургской газеты», пишет, что «когда еще государь не был наследником, его приближенные радовались, что не он будет царем – такой свирепый характер он проявлял»¹¹.

Великий князь Александр Михайлович передает интересные моменты, связанные с императором: «Александра III все боялись, как огня.

– Перестань разыгрывать Царя, – телеграфировал Александр III тому же самому Сергею Александровичу в Москву.

– Выкинуть эту свинью, – написал Царь на всеподданнейшем докладе, в котором описывались скандальныя действия одного сановника, занимавшаго ответственный пост, который ухаживал за чужой женой.

– Когда Русский Царь удит рыбу, Европа может подождать, – ответил он одному министру, который настаивал в Гатчине, чтобы Александр III принял немедленно посла какой-то великой державы.

Однажды какой-то чрезмерно честолюбивый министр угрожал отставкой Самодержцу. В ответ на эти угрозы Царь взял его за шиворот и, тряся, как щенка, заметил:

– Придержите ка ваш язык! Когда я захочу вас выбросить, вы услышите от меня об этом в очень определенных выражениях.

Когда Вильгельм II предложил Александру III «поделить мир между Россией и Германией», Царь ответил:

– Не веди себя, Вилли, как танцующий дервиш. Полюбуйся на себя в зеркало.

Часть этих изречений доподлинно исторична, другая прибавлена и разукрашена людской молвой»¹².

«На большом обеде в Зимнем Дворце, сидя за столом напротив Царя, посол начал обсуждать докучливый балканский вопрос. Царь делал вид что не замечает ѳго раздраженнаго тона. Посол разгорячился и даже намекнул на возможность, что Австрия мобилизует два или три корпуса. Не изменяя своего полунасмешливого выражения, Император Александр III взял вилку, согнул ее петлей и бросил по направлению к прибору австрийскаго дипломата:

– Вот, что я сделаю с вашими, двумя или тремя мобилизованными корпусами, – спокойно сказал Царь.

– Во всем свете у нас только 2 верных союзника, – любил он говорить своим министрам: – наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас.

Это мнение Александр III выразил однажды в очень откровенной форме на обеде, данном в честь прибывшаго в Россию Князя Николая Черногорскаго, в присутствии всего дипломатическаго корпуса. Подняв бокал за здоровье своего гостя, Александр III провозгласил следующий тост:

– Я пью за здоровье моего друга, князя Николая Черногорскаго, единаго искренняго и вернаго союзника России вне ея территории.

Присутствовавший Гирс открыл рот от изумления; дипломаты побледнели. Лондонский «Таймс» писал на другое утро «об удивительной речи, произнесенной русским Императором, идущей вразрез со всеми традициями в сношениях между дружественными державами».

Но в то время, как Европа все еще обсуждала последствия инцидента под Кушкой, русское Императорское правительство сделало новое заявление, заставившее лондонский кабинет запросить по телеграфу Петербург о достоверности полученной в Лондоне ноты. Не признавая условия позорнаго Парижскаго мира 1855 г., по которому России было запрещено иметь на Черном море военный флот, Александр III решил спустить на воду несколько военных кораблей именно в Севастополе, где коалиция европейских держав унизила русское имя в 1856 г. Царь выбрал для этого чрезвычайно благоприятный момент, когда никто из европейских держав, за исключением Англии, не был склонен угрожать войною России. Турция еще помнила урок 1877—1878 гг. Австрия была связана политикой Бисмарка, который мечтал заключить с Россией союз. Проект Железнаго Канцлера был бы несомненно осуществлен, если бы Александр III не чувствовал бы личной неприязни к молодому неуравновешенному германскому императору, а Вильгельм II и его «Овенгалли» – Бисмарк – не могли понять характера русскаго Императора. Во время их визита в С.-Петербург они оба вели себя совершенно невозможно. Вильгельм II держал громкия речи, а Бисмарк позволил себе прочесть Александру III целую лекцию об искусстве управления Империей. Всю это окончилось плохо. Бисмарку объявили выговор, а Вильгельма высмеяли. Оба монарха – русский и германский – представляли своими личностями разительный контраст. Вильгельм – жестикулирующей, бегающей взад и вперед, повышающий голос и извергающий целый арсенал международных планов; Александр III – холодный, сдержанный, внешне, как бы забавляющийся экспансивностью германскаго императора, но в глубине души возмущенный его поверхностными суждениями»¹³.

По отзывам современников Александра III не отличался большим умом, зато имел «большое» сердце. Начальник Главного управления по делам печати Е. М. Феоктистов, в целом положительно относившейся к императору, не очень высоко оценивал его умственные способности: «Нельзя отрицать, что в интеллектуальном отношении государь Александр Александрович представлял собой весьма незначительную величину – плоть уж чересчур преобладала в нем над духом… Нередко случалось ему высказывать очень здравые мысли, а наряду с ними такие, которые поражали своей чисто детской наивностью и простодушием»¹⁴. Даже почитатель Александра III министр финансов С. Ю. Витте вынужден был признать, что «император Александр III был совершенно обыденного ума, пожалуй, можно сказать, ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования». «Император Александр III был человек сравнительно небольшого образования, можно сказать, он был человеком ординарного образования. Но вот с чем я не могу согласиться и что часто мне приходилось слышать, это с тем, что император Александр III не был умным. Надо условиться, что подразумевать под словом ум: может быть, у императора Александра III был небольшой ум – рассудка, но у него был громадный выдающийся ум – сердца; это своего рода ум, присутствие которого часто, в особенности в положении лиц, которым приходится умом предвидеть, предчувствовать и предопределять, несравненно важнее ума рассудка. Наконец, у императора Александра III было совершенно выдающееся благородство и чистота сердца, чистота нравов и помышлений. Как семьянин – это был образцовый семьянин; как начальник и хозяин – это был образцовый начальник, образцовый хозяин. У него никогда слово не расходилось с делом. Он мог относительно того, в чем он был не уверен, не высказать, смолчать, ожидать; но если что-нибудь он сказал, то на его слово можно было рассчитывать, как на каменную гору. / Вследствие этого император Александр III пользовался, с одной стороны, общим доверием и уважением всех своих приближенных, а с другой стороны, что гораздо еще важнее – уважением и доверием всего света»¹⁵.

Вероятно, «обыденность ума», отсутствие каких бы то ни было «военных талантов», а также привязанность к спиртному, являлись причинами того, что Александра II отсоветовали назначать наследника главнокомандующим всей армией во время русско-турецкой войны. Александру была поручена скромная должность командира Рущукского отряда. Главнокомандующий же великий князь Николай Николаевич, дядя Александра, поручил ему охранять дорогу от переправы через Дунай у Систово к Тырново. Отряд почти не принимал участия в боевых операциях, представления к наградам офицеров отряда игнорировались. Один из спутников Александра, граф С. Шувалов, писал в дневнике: «Очень жаль царевича; тяжелое его положение»¹⁶.

После вступления Александра на престол, для облегчения его труда в министерствах была заведена практика сопровождать каждый письменный доклад, ежедневно направлявшийся императору, коротенькой запиской, излагавшей суть дела.

В тот миг, когда скончался Александр II, «мы все опустились на колени. – пишет вел. кн. Александр Михайлович. – Влево от меня стоял новый Император. Странная перемена произошла в нем в этот миг. Это не был тот самый Цесаревич Александр Александрович, который любил забавлять маленьких друзей своего сына Никки тем, что разрывал руками колоду карт или же завязывал узлом железный прут. В пять минуть он совершенно преобразился. Что-то несоизмеримо большее, чем простое сознание обязанностей монарха, осветило его тяжелую фигуру. Какой-то огонь святаго мужества загорелся в его спокойных глазах. Он встал.

– Ваше Величество имеете какия-нибудь приказания? – спросил смущенно градоначальник.

– Приказания? – переспросил Александр III. Конечно! Но, повидимому, полицая совсем потеряла голову! В таком случае армия возьмет в свои руки охрану порядка в столице! Совет министров будет собран сейчас же в Аничковом дворце.

Он дал рукой знак Цесаревне Марии Федоровне, и они вышли вместе. Ея миниатюрная фигура подчеркивал могучее телосложение новаго Императора. Толпа, собравшаяся пред дворцом, громко крикнула «ура». Ни один из Романовых не подходил так близко к народным представленьям о Царе, как этот богатырь с русой бородой.

Стоя у окна, мы видели, как он большими шагами шел к коляске, а его маленькая жена еле поспевала за ним. Он некоторое время отвечал на приветствия толпы, затем коляска двинулась, окруженная сотнею Донских казаков, которые скакали в боевой готовности, и их пики ярко блестели красным отблеском в последних лучах багроваго мартовскаго заката»¹⁷.

Убийство Александра II произвело на сына ошеломляющее впечатление. Страх перед покушением буквально отравлял его жизнь. Под председательством министра двора И. И. Воронцов-Дашкова образуется комиссия по созданию почетной телохранительной стражи для государя. И с этой целью в марте 1881 г. было создано тайное общество «Священная дружина». Идея создания такой организации принадлежала С. Ю. Витте, который вскоре был посвящен в члены дружины. «Священная дружина» – это «попытка правительственных кругов, высших эшелонов бюрократии выработать новые средства для борьбы с революционным движением, организации которого нужно было противопоставить тайное общество, также основанное на конспиративных началах»¹⁸. Представители дружины вели переговоры с Исполнительным комитетом «Народной воли», которому было предложено воздержаться от террористических актов до коронации Александра III.

Особенную заботу о своем воспитаннике проявлял в те дни К. П. Победоносцев. В письме от 11 марта 1881 г. он предостерегал Александра: «Когда собираетесь ко сну, извольте запирать за собою дверь – не только в спальне, но и во всех следующих комнатах, вплоть до входной». Победоносцев советовал проверить перед сном звонки, мебель, надежность людей, и «если кто-нибудь был хоть немного сомнителен, можно найти предлог удалить его…»¹⁹ Такая забота способствовала усилению тревожных настроений. 27 марта 1881 г. Александр III покидает Санкт-Петербург и поселяется в Гатчине. Там он выбирает для своего пребывания не парадные покои, а «маленькие мрачные и жуткие» комнаты на антресолях, где человек среднего роста мог легко достать рукой до потолка. «В Гатчине поражает приезжего вид дворца и парка, оцепленных несколькими рядами часовых, с добавлением привезенных из Петербурга полицейских чинов, конных разъездов, секретных агентов и проч. и проч. Дворец представляет вид тюрьмы; никого не пропускают без билета с фотографическим на обороте изображением предъявителя. Гатчина и без того носит мрачный, подавляющий отпечаток; теперь же она производит удручающее впечатление»²⁰. Такою увидел Гатчину Д. А. Милютин. Александр III добровольно сделался «гатчинским пленником».

Меры предосторожности были предприняты и на случай, если бы заговорщики хотели отравить государя. За провизией посылали каждый раз в новое место и к новому лицу. Поставщики не знали, что их припасы забирают для царского стола. Император распорядился, чтобы ежедневно назначались новые повара, причем в последний момент, неожиданно для них. Повара и поварята тщательно обыскивались дежурными офицерами.

При дальних поездках государя и его семьи (на юг, за границу) за 1—2 недели до прохождения царского поезда солдаты становились цепью вдоль рельсов и получали приказ стрелять во всякого, кто бы ни приблизился к путям. Применялись и другие хитрости по обеспечению безопасности императора. Менялось направление следования, и войска выставлялись по различным железным дорогам. В другой раз пускали с небольшими промежутками один за другим три одинаковых поезда, и никто не знал, в каком находится царь.

Одним из самым значительным для Александра Александровича стало участие в русско-турецкой войне 1877—1878 гг. Царевич был командиром отдельного сорокатысячного Рущукского отряда, задача которого состояла в задержании движения турецких войск, расположенных в крепостях Шумке и Силистре, и в охране тыла действующей армии. За турецкую кампанию Александр получил ордена «Святого Владимира» с мечами и «Святого Георгия 2-й степени».

Война не принесла царевичу лавров полководца, но она многое значила в его судьбе. Он познакомился с людьми, которые потом стали его соратниками: генералом П. С. Ванновским, начальником штаба цесаревича (впоследствии военный министр при Александре III) и начальником кавалерии графом И. И. Воронцов-Дашковым (позже министр императорского двора). Александр Александрович на деле увидел недостатки существующей военной организации России, в частности, слабость русского флота. После войны он создал Добровольный флот, состоявший из судов, которые в мирное время использовались как транспорт, а в военное – превращались в боевые корабли. Вице-председателем комитета, заведовавшего этим делом, цесаревич сделал своего наставника К. П. Победоносцева. Ужасы войны сильно повлияли на мировоззрение цесаревича. Он не мог забыть, как в октябре 1877 г. на его глазах погиб двоюродный брат Сергей Лейхтенбергский, слышал о бессмысленных и кровавых штурмах Плевны («эта несчастная Плевна! Этот кошмар войны!»²¹ – писал он Победоносцеву 8 сентября), видел бестолковость действий командующего – дяди, великого князя Николая Николаевича. «Командир войны» породил в нем стремление избегать на будущее вооруженных конфликтов России с другими странами, определил миролюбивую внешнюю политику Александра III, прозванного Миротворцем за то, что в течение тринадцати лет его правления империя так по-настоящему и не была ни разу втянута в военное противоборство.

Во внутриполитических делах Александр придерживался взглядов, что его отец Александр II, идет на либеральные реформы только вследствие нажима извне, считал, что нежелательные меры и решения были «навязаны папа» его окружением. Беседы с Победоносцевым и письма наставника укрепляли цесаревича в этих убеждениях, что сама по себе либеральная политика является ошибочной. Либерализм приведет к конституции, писал Победоносцев, а конституция – «великая ложь нашего времени». «Одно из самых лживых политических начал есть начало народовластия, то, к сожалению, утвердившаяся со времени французской революции идея, что всякая власть исходит от народа и имеет основание в воле народной»²². Все консерваторы старались не замечать удачных исторических примеров, конституционное правление Англии, ни тем более Северной Америки. Но великий князь не всегда разделял полностью убеждения Победоносцева, одно время он интересовался славянофильскими теориями, однако принцип сильной самодержавной власти, как своего рода историческая истина, был ему более всего близок. В письме Победоносцеву от 14 декабря 1879 г. Александр писал про либеральный курс, что страна оказалась в «грустном и страшно тяжелом положении. Так и хочется помочь государю выйти из этого тяжелого положения, а не знаешь – чем»²³.

Тем не менее, 1 марта Александр III подтвердил свое намерение исполнить последнюю волю покойного отца. Казалось, Россия получила конституцию. Но тут в ситуацию срочно вмешался Победоносцев. Уже вечером он настаивал Александру III уволить М. Т. Лорис-Меликова, и хотя царь счел это не возможным, в 2 часа ночи Меликов получил из Аничкова дворца (там жил Александр Александрович) распоряжение приостановить печатание программы и подвергнуть ее новому обсуждению.

Все больше и больше Александр III прислушивался к консерваторам, пытавшихся опорочить и похоронить как сам проект «Конституции», так и весь либеральный курс. Когда утром 2 марта ему принесли присягу члены Государственного совета и высшие чины, он сказал: «Я принимаю венец с решимостью. Буду пытаться следовать отцу моему и закончить дело, начатое им»²⁴. Однако вскоре общество убедилось в обратном. 28 марта 1881 г. выступая с публичной лекцией, философ В. С. Соловьев произнес речь, по окончании которой залом ему была устроена овация: «В прошлое воскресенье на этом самом месте вы слышали красноречивое изложение идем царя по народному воззрению. Я с ним согласен… Истинная мысль не была досказана. Беру на себя смелость ее досказать… Если царь действительно есть личное выражение всего народного существа, и прежде всего, конечно, существа духовнаго, то он должен стать твердо на идеальных началах народной жизни… Сегодня судятся и, вероятно, будут осуждены убийцы царя на смерть. Царь может простить их, и если он действительно чувствует свою связь с народом, он должен простить…»²⁵ (Соловьеву по поводу свей речи пришлось дать письменное объяснение с.-петербургскому градоначальнику Н. М. Баранову, им даже было написано письмо Александру III).

Революционеры-террористы требовали от нового императора амнистии по политическим делам и созыва народного представительства, тонко напоминая в своем обращении – «не обманываете себя отзывами льстецов и прислужников. Цареубийство в России очень популярно»²⁶. Одновременно общество выражает новому самодержцу необходимость «увенчания здания». И либералы, и революционеры в эти дни оказались едины в своих притязаниях. Но император больше прислушивается к другой точке зрения. «Нет, нет, и тысячу раз нет – этого быть не может, что бы Вы перед лицом всего народа русского, в такую минуту простили убийц отца Вашего, русского государя, за кровь которого вся земля (кроме немногих, ослабевших умом и сердцем) требует мщения и громко ропщет, что оно замедляется»²⁷ – уверяет императора Победоносцев.

Назначенное на 4 марта Совещание по поводу принятия «Конституции» было перенесено на 8 марта. Проект защищали либеральные министры Александр II М. Т. Лорис-Меликов, военный министр Д. А. Милютин, министр финансов А. А. Абаза, министр юстиции Д. Н. Набоков, председатель Госсовета великий князь Константин Николаевич и даже противник Лорис-Меликова председатель комитета Министров граф П. А. Валуев. Зная настроения Александра III они пытались уверить императора, что ничего опасного в создании законосовещательных учреждений, из представителей местных органов самоуправления, нет, самодержавие остается неприкосновенным. Абаза «произнес блестящую речь в защиту предложения»: «Когда же время? Не рано, а поздно обсуждаем мы этот вопрос: еслиб покойный государь обнародовал указ хотя бы 19 февраля, он прожил бы последнюю неделю среди ликований народа, всеми благословляемый, а, может быть, не случилось бы и страшнаго 1-го марта. Начать царствование подписанием лажащего здесь указа – значит сразу укрепить самодержавие на многие века и привлечь на главу самодержавца благословение миллионов, говорящих на сотнях языков, и любовь всей империи, в которой солнце никогда не заходит»²⁸. В их выступлениях, особенно Лорис-Меликова, постоянно проскальзывала мысль, что принятие проекта – это дань памяти умершему родителю Александра III, завершающий этап его реформ. Но противоречивость подобных заявлений была в том, что Александр III, будучи цесаревичем, видел под каким давлением его отец пошел навстречу этим настроениям. Эта была вынужденная мера, перед лицом смертельной угрозы, и теперь молодой император стоял на позиции возврата и отстаивания сложившегося устоя фамильной непререкаемости.